Глава 3. Иосиф Сталин
Слова обвинения.
Мы живём под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца…
Слова восхваления.
Я б рассказал о том, кто сдвинув ось
ста сорока народов чтя обычай…
он родился в горах и горечь знал тюрьмы.
Хочу назвать его-не Сталин-Джугашвили?
В переводе с осетинского Джуга – это «железо, сталь, стадо, община», швили – «сын, вожак, пастух, пастырь». Странное совпадение, не правда ли?
О том, что на Красной площади некий террорист, надеясь убить товарища Сталина, открыл огонь на поражение по машине, в которой ездят члены правительства СССР, Верховному Главнокомандующему доложили в тот же день. Умный грамотный политик запросил подробные сведения на задержанного. Нашёл-таки время руководитель огромной страны, чтобы ознакомиться с личностью преступника. Так вот, из дальнейших донесений, рапортов, резолюций руководство органов НКВД усматривается, что решение о дальнейшей судьбе Дмитриева по всей вероятности принял всё-таки лично Сталин. Только он мог по законам военного времени отсрочить и отменить скорый суд и расстрел злоумышленника.
Удивило, поразило и заставило задуматься отца народов то, что врагом государства впервые оказался не просто верующий христианин, а старообрядец. Ведь представители древлеправославной веры никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах не допускали противления власти на Руси, в России, в стране Советской, а тем более выступить с оружием, это вызов не только ему, Сталину, но и всему сообществу старой веры. Знать, на то были веские причины, что солдат Красной Армии одновременно нарушил военную присягу и заповедь Божью «не убий».
К верующим людям любых религий вождь относился с уважением. Каким бы Сталин не был, но он выходец из народа, который в 362 году принял христианство. А в 1227 году султан Джелал-ад-Дин захватил Тбилиси и приказал вынести главные святыни, иконы Спасителя и Богородицы, чтобы бросить их посередине моста через реку Кура, согнав пленных воинов и оставшихся в живых жителей к мосту, он поставил жестокое условие: «Кто осквернит святые лики, просто переступив через них, тот будет освобождён, а поступившим иначе отсекут голову.» Ни один грузин-христианин не решился на такое богохульство. Река на много километров была кроваво-красной от крови христианской. Это исторический факт. И говорю я об этом не ради того, чтобы выделить чью-то народность, а потому как в истинной вере нет различий между национальностями.
А кто такие старообрядцы, к которым относился задержанный ефрейтор, Сталин знал ещё со времён своей ссылки в Сибирь. Уважал он людей этой благородной старой веры за их смелость, свободолюбие, бескорыстную помощь, за вклад в развитие России. Знал вождь, что оперный театр Москвы основал старообрядец Зимин, другой приверженец той же веры Савва Морозов создал и содержал Московский художественный театр, один из организаторов Третьяковской галереи также был почтенным прихожанином Московской общины староверов. Как экономист, товарищ Сталин был осведомлён, что до революции большую часть капиталов в копилку России давали купцы-староверы. Умело находили они, куда пристроить прибыль. Их преданность идеалам отчизны совпадала с убеждениями веры. Его фраза на одном из заседаний правительства: «Плохо, товарищи, что нет среди нас Морозовых, Третьяковых, Рябушинских, Платовых» во многом объясняла снисходительность к категории таких лиц.
Оно и верно. Знаменитые «Трёхгорка» – Ивано-Вознесенский, Орехово-Зуевский, Тульские, Уральские, Сибирские предприятия, да всё Волжское пароходство находилось в руках этих честных, преданных Родине, глубоко религиозных людей.
Верно и то, что Пётр Великий только мечтал о флоте, а прихожане монастыря на реке Выге уже бороздили на судах да кораблях Белое море.
Ходили те поморы-беспоповцы аж до Шпицбергена. Выходцы с реки Керженец при любой сделке более всех печатей, бумаг ценили слово «данное».
Ещё семинаристом, будущий правитель великого государства был поражен стойкостью, преданностью убеждений ревнителей старой веры. Загадка осталась для него не решенной, за что семьями добровольно на костёр шли противники реформ патриарха Никона? Думаю, уместно напомнить, что священик с церковно-старообрядческим именем Иеромонах Аввакум, будучи энциклопедически образованным знатоком Востока, ещё в 1852 году был назначен переводчиком в миссию князя Путятина по установлению дипломатических отношений с Японией. Так что начало дипломатии между Петербургом и Токио – заслуга корабельного священнослужителя.
Военноначальников Иосиф Сталин оценивал за талант, стратегический ум, насквозь видя их, кто честно служил, а кто прислуживал. Назначал на высокие посты, преданных служению, без оглядки на вероисповедание.
Назначал, невзирая на доклады, доносы Мехлиса, Берии: «Генерал такой-то перед боем двуперстием осеняет себя и поле брани …, а полковник… как в бою правильно действовать, в пример атамана участника аж 1812 года Платова ставит… майор… в разведку „кержаков“ отправляет…. а у товарища Жукова в машине икона Георгия Победоносца припрятана лежит».
Вождь знал, что среди видных большевиков, окружавших его, было немало выходцев из староверческой среды. Самые известные из них: Михаил Калинин, Климент Ворошилов, Николай Шверник, Георгий Маленков, Павел Постышев. Их старообрядческая психология давала уверенность Сталину, что они никогда не предадут, не обманут, не изменят своим внутренним убеждениям. Потому-то и выжили эти люди в междоусобной партийной схватке.
Вот почему вождь народа вынес свой вердикт в отношении верующего Савелия Димитриева: «Возраст человека, закон преступившего, такой же, как и у Иисуса, тридцать три года… Есть у христиан одно распятие… ни к чему творить новое… И если этот солдат истинно верующий, то рано или поздно он осознает ошибочность проступка своего… Вот тогда и судите, и расстреливайте, а пока пусть живёт». Всё исполнили опричники, как повелел великий стратег. Быстрый суд творить в таких случаях не стали, а вот все силы и средства, законные и незаконные, применили, чтобы принудить арестанта свою вину полностью признать, чтобы осудить по форме закона.
Вся трагедия Савелия в тот момент была в непонимании им обстановки судебных, политических процессов 1940 годов. Тогда на всенародное обсуждение выносились дела только на группы лиц, совершивших преступление против советской страны. А главным подстрекателем и организатором преступного сообщества, как правило, называлась некая иностранная разведка, враждебно настроенная к СССР. Признай эту абсурдность, Димитриев возможно избежал бы те нечеловеческие пытки, издевательства и, возможно, получил бы доступ к трибуне, чтобы выразить свои взгляды принародно. Наш же правдоискатель в силу своих моральных и религиозных воззрений не мог пойти на сделку со своей совестью и обвинить в происшедшем своих родных и знакомых, которые же, испугавшись за свою жизнь, под взглядом суровых дознавателей признались в деяниях, которые не совершали. Все попытки морального, физического воздействия на Савелия для дачи «нужных» показаний, что он якобы действовал в составе «контрреволюционной» организации, не увенчались успехом.