Глава 2. Российские реформы как продолжение «холодной войны» против СССР-России
Когда публично заходит разговор о результатах российских реформ, особенно в области экономики, некоторые представители политической элиты, особенно либеральной, не перестают повторять «не верю в теорию заговоров». Впрочем, «теории» действительно нет. Есть практика. Более осторожные и более многочисленные политики говорят об отдельных ошибках. И лишь после воссоединения Крыма с Россией, с началом гражданской войны на Украине, в 2014–2015 годах и экономическими санкциями Запада стало очевидным, что «холодная война» против России не закончилась с разгромом СССР и продолжается по сей день. У этой войны есть свои виды оружия и свои полководцы. Главнейший из этих видов оружия – неолиберальная финансово-экономическая политика и ее особенности применительно к России.
Итак, вторая половина 1980-х – 1991 годы. Это – последние годы до крупнейшей геополитической катастрофы конца ХХ века: разгрома СССР в «холодной войне». Псевдоисторики и специалисты по психологической войне с общерусской цивилизацией вбросили в массовое сознание миф о том, что главной причиной краха экономики СССР стало резкое падение мировых цен на нефть вследствие сговора США и Саудовской Аравии. Однако, на самом деле, существовали более глубокие экономические, социальные и политические причины поражения СССР.
Одна из целого ряда таких причин – принятие объективно нужного «Закона о кооперации» одновременно с отменой монополии государства на внешнеэкономическую деятельность и предоставлением большей экономической свободы госпредприятиям. Аналитики Совета Министров СССР предупреждали, что итоговая редакция «Закона о кооперации» в конечном счете ухудшит ситуацию на товарных рынках страны и обусловит дополнительную криминализацию экономики. Так и случилось.
Кооперативы создавались, в основном, при действующих предприятиях и местных Советах, а кооперативное движение в целом быстро превратилось в инструмент обогащения партийно-комсомольской номенклатуры и связанных с ней руководителей предприятий. Через несколько лет они станут "новыми русскими". В связи с отменой государственной монополии внешней торговли, к началу 1990-х на внутренний рынок стало поступать – при тех же объемах производства – примерно на 20 процентов меньше продукции и товаров. Одновременно на полную мощность был запущен "станок" по печатанию советских рублей; дефицит бюджета СССР покрывался (на бумаге) кредитами Госбанка СССР, то есть ничем не обеспеченными бумажными деньгами. В результате у населения на руках и сберкнижках скопились десятки миллиардов рублей, на которые купить было нечего: полки магазинов почти опустели. Можно было только «достать». При этом любой простой труженик знал, что существуют спец. совхозы и спец. цеха по производству дефицитных продуктов и спец. распределители для партхозноменклатуры, которая далеко не бедствовала. Антиалкогольная кампания была доведена до абсурда, когда вырубались виноградники, когда проблемой стало купить даже бутылку водки к какому-нибудь юбилею. Следствием всех этих "странностей" реформ за годы перестройки стала полная дискредитация власти и КПСС, усталость населения от идеологического вранья последних десятилетий.
Идеологи псевдолиберальных реформ на всю мощность включили пропагандистскую машину о "рыночном" чуде, которое якобы способно быстро преобразовать экономику страны. "Нельзя быть немножко беременной", "нельзя перепрыгнуть пропасть в два прыжка" – вот расхожие афоризмы, которыми дурманили головы нашим согражданам, обосновывая необходимость скоротечных реформ.
Пропагандистская машина ЦК КПСС, используя монопольное положение в средствах массовой информации, превратила понятие "рынок" в некий фетиш, которому все были обязаны поклоняться. На любые высказывания и материалы о необходимости взвешенного, осторожного подхода к реформированию экономики и социальной сферы было наложено информационное "табу". Массовым стало идеологическое мифотворчество о неэффективности государственной собственности, "уравниловке", неэффективности колхозов и совхозов. В большинстве союзных республик средства массовой информации денно и нощно трубили о том, какой продукции и товаров и сколько из республик вывозится, "забывая" о том, что в эту республику ввозится.
Кое-где, особенно на Украине и в Прибалтике началась самая настоящая информационная война против России-СССР. Ее основные лозунги: «хватит кормить Россию», «нам нужна независимость». Местные элиты поняли, что с ослаблением Союзного центра под флагом реформ можно начать безнаказанно воровать. И воровать по-крупному.
Псевдорыночное мифотворчество падало на благодатную почву. Дадим только один пример.
Февраль 1991 года. Город Горький. Идет совещание последнего партхозактива Горьковской области. Приглашенный из Москвы автор этой книги, ученый-экономист, выступил с докладом по комплексу проблем перехода к рыночной экономике. Суть доклада – альтернатива модной в 1990-91 годах программе рыночного реформирования экономики "500 дней". Причем, альтернатива – не в смысле целей, а в смысле методов реформирования: переводить экономику на рыночные рельсы предлагалось на плановой основе, соразмеряя задачи каждого этапа со следствиями во избежание социальных жертв, т. е. безо всякой "шоковой терапии". В зале присутствовало примерно тысяча человек. И лишь один из них – профессор-политэконом одного из горьковских вузов – робко поддержал докладчика. Остальные молчали. Всем хотелось рыночного чуда.
На усталости, доверчивости и ожиданиях народа и "сыграли" политики, развалившие СССР, а чуть позже, в 1992 году – и ортодоксальные либерал-реформаторы. С 1 января того года правительством г-на Гайдара была объявлена «либерализация цен» при одновременном введении налога на добавленную стоимость (Закон Российской Федерации от 06.12.1991 г. «О налоге на добавленную стоимость» введён в действие с 1 января 1992 г. Постановлением Верховного Совета РСФСР от 06.12.1991 г. Этим же постановлением было отменено взимание налога с продаж).
Тогда многие российские специалисты предупреждали, что единовременная, без какого-либо переходного периода «либерализация цен» одновременно с введением нового для России налога, прямо затрагивавшего собственные оборотные средства предприятий, приведет к гиперинфляции и кризису платежеспособности в реальном секторе экономики. Экономика России того периода существенно отличалась от экономик Польши и «банановых республик», на которых уже были проведены «шоковые» эксперименты, и масштабами, и степенью концентрации производства, монополизации. Западные советники настояли на проведении «шоковой терапии», единовременной «либерализации» цен и введения такого характерного для рыночной экономики налога, как НДС. Под трескотню средств массовой информации о скором рыночном чуде была проведена блестяще «отрежиссированная» операция по финансовому удушению российской промышленности и сельского хозяйства. Нужно сказать, что мировая практика знала прецеденты перевода «командных» экономик на рыночные рельсы. Например, в послевоенной Японии второй половины 1940-х годов процесс «либерализации» цен осуществлялся поэтапно, в течение примерно 4-х месяцев, без одновременного введения новых рыночных налогов.
Неявные цели «шоковой терапии» для России, очевидно, были иными, чем явные и неявные цели реформ для послевоенной Японии. «Центр взаимозависимой вселенной … Вашингтон, округ Колумбия» (так определил источник мировой власти известный ненавистник России З. Бжезинский), позволил японской экономике встать с колен. В России же вследствие гиперинфляции и дополнительного изъятия оборотных средств в форме НДС большинство предприятий быстро осталось без денег; примерно половина из них в последующем так и не смогла оправиться от финансового удара 1992 года. Массовым явлением стала неплатежеспособность организаций, резкий спад объёмов выпускаемой ими продукции, работ или услуг, банкротство предприятий, взрывной рост задолженностей по заработной плате и перед бюджетами всех уровней. Основной формой взаиморасчетов между предприятиями на многие годы стал «бартер». Экономика страны вместо «рынка» скатилась к натуральному хозяйству. На селе натуральное хозяйство стало основой существования крестьянства. Те же процессы с разной степенью интенсивности происходили и в других республиках бывшего СССР.
В середине 1990-х, с началом «ваучерной» приватизации, ускорению разгрома экономики стала способствовать жёсткая фискальная, налоговая политика государства, когда налоги буквально выжимались из всего, что ещё работало. В этот период – период сколачивания баснословных воровских и полукриминальных состояний – массовым было и банкротство коммерческих банков. В подавляющем большинстве случаев это было умышленное банкротство, когда денежные средства клиентов, в том числе и налоговые платежи в бюджет, по различным финансовым схемам уводились за рубеж. Причём, если предприятие имело на своём расчётном счёте необходимые денежные средства, своевременно оформляло банку платёжное поручение для перечисления с расчётного счёта в бюджет налогов в полном объёме, а банк не проводил необходимую операцию перечисления денег, то неплательщиком считался не банк, а предприятие. В этих типичных для того времени случаях хозяйствующим субъектам приходилось изыскивать средства для двух, а то и трёхкратной уплаты за определённый период одних и тех же налогов.
Реакцией менеджмента предприятий на подобную политику – как предприятий приватизированных, так и государственных, да и всех хозяйствующих субъектов, – стало сокрытие доходов, уход в теневую экономику. Уход в «тень» соответствовал и личным корыстным интересам руководителей бывших государственных предприятий, которые уже к 1998 году в большинстве своём стали акционерными обществами. В сокрытии доходов были заинтересованы также крупные акционеры вновь созданных АО. Обычной стала практика реализации части продукции, работ или услуг без отражения в официальной бухгалтерской отчётности, через «карманные» фирмы или фирмы-«однодневки». Только в городе Москве в конце 1990-х ежегодно регистрировались и «исчезали» около 50–60 тысяч подобных фирм. В результате к началу XXI века почти половина российской экономики пряталась в тени, а в небольших городах, поселках и на селе рядовым явлением стала массовая безработица.
Ситуация в этом аспекте качественно не изменялась вплоть до 2015 года включительно. Так, например, в малом, не перешедшем на упрощенную систему налогообложения, а также в среднем бизнесе, хорошим считался главный бухгалтер, который умеет «обойти» стандартные программы подготовки бухгалтерской отчетности в целях минимизации налогообложения.
Даже крупные сетевые магазины нередко выставляли на продажу контрафактную продукцию, в том числе «армянские» коньяки и водку.
В секторе реальной экономики, работающей на потребительский рынок, «правит бал» не столько действующее законодательство, сколько неучтенные в бухгалтерской отчетности объемы выпуска товаров, выручка денежных средств («черный нал»).
Именно «чёрный нал» является финансовой базой коррупции. Исключить теневой оборот денежных средств технически и организационно достаточно просто. В принципе, любой коммерческий банк, как говорится, «в лицо» знает фирмы-однодневки, которые «обналичивали» деньги под фиктивные договора на выполнение работ, оказание информационных, консультационных и прочих услуг. Какие-то, видимо очень влиятельные группы в федеральных органах власти устраивает это положение. Иначе нельзя объяснить явную вялость государственных структур, призванных вести эффективную борьбу с теневой экономикой.
В России конца XX – начала XXI веков воровали почти все, кто может, и всё, что можно. Воровали открыто и «цивилизованно». Типичной была схема косвенного грабежа государства и миноритарных (с небольшой долей в уставном капитале) акционеров, по которой продукция, работы либо услуги реализовывались через посреднические структуры, аффилированные с крупными акционерами или руководством предприятий.
По этой схеме продукция, работы либо услуги продавались посредникам (часто фирмам – «однодневкам») по заниженным ценам. Как вариант, посреднические услуги оплачивались по ценам завышенным, с соответствующими «откатами». Следствием являлись: на микроуровне – минимизация прибыли, налоговой базы по налогам на прибыль и добавленную стоимость; на макроуровне – рахитичное состояние российского фондового рынка из-за искусственного занижения доходности ценных бумаг ряда предприятий реального сектора экономики. Задача перехода к прямым хозяйственным связям между поставщиками и крупными потребителями – там, где это возможно – Правительством России не ставилось даже для предприятий государственного сектора экономики. Так избыточность либерализма в экономике оборачивалась крайне негативными последствиями.
Недопустимо длительными были сроки размещения гособоронзаказа, в том числе в начале 2010-х годов. Дело в том, что действующее нормативно-правовое и организационное обеспечение процедур размещения государственного (муниципального) заказа и исполнения государственных (муниципальных) контрактов охватывало только поставщиков "конечной" продукции (работ, услуг), т. е. той продукции (работ, услуг), которые непосредственно закупались для государственных или муниципальных нужд уполномоченными органами федеральной власти, власти Субъектов Российской Федерации, а также муниципальными образованиями. Система государственных заказов не распространялась на процедуры закупок продукции (товаров, работ, услуг) акционерными обществами с долей государства в уставном капитале более 50 % и унитарными предприятиями, которые самостоятельно, по установленным ими же правилам, осуществляли, например, закупку комплектующих изделий, материалов и полуфабрикатов. "Самоустранение" государства от этих процедур создало благоприятнейшие условия для коммерческого подкупа представителей заказчиков, т. е. того же казнокрадства. Правда, в этих случаях деньги воруются не непосредственно из бюджетов разного уровня, а косвенно – через повышенные цены и "откаты" при исполнении контрактов с организациями государственного сектора. Ситуация в оборонно-промышленном комплексе России несколько улучшилась, начиная с 2013 года, когда государственные контракты с головными исполнителями гособоронзаказа стали заключаться на три года. С 2015 года в оборонно-промышленном комплексе предусматривается государственное регулирование цен. Но проблемы со "смежниками" остались.
Но вернемся в 1998 год, когда на Россию обрушился «дефолт». Вопреки прямому указанию Президента России Б.Н. Ельцина, небольшая группка высшего чиновничества и «акул» от бизнеса организовала "сюрприз" экономике: единовременный "обвал" курса рубля по отношению к мировым валютам. Видимо, соблазн мгновенного сказочного обогащения был слишком велик, а некие гарантии ухода от ответственности – весомыми. В результате у федерального центра, у субъектов Федерации и предприятий реального сектора экономики возникли колоссальные трудности с погашением заимствований, номинированных в долларах. На уровне хозяйствующих субъектов разорились почти все предприятия малого и среднего бизнеса, взявшие кредиты в иностранной валюте. На этом атаки на российскую экономику не закончились и для целей нашей книги нужно вернуться к результатам реформы РАО "ЕЭС".
В системе электроснабжения страны энергетика стала разделённой на две части по формам собственности (частной и государственной). Кроме того, авторами реформ современная организационная структура российской энергетики разделена ещё на две части по видам деятельности: «потенциально конкурентные» (генерация электроэнергии и её сбыт) и «естественно-монопольные».
Главными объявленными целями реформирования российской энергетики являлись:
– привлечение инвестиций;
– формирование оптового и розничного рынков электроэнергии.
Как известно, «благими пожеланиями вымощена дорога в ад», и в данном случае реформа обернулась резким ростом тарифов (цен) на электроэнергию, который существенно превышал среднегодовые темпы инфляции в России. Именно поэтому следует выяснить причины плачевных для потребителей результатов реформы РАО ЕЭС.
При реформировании к субъектам электроэнергетики, осуществляющим «потенциально-конкурентные» виды деятельности, были, в частности отнесены:
1. Генерирующие компании, в том числе ОАО «Концерн Энергоатом», генерирующие компании «оптового рынка» электроэнергии, территориальные генерирующие компании.
2. Организации, обеспечивающие функционирование коммерческой инфраструктуры рынка электроэнергии, в том числе:
– саморегулируемая организация (некоммерческое партнерство) «Совет рынка»;
– ОАО «Администратор торговой системы оптового рынка» (дочерняя организация НП «Совет рынка») – осуществляет деятельность по организации торговли на оптовом рынке электроэнергии;
– сбытовые компании оптового рынка – юридические лица, получившие право участвовать в отношениях, связанных с обращением электрической энергии и (или) мощности на оптовом рынке, в порядке, установленном законодательством и правилами оптового рынка, утверждаемыми правительством Российской Федерации;
– гарантирующие поставщики, зона деятельность которых определяется в большинстве случаев границами субъекта РФ;
– ремонтные и сервисные организации, действующие в каждом регионе.
К организациям, виды деятельности которых были признаны «естественно-монопольными» отнесены:
– ОАО «Федеральная сетевая компания Единой энергетической системы», которая осуществляет передачу электрической системы по магистральным электрическим сетям;
– межрегиональные сетевые компании;
– территориальные сетевые компании (действуют, как правило, в зоне гарантирующего поставщика);
– ОАО «Системный оператор – центральное диспетчерское управление Единой энергетической системы».
Официально считается, что были запущены и успешно функционируют оптовый и розничный рынки электрической энергии и мощности; в энергетике России создана конкурентная среда. Попробуем разобраться, так ли это.
Ключевыми звеньями для понимания реальных результатов реформирования электроэнергетики являются:
– особый организационно-правовой статус НП «Совет рынка» и ОАО «Администратор торговой системы оптового рынка» (далее – «Администратор рынка»);
– законодательно установленный запрет на совмещение «потенциально конкурентных» и «естественно-монопольных» видов деятельности;
– введение в организационно-правовую схему российской электроэнергетики – наряду с предприятиями, имеющими генерирующие мощности, и со сбытовыми организациями розничного рынка – крупных оптовых перепродавцов электроэнергии и мощности: сбытовых компаний оптового рынка;
– резкое увеличение количества самостоятельных юридических лиц в «цепочке» «генерирующие мощности – потребители электроэнергии», в том числе выделение в самостоятельные юридические лица ремонтных и сервисных организаций.
При этом к 2011 году федеральная исполнительная и законодательная власти в России по существу признали, что и оптовый, и розничные рынки электроэнергии монополизированы. Так в статью 3 Федерального Закона «Об электроэнергетике» с 2011 года были введены следующие нормы:
«манипулирование ценами на оптовом рынке электрической энергии (мощности) – совершение экономически или технологически не обоснованных действий, в том числе с использованием своего доминирующего положения на оптовом рынке, которые приводят к существенному изменению цен (цены) на электрическую энергию и (или) мощность на оптовом рынке, путем:
(абзац введен Федеральным законом от 06.12.20.11 N 401-ФЗ)
подачи необоснованно завышенных или заниженных ценовых заявок на покупку или продажу электрической энергии и (или) мощности. Завышенной может быть признана заявка, цена в которой превышает цену, которая сформировалась на сопоставимом товарном рынке, или цену, установленную на этом товарном рынке ранее (для аналогичных часов предшествующих суток, для аналогичных часов суток предыдущей недели, для аналогичных часов суток предыдущего месяца, предыдущего квартала);
(абзац введен Федеральным законом от 06.12.2011 N 401-ФЗ)
подачи ценовой заявки на продажу электрической энергии с указанием объема, который не соответствует объему электрической энергии, вырабатываемому с использованием максимального значения генерирующей мощности генерирующего оборудования участника, определенного системным оператором в соответствии с правилами оптового рынка, установленными Правительством Российской. Федерации;
(абзац введен Федеральным законом от 06.12.2011 N 401-ФЗ)
подачи ценовой заявки, не соответствующей установленным требованиям экономической обоснованности, определенным уполномоченными Правительством Российской Федерации федеральными органами исполнительной власти;
(абзац введен Федеральным законом от 06.12.2011 N 401-ФЗ)
манипулирование ценами на розничном рынке электрической энергии (мощности) – совершение экономически или технологически не обоснованных действий хозяйствующим субъектом, занимающим доминирующее положение на розничном рынке, которые приводят к существенному изменению нерегулируемых цен (цены) на электрическую энергию и (или) мощность.
(абзац введен Федеральным законом от 06.12.2011 N 401-ФЗ)»
При этом оптовый рынок электроэнергии стал разделенным на две группы:
«ценовые зоны оптового рынка – территории, которые определяются Правительством Российской Федерации и в границах которых происходит формирование равновесной цены оптового рынка в порядке, установленном настоящим Федеральным законом и правилами оптового рынка»;
(в ред. Федерального закона от 26.07.2010 N 187-ФЗ)
«неценовые зоны оптового рынка – территории, которые определяются Правительством Российской Федерации и в границах которых оптовая торговля электрической энергией (мощностью) осуществляется по регулируемым ценам (тарифам)»;
(в ред. Федерального закона от 26.07.2010 N 187-ФЗ)
Следует отметить, что в соответствии с действующим законодательством, для субъектов оптового рынка обязательным является заключение договора о присоединении к торговой системе оптового рынка с «Администратором торговой системы оптового рынка». Основным видом договоров в сфере оптового рынка электроэнергии можно считать двухсторонние договоры купли-продажи электрической энергии.
Стороны таких договоров (например, генерирующие компании и покупатели – оптовые сбытовые компании) свободны в выборе контрагента, определении цены, объема приобретаемой электроэнергии и других условий. То есть на оптовом рынке основным видом цен являются «свободные» цены на электроэнергию.
В результате реформы схема финансовых потоков в российской электроэнергетике стала достаточно сложной. Но суть этой схемы можно пояснить на простейшем условном примере.
Представьте, читатель, что вы – фермер, приехавший в некий городок R, чтобы продать на городском рынке выращенную вами картошку. Вместе с вами привезли картошку для продажи на этом рынке еще человек десять фермеров. Вы подходите к директору рынка в надежде получить место для торговли и затем продать картофель покупателям. А директор рынка вежливо Вам говорит: «власти нашего города R запретили фермерам продавать свою картошку непосредственно населению и другим покупателям; поэтому Вы сможете ее продать только оптом, через посредника. Рекомендую Вам подойти к нашему «Администратору рынка». Вы идете к «Администратору рынка», который предлагает заключить договор о присоединении к торговой системе рынка, ссылаясь на Правила, установленные городскими властями. «Потом», – говорит «Администратор рынка», – «я отправлю Вас к оптовой сбытовой компании, которая заключит с Вами договор купли-продажи картошки оптом. И прошу Вас соблюдать установленные нашими властями правила торговли; за ними следит вот тот полицейский с дубинкой». Вы – в том же положении, что и десяток других бедолаг-фермеров. Приходится заключать договор о присоединении к торговой системе рынка, а затем идти к оптовому покупателю-перепродавцу. Тот же, используя свое доминирующее положение на рынке, предлагает купить у Вас картофель по цене, скажем, не больше 10 рублей за килограмм. Вы – в шоке, ведь на прилавках городского рынка картошка продается за 30–40 рублей за килограмм. Но деваться Вам некуда: не везти же картошку назад, – и Вы подписываете договор купли-продажи на условиях оптовика-спекулянта.
Конечно же, изложенная нами на условном примере организационная и финансовая схема оптового звена сбыта электроэнергии предельно упрощена, но в принципиальной основе – она та же, что и взаимоотношения Генерирующих предприятий с ОАО «Администратор рынка» и сбытовыми компаниями оптового рынка. В этой финансовой схеме по существу нет конкуренции со стороны покупателей-оптовиков: территория России поделена на «ценовые зоны» оптового рынка – своего рода «сферы влияния» крупных оптовых сбытовых компаний.
Роль «полицейского с дубинкой» по нашей упрощённой схеме, в реальной правовой схеме выполняет Федеральная антимонопольная служба, к полномочиям которой отнесён контроль запрета на совмещение деятельности по передаче электрической энергии и оперативно-диспетчерскому управлению в электроэнергетике с деятельностью по производству и купле-продажи электрической энергии (Положение о ФАС, п. 5.3.1.10).
Неизбежно напрашивается вывод: в оптовом звене сбыта электроэнергии никакого конкурентного рынка в России нет. Но явно просматриваются личные финансовые интересы участников оптового звена электроэнергетики и кое-кого ещё из властных структур.
Единую систему электроснабжения страны раздробили, в том числе по формам собственности, что явно снизила энергетическую безопасность страны. Были и плюсы: такие, как возможность привлечения частных инвестиций, в том числе иностранных, для реконструкции изношенных генерирующих мощностей. Но главное не в этом. Главное – расчленение единой системы энергоснабжения на самостоятельные юридически и технологически подразделения, «ценовые зоны» – это одно из необходимых условий возможного распада (или расчленения) России на те самые 7–8 псевдонезависимых государств, о которых говорилось в начале XXI века в стратегических прогнозах западных спец. служб.
Следствием реформ РАО ЕЭС стал резкий рост тарифов на электроэнергию, что в конечном счете привело к снижению конкурентоспособности российских товаров на мировом рынке после вступления России во Всемирную Торговую Организацию. Дело в том, что в организационной структуре электроэнергетики по технологической цепочке от генерирующих мощностей до конечных потребителей количество хозяйствующих субъектов примерно удвоилось по сравнению с ранее существовавшей структурой. Каждому новому юридическому лицу в новой организационной структуре нужна была своя прибыль, свои управленческие кадры, свои непроизводственные расходы. По экспертным оценкам, только за счет увеличения числа юридических лиц по цепочке «генерирующие компании – конечные потребители» общий уровень тарифов на электроэнергию в конечном свете вырос примерно вдвое.
В розничном звене сбыта электроэнергии в результате реформы появились новые юридические лица: энергосбытовые компании; например, в Московской области – это ОАО «Мосэнергосбыт». В каждом регионе России энергосбытовые компании занимают доминирующее положение на рынке. Однако, теперь они реализуют часть электроэнергии промышленным предприятиям, организациям реального сектора экономики не по регулируемым тарифам, а исходя из уровня нерегулируемых цен. Любой промышленный потребитель сегодня, если он хочет получать электроэнергию в нужных объёмах, практически не может «голосовать рублём» ни по плате за заявленную мощность, ни по плате за количество потреблённой электроэнергии. Следовательно, в результате «реформы» конкурентный розничный рынок электроэнергии также не появился. Есть схема имитации розничного рынка.
По оценке эксперта В. Салова, опубликованной в сети интернет, в 2010 году средняя стоимость электроэнергии в России для промышленных потребителей с учётом уровня нерегулируемых тарифов составляла 4,5 рубля киловатт-час, что примерно в четыре (!) раза превышала себестоимость производства электроэнергии на тепловых и атомных электростанциях (по материалам сайтов: www.minatom.ru, www.newtariffs.ru, www.atominfo.ru). В статье заслуженного энергетика России Г.П. Кутового «Реформа электроэнергетики и промышленные потребители: печальный итог. Что делать», также опубликованной в интернете, отмечалось, что в 2011 году средняя цена электроэнергии для российских промышленных предприятий превышала американский уровень в 1,67 раза. В 2011–2014 годах ежегодные темпы роста средних цен на электроэнергию для промышленных потребителей в России измерялись двухзначными цифрами.[4] Уровень средних цен (в долларах США) для российских промышленных потребителей по-прежнему выше уровней цен на электроэнергию для той же группы потребителей в США, несмотря на двукратное падение курса рубля к доллару в 2014–2015 годах. Если же учесть, что в ряде отраслей российской промышленности удельная электроемкость выпускаемой продукции примерно вдвое выше американской, то в структуре операционных издержек удельные расходы на электроэнергию отечественных промышленных предприятий в 2,5–3 раза выше, чем у предприятий США тех же отраслей. Про конкурентоспособность практически всех более или менее электроемких российских производств на внешних рынках, видимо, придется забыть. Таково одно из следствий реформы РАО ЕЭС. Но есть еще не менее важное следствие: по сравнению с 1990 годом производительность труда в электроэнергетике России снизилась в 1,8 раза при практически тех же объемах выработки электроэнергии. По существу, в энергетических компаниях выросло паразитарное потребление, в том числе за счет роста численности административно-управленческого персонала. При этом, так и не было создано реальных рыночных механизмов привлечения инвестиций.[5]
Искусственно была создана организационно-финансовая структура «оптового рынка». По экспертным оценкам, оптовые сбытовые компании российской электроэнергетики аккумулируют от 22 до 30 % всего суммарного потока денежных средств, поступающих от потребителей электроэнергии. Про суммы баснословных барышей конечных бенефициаров оптовых сбытовых компаний, паразитирующих на российской энергетике, можно только догадываться.
Между тем, в энергетике США подобных российской паразитарных структур нет. Там генерирующие компании реально конкурируют за «розетку» каждого потребителя. Вот почему можно считать, что основной скрытой целью реформы энергетики в России был подрыв конкурентоспособности российской экономики. А к «реформе» РАО «ЕЭС», как в середине 1990-х годов к процессам приватизации, «приложили руку» специалисты уважаемого разведывательного ведомства нашего геополитического конкурента – разумеется, через своих агентов влияния.
Кроме того, вместо одного "большого" монополиста в розничном звене энергетики страна получила множество мелких, локальных, возможный контроль над которыми соответственно осложнен.
Приведем пример из жизни. Максимальная установленная мощность, на которую в общем случае, как правило, может претендовать малый индивидуальный предприниматель в частном жилом секторе, например, 15 киловатт. Сегодня за соблюдением порога потребляемой мощности, "наблюдает" автоматика. Установленная мощность электрооборудования у нашего предпринимателя, скажем, 7–8 киловатт. А пусковые токи – в разы больше номинальных. При пуске оборудования, автоматику, которая монтируется вне зоны ответственности предпринимателя, "выбивает". Включить же её в реальной жизни, как правило можно только за взятку. В подобных случаях публичные заявления представителей власти о развитии малого бизнеса людьми воспринимаются как издевка.
В стратегии развития российской энергетики есть еще одна проблема, о которой российская общественность и высшие органы государственной власти своевременно не были информированы. Эта проблема связана с крайне нерациональной структурой топливно-энергетического баланса России.
Нужно сказать, что в 1990 году в структуре российского ТЭБ доля энергетических углей составляла 40 % и к 2015 году снизилась более чем в 2 раза. В то же время, по данным World Energy Council (WEC), на угольные станции в США и Германии приходится более половины вырабатываемой электроэнергии, а в Австралии, Индии и Китае эта доля подтягивается к 80 % или даже превышает ее.
Обеспеченность России только доказанными запасами энергетических углей для современного уровня потребления составляет около 200 лет. Правда, львиная доля этих запасов сосредоточена в регионах Сибири и Дальнего Востока. Тем не менее, уже давно надо было принимать решения о развитии добычи энергетических углей – прежде всего в европейской части России и реконструкции электростанций, работающих на природном газе или мазуте. Угольная промышленность европейской части России, частично за исключением Печорского бассейна, в соответствии с рекомендациями экспертов Международного валютного фонда и других международных организаций была «реструктурирована», т. е. в части энергетических углей, по существу, разгромлена к началу 2000-х годов. Между тем, в начале XXI века угольная промышленность большинства крупных развитых стран, а также Китая и Индии, в отличие от России, переживала самый настоящий «бум».
В 2006 году было объявлено о необходимости удвоения удельного веса атомных электростанций в структуре производства электроэнергии. Однако, технологический цикл проектирования, строительства и ввода в эксплуатацию АЭС составляет не менее 10 лет, в то время как строительство и реконструкция действующих ГРЭС и ТЭЦ с переводом их на уголь заняли бы вдвое меньше времени. Кроме того, удельные капитальные вложения на строительство 1 кВт мощности АЭС в разы больше, чем 1 кВт мощности на угле. На мазут как первичный энергоноситель рассчитывать – с точки зрения структуры топливно-энергетического баланса (ТЭБ) – нельзя вследствие намечающейся тенденции снижения объемов нефтедобычи и объективной необходимости повышения глубины нефтепереработки с увеличением выхода моторных топлив из каждой тонны нефти.
Реформа РАО ЕЭС подрубила также развитие малого и среднего производственного бизнеса. Создать небольшое новое производство в XXI веке без подключения к электроэнергии невозможно. Это очевидно. Между тем, электросбытовые организации, начиная с 2006 года, ввели новый сбор за подключение присоединенной мощности. Причем, цена одного киловатт/часа присоединенной мощности может варьироваться в пределах до 200–500 долларов США (в рублевом эквиваленте по курсу в среднем за 2015 год). Такое дополнительное финансовое бремя для малого производственного бизнеса, как правило, стало непосильным.
Так, вместо технологической модернизации топливно-энергетического комплекса исходя из оптимизации его структуры, за последние два десятилетия на деле была осуществлена "реформа", которая привела, в том числе, к торможению развития экономики вследствие чрезмерного роста расходов потребителей на электроэнергию, особенно в электроемких производствах. В связи с углублением кризиса Российской экономики и резким падением мировых цен на нефть в 2014 году, обостряются и проблемы с масштабами сырьевой базы российской нефтедобычи. Казалось бы, данные о разведанных запасах нефти не должны вызывать беспокойство федеральных органов власти. Так, доказанные запасы нефти месторождений России по состоянию на 01.01.2014 г. оценивались в 9,3 миллиарда баррелей[6] (баррель – «бочка» нефти), т. е. около 1,2 млрд. тонн, в том числе по месторождениям, эксплуатируемым ОАО «Роснефть» – 50 млрд. баррелей[7], т. е. около 6,5 млрд. тонн.
Конец ознакомительного фрагмента.