Глава 2
Как рано нынче в их городок пришла зима – никто и опомниться не успел. А осени и не было практически. Не подарила им нынче природа самого прекрасного времени года с солнцем и пьянящей сыростью и пряных запахов палой листвы не подарила. Сразу после лета поползли над городом тяжелые, словно сгустки крахмала, снежные облака, обволокли его зимним холодом. Конец октября всего лишь, а уже первый снег выпал, превратился к вечеру в жидкую грязную кашицу под ногами. И городок сразу стал весь мокрый и жалкий, выглядывал старыми оштукатуренными домами сквозь черные ветки тополей. Так и хотелось сказать ему: не грусти, дорогой, весна еще придет… Вообще, она его любила, этот город с красивым названием Синегорск. Было у него какое-то особое чувство собственного достоинства, если можно так про город сказать. Как приехала сюда сорок лет назад после институтского распределения, так и полюбила. Сама-то она в таком же вот городке выросла, в другой области. Только он, говорят, погиб уже совсем, заплюхался в сплошной безработице и беспорядке. А этот ничего, держится. И даже очень благополучно, можно сказать, держится. Все предприятия работают, школы учат, магазины торгуют. Может, потому, что с местной главой городку больше повезло? А что, он у них молодец, хоть и старый уже. Настоящий хозяин. По утрам на работу не на служебной машине едет, а пешком идет. И не дай бог где какой коммунальный беспорядок увидит! Потому и выглядит всегда их городок чисто и опрятно. Кому ж из начальников охота в плохих ходить? А еще местные жители считают, что в свое время глава просто-напросто спас их городок от вымирания, позволив немцам контрольный пакет акций градообразующего предприятия выкупить. Теперь с рабочими местами проблемы нет. Да и остальная обстановка у них по району относительно благополучная, и по ее ведомству – тоже. В других местах органы опеки вон с ног сбиваются, а у них ничего. Спокойно. Несмотря на разные выдумки высших чиновников относительно детей, оставшихся без родительского попечения. Чего тут выдумывать-то? Нет родителей – детдом есть. Кому надо ребенка – усыновит. А теперь придумали головную боль с патронатом всяким да приемной семьей… Так что хрупкое уж очень теперь спокойствие в ее ведомстве. Можно сказать, очень относительное…
Надежда Федоровна вздохнула, подумав об этом относительном спокойствии, и мысленно плюнула трижды через левое плечо. Не сглазить бы. Она вообще с трудом переносила всякие жизненные беспокойства, терялась перед ними и сдавалась им без боя. Потому и в школе работать не смогла, в этом хаосе беспокойств и недоразумений. Потому и ушла в чиновницы. Хотя, если честно, опека и попечительство – тоже дело нервное да хлопотное. Но все ж таки не такое суетливое и опасное, как дело педагогическое. Да и по зарплате если судить, чиновницей быть гораздо выгоднее…
Вот подруга ее Катя – та прирожденный педагог. Сильная, властная, выдержанная. Приехали они с Катей в этот городок по распределению из одного института. Две училки-подружки. Такие разные, а все равно подружки. Потому что Катя с удовольствием ею руководила, а она, Надя, с удовольствием ей подчинялась. Потому что у нее, у Нади, всегда к жизни одни только вопросы были, а у Кати – одни только сплошные ответы. Они даже и разговаривали между собой так: Катя исключительно восклицательно, а она, Надя, исключительно вопросительно. Что делать – характер у нее такой, слабый да трусоватый. А у Кати характер властный, а к нему еще и ума палата впридачу. Потому сейчас и руководит одной из синегорских школ, и сотворила из нее самую образцово-показательную школу в районе. Молодец. Хотя, если судить по важности чиновничьей иерархии, ее место завотделом опеки и попечительства поважнее будет. Она с отчетами на прием к самому главе ходит. Она у него в своих, в преданных числится, как старейший и опытный в своем деле специалист. Правда, последние уж месяцы ходит, судя по всему. Как шестьдесят стукнет – выгонят. Нельзя по закону чиновникам после шестидесяти места свои занимать. И кто это такую чушь придумал, интересно? Учителем после шестидесяти быть можно, а чиновником нельзя? Ерунда какая. А вообще, пусть будет так, как будет. Отдохнет хоть на пенсии! А если заскучает – к Катьке в школу рванет на полставки…
Зайдя домой, Надежда Федоровна опустилась на скамеечку в прихожей, стянула с ног промокшие насквозь ботинки. Устала. А дома хорошо, тепло. Сейчас поужинает, нальет себе горячего чаю, развалится на диване перед телевизором… Хорошо. Не так уж и страшна эта пенсия, как ее рисуют. Да и заслужила она тихий этот отдых. Вон оно, доказательство ее заслуги, со стены на нее смотрит. Дочка Аленушка со всем своим семейством ей со стены улыбается. Все красивые, все довольные, все такие успешные… И все у них так замечательно складывается, прямо как в кино. Она сама это видела, когда в прошлом году к ним приезжала. Ненадолго, правда, – стеснять их не хотелось. Да и кто она для них? Провинциальная мамаша, которую и гостям-то показывать неудобно? Да и не надо ей этого, она не гордая. Она отсюда, из Синегорска, ими прекрасно погордится. Этой гордостью она, можно сказать, здесь и живет. Все же кругом знают, чего ее Аленушка в жизни достигла! А внучка Дашенька – какая выросла умница-красавица! Она, когда у них в красивом городе Санкт-Петербурге гостила, ее даже побаивалась слегка. Себе на уме девочка, не попрыгунья какая-нибудь легкомысленная. Не как эти нынешние девчонки – сплошное родительское наказание. Вот недавно, например, Катя рассказывала, как девочка у нее одна с пузом в одиннадцатый класс заявилась. Первого сентября пришла – все учителя ахнули. И Катя ее пустила. Говорит: а что делать? Иначе-то нельзя. Нету сейчас, говорит, такого закона, чтоб ребенку в образовании отказывать. Будто бы это есть не что-нибудь, а злостное нарушение его, бедного беременного ребенка, человеческих прав. А вот куда она, эта девочка, потом с ребенком приткнется? Никуда и не приткнется. Ей же и придется потом с этим ее ребеночком заниматься, как пить дать, опекать да попечительствовать…
Нет, оно по большому счету и не страшно, конечно. Всякое бывает. Но не в школе же! Она и сама так же вот Аленушку без мужа родила… Здесь уже родила, в Синегорске. Влюбилась на последнем курсе, перед самым дипломом, да и согрешила невзначай. А здесь у нее, у молодой учительницы, грех наружу и вылез. Чуть тогда от стыда руки на себя не наложила. Аморалкой жуткой считалось. Незамужняя молодая учительница – и беременная! Хорошо, Катя рядом оказалась, каменной стеной перед ней встала, никому ее в обиду не дала. И растить Аленушку потом здорово ей помогала, второй практически матерью для нее была. А одной ей с дочкиным характером и не справиться б было. Слишком уж своевольной, слишком уж гордой да самонадеянной девчонка росла. С детства ей заявляла, что жить в этой дыре никогда не будет, что жизнь свою сделает себе сама – достойную и богатую. Она все пыталась ее на землю опустить, чтоб знала Алена свое место, а Катя, наоборот, девчонку поощряла всячески. Они даже поссорились слегка, когда Алена объявила им вдруг, что в институт будет поступать только московский, и никакой больше. Она помнит, как плакала тогда и уговаривала дочку поостыть в своих тщеславных планах, а Катя на нее сердилась ужасно. Выходит, правильно сердилась. Она к тому времени уже до директора школы как раз и дослужилась и заставила всех учителей вокруг Аленки гопака плясать, чтоб к экзаменам ее хорошенько подготовили. Спасибо ей за это, конечно. Всю свою душу Катя в ее ребенка вложила. Да и то – своих-то детей у нее так и не народилось… Замуж вышла, а ребеночка завести не сумела. Выходит, и гордиться ей теперь особо нечем. А ей, скромной матери-одиночке, как раз и есть…
Надежда Федоровна улыбнулась, вздохнула довольно, еще раз кинула взгляд на фотографию на стене. Подумалось вдруг – вот бы приехали они как-нибудь все вместе к ней в Синегорск! Взяли бы и приехали! На юбилей, например. А что? Они ж ни разу здесь за всю жизнь так и не были – ни зять Гриша, ни внучка Дашенька… Вот уж она бы ими погордилась! Как прошлась бы по улице! И был бы у нее майский день, именины сердца…
Наверное, зря Надежда Федоровна об этом подумала сейчас. Не знала просто, что мечтать иногда вредно бывает. Что мечты иногда и сбываются, конечно, но странным совершенно образом – шиворот-навыворот. Что мечтаешь вроде бы о гордом чем да значительном, как и полагается, а на деле, при явном вдруг исполнении желаний, выходит сплошной и совершеннейший позор. Никогда же не знаешь, когда булгаковской Аннушке вдруг вздумается разлить свое масло на рельсах судьбы! Вот и она не знала, что внучка Дашенька в это время уже собирает чемодан в своей комнате, а дочка Алена отчаянно спорит с мужем, доказывая необходимость срочного ее отбытия из благополучного Санкт-Петербурга в какой-то там захудало-провинциальный город Синегорск…