1. Космос из мыслей. Мысли из космоса
Slender Man (OST) – Faceless Death
Гадко. Противно. Режуще-больно. Невыносимо страшно. Одиноко. Мерзко. Безнадёжно жестоко. Отчаянно скользко и уродливо. Ужасно и болезненно. Удушающее чувство вины и несправедливости, которое режет душу тупым клинком, принося столько боли и отчаяния, что хочется разодрать на себе кожу и сломать все кости, чтобы перебить всё это, гулкое биение сердца в те моменты, когда лежишь на своей кровати и смотришь в окошко, за которым бескрайняя тьма космоса поглощает каждый сантиметр, и обжигающая лёгкие безнадёжность. Яд, проникающий под кожу и расползающийся по всему телу, который даже не собирается продвигаться в сторону сердца, чтобы убить, уничтожить, исковеркать. Сжимающая душу пустота, которая своими костлявыми пальцами стискивает сердце до такой степени, что оно еле трепещет в её руке. Понимание. Понимание того, что всё это реальность. Что всё это было в твоей жизни, что ты потерял всё. Всё, что было тебе дорого. Ты оставил это в прошлом, продолжая существовать с этим грузом, оставил, чтобы помнить и никогда не забывать. Страх. Страх, что эта пытка будет длиться вечность.
Здесь всегда тихо – я почти всё время нахожусь в своей небольшой комнатке, в которой очнулась с самого начала, и смотрю на то, как за небольшим окошком проносится космос. Это успокаивает и завораживает. Это позволяет отрешиться от всего, что происходит вокруг.
Стены гладкие и овальные – на этом космическом корабле я не видела ни одного острого угла – они сверкают своей полированной поверхностью, раздражают своей идеальностью. Иногда мне кажется, что это всё просто моё воображение. Что я действительно умерла, а это глобальная галлюцинация. Вот только я не знаю, когда она закончится. И закончится ли вообще.
Здесь всегда прохладно – в последнее время я не люблю холод, поэтому часто кутаюсь в плед и сижу, рассматривая космос. В этот момент моя голова пустая, заполненная темнотой и дымкой. Я ни о чём не думаю, потому что ни одна мысль не помещается во мне, моментально превращаясь в пыль.
Я бесполезна. Я беспомощна. Я одна.
Одиночество заразно. Оно как скверна, попавшая в идеальное тело, как капля чернил на белоснежной бумаге, как вакуум, окружающий нас. Меня и этого Уилла. Этого ужасного, жестокого, раздражающего, но в тоже время одинокого и печального Бессмертного.
Его я вижу редко: стараюсь не встречаться с ним лишний раз, чтобы не вспоминать моего мальчишку. Я вообще ни разу за всё это время не назвала его по имени. Либо «эй, ты», либо вообще никак. Он не имеет права носить имя пианиста. Он вообще прав не имеет.
Я искренно его ненавижу. Ненавижу всем своим израненным сердцем.
Мы летим уже несколько дней в сторону предполагаемого места, где должен находиться дом Уилла. Там, куда мы направляемся, наверное, до сих пор ничего нет. Вряд ли его народ жив, а если и жив, то ни за что на свете не вернётся в то место, где умирала их бессмертная раса, опасаясь повторения трагедии. Но других зацепок у нас нет – парень предполагает, что сможет отыскать там какой-нибудь знак, куда нам нужно направляться.
Мне совершенно не интересны его намерения, я просто нахожусь на корабле из-за безысходности. Я просто не знаю, что же можно сделать ещё в моей ситуации.
Выпрыгнуть в космос и, наконец, умереть? Запереться в дальней комнате и выкачать оттуда воздух одним единственным нажатием на красную кнопку? Или же надеяться, что я подхвачу эту неизвестную заразу и тоже умру?
Сомневаюсь, что Уилл позволит мне это сделать, так же, как и на Земле, он спасёт меня, чтобы не оставаться в одиночестве. Он боится. Боится его больше, чем кто-либо другой, потому что в противном случае парень бы не стал мучиться с экспериментами клонирования своей сестры. Он бы отправился один на поиски своей расы. Он бы оставил меня умирать вместе с капитаном сопротивления.
А ещё я часто думаю о том, что если меня не станет, то не станет и моего мальчишки. Он умрёт, испарится, исчезнет. Исчезнет вместе со мной, потому что Уилли существует только в моей памяти. Только в моей голове. И ещё на фотографии, которая спрятана в кулоне – он до сих пор висит на моей шее под сердцем, изредка я открываю его и вспоминаю улыбку парня, изредка я напоминаю себе, что всё это было на самом деле, что я не сошла с ума.
Когда у тебя отнимают всё, ради чего стоило бы жить, ты теряешь желание существовать. Ты теряешь все желания и стремишься лишь к одному. К смерти. Но я до сих пор не знаю, что делать тем, кому не суждено до неё добраться. Что делать мне, раз ждать смерть бесполезно, что делать, когда пустота охватывает сердце, а желчь переполняет его изнутри.
Без эмоций. Без чувств. Без желаний.
Кто я на самом деле? Зачем я живу? Какое моё предназначение? Что мне нужно сделать, чтобы заслужить покоя и смерти?
– Петра, – дверь с тихим шумом отъезжает в сторону – краем глаза я вижу, как на пороге моей комнаты появляется Уилл.
Он заходит внутрь и останавливается недалеко от меня – я продолжаю смотреть на мрак космоса и думать о том, как бы избавиться от этого жгучего чувства внутри меня. Чувства потери и тоски.
– Я не хочу есть, – машинально отвечаю я, надеясь, что парень просто уйдёт и больше никогда не потревожит меня. Эта фраза первая приходит в голову, и я не успеваю подумать над её значением.
– Господи, Петра, – Уилл закатывает глаза и скрещивает на груди руки. – Я сто раз тебе говорил, что Бессмертные не нуждаются в пище. Мы едим просто для удовольствия. У тебя был обычный рефлекс, так как в тебе есть часть от людей. Ты бы никогда в жизни не умерла от голода. Даже не уверен, что ты по-настоящему его испытывала.
Я медленно закрываю глаза, вспоминая о том, как мы с мальчишкой ужинали на крыше, как он таскал меня по кафе и магазинам. Как мы выбирали подарки на Рождество. Горло сжимается, и я пытаюсь взять себя в руки. Не хочу, чтобы этот… человек… видел мои слабости.
– Петра, – он делает пару шагов в мою сторону, и я открываю веки. – Пожалуйста, прекрати избегать меня. Это невыносимо.
Я не отвечаю, скольжу языком по своим губам и сильнее кутаюсь в плед.
Уилл подходит ближе и осторожно дотрагивается до моего плеча, но я дёргаюсь в сторону.
– Не прикасайся ко мне.
Он вздыхает и отстраняется.
– Мы достигли перелома в пространстве, нужно применить гипер-ускорение, – его голос приобретает холодные нотки. – Ты должна пройти со мной в кабину управления экипажем.
Я секунду медлю, затем стаскиваю с плеч плед и поднимаюсь на ноги, медленно направляясь в сторону выхода, игнорируя присутствие Уилла. Я выхожу в коридор и по памяти преодолеваю расстояние до места, где в прошлый раз мне рассказали, что я всего лишь обычный клон. Здесь ничего не изменилось – всё те же непонятные кнопки и рычаги.
Я сажусь в кресло – Уилл заходит следом за мной и решительно подходит ближе. Он склоняется – я думаю, что он хочет что-то сказать мне, но парень лишь нажимает на кнопку с боку моего подлокотника, и цепкие ремни окутывают моё тело – а потом присаживается на место пилота и повторяет то же самое со своим креслом.
– Немного потрясёт.
Парень начинает нажимать на кнопки, затем опускает два рычага, что-то выводит на экран, и, наконец, откидывается на спинку стула. Я невольно смотрю на него – его профиль красивый и до безумия родной, но в тоже время такой чужой и далёкий, что хочется взвыть от беспомощности.
На экране появляется цифра 3, затем она превращается в 2, а потом и в 1. Что-то пикает, и томный женский голос произносит:
– Гипер-ускорение включено.
Меня за мгновение вжимает в спинку кресла – мне кажется, что чья-то гигантская невидимая рука придавливает меня, сдавливая все мои органы и превращая их в кровавое месиво, – и я хватаюсь за подлокотники, стискивая их с такой силой, что немеют пальцы. Я не могу дышать, я не могу говорить, я не могу думать.
А когда в глазах начинает темнеть, и кружится голова, я понимаю, что всё закончилось. Закончилось так же резко и внезапно, как и началось.
Меня немного мутит, но я сдерживаю всю желчь в себе, потому что я даже не знаю, что вообще в данный момент может вылезти из моего организма, потому что я не ела уже давно.
Я осматриваюсь и замечаю бледного уставшего Уилла, который сидит в своём кресле с закрытыми глазами и пытается прийти в себя.
– Ненавижу такие ускорения, – шепчет парень, и мне на мгновение становится его даже жаль.
Но потом я вспоминаю, что именно из-за него я пережила всю эту боль и отчаяние, из-за него я была обречена на вечное существование без пианиста, из-за него я вообще обречена на все эти муки и одиночество, и плотная пелена отвращения снова появляется в моей душе, отрезая все зачатки сочувствия. Я не хочу думать о том, что этот парень точно в таком же положении, что и я. Он потерял сестру, он потерял своих друзей и свою расу. Он в одиночестве жил на этом корабле несколько сотен лет.
Я отстёгиваю ремни безопасности и снова ухожу в комнату, чтобы не видеть бледное лицо Уилла. Чтобы вообще его больше никогда не видеть…