Не знаешь – где найдешь, а где потеряшь…
Вот кто бы мне доходчиво объяснил – как получаются… мнэ-э… человеки, которые не любят детей? Даже тех, в появлении которых на свет Божий они приняли самое что ни на есть непосредственное участие. Уж я молчу про чужих…
Гулял я как-то не помню где и зачем. Под влиянием пива похмельный синдром отступил на заранее подготовленные позиции, и самочувствие у меня было вполне… терпимое. И подошла ко мне дама. Но не с собачкой, а с коляской. Посмотрела мне в переносицу пристально так, и сказала: «Хочешь за пятнадцать минут пятерку заработать?»
Ну, в те времена пять рублей – это было весьма и весьма. Тем более для человека без определенных занятий, внутри которого сидел «аркашка» и требовал все время праздника.
Чисто для проформы я спросил: «Че делать-то надо?» Дама мне вполголоса: «У меня живот прихватило. Терпежу никакого не хватает. Постой с коляской, я в туалет сбегаю». Ну, дело житейское, тем более, что я был польщен таким доверием: «Беги, конечно. Пока в штаны не навалила». А она так криво ухмыльнулась, и сунула мне пятерку: «Это чтоб ты не сомневался». Деньги-то я взял, но у меня сразу зашевелилась внутрях какая-то непонятка. Но еще больше я удивился, когда, машинально провожая даму взглядом, увидел, что она запрыгнула в троллейбус.
Где-то через час я перестал себя утешать всякими фантазиями. Передо мной конкретно встал извечный русский вопрос – что делать? Насчет того, кто виноват – это я отложил на потом.
Была у меня боевая подруга, имеющая маленького ребенка-пацанчика. Вот к ней я и приперся вместе с коляской.
Олька сначала просто охренела. А потом хренела дальше – уже со словами: «Я всегда знала, Боренька, что ты ебанутый. Но… не до такой же степени, мать-мать-перемать! Мало мне своего, так ты еще одного приволок неизвестно откуда!»
Ну, я Ольку знал хорошо, поэтому просто подождал, пока она пар спустит. А потом занялись делами. Оля вытащила пацана из коляски, раздела. По одежке определила, что родители – небедные. А я изучал свидетельство о рождении, которое лежало в коляске под пацаном.
А дальше… Дальше мне пришлось поселиться у Ольки. Она ржала: «Ведь никак тебя уговорить не могла. А тут – сам попросился!»
Мальчишка оказался очень классным. Говорить еще не мог, гугукал только. Но все понимал, век воли не видать. Я расшерстил свою сберкнижку, распланированную до весны, поставил на кадык прищепку, и Ольку затерроризировал насчет бухла.
А на трезвую голову закрутилась в башке мысль – надо как-то официально все это улаживать. Пусть родители подписывают отказ в мою пользу, я, хрен с ней, на Ольке женюсь, и утихомирюсь. Буду пацанов растить-воспитывать.
Нашел я координаты папаши, позвонил. Когда до этого мужика дошло, о чем речь – ох, он и завопил! Долго орал. Но, уж когда я материться начал не менее громко – тогда он утих. Согласовали рандеву.
Около Солянки было местечко – там мы встретились. Приехали они на новой «шестерке». Да, они. Мужик суровой внешности, и та самая дама, скорбная животом (я сразу, не смотря на косметику, определил, что ей стучали по голове).
Первый вопрос у мужика был: «Где мой сын?» В общем, беседа была хрен поймешь, на что похожа. Короче, дело было так. Пацан всю ночь кричал, не давал папе спать. И он от большого ума сказал жене-маме: «Зря я на тебе женился, хрен теперь поспишь спокойно. Выгнать вас обоих, что ли?» А жена с устатку все восприняла буквально. И настолько у нее мозги перестали работать, что она ничего умнее не придумала, нежели спихнуть коляску с ребенком первому попашемуся идиоту.
Потом, уже по дороге к Ольге, я у папы поинтересовался: «А ты уверен, что через полгода опять сына кому-нибудь не отдадут?» Он помотал головой: «Ко мне мать приезжает из Домодедова. Будет жить у нас. Она порядок наведет».
Ольга была в печали, мне тоже как-то не по себе было. Забрали родители своего пацана. А мы с Олькой надрались, как два поросенка. Потом утром я собрал вещички и вернулся… на круги своя.
Первое время я позванивал папаше найденыша. А потом перестал…