ГЛАВА 3. Что это за Мир?
Вот и сейчас, Прозор раздвинув гриву протянул руку к черному волосу, зацепил его у корня жесткими пальцами и с силой сжал их. Думал вырвать.
Волос вдруг изогнулся и обвился вокруг его запястья. Послышалось тихое шипенье и схожий с комариным зуденьем писк.
Прозор, не обращая на это никакого внимания – будто каждый день выщипывал из грив живые пищащие волоса – бросил диковину на середину дороги. Там нет травы и можно лучше разглядеть, что за погань прицепилась к жеребцу.
– Иди сюда, Любомысл! Вы, парни, тоже гляньте! Что за диковина на шее Дичко сидела? Никто не знает?
Любомысл присел над волосом. Тот вился кольцами и тихонько пищал. Молодцы вовсю глазели на прыгающую по камням невидаль, но рук к ней не тянули. Вдруг эта гадость кусача да ядовита.
– Конский волос? – бормотал старик. – Тот что в воде живет? Который в человека может заползти и нутро грызть? Нет, у того цвет другой. Он серый и не блестит. И покороче будет, и на суше не живет. А это… Нет, не знаю что за дрянь.
– И я не знаю! – отчего-то резко огрызнулся Прозор. – Тоже поначалу думал – эта тварь из болота. Нет. Этот толще и блеск чешуйчатый.
– Чешуйчатый? – задумчиво сказал Любомысл. – Щас глянем.
Старик полез в висевшую на плече суму и споро вытащил из нее толстое выпуклое стекло. Таким пользуются мастера, что с золотом и самоцветами дело имеют. Оно сразу камень увеличит и изъян – если есть – покажет. Для удобства стекло Любомысла было оправлено в медное кольцо с приделанной сбоку резной деревянной рукоятью.
Волос все извивался и скакал по камням. Так ничего не разглядишь, сколько не увеличивай это чудо. Старик обернулся к парням.
– Ну-ка, молодцы! Хватит в затылок дышать и за меня прятаться. Помогайте.
– Тебе чего? – торопливо отозвался Борко. – Чего сделать-то?
– Стрелу дай. С тупым наконечником. Охотничью. Ту чем мелкую птицу бьют.
С нескольких попыток Любомысл смог прижать волос к камню. Метил так, чтоб прижатым оказался конец, на котором по его расчетам находится голова. Было нелегко – руки от волнения подрагивали. Не те годы…
Волос дергался, обвивал древко кольцами и еле слышно, тонко верещал. Любомысл поднес стеклянный кругляш ближе.
– Что там? – нетерпеливо спросил Прозор. – Что видишь?
Круглое выпуклое стекло, что могло гораздо увеличивать разные мелкие штучки, богатырь уже видел раньше: Любомысл показывал. А вот парни нет. Они до невозможности вытянули шеи, пытаясь заглянуть в стеклянную диковинку. Переглядывались, пихали друг друга локтями и уважительно смотрели в спину Любомыслу. Все-таки хорошо, что с ними такой мудрец.
– Любомысл, что это за штука у тебя в руках? – мятным голосом спросил Милован.
– Стекло, – отозвался старик.
А Добромил охотно пояснил: – Это, парни, такая штука, что увеличивает все, на что сквозь нее посмотришь. Я через это стекло на грязную воду глядел. Видел, что в ней всякие мелкие букашки живут.
– Эх, великий Род! – не удержался Борко. – Сколько всего он создал! Дашь глянуть, Любомысл?
– Дам. Потом. С этим сначала надо разобраться, а то ускачет.
Загораживая свет, склонился Прозор.
– Рассмотрел тварь?
– Сам смотри. – Любомысл протянул резную рукоять и отодвинулся. – У нее лапки есть. И пасть. И сам весь чешуйчатый. Не упомню где, но я такое диво уже видел.
Прозор пригляделся и нахмурил брови. Любомыслу не показалось. И он тоже видел эту погань, и даже помнит где. У прижатого тонкого волоса видна мелкая чешуя, множество маленьких, как у сороконожки, лапок. Видны желтые глазки и пасть. Вдоль спины проходит мелкий зубчатый гребешок. Он еле различим. Перед вендом придавленный наконечником стрелы извивался старый знакомец: давешний призрачный змей, что выполз этой ночью из древнего болота. Змей – спутник нежити. Только ночью он был огромный – обвил крепостную башню кольцами, – и полупрозрачный, словно сотканный из сгустков тумана. Серебряные стрелы его не брали, летели сквозь призрачное тулово дальше. Он был как бы воздушным, неосязаемым. А тут червяк… Да, это та ночная тварь! Только мелкая и вполне осязаемая!
Прозор, сам того не замечая, потер руку: вокруг нее только что обвивался этот похожий на конский волос гад. Богатырь вспомнил, что с зубов призрачного змея на крышу башни капала густая слюна и камень шипел под ней.
– Тьфу, дрянь! – сплюнул Прозор. – Смотрите, молодцы. Сразу узнаете!
Дружинник протянул увеличительно стекло сгоравшим от любопытства парням.
– Ох… – простонал Борко. Ночные страхи; упырь, что вышел из воды и хотел его высосать; вся нежить, что он видел у Гнилой Топи, все это вдруг вспомнилось явственно и разом. – Ох… Змей! Как ночной! И на башке рога!..
– Ну, змей, – вставил Милован. – Только мелкий – перешибешь и не заметишь. Откуда взялся? Не из Гнилой ли Топи этот червь давешней ночью выполз? Не сродни ли он той нежити, что в болоте завелась? А ведь призрачного змея серебро-то не взяло! И как этого бить? Оставить, так ведь снова к кому-нибудь присосется. Теперь ясно, что Дичко не просто так сбесился! Ногой раздавить? Камнем стукнуть?
Прозор пожал плечами. Ясно – тварь нечистая. Иначе с чего бы ей на добром скакуне сидеть? Да еще прятаться в гриве? Не иначе, разум имеет.
Из висевшего за спиной тула предводитель не глядя выхватил стрелу. Одну из тех, что заготовили ночью против нежити. К ней, чуть ниже жала, примотана расплющенная серебряная пластина.
– А что гадать-то? Сейчас посмотрим! – Прозор протянул серебро к волосу.
Будто почуяв беду, придавленная тварь забилась, заплелась кольцами и, скручиваясь в немыслимые узлы, заверещала тонко, но пронзительно. Да так, что стоящие поодаль кони забеспокоились, запряли ушами, а кобыла Любомысла даже заржала.
– А-а-а… Не нравится! – сквозь зубы процедил Прозор и коснулся серебром черного волоса.
Раздалось шипенье, волос на глазах раздулся и стал толще того древка, что его прижимало. И вдруг, хлопнув, лопнул.
На его месте осталось лишь несколько капель зеленоватой жидкости, которая на глазах испарилась.
– Фу! – Прозор сморщил нос. – Ну и вонь! Вот вам и ответ. Это нежить была. Видимо, ночью на жеребца перебралась. Да где ж такую мелочь-то уследишь? Откуда угодно броситься могла. Надо бы, други, и остальных коняшек оглядеть. Вдруг, на них тоже какая дрянь сидит?
Коней осмотрели быстро и с тщанием, не пропускали ни малейшей пяди. Уже знали, что искать и где. Но ни в гривах, ни в хвостах – там, где могла угнездиться тонкая черная тварь, – ни в иных местах ничего подозрительного не нашли. Лишь Любомысл обнаружил на своей лошадке клеща.
Впрочем, такие кровососы и в родном лесу водятся. Выползают поздней весной, когда деревья уже полностью в листву одеты. Этот ранний, вон какой вялый. Видимо, от зимы еще не отошел. Не проснулся. Любомысл выбросил клеща подальше. Пусть живет. Это не нежить.
– Вот так. Все ясно. Хотя одного понять не могу, – размышлял Прозор, – как он на шею забрался? И место ведь выбрал. Что уж лучше, чем в гриве затаиться! Будто нарочно подсадил его кто. Ну, на то она и нежить. Она на выдумки горазда… А вы что скажете?
Парням – Борко да Миловану – этот тонкий волосок после ночных-то страхов не казался опасным. Ну нежить… Ну убил ее Прозор, как и положено – серебром. Никого ж не сожрала.
Хоть и видели парни, что волосок этот как две капли схож с давешним призрачным змеем, что башню обвил, но не прониклись. Не покажи стекло Любомысла лапки и пасть, так и не поняли бы что это. Змей-то, огромный. А тут… Тьфу!
Любомысл же высказал сомнение.
– Так-то оно так, Прозор, – вздохнул старик. – Верно ты все сказал. Я и задумался. А с Гнилой ли Топи Дичко этот волос-змея принес? Не просто так он в коня впился. Уж больно удачно он на его шее сидел. Вот из-за него и вел себя жеребец тревожно. Норов высказывал. И понес он Добромила сразу же, как только к туману подъехали. Помнишь? Только Радужный Путь со стороны нашего леса расступился и проход показал – он и вздыбился…
– Утром Дичко начал беспокоиться, – припомнил Добромил. – Ночью я ничего за ним не замечал. От зимовья отъехали, а он вдруг как задрожит! Но недолго. Дрожь сразу утихла. Я думал, мне показалось. Выходит, что нет. А потом он спотыкаться начал и на дыбы ни с того ни с сего вдруг встал. После зимовья все началось.
– Я думаю, нас нарочно сюда заманили! – вдруг бухнул Милован.
– Кто?! – вздернул бровь Любомысл.
– Зачем? – вторил Добромил.
– Не знаю. Думаю, и всё! Сами видите, как все сложилось! Ты ж только что сам все сказал, Любомысл!
«А ведь верно Милован говорит! Я даже знаю, кто это сделал! Но зачем?» – Прозор вдруг вспомнил, как утром, только они отъехали от зимовья, он почувствовал, что в спину будто раскаленный нож воткнули. Его аж в жар бросило от неожиданности. Никогда с ним такого не было! Обернулся, а у избы ярл Витольд им вслед смотрит. Злобно! Егó взгляд спину жег!
«Недобрые дела творит этот ярл. Неупокоенного мертвеца, что медяки с глаз сбрасывает, скрывает. Колдун он, вот что! Вернемся домой, встречу его – сразу к праотцам отправлю! Потом оправдываться буду…»
Это Прозор еще не видел, что ночью ярл Витольд к жеребцу Добромила прокрался. Дичко от него отпрянул, но уйти не мог – привязан был. Знай богатырь, что викинг княжеского коня трогал, так сразу бы вестфолдингу голову снес! А том, что с колдуном простым мечом совладать тяжело, венд не подумал.
На душе у Прозора полегчало. Враг найден. Вслух же сказал: – Вот что, парни. Если со мной что случится, то твердо помните – паситесь ярла Витольда!
– Думаешь, он? – Любомысл сразу все понял.
Ответить Прозор не успел.
– Смотрите! – выдохнул Добромил. – Пёс!..
Не будь венды увлечены этой поганью – змеем-волосом, то давно бы почувствовали, что они не одни в этом диковинном мире. Повернулись спиной к туману, что Радужным Путем именуют, и об осторожности забыли. Кто ж из тумана-то выйдет, если он даже камни выталкивает?
Пес стоял у края Радужного Пути давно. Смотрел, что делают люди.
Черно-желтые глаза прищурены. Он покачивал пушистым, загнутым в кольцо хвостом. Если бы не буро-серый окрас пса, то венды решили бы, что видят большого – да что там большого, огромного! – волка. Впрочем ушей на голове пса они не заметили. Из-за этого он чем-то походил на бера.
Из пасти зверя свисал длинный розовый язык. И, о диво! На ошейнике пса багровели крупные самоцветы! Значит, это не лесной зверь. Ведь украшают своих любимцев – коней и кошек – люди.
Никто из охотников даже и не думал тянуться к оружию. Чувствовали, зла от диковинного зверя не будет.
Пес пристально смотрел на дружинников, будто раздумывая, что делать дальше. Подойти поближе? Скрыться? Казалось, он вот-вот заговорит – настолько умны его глаза. Но говорить пес не стал. Развернулся и неторопливо потрусил в туман. Клубы заиграли радужным цветом, заискрились и скрыли в себе диковинного зверя.
–Уф-ф-ф… – Любомысл провел рукой по лбу. – Чудеса! Значит, верно говорят, что когда-то по земле ходили псы. А, други? Я почему-то и без слов Добромила понял, что это пес! Может, они живут в этом мире?
Кто знает? Добромил, Милован и Борко про то, что есть такие дивные звери – псы, услышали только этой ночью. Люди о них мало что знают. Но молодцы, как и старик, сразу поняли, кто перед ними стоит. Это пес – слуга и воин ушедшего бога Семаргла. А Добромилу он приходил этой ночью во сне и сказал, что они станут друзьями.
Княжич сделал несколько шагов к туману. И Радужный Путь при его приближении заиграл, запереливался яркими веселыми цветами. Приветствовал.
– Я попробую… – сказал Добромил, и не успели дружинники понять, что он хочет сделать, как княжич сделал шаг и скрылся в тумане.
Прозор в несколько прыжков очутился на месте, где только что стоял княжич, а чуть раньше пес.
– Веревку!..
Но Любомысл и молодцы даже пошевелиться не успели, как Добромил вышел назад. Все напрасно: диковинный туман, как и прежде, выводил обратно. Как в нем удалось исчезнуть псу – загадка.
Прозор качал головой и хмурил брови. Не хватало, чтобы княжич, которого они призваны оберегать от всех невзгод, сам лез в странные места. Хорошо – обошлось. Хотя, какое там обошлось. Ведь они по-прежнему тут – в этой незнакомой стороне, в этот диковинном мире. Добромил кусал губы. Кулаки сами собой сжимались. Он досадовал.
– Он нас за собой звал! – надрывно сказал княжич. – Я чувствовал – он хотел нас вывести.
Борко и Милован переглянулись и кивнули. Молодцы тоже чувствовали неведомый зов. И им показалось, что этот чудный зверь хочет помочь. Они собрались было войти в туман. Только что-то их остановило. Будто далекий голос молил их остаться. А потом наваждение сгинуло: зов пса исчез.
– Ладно, – сказал Прозор. – Может оно и так. Вон, молодцы с тобой соглашаются. Только ты, княжич, больше так не делай. Где это видано, ни слова не сказав, в туман бросаться? Будто кабанчик в кусты ринулся! Места незнакомые. Каждый шаг выверять надо. А если бы ты из тумана не в родной лес вышел! Или вернуться сюда не смог? Если б в ином мире оказался? Тогда что? Нет! Так не годится. Надо вместе держаться. Вон, слышал, что твой наставник говорил? О тех туманах, что в морях встречаются? Помнишь его слова? Диковин на земле предостаточно! И не все они до добра доводят. Так что, княжич, прежде чем что-либо сделать подумай. Посоветуйся. Ум хорошо – два лучше. Ты же видел, как мы в Радужный Путь заходили? Осторожно. По веревке. А ты будто в омут сиганул! Ищи-свищи! Разве так делают? Нет! И про пса мы ничего не знаем. То, что смотрел он дружелюбно и чуть ли не улыбался нам – это одно. Даже я почуял – зла от него не жди. Но…
Прозор перевел дух. Переволновался. Слишком много говорит за раз. Надо короче и проще, он не Любомысл. Это старик может по полдня без передыху разглагольствовать.
– Но! У беров морды тоже дружелюбны. А попробуй-ка к ним без рогатины иль ножа подойти. Пожалеешь! Отныне, держаться вместе. Это и вас парни касается! – Предводитель сурово глянул на молодцев. – Любите, старших не спросись, самовольством заниматься! Даром, что княжеские дружинники. Вместе! Уяснили? Пока не выберемся. Что-то вещует – мы тут надолго.
Слушая длинную и назидательную речь, Любомысл кивал и едко ухмылялся. На молодцев искоса поглядывал. Прозор вроде и добродушен, и приветлив, и слабину иной раз может дать, но порядок быстро наведет: возьмет увальней в оборот. Все правильно говорит: старый мореход не понаслышке знал, сколько удалых молодцев по пустяку свои головушки сложили. Всё своевольничали, своим умом жили.
Поначалу молодцы слушали в пол-уха. Самоуверенность свойственна молодости. Пусть говорит – таких нравоучений они выслушали предостаточно. Они дружинники и знают, что такое воинский порядок. Потом стали чувствовать себя неуютно. Прав Прозор – он ведь тоже в молодых воинах ходил. И его так же учили.
– Поняли, – коротко отозвался Милован. – Больше не повторяй. Мы уяснили. Понял, княжич?
Добромил густо зарделся и кивнул. Неудобно. Повел себя как маленький. Но ведь пес-то звал! Он это чувствовал!
Щурясь, Прозор взглянул на солнце. Уже высоко взошло. Время-то летит! Скоро полдень. Потом посмотрел на стоящую невдалеке скалу. Что в ней его смутило. Что же? Что не так?
Тень! Она не должна быть такой! Отбрасываемая скалой тень удлинилась. А ведь должно быть наоборот – к полудню тени укорачиваются и только потом с другой стороны в рост идут.
Прозор кивнул на изрезанный щелями утес.
– Ну-ка, парни! Гляньте! Да не на скалу. На тень, что отбрасывает. Она короче была. Время-то утреннее – удлиняться не должна. Или кажется?
– Ну да! – не скрывая озабоченности отозвался Любомысл. – И от деревьев тени удлиняются. Солнце садится! Не может быть!
Прозор воткнул меж дорожных камней нож. На краю отбрасываемой им тени положил тяжелый медяк.
Ждать пришлось недолго – вскоре тень наползла на край монеты.
– Вот так дела… – пробормотал Прозор. – Надо же… Час от часу не легче.
– Плохо дело? – спросил Милован.
– Не знаю… В нашем лесу утро. А тут… Сами видите – солнце к закату клонится.
– Что-то не пойму, – удивился Борко.
– Что тут непонятного? – досадливо отозвался Милован. – В этом мире бог Хорс по иному пути ходит. Тут будто изнанка мира. Солнце садится. Вечер сейчас. Когда нас сюда занесло, помнишь где солнце стояло?
Борко пожал плечами – конечно помнит. Он скакал – а солнце в затылок било. Еще рука саднила, больно было и в жар бросало. Он тогда подумал, что начни оно сильней припекать – беда. Точно с коня свалится. Но обошлось – отпустило. Дружинник огляделся, лицо потемнело: понял, что не так.
Тени отбрасываемые деревьями, скалами, камнями… Все, все они удлинились! Борко даже показалось, что начало темнеть и вот-вот наступит вечер. А за ним ночь и небо станет звездным.
– Ладно, ты хворый, – снисходительно бросил Милован. – Тебе не до этого.
– Ох, диво… еще одно, – только и мог вымолвить Добромил. – Что ж это за мир?
– Не знаю, княжич. Не слышал о таком чуде, – отозвался Любомысл. – Но отвечу так. Мы сейчас по другую сторону Радужного Пути. А за ним все не так. В мирах, что за дивным туманом, многое меняется. Только это на ум идет.
Иного объяснения нет. Хоть Любомысл не только не бывал по иную сторону Радужного Пути, хоть и ни разу не видел дивный туман своими глазами, но слышал о тех чудесах, что творятся за ним.
Очевидные вещи там выглядят по иному. Один мореход, побывавший по другую сторону тумана, рассказывал, что в иномирье их корабль занесло в сумеречную пору. Ярко светила луна и они увидели впереди корабля небольшое туманное облачко.
Решили его не обходить. И верно – только туман скрыл паруса, как они вновь вышли на чистую воду. Светили звезды. Море было спокойно как и прежде. Но… Тут бывалых мореходов пробрал страх. На небе они не увидели луны! А ведь она только что заливала бледным светом море.
Кто-то сообразил: не иначе как их корабль прошел сквозь Радужный Путь, и они очутились в ином мире.
Видели бы мореходы это туманное облачко днем, то сразу бы сообразили – лезть в него не надо. Но ночью, при свете луны, дивный туман не играл радужными сполохами. Темно. Не увидели.
Корабль быстро развернули. Надо идти вспять. Хорошо, что отошли от тумана не слишком далеко. Вернулись и долго плавали около края. Мореходы знали, что он может обратно и не впустить. Надо ждать, когда откроется проход. Повезло. Они вернулись обратно, не застряли там надолго. Но по морям иного мира они не ходили и к берегу не приставали. Так что рассказать об иномирье этот моряк больше ничего не мог.
Не было бы веры этому рассказчику. Таких историй у любого моряка за пазухой сотни. Особенно в портовых тавернах, за кувшином-другим пива или иного хмельного, что горячит кровь и развязывает язык. Но называл он имена бывших тогда с ним. А некоторых тех моряков Любомысл знал, и внушали они ему доверие. Потом, при встрече, попросил он рассказать эту историю. И поведали мореходы, что правда это. Так оно было – не видели они за Радужным Путем ночного светила – ясной луны.
Значит, бывает такое диво. А может и солнце в иномирьях по-иному светит? Может, бог Хорс огненную колесницу в тех мирах по-другому водит?
«А спрошу-ка я Прозора кой о чем. Что он о Землях Мрака, что тоже за туманом лежат, знает? Ведь говорил же он с дикарями, что там живут. Рассказ их вождя слышал…»
– Прозор, – не откладывая начал старик, – вы с князем Молнезаром и Велиславом с дикарями толковали. А ты слышал, что у них солнце не так светит? Мне как-то один мореход рассказывал о Землях Мрака. В них ведь легко попасть. Что с моря, что с суши. Сквозь туман пробрался – и там! Недолго. Вот и занесла его нелегкая. Мореход уверял меня, что там солнце иное. Не как у нас. Оно больше и греет жарче. Но идет так же – с восхода на закат.
– Слышал я бруктеров. Помню. Говорили это. Жаркое у них солнышко. Наши земли им непривычны, мерзли. Жизнь у них другая: звери, деревья. Но вот о том, как бог Хорс по небу в тех землях ходит, не знаю.
– Чудеса! – недоверчиво хмыкнул Борко. – Бог Хорс – он везде бог Хорс. Как же он иным может быть?
– А вот так, как ты сейчас видишь, – отозвался Любомысл. – Он отдыхать отправляется. Эту землю до конца осветит и уйдет. Вот что думаю: давайте потом всё обсудим. Рассуждения, и как это все дивно получается – потом. Сам не пойму. Голова кругом идет. Не вижу ответа. Вижу лишь одно – скоро вечер, а там и ночь. Мы в незнакомой стороне, без еды. Хорошо, что свежей воды вдосталь набрали да коней напоили. Траву, о которую Прозор руку изрезал, они глодать могут. Не нравится, но иной нет. Видите – хрумкают. Привыкнут. Значит, сыты будут. Надо думать, что мы есть будем. А, охотники? Что-то тут ни одна птаха пока не прощебетала, ни един зверек не прошуршал. Кой-какие запасы у нас есть. Но их мало. Думайте думать, как дальше жить.
Ну что ж, Любомысл прав. Чудеса чудесами, а жить надо. Неведомо, сколько они еще тут пробудут. Прозор уж представлял, что надо сделать в первую очередь. И не из таких передряг выбирались. Был бы лук надежный, да нож боевой – а там уж как-нибудь пропитанье разыщут. Не беда.
«Надо копья наладить, – подумал охотник. – И большие – против матерого зверя, и легкие – сулицы. Неизвестно, кто тут живет. Мечом несподручно с крупным зверем биться…»
Любомысл не мешкал, уже распоряжался. Старый мореход знал: самый ценный припас на корабле – это вода. Без нее не выжить. В морях и океанах воды много. Казалось, пей не хочу! Но это не так. Род сделал морскую воду особой. Океанская вода тяжелая. Она голубая и словно светится. Она соленая. Без воды человек гибнет скоро. Если начнет пить соленую, тоже погибает. Но перед этим боги лишают его рассудка. Надо разведать, где в этом мире есть вода. Неизвестно, что их ждет дальше.
– Милован, – велел старик. – Глянь, что в этом колодце. Хоть и не течет из него водичка как в нашем, но может не пуст? А мы, парни, смотрим припас.
Борко полез в наплечную суму, порылся в ней и извлек плотный сверток холстины.
– Вот. Тут у меня вяленое мясо и сало. Всегда при себе запас имею – мало ли что.
– Сало – это хорошо, – улыбнулся Прозор. – Зимой на шмате сала можно день в лесу продержаться. Только вот без доброй краюхи хлеба, оно того… сытноватненько выйдет. Хлеб есть?
Борко осторожно развернул холстину. С одной рукой на перевязи управляться тяжело. Рядом с изрядным куском розоватого сала лежал пяток крупных луковиц, несколько головок чесноку. В свертке нашелся и хлеб – половина черного сухаря.
– Вот, – Борко кивнул на сухарь. – Это все…
– Ладно, парень, не беда. У меня чуток муки есть. Испечем. Если не хлеба, то лепешек уж завсегда сотворим, – кивнул Прозор. – Голодными не останемся.
– У меня тоже сухари есть. Соленые! – откликнулся Добромил. – Для Дичко держу.
– Тоже хорошо, княжич! – Прозор заулыбался. – Ты их пока побереги, кони соленое любят. Им без сольцы тяжело.
– У меня тоже кое-что найдется, – хитрό прищурился Любомысл. – Потом достану.
Милован вытащил из чересседельной сумы туго скатанное кожаное ведерко, отцепил от седла моток веревки и направился к колодцу, что находился с саженях пятидесяти от дороги.
В колодце, хоть он и выглядел заброшенным и пересохшим, вода была.
Молодец вытянул полное ведерко и прежде всего понюхал воду. Не затхлая ли, не несет ли от нее смертью от упавших и сгинувших в колодце зверьков и птиц. Вода казалась чистой и свежей.
Милован набрал немного воды в рот. Покатал ее в нем, пополоскал. Затем сглотнул.
На лице парня появилась широкая улыбка.
– Здóрово! – крикнул он. – Ничем не хуже той, что мы из ручья набрали. Вкус такой же, будто лесом пахнет! Здорово!
Бережливо неся ведерко – чтоб не расплескать драгоценную ношу – парень направился к друзьям. Пусть испробуют и порадуются.
Почуяв запах свежей воды, кони перестали щипать траву и подняли морды. После короткой но быстрой скачки им хотелось пить.
Ладно, вода есть. Отлично! А вот что делать с едой? Коням проще. Они – хоть местная трава и жесткая и кусачая – щиплют ее уже с охотой. Зерна нет, но сыты будут. А вот что люди будут есть?
Перед выездом из зимовья венды потрапезничали. Плотно и сытно. Но и времени немало прошло. Выезжали-то на заре, а сейчас, по расчетам Прозора, за той стороной тумана уже полдень. Надо думать о будущем.
Эту задачу Прозор решил просто. Вскочив на гнедого, предводитель подождал Милована и значительно сказал:
– Вы пока поите коней. Добромил, дай каждому по соленому сухарю. Милован остается за старшего. Советуйся с Любомыслом и Борко. Разбивайте лагерь. Думаю, – Прозор вытянул руку, показывая где, – станем во-он у той скалы. И от Радужного Пути недалеко и от воды близко. Скала нас с одной стороны прикроет, случись что. Я отъеду в ту дальнюю рощицу, гляну, что там из пропитания бегает и прыгает. Как лагерь наладите, коней стреножьте. Не хватало, чтоб разбежались. У скалы разведите костер. Соберите сушняка побольше, чтоб на ночь и утро хватило. Хотя, – венд с сомнением глянул на окружающие их нескладные деревья, – не думаю, что тут что либо хорошее можно сыскать. Ладно, видно будет. Не найдете сушняк, сырых нарубите. Ночь встретим во всеоружии.
Милован фыркнул. Несмотря на то, что его только что назначили старшим (правда под руководством Любомысла и помощника Борко), серьезности это ему не прибавило. Что он – что его друг Борко. Два сапога пара. Лишь бы зубоскалить.
– С ночью воевать собираешься, Прозор?
Сказал и осекся. Сам понял, что не то что-то ляпнул.
Прозор свесился с седла и смерил парня тяжелым взглядом. Хотел гаркнуть – будто приказ отдавал в бою – но передумал. Лишь укоризненно сказал:
– С ночью, и с теми кто в ней таится и темными тропами ходит. Любомысл, поясни еще раз, что мы не в своем лесу находимся. Втолкуй ребятам. Историю какую-нибудь вспомни. Пострашнее. Пусть поймут.
Дружинник чмокнул губами и поскакал к недалекой рощице. Он выбрал ее потому, что деревья росли в ней чаще, чем около Радужного Пути и вдоль Древней Дороги.
Может, дальше есть леса погуще, но пока Прозор заходить в них не собирался. Ни к чему. И в рощице должна обитать какая-никакая, но живность.
Когда Прозор скрылся из глаз, Милован спросил:
– Слушай, мудрый старик. А что это так Прозор серьезно про ночь говорил? Ты сам-то что думаешь? Глянь, места вроде спокойные. Тихо…
– У Древней Башни тоже сидели спокойно и ухà неспешно варилась, – печально ответил Любомысл. – И там тоже тишь стояла. Только видишь, что из всего этого вышло. Если б на древнем болоте все хорошо было, то пол-отряда вмиг бы не полегло, и мы бы здесь не оказались. Не знаю, есть ли в этом мире нежить, но готовиться надо к худшему. И пусть нам помогут светлые боги. Разведем костер – малую жертву им принесем.
Старик сказал все эти слова серьезно. Знал жизнь. Серебро от нежити, огонь от диких зверей.
– Ладно. Поим коней, а потом едем собирать валежник. Костер первым нужен. Прозор прав.
Коней напоили чудной пахучей водой и каждый из них получил круто просоленный сухарь из рук Добромила. Княжич улыбался, глядя на своего Дичко. Неужели его жеребец снова здоров? Как это замечательно!
По пути к редколесью Борко спросил Любомысла:
– Поясни, почему Прозор решил лагерь в том месте разбить? Ведь куда он поехал – в том лесочке – не в пример удобней. Все-таки лес, а мы к нему привыкли.
Любомысл помолчал и чуток пожевал губами. Ну что ответишь парням, что всю жизнь прожили в лесу, свыклись с ним! Им-то лес родной дом, это так. Только вот вопрос – какой лес?
– Сам увидишь, почему он решил на чистом месте остановиться. Дай только до деревьев добраться. Вот слушайте! Носило меня по миру как перышко. Многие страны и земли видел. И богатые – благодатные, и бедные – где кроме колючек и песка ничего нет. И не в одной из этих земель не видел я, чтоб деревья так росли! Видите, какие чудные? Будто хмельной плотник-неумеха тесал их да обтесывал! Как ни попадя топор клал, а до ума дела не довел. Незнакомый это лес. Понимать это нужно. Прозор прав – лучше на ровном месте… Скала нас сзади прикроет. От нее туман хорошо виден. Вдруг откроется Радужный Путь? Тогда, не мешкая по коням, да вскачь! Быстрей из этого мира. Нечего нам тут делать. Прозор хорошее место выбрал. Все ясно?..
В редколесье нашлось немало валежника: целые завалы из сухого и толстого хвороста. Странным было то, что сушняк в этих нагромождениях оказался не изломанным, а прямым. Будто раньше тут росли нормальные, привычные и стройные деревья. А потом вдруг разом ладные ветки отпали, стволы погнулись, и на них выросло нечто непонятное и зловещее. Так что рубить сырую древесину не пришлось…
Скоро на лошадей навьючили восемь больших вязанок.
– Борко! Добромил! Ведите коняшек к скале, там сушняк сбросьте и возвращайтесь. А мы с Любомыслом тут останемся, заготовим дров впрок, чтоб не на одну ночь, да не на один костер хватило, – распорядился Милован.
– А надо ли княжича от себя отпускать? – забеспокоился Любомысл.
– Ничего, старче! Скинут и обратно вернутся. Тут недалеко – полверсты, не больше. На виду и у нас, и у Прозора.
– И Дичко без меня не пойдет, – добавил княжич.
Эти доводы убедили Любомысла. Они с Милованом остались заготавливать дрова, а княжич и однорукий Борко повели коней к скале.
К тому времени, когда они вернулись, дров было наготовлено еще на пару дюжин вязанок. Любомысл и Милован закачивали очищать сушняк от последних сучков. Делали это для того, чтоб вязанки получились плотнее. Вышло еще пара дюжин – как раз на три ездки.
Вдруг Миловану бросилось в глаза необычное, но вроде знакомое растение. Он присмотрелся, нагнулся и ковырнул ножом землю около небольшого кустика, что рос прямо в двух шагах от него.
– Ого! Ну-ка, гляньте!
– Что нашел? – Добромил соскочил с Дичко и подбежал к дружиннику – Что-нить интересное?
– Да, княжич. – Милован неспешно обковыривал кустик. – Корешок один. Как-то такое же растеньице довелось на виннетском торгу видеть. Заморский купчина привез. И вершки у него были, и корешки. Чтоб видно – что это такое. Мол, в земле растет, а не невесть что. Купец уверял, что корешки вкусны и их даже сырыми едят, только почистить надо. Можно еще варить и в углях запекать, но уже нечищеными. Дорого за них просил! Ну, я не удержался и купил несколько корней. Не пожалел, понравилось. И сырые хороши, а печеные и того лучше. Вот сейчас увидел и узнал то заморское растеньице. Вот!
Милован отряхнул от продолговатого, округлого корешка землю и не мешкая, в несколько движений, ошкурил его. Обнажилась желтоватая плотная мякоть.
– Вот, пробуйте! – Парень разрубил корешок на четыре части, протянул друзьям и сразу же принялся жевать свой кусок.
Любомысл понюхал корень. Потом, отрезав небольшой кусочек, положил его в рот. Старик немного пожевал и его лицо просветлело.
– Молодец, Милован! Даже если мы ничего из живности не добудем, то на этих корнях сколь угодно долго продержимся! Мне их и раньше доводилось есть. – Старик захрумкал корнем и с набитым ртом продолжал: – Как-то шли в полуденных водах. И тут ветер стихает. Жара стоит! На небе не облачка! В общем, ждем ветра. К исходу второй недели у нас на корабле все съестное протухло. То, что силу и сытость давало. Солонина, вяленое мясо, копченая и даже сушеная рыба. Пришлось в море повыбрасывать, морским тварям на корм. Одна мука осталась и вот эти корешки. Ими наш капитан запасся. Он опытный мореход был, знал что в южных водах всякое случается. Вот он и закупил это диво в последнем порту. Сказал, что эти корешки ничто не портит и храниться они могут хоть год. Особенно, если их просушить. Потом, мол, остается только в воду бросить и сварить. Получается сытная похлебка. Вот на нашем корабле они сушеные и были. Варили мы их. Вкус отменный! Так все плаванье на них и прожили. И ничего, никто не ослаб и не заболел. И мы проживем!
– Да их тут целая поляна! – воскликнул Добромил. – А вон, за деревьями еще растут, и еще видны…
Добромил потянул за пушистый кустик и с усилием вытянул из земли корень.
– Не так! Не так, княжич! – заулыбался Любомысл. – Не дергай, толку от этого мало. Сначала обкопай вокруг, на глубину ножа, а потом дерни вместе с землей. Эти корни по одному не живут. В ямке еще несколько штук увидишь.
И верно. Времени уходило немного больше, зато каждый кустик давал три, а то и пять корешков.
Работа закипела. Корешки сразу сносили в одно место. Потом разберут и распихают в те несколько мешков, что нашлось у Любомысла. Чего только не было у запасливого старика в чересседельных сумах! Нашлись даже туго скатанные дерюжные мешки. Еще час назад старый мореход вряд ли смог бы внятно ответить – зачем он их возит. Сказывалась привычка – а вдруг пригодятся? И вот пригодились…
– Хоть огород разводи! – улыбался Борко, посильно справляясь с необычной работой. Парню со сломанной рукой приходилось нелегко.
– Огород не огород, – весело откликнулся Любомысл, – но теперь уже не все так уж и плохо. Выживем! И если что, то завсегда на это место можно вернуться и корешков нарыть.
– Ну что? Пожалуй, довольно… – Милован вытер взмокший от непривычной работы лоб. Надо на разживу оставить. Нарыли прилично. Все равно с собой много не утащим. Верно?
– Верно, верно, – пропыхтел Любомысл и, кряхтя разогнулся. Добывать корни ножом, а не удобным заступом – сложно.
Сначала перевезли к скале нежданный припас. Потом вернулись за хворостом. Можно начинать обустраиваться.
Милован вытер покрытый разводами пепла лоб и разогнулся. Парень развел костер.
– Ну, вот и все. Только дровишки подбрасывайте! Пойду коней стреножу. А ты, Любомысл, думай как трапезу готовить будем. Варить? Это камни в костре греть, да в ведерко бросать. Котелков у нас нет. Долга. А если…
– А зачем варить? – не дослушал старик. – Сам же сказал, что эти корни печь можно. Вот и попробуем, испечем их. Как есть – нечищеными. Просто и быстро. Только подождать надо, пока зола наберется. Иначе сгорят. Можно и прожарить. Веточки кусочками унизать и над костром держать. Только и смотри, чтоб в огонь не свалились. Эти корешки по любому хороши. Хоть так, хоть эдак.
– А как они называются? – спросил Добромил.
Княжич уже расседлал Дичко и стреножил его. Пусть пасется. Ему сегодня досталось, бедному.
Старик задумался. Точного названия этих корней на ум не шло. Кажется, в море их называли чудным словом бата. Да, так…
– Бата, княжич. Бата…
Вскоре вдалеке показался Прозор. Дружинник ехал не спеша. Видимо, охота удалась. Венды разглядели, что его гнедой увешан серыми тушками.
Подъехав к костру, предводитель удовлетворенно хмыкнул – увидел заготовленный валежник. Хватит надолго. Горка очищенных от земли корней ему тоже пришлась по нраву. На первое время хоть какая–никакая, но еда. С голоду не умрут.
– И я кое-что добыл.
Прозор соскочил с коня и отвязал от седла добычу. Пять тушек необычных зверьков, чем-то неуловимо схожих с обыкновенными зайцами. Длинные задние лапы, пушистый коротенький хвостик. Только вот уши и передние лапы у местных зайцев необычно коротки. И шерсть не серая, а светло-бурая, чем-то схожая с полинявшей пожухлой осенней травой.
Милован осторожно поднял одного зверька за задние лапки. Подивился.
– Это что ж за зверь такой? Вроде, с зайцем схож. Только вот уши да окрас иной. И передние лапы короткие. Как он вообще на таких скачет? Странный зверь.
– Они на задних скачут, – улыбнулся Прозор. – Быстро. Увидишь – развеселишься. Я к рощице подъехал и тут же их приметил. Траву щипали. Меня увидели – порскнули. Не знаю, отчего испугались. Видимо тут кто-то есть, раз зверье пуганое. Хотя, кто знает? По траве на четырех лапах ходили, а поскакали на задних. Прыжки длинные, медленные. Но бегом не догонишь. Только на лошади или стрелой. Испросил у них дозволения, извинился, что жизнь забираю, и взял. Пусть народятся снова. Нам хватит, а завтра еще добудем. Законы леса везде надо блюсти. Свежуйте. На вертеле пропечем. Зайцы – они везде зайцы. Эти кору глодали и травку пожевывали.
– Эх… – простонал Борко. – Пирогов бы с зайчатиной.
– И я б отведал! – облизнулся Милован. – Нет ничего слаще пирога с зайчиком, что сутки в сенях пролежал и дух заимел!
– Ладно, парни! – улыбнулся Прозор. – Будут вам пироги с сутошными зайцами. Когда все закончится и выберемся отсюда, – нарочно для вас зверьков набью. Да и сам пирогов должных отведаю. Пир закатим.
– Что еще видел? – спросил Любомысл. – Опасности не учуял.
Прозор на миг помрачнел. Что сказать? Вроде бы нет, но…
– Не нравится мне эта земля, други. Что-то в ней непонятное. Нашему духу чуждое. Все время тревога у меня на душе. А я ведь мало чего боюсь, сами ведаете. Вот и думаю: отчего эта тревога? Серьезное что-то или просто так – дурь мне мнится? Ну да ладно, не будем этим озадачиваться. И так хлопот полно, без моих тревог. Надо еду сотворить. За трапезой и обсудим, как дальше жить.
Тем временем Милован ловко освежевал местных зайцев и нанизал их на длинный прут. Добромил вырубил высокие рогулины и воткнул их по бокам костра. Вскоре ноздри вендских дружинников взбудоражил запах жареного мяса.
Стемнело быстро. В родном лесу такая темень настает только глубокой осенью. Тогда день неуловимо, минуя вечер, обращается в ночь. Задул легкий ветерок. Вдали наконец-то зашумела листва до того безмолвных деревьев.
Из наплечных сум венды достали нехитрую посуду. Деревянные широкие плошки, вместительные чарки.
Из своей баклаги Прозор налил каждому крепкого хмельного напитка. Баклажку положил рядом. Кто захочет – потом выпьет. Но сейчас хмельное было налито для другого.
Прозор плеснул на землю хлебной водки – принес жертву духу этих мест, потом поднял чару и выплеснул остаток в костер.
– Пусть светлые боги помогут нам!
– Пусть! – вторили венды. Каждый последовал примеру Прозора и увлажнил крепкой водкой чужую землю.
Остатки вылили в костер. Бог Огня греет их в этой незнакомой земле. Он дает им тепло и пищу.
После этого наполнили чары колодезной водой и приступили к трапезе.
Зайцы оказались на вкус такими же, как и в родном лесу. А запеченные в золе корни были не только вкусны, но и неожиданно сытны. Ничем не хуже мяса.
К ночи решили одеться теплей. Вдруг холод одолеет? Венды накинули на себя плотные суконные рубахи, что обычно надевали под кольчуги и дружинные плащи. Брони решили пока не вздевать. Вечер тих, опасности вроде бы нет. От зверей и так отобьются. Да они и не подойдут к костру. Дикие звери огня боятся. Это только лошадям и кошкам он привычен.
Враги? Какие тут враги и есть ли они, то неведомо. От нежити никакая кольчуга не защитит. Лучше серебро. А оно у каждого под рукой есть. Только выхвати.
Дружинники развалились вокруг костра. Сытость располагала к уюту и лени. Около скалы нашлась заросшая мхом полянка, и сейчас каждый из вендов соорудил себе по мягкому ложу. Делать что-либо не хотелось. Даже шевелиться лень.
Невдалеке паслись стреноженные кони. Далеко от костра умные животные не отходили. Наверно, как и люди, ощущали себя в этом мире всего лишь нежданными гостями.
Туман от костра просматривался замечательно. Несмотря на то, что стемнело, и на чужом небе засверкали первые звезды, он светился странным синеватым светом, будто в нем горел небольшой огонь.
– Надо за ним смотреть, – сказал Прозор. – Вдруг меняться начнет? А может, и проход откроется? Тогда всё! Сразу на коней. И делаем так: на всякий случай обезопасимся – веревкой их сцепим. Так точно никто не заплутает. Если ничего не случится, то попробуем поутру вокруг него объехать. Может, там что откроется? Жаль, сегодня не успели.
– Интересно, – уже сонным голосом пролепетал Милован. – А вот этот пес, что из тумана выскочил, он откуда? Он в этой земле живет, или в другой? И как он вообще сквозь туман прошел?
– Я его у нас видел, – отозвался Добромил, – в нашем лесу.
– Когда? – удивился Прозор. – Почему мы не заметили?
– Я и сам не знаю, – пожал плечами княжич. – Это было, когда мы воду набирали из Древнего Колодца. Еще там, прежде чем к Радужному Пути подъехали. Не пойму, почему вы его не увидели. Думал, мне показалось. Пес тогда у сосны стоял. И гривна у него на шее так же сверкала. Он на нас смотрел. Молча стоял. А потом я сморгнул, а он исчез. Куда – не видел. Был и нет… Я пригляделся, а вместо него под сосной…большой муравейник
– Да-а… – подивившись, протянул Прозор. – Чудные дела творятся! Древние псы бога Семаргла в нашем лесу появились. Если, конечно, это не адский Гарм вестфолдингов.
– Нет, друг, – ответил Любомысл. – Этот пес точно не Гарм. Адский пес больше бера, он как тур. Он черный. И хвоста у него нет. Это я точно знаю. Сколь лет у вестфолдингов жил. Все слышал. Если бы это был Гарм, так он сразу бы нас разодрал. Он же у Хелль в подручных ходит. И еще я слышал, что он солнечного света избегает.
В разговор встрял Борко. Ему, в отличие от друга Милована, спать не хотелось.
– Ну это еще неизвестно, кто кого бы разодрал и не поморщился! На бера не раз ходили, а что на Гарм какой-то? Я бы попробовал с ним побиться!
Любомысл строго посмотрел на парня. Хотя в темноте тот не увидел, как блеснули глаза старого морехода. Спеси у парня до одури! Ишь чего удумал – с Гармом бой затеять! Ополоумел? Или не от большого ума сказал? Хотя это, в общем-то, одно и то же.
– Гляжу, про албаста ты скоро позабыл! – рыкнул Прозор. – Да про змея этого призрачного и многоногого. Который, оказывается умеет в черный волос оборачиваться, да к добрым жеребцам присасываться! Да о том, что в Гнилой Топи летало и верещало забыл! Да о призраке, что над древним болотом навис и трепаную книгу листал и хохотал! Ой, не зарывайся, отрок! С богами шутки плохи! С Гармом сразиться! Думай, что говоришь! Накликаешь на ночь!
– Да не хотел я этого говорить, – взмолился Борко, – само вылетело! Это ж я просто так ляпнул, чтоб беседу поддержать. Я и не думал ничего дурного сказать!
– И не надо ничего больше говорить, Борко, – сказал Любомысл. – Правильно Прозор молвил – не надо лезть в дела богов.
У Добромила смыкались глаза – сказывалась давешняя бессонная ночь в Древней Башне. Заметив это, Любомысл заботливо прикрыл княжича своим плащом.
– А как же ты, дядька? – сонно пролепетал мальчик.
– За меня не волнуйся, княжич, – ласково отозвался старик. – Я, в морях будучи, и не такое переживал. Привычен. А тут что? Ночь тепла, костерок вон угольками трещит да ко сну располагает. Спи княжич…
Добромил опустил веки. Скоро дыхание мальчика выровнялось и стало беззвучным. Он уснул.
– Как ночь делить будем? – шепотом, чтоб не потревожить сон маленького княжича, спросил Прозор. – Кому как лучше?
– Я сейчас спать не хочу, – отозвался Борко. – Я жизни радуюсь. Рука унялась. Будто греет ее кто-то, лечит. Я караулить начну.
– Я бы тебе помог, но… – Не договорив, Милован уснул
– Я не хочу, – откликнулся Любомысл. – Какой сейчас сон? Мы с Борко по очереди на туман глядеть будем, да ваш сон сберегать.
– Ладно, не хотите сейчас спать – не надо. – Прозор улегся поудобней. – Если что, то толкайте меня. А разбудите тогда, когда луна полнеба пройдет. Как раз ночь напополам поделим. Никому обидно не будет. А то скажите, что я вас нарочно под утро дозор нести заставляю.
Прозор уже собрался закрыть глаза. Но тут что-то его осенило. Богатырь даже подскочил. Задрав голову, он озирал черное, усеянное звездами небо. Видимо не увидев того что искал, богатырь встал и медленно начал водить головой, внимательно оглядывая небосвод. Вслед за ним подняли головы Любомысл и Борко.
– Что ты там высматриваешь, Прозор? – наконец не выдержал Любомысл. – Что ищешь?
Богатырь усмехнулся. Стыдно опытному мореходу не заметить эту странность. А ведь Любомысл о ней говорил, еще когда светло было.
«Да и сам хорош, – упрекнул себя Прозор, – не заговори о том, когда меня будить, так и внимания бы не обратил, что на небе луны нет.
– Эх, мореход! – с ехидцей сказал он. – Найди мне луну. Я уже нашел.
Любомысл охнул. Надо же – оплошал! В море ведь как? Там ночью путь по луне и звездам находят. А тут с этими передрягами он на ночное небо даже не взглянул!
– Я вижу! – воскликнул Борко. – Во-он! Над тем скалами висит. Только не луна это вовсе, а новорожденный месяц. Еле виден, родимый! Вон, видите полосочку!
– Как же… – растерялся Любомысл. – Ведь вчера полнолуние было! А тут… Как это, Прозор?
– Эх, мореход! Не больше твоего понимаю! Вижу, что в этих землях солнце в обратную сторону по небосводу ходит. И у луны все перепутано: вместо полнолуния – новолуние. Не знаю, Любомысл. Не знаю… Все, я спать укладываюсь. Мне еще половину тутошний ночи глаз не смыкать.
Прозор лег и тут же богатырски захрапел. Любомысл толкнул его в бок. Мол, перевернись на бок, храпун! Прозор, что-то сонно пробурчав, перевернулся. Храп стих. Храпеть можно в родной избе или в княжеских хоромах. Там никто возражать не будет. Мужчине полагается храпеть – на то он и мужчина. Но только не в логове врага, и не на неведомой земле. Неизвестно, дружна эта сторона или враждебна. Неведомо, что тут по ночам гуляет. Хотя лошади никакого беспокойства не высказывали. Спокойно хрумкали жесткой травой…
– Уснули, – вполголоса сказал Любомысл, – ну и хорошо. Настрадались мы за эти сутки. Хороший нам отдых нужен. А я наверно всю ночь спать не буду.
– А чего так? – спросил Борко. – Укладывайся и ты. Я хорошо смотреть буду.
– Я знаю… – вздохнул старик. – Да разве уснешь после такого? Я просто лежать будут. А ты если почуешь, что ко сну клонит, дай мнė знать.
– А у меня уже все как-то далеко, – сказал Борко. – Будто все это не с нами было… И Гнилая Топь, и то, что мы сейчас здесь… Как-то все притупилось – осознать не могу. Наверное, нехорошо это…
– Отчего же, – улыбнулся Любомысл. – Это хорошо, парень. Это твой разум отдыхает, не дает сердцу тревоги. Если снова беда придет, ты ее отдохнувшим встретишь. Это хорошо… У меня так не получится. Я стар уже. Молодым был, так все нипочем. Даже когда саратаны мою деревеньку уничтожили, я через несколько дней уже осознал, что горе притупилось. А ведь тогда все погибли…
– Саратаны… – задумчиво протянул Борко. – Давно их в Альтиде не видели. Откуда они приходят? Будем чудовищ по осени ждать. Если в Ледаву войдут, мы им покажем…
«Эх, хорошо быть молодым… – думал Любомысл. – Борко даже в голову не берет, что находится он непонятно где и главное – зачем? И как из этого непонятного выбраться, его не интересует. Выйдет, и все! Это для него само собой разумеется! Иного и быть не может! Вот, уже об осени думает, как саратанов во всеоружии встретит. Я так рассуждать уже давно разучился. Жизнь пожевала…
– Про саратанов мало что ведомо, Борко. Ходят разные слухи и домыслы. Только вот веры им нет. Знаешь, все сходится на том, что саратаны обитают на полуночи, дальше самого крайнего острова Вестфолда. Там, за этим островами, есть скалистые утесы. Они круглый год покрыты льдом и снегом. Там всегда дует пронизывающий ветер. И глубоко в седом ледяном океане возле этих утесов находятся жилища саратанов. Там, под водой, они роюсь себе огромные норы. В них они спят глубоким беспробудным сном. Но это только зимой. Ночью. Ведь на полуночи ночь длится полгода. Но как только начинается день и первые лучи солнца падают в океан, то саратаны пробуждаются. Они выползают на утесы и греют на солнце свою холодную зеленую кровь. Потом, ожив, они соскальзывают в холодный океан и плывут на полудень. Там, в теплых морях, города. Там для чудовищ пожива. Сам знаешь – горе тем местам, куда придут саратаны. Горе невеликой деревеньке или большому каменному городу…
– Хорошо, что наша Виннета защищена.
– Да, Борко, хорошо. Для того и стоит эта крепость, чтоб сторожить Альтиду. И хорошо, что саратаны до нашего города ни разу не доходили. Страшно – когда они нападают…
Любомысл тяжело вздохнул и замолчал, вспомнив о своей уничтоженной деревеньке. Тогда тоже было полнолуние. Полнолуние… Что-то с ним связано. Только вот что?
Любомысл лежал и смотрел в звездное небо. Оно в этой земле тоже другое. Еле отыскал знакомые созвездия. Во-он они – яркие звезды. Стожары. А в альтидских землях их огненные цветки лежат в другом месте.
Старый мореход думал, отчего нарушилась спокойная размеренная жизнь? Почему? Он уже десять лет воспитывал княжича Добромила, а казалось, пролетел один год. После стольких лет скитаний, он наконец-то обрел покой и родной дом. И вот он снова в незнакомой земле. Снова скитания. Правда, на этот раз с друзьями. Любомысл лежал, и на память ему приходили давние события. Старый мореход вспоминал…