Вы здесь

Лабиринт Минотавра. Часть третья (Владимир Леонов)

Часть третья

Весна. «Кто сеет ветер, пожнет бурю»

Надпись над входом в Телемскую обитель: «Делай что хочешь».

Весна пришла внезапно. Как всегда, когда ждешь ее, и она, вот так, вдруг, раз – и пришла. Уже и солнце не просто светит, а как – то ласково и нежно греет. Все радует, даже сосульки, свисающие с крыш домов, приносят веселое настроение.

Долгожданная весна! Она всегда приходит вместе с женским праздником? С мимозами, гвоздиками, духами, шампанским, тортами и иными подарками, какие мы привыкли дарить тем, кого так нежно любим?

Есть еще одна, уже привычная особенность, свойственная этому празднику. Именно в этот день все мужчины, словно сговорившись, переполненные чувствами к своим Афродитам и Венерам, не считая денег и не думая о завтрашнем дне, бегут в магазины. Толкаясь в огромных очередях, они стараются как можно быстрее потратить то, что есть под рукой. Вот что творит с нами весна! Она как бы создает у нас, мужчин, иллюзию о слабости женщин, а сами мы, не подозревая, состоим у них невольниками. И в то же время весна является зримым и вещным выражением двух ноток, без которых струны человеческой души не дают полного и возбуждающего аккорда. Аккорда счастья мужчины, который называется: я хочу. Аккорда счастья женщины: он хочет

Весенняя психология – это то, что манит, дразнит, увлекает туда, где, по словам поэта «…юность скрылась за горами»; приходишь домой, обрызганный по пояс грязным снегом, но не злишься и не ругаешься на чем свет стоит на незатейливого водителя… Подумаешь, мокрый и грязный снег на одежде, лице! Это же пустяки по сравнению с вечностью, имя которой Начало или Весна. Все, скоро будет тепло, сухо.

Не испортится настроение, даже если вдруг, среди ясного солнечного дня потемнеет небо и пойдет не веселый весенний дождь, а настоящий снег. Ничего, не страшно! Утром его не будет. Это точно.

В один из таких весенних дней, накануне женского праздника, Владимир по случаю дня рождения его друга Сашки приехал в кафе. Здесь были все старые друзья. Разумеется, со своими женами: Василий с Валентиной и Анатолий с Натальей. Познакомились они еще на заре романтической юности, будучи студентами, разных факультетов, но одного вуза, через стройотряды. Нет общего бизнеса, нет одного общего дела, нет зависимостей и условностей. Каждый – самостоятелен и профессионально состоявшийся, да еще Василий и Анатолий – мужья и отцы.

После неоднократных тостов, здравиц в честь именинника Владимир с Сашкой уединились в одной из курительных комнат и, как всегда, вернулись к своим проблемам по работе.

– Ну, что тебе сказать, дружище, – рассказывал Владимир. – За эти две недели практически ничего не произошло. Как ты уже знаешь, после той передачи по телевизору уголовное дело все же возбудили. Но никто этим не занимается. Участковый, не помню его фамилии, куда – то перевелся, где он сейчас работает, не знаю. Может, уехал куда – нибудь. Я с ним так и не встретился. Но кое – что у меня все же есть.

Видя на лице своего друга заинтересованность, продолжил:

– Помнишь, я показывал тебе две фотографии? На одной из них снят момент перед спуском гроба в склеп: там четко видны лица всех, выполнявших эти работы. Их было четверо. Так вот, я разыскал контору, в которой они работали.

– Ну, и? – не удержался от вопроса Сашка.

– Трое из них работают до сих пор. Естественно, выяснил о них все, что мог, со всеми переговорил. Ничего такого, что могло бы заинтересовать меня, не нашел. Но вот четвертого, помнишь, с улыбкой, нет. Уволился. И знаешь, что самое интересное? Он уволился практически сразу после того случая. В то же время уволился и тот участковый. По – моему, здесь имеется какая – то связь. Но какая? Меня не покидает ощущение, что тот участковый каким – то образом связан с этим делом. Это все, что я имею на сегодняшний день.

– А что с теми драгоценностями, которые были сняты с Рады?

– После возбуждения уголовного дела с фотографии сняли копии. Со слов Барона, сделана опись всех драгоценностей, которые были на ней. Этим занимается милиция. Может, где – то что – то и проявится. Но я в это мало верю.

– Это все? Вижу, ты что – то не договариваешь, дружище. У тебя что – то есть еще, о чем ты пока не хочешь мне говорить, так?

– Да, Сашка, кое – что есть. Во – первых, весьма странная смерть Рады и кулон у кровати, а не шеи Рады. Во – вторых, два дня назад я поделился своими предположениями с начальником криминальной милиции Михаилом. По этому типу, с улыбкой который. Есть ли какая связь с внезапным увольнением как одного, так и второго? Пусть его ребята поработают над этим.

– В этом действительно что – то есть, дружище… – согласился Сашка.

– Но это не все, есть еще кое – что. Помнишь про тот кулон, о котором тебе говорил? Так вот, это не просто кулон. Мало того, что цены не имеет, он еще обладает какой – то магической силой, необъяснимой рационально, и поэтому я весь в сомнениях: верить этому или нет.

Барон советовался со мной по этому поводу, спрашивал: может, дать объявление о его пропаже? Тому, кто его найдет либо укажет место нахождения, обещана награда; ты не поверишь, Сашка, огромная награда. Я думаю, если он поместит такое объявление, этот кулон вообще может никогда не проявиться. Пропадет надолго, если не навсегда. И сама смерть Рады так и останется загадкой. Ты как думаешь, Сашка?

Сашка о чем – то думал, затем, пристально посмотрев Владимиру в глаза, в глубине которых затаились и настороженность, и обостренность, сказал:

– Слушай, дружище. Мне кажется, что зря я тебя впутал… Что – то не нравится мне все это. Не спокойно как – то на сердце. Ты говорил, что ведешь свое собственное расследование. Не знаю, но, может, плюнешь на это дело, бросишь все?

– Нет, Сашка, уже не могу. Обещал.

– Понимаю. Ну, скажешь Барону, что сделал все, что мог. Ты же не Бог. Ты и так сделал не мало, пусть милиция и продолжает этим заниматься. Как бы ты не повредил себе, а, адвокат?

– Не понял ты меня, Сашка. Я ей дал слово мужчины.

– Кому?

– Раде.

– Кому? – только и смог удивленно произнести Сашка, после чего наступила минутная тишина.

– Знаешь, Сашка, мне сон снился. Не помню, что именно, но… видел Раду, она показывала мне куда – то пальцем и все повторяла: «Найди их!». Я видел кровь. Понимаешь, на мне была кровь, много крови. Но не моя. Чужая. И вообще ерунда какая – то.

Немного подумав, Сашка ответил, что он не разбирается во всей этой тайне за семью печатями, но где – то слышал, что это плохо. Беда будет, когда во сне видишь чужую кровь.

– Все, дружище, хватит друг другу в уши дуть, пошли к гостям. Сейчас мы с тобой выпьем коньячку, споем нашу, застольную.

Вдруг зазвонил сотовый. Номер – неизвестный. Извинившись перед Сашкой, ответил, что внимательно слушает.

С сильным акцентом южного человека (скорее всего, специальным, для подобного звонка) абонент без всяких предисловий произнес, что если он не прекратит свое расследование, то сильно об этом пожалеет.

– Случилось что? – глядя на Владимира, спросил Сашка.

– Да нет, бред какой – то. Ничего не понял.

Сашка даже не заметил, что сегодня Владимир не пил. Во – первых, за рулем, во – вторых, завтра, с утра, у него намечалась серьезная встреча. Два часа назад позвонил Константин и сообщил, что для Владимира есть что – то очень интересное, и утром он должен к нему подъехать.

Посидев еще какое – то время, гости, простившись с Сашкой, который вышел их проводить, разъехались по домам.

Конфликт. Гримасы любви

Даже в раю женщина способна превратить жизнь мужчины в ад.

Как всегда, чуть выпив, всю дорогу жена выясняла, куда Владимир выходил с Сашкой, с этим котом мартовским? Нет, она его очень уважает, но считает, что он – как все мужики… А у всех мужиков, в ее понятии, одно на уме. Она все знает, знает всех женщин, которые постоянно их окружают и с которыми они спят. Им нужны только их деньги, и когда они это поймут, будет поздно.

«Все, – с отчаяньем подумал Владимир, – началось. Спокойной ночи уже не будет. Уж лучше мне попасть в руки убийцы, чем стать предметом ее негодования» Но так этого не хотелось, ведь прошло всего несколько дней после последнего подобного концерта. Старался молчать. Не помогло.

– Почему молчишь? Нет, ты скажи правду.

– Какую правду? Я устал, Света, давай поговорим завтра, ладно?

Вновь зазвонил телефон. Не успел вытащить его из кармана и ответить, как вдруг жена вырвала его из рук Владимира и попыталась что – то кому – то ответить вместо него. Из этого ничего не получилось, так как телефон автоматически отключился, что ее еще сильнее разозлило.

– А почему она молчит? Я ей все скажу, этой…

Дальше последовали выражения, которые может родить только та женщина, которая отдала себя, свою молодость, свое сердце, всю свою жизнь неблагодарному, неспособному это оценить изменнику.

Вновь зазвонил телефон. Все так некстати.

Жена чуть успокоилась. Но услышав настойчивый вызов телефона, вмиг ожила, львицей рванула к Владимиру и, выхватив телефон из его рук, заплетающимся языком ответила кому – то, что она очень внимательно ее слушает. Звонивший абонент, видимо, не захотел с ней общаться и, как понял Владимир, молчал. Но она молчать не могла. И все, что хотела ей сказать, сказала. Всю правду. В трубку телефона. Говоря по телефону, а правильней будет сказать в этой ситуации в телефон, не заметила, что он выключен, как, впрочем, не заметила, что разбила Владимиру очки: когда выхватывала его телефон, зацепила пальцем дужку его очков. Они еще не приземлились, как он понял, что им все, конец. Это были его последние пасхальные, как там, в анекдоте, очки.

У него уже целый дипломат сломанных очков. Женская слабость у нее такое – бить и ломать очки. Она называет это Правдой апостола Петра:» Воздастся каждому по делам его», уже хорошо зная эту ее слабость, возводимую женой в непререкаемое достоинство и достояние, Владимир старался их загодя снимать. Но сейчас, увы, не успел.

– Слава Богу, сегодня успокоилась раньше. Обычно это до утра. Значит, звона битой посуды сегодня не будет.

Сна не было. Поняв, что уже не заснет, Владимир вышел на кухню, предварительно выключив свет везде, где можно. Стараясь не шуметь, достал из холодильника коньяк, что – то из закуски, ему уже было неважно, что именно.

Его размышления прервал звонок телефона. Даже вздрогнул от неожиданности. Почему он звонит? Ведь он его выключил.

Все тот же голос, с ужасным произношением, стараясь убедить Владимира, что с ним говорит человек, как сейчас принято говорить, кавказской национальности, предупредил: что если он не оставит своей затеи, ему будет очень плохо. Более того, утром он сможет убедиться в том, что с ним не шутят, а по – дружески предупреждают. Не дослушав, Владимир со злостью выключил телефон. Резким движением опрокинул рюмку коньяка, вторую. Пришло в голову, что алкоголь – визитная карточка безволия. А думать уже ни о чем не хотелось. Точка. Надо очистить голову от всех примесей и шлаков, их стало так много, словно пчел в улье. Шумят, давят. Люди давно подметили, поймал себя на последней мысли Владимир, что алкоголь вполне надежное средство, когда требуется поубавить ума. И это еврейское, одобренное Талмудом, а затем подхваченное римлянином Плинием старшим, что «Истина в вине». А ведь истина есть мое точное знание о действительности, а оно, мое знание, моя истина сегодня такова: я знаю, что ничего чертовски не знаю, не понимаю…

Заснул лишь под утро.

Халдейский провидец. Или Константин

Кружит, кружит в небе сокол,

не слыша звука взводимой пищали.

Несмотря на светлое и очень теплое утро, обещающее хороший весенний день, настроение у Владимира было ужасным, как в таких случаях сказал бы Сашка, депрессняком тянет. Выпив чашку кофе и вспомнив, что его ждет Константин, так как он что – то для него имеет, быстро собрался и вышел на улицу. Подходя к машине, не сразу понял, что произошло. Она какая – то низкая. Когда обходил вокруг нее, увидел, что все четыре колеса спущены.

«Что это? Шутка? Не похоже. Больше смахивает на то, что это вчерашнее предупреждение неизвестного приведено в действие. Опять вопрос – что же делать? Ну, почему в последние дни у меня все чаще появляются эти вопросы? – нервничал Владимир. – Что делать? Да плевать я хотел на все. Надоело. Ничего не хочу. Гори все ярким пламенем. Все, моему терпению пришел конец – надо «отрясти прах от ног своих».

Настроение, подпорченное ночным выяснением отношений по поводу его верности, испортилось окончательно. Едва ли не глубокая скорбь, словно «посыпал голову пеплом».


* * *

– Привет, Костя! Извини, задержался немного. Угости кофе.

Молчаливый по натуре, тактичный и мудрый не по годам Константин, как всегда, сварил настоящий натуральный кофе.

– Костя, не тяни, что у тебя есть; ведь знаю, ты что – то для меня приготовил.

Без лишних слов Константин положил перед другом заключение. Быстро перелистав несколько скрепленных листов бумаги, Владимир увидел то, что ему очень было нужно. Интуиция не подвела. Отпечатки, оставленные на одном из стаканов, принадлежали…

Здесь была полная информация о том, кому они принадлежали. Где родился, где крестился, когда и за что привлекался, его связь с… В общем, все, что имелось на этого гражданина.

Ознакомившись с материалами документа, Владимир вернул их Константину, получив взамен готовые ксерокопии.

– Спасибо, друг. Ты мне очень помог.

– Ты уверен, что тебе это нужно?

Эти слова стали для Владимира полной неожиданностью. Немногословный Константин, тем не менее, умел порой задать вопрос, на который сразу ответить было непросто. Вот и сейчас Владимир не знал, что сказать. Состояние, в котором он пребывал, как никто другой, верно выразил Н. Гоголь: « ни то… ни се… а черт его знает что».

Однажды, еще работая в уголовном розыске, тот позвонил Владимиру и просто спросил, планируется ли у него сегодня в двенадцать часов служебная встреча? Владимир сразу и не понял, о какой встрече речь идет. Действительно, в двенадцать планировалась встреча, так, ничего серьезного. Но чем она могла для него закончиться, этот он понял только позднее.

– А что? – только и спросил его.

– Да ничего. Просто ты сегодня отмени встречу. Не надо.

Все. Больше ничего сказано не было. Только потом Владимир понял, как ему помог друг. Он спас его: готовилась западня, дача взятки с помеченными купюрами. Причем, в расчет не шел отказ Владимира, нужен был сам факт наличия крупной суммы в портфеле подозреваемого.

Вот и сейчас спросил, а нужно ли это ему?

Действительно, а нужно ли мне это?

– Хорошо, Костя, я подумаю. Спасибо за кофе, до встречи. Лиха беда – начало, а там посмотрим…

Сомнения… спасает только вера

У солнца один только недостаток: оно не может видеть самого себя.

Ничто не радовало Владимира в тот день. Даже то, что он приготовил для Барона. Догадывался, что ждет того, о ком он сегодня должен был передать информацию.

Владимира не покидали сомнения. Хотя и понимал, что усомниться – это значит утратить веру.

«Ну и что делать дальше? Что мне делать с этим? Передать все – таки информацию об одном из геростратов Цезарю? Или промолчать? – не переставая, задавал Владимир себе одни и те же вопросы. – Может, поговорить с начальником криминальной милиции? На меня он произвел хорошее впечатление. Ему можно верить. Пусть они дальше этим занимаются, это же их работа. Но как я ему объясню, что я адвокат и как я ввязался в это дело, как попал ко мне этот документ, откуда владею информацией? Кто мне помог? Значит, сдать своего друга? Наверняка эти стаканчики Костя присовокупил к какому – то делу. Ради меня, ради нашей дружбы он пошел на такой шаг.

И потом, эти самые, изъятые мной, одноразовые стаканы нигде официально не зафиксированы. Нет ни акта их изъятия, ни акта осмотра места происшествия, короче, ничего нет. Как я смогу доказать, что эти стаканчики с места происшествия?

Положим, даже найдут этого бандита. Что они, пытать его будут, добиваясь признания? Конечно, нет. Да и кто искать его будет!

А что я мог сделать в то утро? Когда вдруг все исчезло – лопаты, ломы и прочее. Исчезло то, что могло бы иметь хоть какое – то отношение к тому происшествию? Это все, что я успел тогда сохранить. Более того, там была милиция, но они ничего… даже обращение цыган в милицию нигде не зарегистрировали. Случайность? Не похоже.

И после всего этого передать эти стаканчики милиции? Да, я обязан был сделать все по Закону. По какому Закону? Хватит врать самому себе. Что я обязан был сделать? Да ничего. И, вообще, я ничего никому и ничем не обязан. Все, хватит на сегодня. Я в отпуске, я вне дел и вне забот». Глубоко вздохнул, затаив дыханье, и обратился к себе: «Владимир, ты же понимаешь, что быть слишком недовольным собой есть слабость, а если попробуешь быть слишком сомнительным – это уже глупость».

Стараясь уйти от всех этих проблем, Владимир попробовал переключиться на иное настроение. Но не получалось. Вспомнил чье – то выражение о том, что сомнения для души, это то же самое, что для тела допрос с пристрастием. Ощутил некоторое напряжение в мышцах, почувствовал, как по коже пробегают, словно пущенные токи, то усиливаясь, то исчезая, короткие вибрации

«Сейчас надо заняться колесами. На СТО не доеду, порежу резину. Вызвать СПАС? Да, это выход», – подняв руку, Владимир остановил машину. Дорогой набрал номер СПАС.

На удивление, служба спасения приехала очень быстро. Так же быстро подкачали все колеса. Каких – либо проколов, порезов не было.


* * *

Лишь к вечеру Владимир приехал в офис. Кроме Татьяны, самой молодой сотрудницы, студентки – стажера, здесь уже никого не было. Он постоянно поражался ее работоспособности. Несмотря на то, что жила она где – то очень далеко, на окраине города, приезжала Татьяна на работу раньше всех, а уезжала позже всех.

Зная о том, что она учится на последнем курсе юридического института, Владимир видел: девушка иногда делает на рабочем месте какие – либо институтские работы, но делал вид, что не замечает этого. Даже не подходил тогда к ее рабочему столу, чтобы ненароком не поставить ее в неловкое положение. Ведь поэтому она и остается после работы, чтобы все успеть.

Владимиру ее немного жалко. Таня безумно влюбилась в Константина…

Когда Костя первый раз появился у него в кабинете, то увидел ее глаза. И все понял сразу. Хотел даже поговорить с девушкой, ведь у него семья и все это безнадежно. Не смог. Да и зачем? Костя очень порядочный, не из тех, которые пользуются ситуацией.

Попросив у Татьяны чашку кофе, Владимир прошел в свой кабинет. Только здесь он чувствовал себя спокойно. Никто не мешает думать, работать. Можно немного расслабиться.

В приоткрытую дверь вошла Татьяна. Поставив чашку кофе, передала, кто приходил, звонил, спрашивал, пока он отсутствовал.

Поблагодарив, спросил ее:

– Ты еще здесь поработаешь или – домой?

– Поработаю немного, – с улыбкой ответила Татьяна.

Закурив сигарету, сделав глоток свежего кофе и откинувшись немного в кресле, Владимир почему – то подумал: вот, достанется кому – то это чудо. Славная, хорошая и не испорченная городом девушка. Дай Бог ей счастья.

Тут же переключился на текущие дела. Достав ксерокопии заключения, переписал на отдельный лист необходимые сведения. Еще раз более внимательно изучил то, что отражалось в нем.

Так, родился, фамилия, имя, отчество. Кличка, погоняло, как говорят блатные, – Прыщ. Где, когда и за что.

А вот это то, что нужно. Место регистрации матери, отца нет, нет ни братьев, ни сестер, одним словом, круглый сирота. Кукушонок. Подкидыш. Проживает… так, его связи…

Таким образом, Владимиру стал известен один из тех троих (как он ранее и предполагал), которые были в ту ночь на кладбище. Он оставил пальчики на одном из стаканов. Обыкновенный вор, по кличке Прыщ, отбывал еще по малолетке, неоднократно привлекался.

Принадлежность других отпечатков, оставленных неизвестными лицами, не определена.

Еще раз взвесив все за и против, Владимир набрал номер телефона Барона. Ждать пришлось недолго, но что – то вдруг насторожило. Что именно? Странный посторонний щелчок, похожий на характерное снятие трубки вызываемого абонента, явно был им услышан. Хотел уже поздороваться. Но гудки продолжались. Длинные гудки.

– Слушаю тебя, брат, – ответил, наконец, Барон.

Обменявшись дежурными приветствиями, Владимир передал Барону, что у него кое – что есть, им надо встретиться.

Договорившись о встрече, Владимир выключил телефон. Его не покидала непонятная тревога, жгла под сердцем. Что именно могло так беспокоить в этот раз? Предупреждение? История с колесами?

Личная жизнь? Тревожный вопрос Константина, и не только его, нужно ли ему это? Нет, что – то другое. Но что именно? Вопрос, как с силой брошенное с заостренным наконечником копье, вонзился в голову. Морально поддержал себя фразой – все изнашивается, даже и горе, но только не дух.

Не слишком ли много знаков на коротком пути?

То, что принято называть судьбой, в сущности лишь совокупность учиненных людьми глупостей.

«Почему меня постоянно не покидает чувство какой – то тревоги? Что происходит? Может, я просто устал? Мне надо отдохнуть? Да, мне надо просто отдохнуть. Куда – нибудь уехать», – но Владимир не мог себе этого позволить. Это цыганская история не отпускала его, заполнив сполна и мысли, и чувства чем – то неуловимо раздраженным, если не сказать, тревожным. Тем, что требует обязательно разрешения, иначе покоя не будет!

И почему последнее время Владимир испытывал какой – то дискомфорт? Что именно его тревожило? Личная жизнь? Тот звонок с нелепым предупреждением? Но откуда они могут знать, что он занимается поисками осквернителей могилы? Глупо. Ерунда. Стоп. Неужели…

«Неужели я на прослушке? Какой – то щелчок, затем эхо, какое – то странное эхо. Точно. Когда я говорю по телефону, сам себя как бы через эхо слышу. Как будто кто – то меня дублирует, и я слышу свой собственный голос. Такого никогда не было. И вдруг. Надо проверить», – не задумываясь, Владимир наугад набрал номер телефона. Гудки. Странный щелчок, как будто подняли трубку. Но идут гудки. Никто пока не отвечает. Наконец, кто – то ответил. Извинившись, что ошибся номером, Владимир отключил телефон. Он услышал эхо собственного извинения. – Все понятно. Меня слушают. Но кто? Кому это надо?»


* * *

С Бароном удалось встретиться нескоро. Поскольку первая половина следующего дня была занята, встретиться с ним Владимир планировал ближе к вечеру.

Как всегда, выпив чашку кофе на дорожку, собрав в свой портфель необходимые бумаги, он выехал к Цезарю. Из головы не выходил еще один из появившихся в последние дни вопросов: зачем его слушают, кому это надо? И что стоит за этими предупреждениями? На розыгрыш уже не похоже. Есть определенная связь. И связано это только с цыганским вопросом.

Невольно вспомнил разговор с Костей, его вопрос – а нужно ли это ему? У него есть какая – то интуиция. Владимир в том убедился.

Да и беседа с Сашкой не выходила из головы. Как раз в тот вечер, когда звонил неизвестный. Еще тогда понял, что акцент, напоминающий говор грузина из анекдота, – не естественный, не присущий лицам южных широт. Наиграно.

Внезапно впереди себя Владимир увидел КАМАЗ. Он даже не заметил, откуда и когда тот вдруг появился на дороге, но никак не мог обойти его. Делал левый поворот, КАМАЗ перестраивался влево. При чистой встречной полосе Владимир вновь перестраивался, набирал скорость, чтобы обойти КАМАЗ. Тот вновь занимал левую полосу. И тут же перестраивался на свою полосу, если встречная была занята.

Он что там, обкуренный?

Выбрав удобный для обгона момент, Владимир резко увеличил обороты, отчего его машина, взревев, вылетела на встречную. Но тут же он вынужден был вернуться на свою полосу, поскольку встречная вновь оказалась занята.

Вдруг КАМАЗ резко затормозил. Еще ничего не понимая, Владимир почувствовал, как его правая нога почему – то резко провалилась, педаль тормоза ушла до конца, но машина не остановилась. Сколько раз успел надавить на педаль, не помнил. С ужасом увидел, как это огромное железное чудовище стремительно летит навстречу, и казалось, нет никакой силы, способной его остановить. Слева от Владимира что – то мелькнуло. Это встречная машина, от которой Владимир только что ушел, вернувшись на свою полосу и спрятавшись за КАМАЗ.

Владимир подсознательно сжался в комок, до боли напрягая мышцы в руках и упираясь в баранку своей машины. Стараясь тем самым как бы уйти, закрыться от неминуемого удара (хотя уже знал, чувствовал, что это невозможно, все – конец…), он закрыл в ужасе глаза…

Перед ним – уходящая вдаль дорога, по которой исчезал КАМАЗ. Вот он и скрылся из виду. Глубокая тишина. Владимир не успел даже испугаться, так быстро все произошло. Какая – то неведомая сила помогла ему. В последний миг он сумел остановить машину. Но как? Ведь тормоза внезапно отказали.

Что произошло? … Почему он не почувствовал удар? Или ему это показалось? И что здесь делает Рада? Почему она сидит в его машине? Справа от него?

Выйдя из машины, Владимир осмотрелся. Из – под переднего колеса медленно выплывало что – то черно – грязное и жирное и также, медленно расплываясь по асфальту проезжей части, увеличивалось в размерах. Позади машины, протянувшись на расстояние, насколько это можно было видеть, полоса чего – то мокрого. Только сейчас Владимир понял, что это была тормозная жидкость. Неужели лопнул тормозной шланг? Обойдя лужу, нагнулся, чтобы выяснить, нет убедиться, что это – именно так.

Не надо было иметь специальные познания в том, чтобы здесь же сразу определить: шланги не имели каких – либо механических повреждений. Они имели порезы. Как один, так и другой. Остальное сделало высокое давление при экстренном торможении. Потому педаль тормоза и провалилась.

«Но как я смог остановиться? Ведь столкновение было неминуемым. Мистика какая – то, да и только. И что за знак мне подала Вселенная? Как все это правильно толковать?».

Рада. Одиночество

Одиночество – мать беспокойства.

Лишь к вечеру Владимир вернулся домой. Трехчасовое ожидание представителей ГИБДД, технической помощи; оформление разных бумаг, объяснений, пояснений и всяких протоколов настолько вымотали, что у него не было сил даже принять душ. Не раздеваясь, опустился в кресло и мгновенно заснул.

Внезапно Владимир почувствовал, что на него кто – то пристально смотрит. Открыв глаза, увидел перед собой… Раду.

– Ты что здесь делаешь? Почему ты преследуешь меня? Ты меня охраняешь? От кого? Кому нужна моя жизнь? Или смерть? Чего тебе от меня надо? – прошептал Владимир

– Очнись, я не Рада. И мне от тебя уже ничего не надо. Всегда хотела, чтобы ты был только мой, и я не хочу тебя ни с кем делить. У тебя нет семьи; ты весь в работе, у тебя своя какая – то личная жизнь, а я устала от одиночества; устала ждать, думать, где ты, с кем, кого сейчас. Я женщина и хочу обыкновенного женского счастья… хочу быть единственной, знать, что у меня есть ты, и только ты, но тебя нет. Я одинока. Неужели ты этого не видишь? Я больше так не могу. Не хочу мучиться и тебя мучить. Уверена, у тебя кто – то есть. Что еще за Рада? Ты только что называл меня ее именем?

Перед Владимиром стояла грустная, поникшая жена. В глазах печаль, они полны слез.

– Не перебивай, я не все сказала. Уже несколько раз звонили, просили передать тебе, если ты не оставишь какое – то дело, у нас будут большие неприятности. Я не знаю, чем ты занимаешься, никогда не лезла в твои дела, потому, что ты все равно будешь делать так, как решил. А я боюсь, не хочу остаться одна, остаться ни с чем.

Слушая ее, Владимир думал: «Попробовать еще раз объясниться? Но что еще я могу ей сказать? Мы давно живем словно на разных планетах, разучились понимать друг друга. Или не хотим? Может, я этого не замечал раньше? И она права – нам надо расстаться? Но это уже было. Расставались. Совсем и навсегда. Но она вновь возвращалась».

– Ты меня не слышишь. Ты думаешь о ней! Все, иди, держать не буду. А я – уеду, завтра же уеду! – уже не говорила, а кричала жена.

Слушая ее, Владимир понимал, что разговор уже не получится. Так было и раньше. Она уходила на кухню, возвращалась, чтобы продолжить скандал. Как здесь не вспомнить древнее, мудрое: «Возвращается ветер на круги своя»

Вот и сейчас, объявив ему, что она уедет, причем навсегда, договаривала эти слова с кухни.

Вернувшись вновь, уже не спрашивала – требовала дать объяснения, не давая ему что – то ответить. В глазах не было прежней печали, в них появился некий особый, до ужаса знакомый ему блеск и присущее ей в такие моменты уже не отчаянье, а решимость горячей казачьей крови. Еще немного, еще чуть – чуть, и чтобы остановиться, будет нужен звон посуды. А как иначе? Без этого не обходится ни один серьезный разговор с нею…

Украдкой посмотрев на часы, Владимир понял: уже поздно, и как – то неприлично в это время прийти в свой служебный кабинет, чтобы провести эту ночь там. Но все – таки начал собираться. Лучше бы он этого не делал!..

– Что, спешишь к ней, к этой, уходи, пожалуйста. Держать не буду. Нет, лучше я сама уйду.

Из прихожей донеслись ее пожелания: прекрасно провести ночь с одной из его очередных пассий, имя которой – Рада. Хлопнула дверь. Наступила тишина.

«Ну, вот и все. Поговорили. Почему я ее не остановил? А зачем? Может, оно и к лучшему? Рано или поздно это должно было произойти. Да и вообще, ничего уже не хочу. Надоело. Почему я должен постоянно чего – то доказывать, объяснять, оправдываться? Стучать в одни и те же двери, которые постоянно закрыты. Приоткроются и вновь захлопываются перед самым носом». Этот поэт Коган хлестко так выразил, так глубинно: «Снова мне, закусивши губы, без надежды чего – то о ждать. Притворяться веселым и грубым. Плакать, биться и тосковать»

Владимиру вдруг захотелось выпить, даже напиться. Где – то была водка. Открыв холодильник, он понял, что эта самая водка, действительно, была. Но уже нет.

«Все понятно, картина Репина, приплыли. А еще лучше Шишкина, медведи побывали в холодильнике. Тем лучше. Попробую уснуть», – решил Владимир.

Но сон долго не приходил.

«Она что – то говорила по поводу звонков. Кто – то звонил, угрожал, я так и не уточнил у нее этого сразу. Стоп. Почему я никогда не придаю значения тому, что происходит именно со мной? Потому что со мной не может ничего произойти? А почему я в этом так уверен? Может, действительно, я кому – то сильно наступил на хвост. Так сильно, что даже не догадываюсь на сколько?» – Владимир вспомнил, что ему уже дважды звонили на сотовый телефон, а он не придал этому особого значения. После первого звонка спустили колеса. Все четыре. Значит, его, действительно, предупредили, дали понять, что он должен прекратить в дальнейшем заниматься своим расследованием. Каким именно? Понятно, что это касается так называемого цыганского вопроса.

Причем предупредили аккуратно. Ничего не сломали, не разбили, а просто выпустили воздух из колес. По – дружески.

В том, что его кто – то слушает, сомнений не было. Но кто?

Был еще звонок. Владимира вдруг бросило в жар. После каждого звонка что – то происходит. Второе предупреждение, несомненно, связано с сегодняшним происшествием. С ним не шутят. Только его величество случай спас Владимира. Это уже не розыгрыш.

«Сегодня кто – то звонил мне домой, об этом сказала жена. Значит, это третье предупреждение? Что за ним последует? – словно огнем обожгло внутри. Оборвалось и покатилось вниз, дошло до ног, и Владимир ощутил, как они стали ватными, бессильными. Опустившись на диван, лихорадочно набирал номер телефона, и молил Бога только об одном: – Подними трубку, только трубку подними, ну, прошу тебя, ну, пожалуйста».

– Наталья, – уже кричал в трубку Владимир, как только понял, что ее, наконец – то, подняли. – Скажи, Света у тебя? Ну, не тяни резину, у тебя она?

– Успокойся, у меня. На кухне сидим, пригласить ее?

– Не надо.

Ничего так не хотелось Владимиру, как налить полный стакан водки. Именно стакан. И залпом выпить. Но водки не было. Лишь под утро он забылся в каком – то тяжелом, тревожном и непонятном ему сне. Словно пил какую – то чашу до дна, в которой будущее было непонятным, вчерашнее удерживало, вот почему настоящее ускользало от него.

И снова Сашка. Исповедь другу

Ничто так не воодушевляет, как сознание своего безнадежного состояния.

В глаза светило яркое весеннее солнце. Проснувшись, но еще не открывая глаз, Владимир почувствовал тепло его лучей. Но ни весеннее солнце, ни утро не принесло ему никакой радости. Так и лежал с закрытыми глазами. Не хотелось просыпаться. Но мозг уже проснулся и заставлял поднять тело.

«А зачем вставать? Для чего? Не хочу. Ни – че – го – я – не – хо – чу! Жены нет, уехала вместе с сыном в теплые края. Сколько прошло, как она уехала, неделя, больше? – Владимиру захотелось закурить. Но для этого надо было подняться, а он не мог себя заставить это сделать. Им овладело полное безразличие. – Нет, надо заставить себя что – то делать. Вот сейчас, еще немного полежу, и встану».

Кто бы это мог быть? Владимир никого не ждал: «Меня нет. Ну, почему ты так настырно звонишь? Чего тебе надо? Я никого не хочу видеть».

Подойдя к двери, Владимир посмотрел в глазок. Это был Сашка:

– Привет, дружище. Наконец – то. Ты куда пропал, не могу дозвониться. Телефоны отключены. Никто ничего пояснить не может, все тебя потеряли, что случилось?

– Подожди, Сашка, не все сразу. Раздевайся, проходи, сейчас сварю кофе.

– Ну, и что думаешь делать? – выслушав Владимира, спросил Сашка.

– Не знаю. Ничего уже не хочу. Вот только закончу это цыганское дело, брошу все к чертовой матери, возьму дополнительно отпуск и уеду. «На недельку, до второго, я уеду в Комарово…»

Слушай, Сашка, я вот о чем думаю, откуда они, ну те, которые звонили мне, могут знать, какой информацией я владею? Ведь никто об этом, кроме Барона и его близкого окружения, не знает? Смотри, что получается. Как только я получаю какую – то информацию и передаю ее Барону, мне кто – то звонит и делает предупреждение. Помнишь, в твой день рождения был звонок? Я не придал этому значения. А утром оказались спущенными все четыре колеса. Этим мне дали понять, что знают, где я живу и даже – какая у меня машина и где она стоит в ночное время. Легкое такое, дружеское предупреждение.

Идем дальше. Я не прислушался к этому и получил второе, уже более серьезное предупреждение. До сих пор не могу понять, какая сила остановила мою машину. Ведь тогда, в последний момент, подумал, что это все, конец. Произошло какое – то чудо. Ты уже знаешь, Сашка, что тормозные шланги были подрезаны.

Накануне этого происшествия я получил информацию об одном из бандитов, ну, этих копателей, и сделал звонок Барону. Сказал ему при этом, что у меня кое – что есть и нам надо встретиться. Но что именно, какую информацию должен был передать, не говорил. Нет, вру, по – моему, я сказал ему, что у меня есть информация об одном из варваров. Это точно. Говорил.

Был еще один звонок. Звонили домой, и трубку подняла жена. Этот звонок был после того происшествия с тормозами и КАМАЗом на дороге. Мне передали предупреждение, даже пригрозили проблемами, которые могут появиться.

– И что ты думаешь по этому поводу, дружище? Ведь я тоже кое – что знаю и…

Прекрати, Сашка. Не скрою, была мысль, прости. Но я исключаю это полностью. Во – первых, ты ничего конкретно не знал, как, впрочем, и самого главного – того, что мне стал известен один из тех копателей. Об этом никто, кроме одного человека, передавшего мне эту информацию, не знал. Но этот человек также не заинтересован меня кому – то сдать, так что он просто не оказал бы мне эту услугу. Во – первых, он пошел на должностное преступление, во – вторых… нет, это я так же исключаю полностью.

– Но, может, кто – то из окружения цыган.

– Зачем? Какой смысл? Я работаю на них. Более того, говорю только с Бароном; ну, еще Василий, брат его, всегда присутствует при встречах. Все что угодно, только не это. Не вижу никакого смысла. Более того, Барон еще не знает, какую именно информацию я ему приготовил. На сегодняшний день он пока ничего не знает, ведь мы еще не встречались.

Я много думал, Сашка, но ничего не понимаю. Даже если этот некто связан с милицией, то и здесь пусто. У меня появились улики, помнишь, я говорил про стаканы? На них были пальчики тех, кто был там. Так вот, на одном из них есть пальчики ранее судимого вора. И кому именно они принадлежат, я уже знаю. Больше – ни одна живая душа.

У меня была мысль – передать эту информацию начальнику криминальной милиции, он произвел на меня хорошее впечатление. Но как я мог это сделать? Как объяснить, откуда информация? Подставить того, кто мне помог? Это во – первых. Во – вторых, эти стаканы я взял на месте происшествия самовольно. Нигде этот факт официально не зарегистрирован. Понимаешь, о чем я говорю? И даже если сейчас я все передам в милицию, то в лучшем случае они это похерят. В худшем – бумерангом вернется ко мне. И не только ко мне. А я еще, между прочим, в должности государевой состою, и вроде бы должен начальству доложить или…

Это, кстати, ответ на твой вопрос, Сашка. В отношении моих сомнений по поводу твоей персоны. Здесь что – то другое. Знаешь, есть подозрение, что меня кто – то слушает…

Да, дружище, – отвечая на его немой вопрос, продолжил Владимир. – Слушают. Но зачем? Ведь я никогда по телефону ни о чем конкретно не говорю. Открытым текстом могу только согласовать, например, время и место встречи.

На вопрос Сашки, уверен ли он в этом, Владимир, настроив свой телефон на громкую связь, набрал номер его сотового телефона. И тут же передал ему трубку. В кармане Сашки, отвечая на вызов, заиграл телефон. Они явно услышали характерный щелчок, похожий на снятие трубки вызываемого абонента, затем пошли длинные гудки.

– А теперь скажи что – нибудь, ну, поздоровайся со мной, – улыбаясь, предложил Владимир.

Сашка, с интересом посмотрел на Владимира, взял в руки телефон, произнес что – то вроде приветствия. И услышал повторяемое эхо своего собственного голоса.

– Ну, что скажешь? – выключив телефон, спросил Владимир.

– Черт его знает. Конечно, странно как – то он работает. И давно?

– С неделю. Началось еще до случая на дороге.

– Ну, и что ты думаешь по этому поводу, что будешь делать?

Думаю, если меня действительно слушают, это не по линии милиции. Для этого нужны основания, да и соответствующая санкция. Оснований таких нет. В этом я уверен.

Если меня слушают, то это иные люди, имеющие возможность проводить такие действия. А таких структур в наше время, в нашем городе хоть отбавляй. Не надо никаких прокурорских санкций. За деньги сделают все.

А что, спрашиваешь, делать? Думаю, поиграть с ними. Мне даже интересно. Заодно проверю свои подозрения. Сегодня же куплю телефон с сим – картой на иное лицо. На этом аппарате буду разговаривать с цыганами и согласовывать встречи.

А вот со своего телефона я им устрою гонки. Если эти любопытные действительно интересуются моим местом нахождения, они у меня покатаются не только по городу, а по всей области.

За разговором не заметили, как пролетело более часа. Но даже в прихожей, прощаясь, Сашка так и не спросил у Владимира об его личной жизни. Он уже понял, что Владимир остался один. Только пожелал удачи, выдержки и еще что – то, понятное только им обоим.

Он не стал повторяться, как уже было в начале марта, предлагая Владимиру бросить цыганскую тему, прекратить своего рода хождение по мукам. Он понимал, что это будет бесполезный, хотя и дружеский, совет…

Цезарь. Дорога мщения

Кто жизнью не рискует, тот никогда ее не обретет.

– Привет, Барон, это я. Не удивляйся, оставь в памяти этот номер телефона, по нему будем в дальнейшем общаться. Извини, раньше никак не мог подъехать. Сейчас я сделаю тебе звонок со своего телефона. При разговоре скажу, что у меня дела, встретиться не могу, новостей никаких нет, все как прежде. Но буду у тебя ровно через час. Все вопросы при встрече. Все, пока.

Барон понял Владимира сразу, и тот, позвонив со своего телефона и услышав привычный уже для него характерный щелчок и собственное эхо, сообщил, как они и договаривались, что встретиться сейчас с ним не может, никаких новостей нет, порадовать нечем. Здесь же Владимир проинформировал, что направляется в один из районов города по его вопросу, причем он уже на выезде из города. Даже добавил, куда именно едет.

«Ну, что же, уважаемые мои преследователи, если вы меня слушаете – прокатитесь немного, – размышлял Владимир. – А то засиделись, больше недели не тревожили… Наверняка, подумали, что напугали меня. Тем лучше. Впрочем, для кого лучше? – невольно подумал Владимир. – Скорее всего, для меня».

И с горькой усмешкой представил, как сейчас те, неизвестные ему, несутся в указанный им район из города. Наверняка, это для них полная неожиданность. Тот факт, что они могли его караулить целую неделю у дома, исключался. Значит, будут искать именно там, по тому адресу, куда он их направил.

Поскольку времени до встречи с Бароном было предостаточно, Владимир принял душ, сварил кофе и в ожидании такси, которое предварительно заказал по телефону, причем с нового, неизвестного пока его доброжелателям номера, вышел на балкон.

Уже по какой – то привычке, подсознательно, сверху осмотрел двор. Ничего, что могло бы его насторожить, не заметил.

На душе был полный покой. Уже не думал о своем одиночестве. Никакой ностальгии. Тем лучше. Жизнь продолжается. Надо жить. И пусть Владимир не был убежден, что все будет хорошо, но допускал, что не все будет плохо.


* * *

Подъехав к дому Барона и не успев даже отпустить такси, Владимир увидел, что его уже ждут. Войдя в дом, не озираясь, как прежде, по сторонам, в сопровождении Барона (на этот раз он встречал его на улице) прошел к столу. Здесь были Василий и уже знакомые ему двое цыган.

Барон выжидающе смотрел на Владимира. Все молчали.

– Не скрою, Барон, у меня были сомнения, правильно ли я сделаю, если назову тебе сейчас одного из тех, кто был в ту ночь на могиле вашего брата. Не спрашиваю, что вы сделаете с ним. Чувствую: наказание он получит соответствующее; мне даже страшно от этой мысли… Возможно, если бы не события последних дней, которые произошли со мной, скорее всего, я бы скрыл то, с чем сейчас пришел к тебе.

Знаю, что если я передам эту информацию в милицию, пострадают другие люди – те, которые помогли мне. Этого допустить нельзя.

Я не судья и не Бог. Тебе решать, Барон.

Внимательно слушая Владимира, все молча курили.

– Вот здесь, Барон, информация об одном из тех, кто был тогда на кладбище. Ему двадцать восемь лет, вор. Кличка – или, как говорят, погоняло – Прыщ. Вырос без отца, матери. Мать пила, воспитанием не занималась, умерла от водки. Первый срок получил еще по малолетке. Мне, конечно, не понятно, почему он оказался среди этих ублюдков, насколько мне известно, вор никогда не пойдет на такое дело. Но, как говорится, факт остается фактом.

Его пальчики остались на одном из стаканов, если помнишь, они валялись у столика? Все исчезло, кроме этих стаканов, которые я тогда забрал с собой. Проявились эти пальчики, потому что они в базе, в особой картотеке УВД. Принадлежность других отпечатков, имеющихся на других стаканах, не известна. Видимо, ни один из них, за исключением Прыща, ранее не привлекался к уголовной ответственности. По крайней мере, в базе они не найдены.

Конец ознакомительного фрагмента.