Глава 1. Эхо выстрела прошлого века
Плодим, караем, судим, славим-
Нам не хватает времени сказать;
Героем памятники ставим,
А рядом их ним палачам!
В период правления нашей страной товарищем Брежневым руководству Комитета Государственной Безопасности при Совете Министров Советского Союза было поручено пересмотреть отдельные материалы по репрессиям 1930—50 годов.
Я же, будучи старшим оперуполномоченным одного из Московских отделов Госбезопасности, был временно прикомандирован к группе сотрудников, работающих в этом направлении. Мне выделили отдельный светлый и просторный кабинет в одном из зданий столь серьёзной и засекреченной организации. В первый же день работы на новом месте из спецархива КГБ дали для рассмотрения десять дел на осужденных в период Великой Отечественной войны.
Беру наугад из общей груды полученных томов первое дело, читаю и глазам не верю: главный фигурант обвиняется в покушении на самого товарища Сталина, мой однофамилец – Димитриев Савелий Тимофеевич 1909 года рождения. В графе месторождение указан город Усть-Каменогорск и думаю, ничего себе, это же мой земляк, я ведь тоже родился на Алтае, а это всё Сибирь – матушка. На счёт социального положения справочка гласит, Димитриев выходец из зажиточного семейства старообрядцев, а мои же дед с бабушкой также были из староверов…
Суть же преступления моего земляка в том, что он, будучи бойцом Красной Армии в ноябре 1942 года, усыпив бдительность охранников Кремля, из числа чекистов, милиционеров, военных патрулей, проник на тщательно охраняемый центр Москвы с намерением убить отца и вождя всех народов товарища Сталина. Для меня неожиданно было, что мой земляк и однофамилиц осужден никаким-то второстепенным органом, а Военной коллегией Верховного Суда СССР, а значит, обвинение и решение о расстреле Димитриева вынесено самой высшей инстанцией правосудия. Это решение ни в коем случае не подлежит какому-либо пересмотру. Более того, знакомство с подобными материалами допустимо лишь высшему руководству Госбезопасности. Как эти документы попали ко мне, можно лишь догадываться. По всей вероятности, кто-то по ошибке из сотрудников спецархива допустил выдачу данного дела.
И что мне предпринять? Согласно инструкций по секретному делопроизводству я не имею права даже читать такие документы и обязан их не медленно вернуть. Это служебный долг офицера КГБ, а с другой стороны, довлело непреодолимое желание понять, что сподвигло моего земляка выступить против такой личности. Дело прошлое, и пусть разбирается история, но если есть утверждение, что был культ, то есть неоспоримое значение великой личности «отца народов». Как ни странно, но о таком важном чрезвычайном происшествии я ничего не знал, как и мои коллеги по прошествии стольких лет.
В общем, невзирая на возможные неприятные последствия по службе, отбросив в сторону все текущие мероприятия, я полностью погрузился в изучение «плода запретного». Мне повезло, нерадивые служаки, отвечающие за порядок обращения важных секретных бумаг, только на пятый день обнаружили свою ошибку. При появлении жданных гостей сделал вид, что был занят изучением других материалов, а папку, что они ищут, я даже не успел просмотреть, так что мне хватило времени не только внимательно изучить разнообразные документы необычного дела, но и понять причины, побудившие в общем-то честного человека решиться на убийство вождя нации. Я также вынужден признать и другой свой служебный проступок: среди множества различных бумаг имелись бумаги, вложенные в отдельные конверты-пакеты без конкретного указания количества листов и значимости содержания текста. И вот, среди некоторых вложенных бумаг я, к своей радости, обнаружил письмо, написанное рукой Савелия на четырёх страничках. Ровный, без помарок, исправлений почерк писавшего свидетельствует, что он через семь лет заключения осознал пагубность своих намерений убить Сталина, но остался верен себе в оценке людей, властью обличённых. Это первое и последнее послание уже обречённого на смерть человека, написано с надеждой, что его правда когда-нибудь найдёт нужного адресата. Подумал я и о том, что наверняка у Савелия остались родные, для которых это письмо будет доброй памятью. В общем, я похитил эти четыре листка, вложив вместо них в опустевший конверт ничего не значащие обрывки газет тех лет, что имелись в избытке среди других документов.
Прочтем же это письмо, письмо-послание, исповедь, анализ прошлой эпохи, письмо жестокой, но справедливой Истины нашей жизни, как предупреждение о неминуемости сурового приговора, и надежда всем людям, что над ложью всегда возобладает правда, а так как конкретного адресата Димитриев, предвидя неминуемую смерть, в этом последнем обращении не указал, думаю, будет верно назвать личность, воплотившую нравственные и иные качества власти, «кесарем», кому это письмо и предназначалась.
А теперь вот это письмо.