Куриный бульон для души. Истории для детей. Глава 2. Честность (Марк Виктор Хансен)

От мамы ничего не скрыть

Мама разбудила меня рано утром в среду. Настроение у меня было таким же пасмурным, как небо за окном.

В тот день мне предстоял диктант по новым словам. Мой первый диктант в жизни. Я не знала, смогу ли сдать его. И, если честно, у меня не было никакого желания это выяснять. Вот почему еще вечером я придумала, что сделать, чтобы не пойти в школу.

Я открыла глаза и испустила стон.

– Ой, мама, – прошептала я, – как живот болит! – И для пущей уверенности еще раз застонала.

– Только живот? – с заботой спросила мама и приложила ладонь к моему лбу.

– Да пока что, – ответила я.

Мама засунула мне под мышку градусник, и тут же надо мной появилось встревоженное лицо папы. Я всегда была очень здоровым ребенком, редко болела, да и прививки мне делали вовремя. Поэтому родителей очень удивило мое недомогание. Звуковой сигнал термометра возвестил, что температура у меня нормальная. Мама посмотрела на градусник, потом на меня, а потом снова на градусник. Я прямо почувствовала, как она засомневалась. Еще бы: она знала, что у меня будет диктант, сама ведь помогала мне готовиться. А выглядела я вполне здоровой, да и термометр сообщал то же самое.

Мама улыбнулась, попросила меня задрать майку и показать живот.

«Вот она пощупает живот, оставит меня дома, и мне не придется писать этот ужасный диктант», – думала я.

Мама мяла мой живот и с умным видом приговаривала: «Ага… хм… понятно».

Я не удержалась от смеха, взвизгнула и откатилась к стене. Но мама продолжала меня щекотать. Скоро родителям стало понятно, что я не больна. Я говорила, что мне ужасно плохо, а потом, хотя и понимала, что это уже бесполезно, умоляла оставить меня дома. Родители отказали в моей просьбе, после чего я оделась и приготовилась идти в школу.

Написав диктант на «отлично», я поняла: контрольные – не такая уж страшная вещь. С тех пор я больше не притворяюсь больной. Я знаю, что мою маму невозможно обмануть – ведь она работает терапевтом. Ну, и еще потому, что мамы знают все. От них ничего не скрыть.

Эмили Райдер-Лонгмейд, 13 лет

Что же я наделал?

Обычно на школьных мероприятиях я веду себя тихо – сижу и слушаю. Но несколько дней назад на собрании я болтал со своим другом Джейми и никак не мог остановиться. Наш классный руководитель начала ходить между рядами, пытаясь понять, кто же мешает, но, увидев ее, я тут же замолчал и не издал ни звука, пока миссис Нусбаум не села. Как только это случилось, мы с Джейми снова начали болтать, даже не заметив, как к нам подошла учительница физкультуры. Она попросила меня помолчать и вернулась на место.

После собрания классная руководительница спросила, были ли у меня проблемы с учительницей по физкультуре.

– Нет, у меня не было, – ответил я, – она, наверное, с кем-то другим разговаривала.

– Хорошо, что не с тобой, – сказала преподавательница, – а то сейчас бы сидел у меня без перемен.

После этого она объявила перерыв, и все покинули класс. Я вышел на улицу и уже думал, что «пронесло» и больше разговоров на эту тему не будет. Но когда я вернулся, то заметил, что в коридоре учительницы о чем-то говорят и подозрительно поглядывают в мою сторону.

Как только все ученики зашли в класс, мисс Нусбаум сказала, что всем нам надо кое о чем подумать: кто-то болтал во время собрания, и до тех пор, пока этот человек не признается, никто из нас не будет ходить на перемены. Некоторые из моих одноклассников тут же показали на меня, но миссис Нусбаум сказала, что она уже со мной поговорила и это был не я, а врать никакого смысла мне нет. Произнося эти слова, она довольно странно на меня смотрела.

– Ведь это же ты тогда разговаривал, – тихо сказал мне Джейми. – Почему ты не хочешь признаться?

– Потому что если я это сделаю, то она позвонит мне домой и, скорее всего, я не смогу вечером поехать на футбольный матч.

– Тогда получается, что все из-за тебя страдают. Это нечестно.

– Ты хочешь что-то сказать, Джейми? – спросила учительница.

– Нет, ничего, – громко ответил он и посмотрел на меня со злостью.

После окончания занятий я дождался, пока все мои одноклассники разойдутся. Домой я шел медленно, размышляя о том, что я наделал. Зачем я только болтал? И почему я не признался? Теперь наказали весь класс.

Придя домой, я стоял в кухне, не зная, что делать. В кухню вошел папа.

– Привет, сынок, – сказал он, – мама немного задерживается, поэтому мы начнем есть без нее. Надо успеть до начала игры. А ты пока переоденься.

Я молчал.

– Что-то не так? – спросил меня папа.

Я рассказал ему о том, что произошло в школе. Выслушав меня, папа сказал, что надо, не откладывая, поговорить с миссис Нусбаум. Он позвонил в школу и попросил отправить сообщение учительнице на пейджер. Через несколько минут раздался звонок. Отец поднял трубку и передал ее мне.

– Ты думаешь, что я должен с ней поговорить?

– Да.

Я взял телефон и выложил миссис Нусбаум всю правду. В конце я сказал, что поступил очень плохо и мне стыдно. Учительница похвалила меня за то, что я признался, и решила меня не наказывать.

Я повесил трубку.

– Ты правильно сделал, что ей все рассказал, – сказал папа, – мне очень жаль, что миссис Нусбаум наказала из-за тебя весь класс.

– Значит, я не могу поехать на матч? – спросил я его.

– Это ты сам решаешь. Ты должен сам понять, достоин ли ты того, чтобы поехать на матч, или нет.

Я посмотрел на папу и понял, как должен поступить.

– Я позвоню тренеру и скажу, что не буду играть в сегодняшнем матче, – сказал я.

Когда домой вернулись мама с моим старшим братом, они удивились, что я не поехал на игру. Отец посмотрел на меня, и я им все объяснил.

– Ничего себе! – воскликнул брат.

– В смысле? – уточнил я.

– Ты молодец, потому что не побоялся сказать правду, хотя понимал, что после этого не сможешь участвовать в игре.

Мне всегда было важно мнение брата. Раньше мне казалось, что брат гордится мной только из-за успехов в спорте, но теперь я понял: ему важно, что я честный человек.

В тот вечер брат помог мне написать письмо, в котором я просил прощения у миссис Нусбаум и всего класса. Следующим утром я очень нервничал, но твердо знал, что должен зачитать это письмо перед учительницей и ребятами. Читая, я весь дрожал. Когда закончил, я даже и представить не мог, как одноклассники отреагируют. Некоторые на меня разозлились, и я их в этом не виню. Но большая часть ребят подошли ко мне на перемене и поблагодарили за честность.

Теперь я стараюсь молчать во время общих собраний. Все мы порой совершаем ошибки, и когда это происходит, лучше всего признаться. Тогда жизнь становится гораздо проще.

Марк Шнайдер в пересказе Нэнси Шнайдер

Витамины

Я уже собиралась в школу, когда в комнату забежала мама с жутко рассерженным лицом. «Интересно, что же я натворила?» – Я начала лихорадочно вспоминать все, из-за чего мама могла разозлиться.

– Мы же с тобой договорились, – процедила она сквозь зубы.

Я наклонила голову набок и нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Я говорю о витаминах – о двух пилюлях, которые я только что нашла в туалете.

Я отрицательно покачала головой. Я уже давно не выкидывала витамины – с того раза, когда меня последний раз за этим застукали.

– Понятия не имею, как они там оказались, – твердо ответила я. – Клянусь, я этого не делала.

Тут нужно сделать отступление и объяснить, что я очень не люблю пить витамины. Вкус у них мерзкий, а сами таблетки настолько большие, что ими легко подавиться. Про их привкус, который остается весь день, и запах я вообще молчу! Держишь таблетку во рту – она начинает растворяться и становится склизкой. С первой попытки проглотить ее не получается, приходится запивать огромным количеством воды.

Моей сестре Дженнифер всего девять лет. Ей почему-то нравится, когда мама устраивает сцены, она считает, что это смешно. Она всегда говорит родителям, что я выплюнула таблетки, когда замечает это.

Терри – еще одна моя младшая сестра. Она считает, что таблетки – это какая-то игра. Она делает вид, что давится витаминами, а потом громко смеется. Ей кажется, что все, что происходит вокруг нее, – развлечение, повод для смеха.

Папа считает, что таблетки – неотъемлемая часть здорового образа жизни, он в нашей семье и придумал их принимать. Какое-то время мне удавалось делать вид, что я пью пилюли, хотя на самом деле я засовывала их в карман, а потом спускала в унитаз. Здорово я придумала, правда?

Однажды утром мама заметила, что я прячу таблетки в карман джинсов. Как ни странно, она не закатила мне истерику, а спокойно со мной поговорила и разрешила принимать не три таблетки, а только одну. Это я могу осилить. И вот с тех пор я честно каждое утро принимаю по таблетке.

– Все, больше гулять я тебя не отпускаю, – твердо сказала мама.

Я в полном недоумении на нее уставилась.

– Но я ничего не делала! Честное слово, я не оставляла таблетки в туалете!

– Значит, таблетки появились там по волшебству?

– Я не знаю, как они там появились, – ответила я и плюхнулась на свою кровать. «Это дело рук Терри или Дженнифер, – подумала я, – почему же им все с рук сходит, а мне нет? Все только потому, что я старшая и должна служить им примером для подражания. Это нечестно. Почему мама не расспросила сестер о том, откуда взялись эти таблетки? Я-то честно их пью, как обещала».

– Если ты говоришь неправду, – строго сказала мама, – я тебя целых три недели не буду выпускать гулять на улицу.

– Я правду сказала, честное слово! – ответила я и начала размазывать слезы по лицу тыльной стороной ладони.

– Дженнифер! Терри! – громко позвала мама.

«О боже, – подумала я, – сейчас они сюда придут и будут смотреть, как меня ругают!»

В спальню зашли Терри и Дженнифер. Я уставилась на них, пытаясь определить, кто из них меня подставил. У Терри было ее обычное выражение лица, говорившее о том, что жизнь прекрасна. У Терри было всего два настроения: она либо была абсолютно счастлива, либо рыдала во весь голос. «Если это она все устроила, я ей покажу, где раки зимуют! Не допущу, чтобы мне из-за нее запретили на улицу выходить!» – думала я.

Дженнифер не улыбалась. Она тоже пила витамины, но не давилась ими. «Может быть, это она все придумала?» – пронеслась мысль. Я сощурилась и пристально посмотрела на Дженнифер. Но та только слегка передернула плечами.

– Вы знаете, откуда взялись в туалете таблетки? – строго спросила мама моих сестер, которые тут же приняли самый невинный вид и замотали головами. Я просто не могла поверить в то, что происходит. Я не выбрасывала таблетки в туалет, но если мои сестры этого тоже не делали, накажут за это все равно меня.

– Это нечестно, – с дрожью в голосе сказала я.

– Не смей со мной таким тоном разговаривать! – предупредила мать. – Признайся в том, что ты это сделала, иначе будешь сидеть дома четыре недели. Я не люблю, когда мне врут.

– Я не вру! – закричала я. – Я каждый день пью эти дурацкие таблетки! Я не знаю, кто их оставил в туалете. Это точно была не я.

Мама покачала головой.

– У меня не остается никакого выбора, – произнесла она. – Будешь сидеть дома четыре недели.

– Это нечестно! – снова закричала я, уткнулась лицом в подушку и зарыдала.

– Это я сделала, – послышался тихий голос.

Я повернулась и посмотрела на сестер. Вслед за мной к стоящим в спальне дочерям обернулась и мама. Дженнифер опустила глаза и смущенно ковыряла носком туфли ковер. Когда она взглянула на меня, в ее глазах были слезы. Я сразу же пожалела, что так плохо о ней думала.

– Я не хотела, чтобы у тебя были проблемы, – сказала Дженнифер, – просто мне ужасно не нравятся эти таблетки.

Все замерли. Потом мама глубоко вздохнула и повернулась ко мне.

– Прости за то, что я тебя подозревала, – она повернулась к Дженнифер, – а с тобой мы еще поговорим. Марш в комнату!

Дженнифер прикусила нижнюю губу.

– Прости меня, – сказала она мне и вышла из комнаты.

Я с облегчением вздохнула и снова рухнула на кровать. Я лежала, смотрела в потолок и чувствовала, как исчезают отрицательные эмоции. Хотелось разозлиться на Дженнифер, но сделать это не получалось. Ведь она была моей младшей сестрой. Теперь ее наверняка заставят целый месяц мыть туалет. А это очень серьезное наказание.

Потом я вспомнила, что последнее время Дженнифер очень много ерзает и ведет себя немного странно за завтраком. «Наверное, она тогда прятала таблетки», – подумала я и улыбнулась, поняв, что у нас с ней так много общего.

Джейми Джонсон

День независимости

Четвертого июля миллионы людей празднуют День независимости Америки, устраивая пикники, соревнования, а дети съедают огромное количество жареной курицы, арбузов и домашнего печенья с кусочками шоколада.

А вечером обязательно запускают фейерверки. Мальчики хвастаются друг перед другом петардами, ракетами, римскими свечами, которые они вместе с отцами купили. Все дети с нетерпением ждут наступления темноты, когда смогут начать салют.

Я помню День независимости, когда мне было только шесть лет. В тот год мальчишки удивили всех огромным разнообразием петард – игрушек, которые поджигали, а когда они начинали с шипением гореть, подбрасывали или кидали в сторону. Ребята начали забавляться с петардами. Я тоже захотела попробовать. Зажгла одну и кинула – однако не туда, куда планировала. Петарда приземлилась на рукав рубашки одного из наших соседей, мистера Миллера. И тут – о ужас! – снаряд взорвался, оставив на ткани большое темное пятно.

К счастью, мистер Миллер не пострадал. Поняв, что совершила большую ошибку, но не желая в ней признаваться, я тихонько отошла к столу и начала есть арбуз. Мне хотелось уйти с праздника, но я понимала, что родителям это покажется странным. Как ни крути, а я уже давно говорила им, что мечтаю посмотреть фейерверк. Но когда он начался, озарив небо и подчеркнув контуры облаков, я думала только о том, как бы поскорее уйти с праздника. Когда мы вернулись домой, я тут же пошла в свою спальню, разделась и легла в кровать. Обычно я спала с приоткрытой дверью, но на этот раз я ее закрыла, потому что тут же расплакалась, как только легла.

Через несколько минут в дверь моей комнаты постучали. Я сказала: «Входите», и в спальне оказался папа. Он увидел, что я плачу, и присел на краешек кровати.

Мне кажется, он даже не успел спросить, что случилось, как я сама выпалила:

– Папа, это я петардой испортила рубашку мистеру Миллеру!

Произнеся эти слова, я расплакалась еще сильнее.

Мое признание расстроило папу, но он не разозлился.

– Дорогая, это хорошо, что ты призналась. Я думаю, нет смысла говорить, что ты нехорошо поступила. Сейчас нам надо исправить ситуацию и загладить твою вину. Завтра мы купим мистеру Миллеру новую рубашку, и ты извинишься за то, что сделала.

Я была рада тому, что призналась во всем папе, но мне совершенно не улыбалась перспектива встречаться с мистером Миллером и перед ним извиняться. Мне он всегда казался немного раздраженным и сварливым. И я была уверена, что когда он узнает, кто испортил ему одежду, то не начнет относиться ко мне лучше и теплее.

На следующий день мы с папой выбрали новую рубашку и поехали домой к мистеру Миллеру. Он бесстрастно выслушал мои извинения, поблагодарил нас за подарок. По его тону я поняла, что он меня простил.

Когда мы вернулись домой, я долго думала и решила, что поступила абсолютно правильно. Мистер Миллер имел полное право знать, кто испортил его рубашку. Кроме этого, теперь соседские дети могли жить спокойно, потому что никто не заподозрил бы их в том, что это они набедокурили и не признались.

Должна сказать, мне было совсем непросто открыть правду. Более того, каждый раз, когда я в последующие годы четвертого июля видела мистера Миллера, то вспоминала, что однажды сделала с его рубашкой. Но лучше так, чем всю жизнь скрывать и прятаться.

Кетлин Плакер

Всегда говори правду

Весь день стояла жуткая жара, поэтому мы с моей лучшей подругой Мэри играли в подвале дома ее родителей. Мы с ней все делали вместе: ходили в походы, по магазинам, всегда доверяли и помогали друг другу.

Но в тот день произошел странный случай.

Мэри случайно сбила стоявшую на столе любимую вазу своей мамы. Ваза с грохотом упала на пол и разлетелась вдребезги. Стоявшие в ней цветы смешались с осколками и водой. Я посмотрела на все это и сказала: «Да, ее уже, увы, не склеить!»

Мэри расплакалась.

– Что я скажу маме? – застонала она. – Как я ей все это объясню? – Вытерев слезы, она спросила: – А можешь сказать, что ты ее разбила?

Меня неприятно удивил вопрос. Я даже и не знала, что ответить, и стала ходить из угла в угол, пытаясь собраться с мыслями.

– Хорошо, скажу, – ответила я подруге.

Буквально через секунду в подвал спустилась мама Мэри, которая услышала странный звук и решила узнать, что произошло.

– Мы сидели на диване, а Мишель положила ноги на стол и сбила вазу, – сказала Мэри. Ее мама посмотрела на осколки на полу и сокрушенно покачала головой.

– Девочки, ну сколько раз я вас просила не класть ноги на стол, – сказала она.

Я извинилась и пообещала купить новую вазу, но мама Мэри ответила, что не стоит этого делать, просто нужно быть аккуратнее. Я чувствовала себя очень странно, потому что не была виновата. Я понимала, что теперь подруге не влетит за разбитую вазу, но при этом я попала в дурацкую ситуацию.

Потом несколько дней мы с Мэри не виделись. На меня взвалили много работы по дому, и у меня не было свободного времени. Скоро я заработала достаточно денег, чтобы выполнить обещание. Я пошла в магазин, нашла вазу, очень похожую на ту, что разбилась, и купила ее. Я не хотела откладывать дело в долгий ящик, поэтому сразу и поехала домой к Мэри. Когда моя подруга увидела новую вазу, то тут же расплакалась.

– Мама, я должна тебе признаться, – сказала Мэри, – это я, а не Мишель разбила вазу. Я попросила ее взять на себя вину.

Мы с Мэри переглянулись и облегченно вздохнули. Потом ее мама сказала нам, что очень важно всегда говорить правду. Она отвезла нас в магазин, где Мэри купила матери букет цветов, а мне матерчатый браслет в знак нашей дружбы. И на все это она потратила собственные деньги, сэкономленные из тех, что ей давали родители.

Мишель Росси

Диктант по орфографии

В третьем классе я лучше всех писала диктанты по орфографии. Я знала такие слова, как «неиссякаемый» или «корреспонденция». В то время контрольные у нас проходили каждую неделю, и я неизменно получала самые высокие оценки.

Наша учительница миссис Браун установила правило: тот, кто правильно сделал менее 60 процентов работы, должен был дома пятьдесят раз написать каждое слово, в котором ошибся. Я сидела за партой с Райаном. Он учился так себе – по всем предметам получал «тройки». Однажды, когда миссис Браун раздала нам проверенные диктанты, я посмотрела на работу Райана и увидела, что его результат – 56 процентов. Он быстро сложил листок и убрал его в портфель.

Вскоре я стала настолько самоуверенной, что решила не готовиться к диктанту, поэтому писать его мне было непросто. Миссис Браун медленно произносила слово, и потом в тишине раздавался звук грифеля, царапавшего бумагу, после чего учительница продолжала диктант.

– Привилегия, – прозвучало очередное слово.

Я начала писать, но тут же в душу закрались сомнения – «привилегия» или «превилегия»?

И тут я решила, что Райан наверняка знает, как правильно, потому что по пятьдесят раз повторяет слово, в котором допускает ошибку. Он закончил писать, положил руку на парту, и я глазами впилась в его листок с диктантом. Я увидела, что он написал слово через «и», то есть «привилегия», и быстро исправила ошибку.

Впервые в жизни я подсмотрела правильный ответ, впервые «смухлевала» во время диктанта. «Неужели я готова стать обманщицей, чтобы только получить хорошую оценку?» – подумала я. Миссис Браун сказала, чтобы мы передавали ей наши листочки с диктантом, и тут я взяла ластик и изменила списанное у Райана слово, написав его так, как было вначале. «Превилегия».

Я передала работу учительнице и вздохнула с облегчением.

Я знала, что написала этот диктант не самым лучшим образом. Ну и что? Зато я была честным человеком и никто не мог обвинить меня в том, что я списывала.

Алис Кливер

Отвечать за свои поступки

Мы с ребятами всегда ели в классной комнате. В этот раз наша учительница сказала, что ей нужно ненадолго выйти и чтобы, пока она отсутствует, была полная тишина. После этого она вышла. Все мы знали, что наша учительница очень суровая и может наказать провинившегося.

Но через несколько секунд ученики начали болтать.

– Поменяешь свой «Сникерс» на мой «Марс»? – спросил Джош Ника в одном углу класса.

– Давай сядем рядом в автобусе, когда поедем завтра на экскурсию? – спросила Саманта Кайлу в другом углу.

Одноклассники говорили все громче и громче. Я забыла об указании учительницы и спросила свою соседку о том, могу ли я взять пару ее Skittles.

И в тот самый момент, когда я произносила вопрос, учительница вернулась в класс.

Настала гробовая тишина.

Преподаватель медленно обвела взглядом учеников и сказала: «Пожалуйста, встаньте все те, кто разговаривал во время моего отсутствия».

С тяжелым чувством вины на душе и с грустью, думая о том, как меня накажут за провинность, я встала. Но когда я поняла, что была единственной, кто поднялся с места, что никто из моих одноклассников этого же не сделал, мне стало еще тоскливей.

Я стояла и старалась не смотреть в глаза одноклассникам, многие из которых поступили нечестно – не признались, что они болтали во время отсутствия учителя. Мне казалось, что это длилось целую вечность, хотя на самом деле продолжалось не больше минуты. Учительница смотрела на учеников и ждала. Потом она сказала: «Карен, ты можешь сесть».

Конец ознакомительного фрагмента.