Кумиры. Тайны гибели. Трагедии в спорте (Ф. И. Раззаков, 2012)

В небе под Свердловском. Гибель хоккейной команды ВВС

Хоккейная команда ВВС (Москва) была любимым детищем Василия Сталина и считалась одной из сильнейших в стране. Но особенно большие перспективы появились у команды в самом начале 50-х, когда туда перешел Всеволод Бобров. «Летчикам» стало вполне по плечу бороться за чемпионское звание, однако на их пути к «золотым» медалям встали непредвиденные обстоятельства.

7 января 1950 года команда ВВС на самолете «Дуглас» Си-47 вылетела в Челябинск на очередную календарную игру. Вместе с шестью членами экипажа и двумя сопровождающими на борту самолета было 11 хоккеистов: Харий Меллупс, Николай Исаев, Роберт Шульманис, Евгений Воронин, Борис Бочарников, Юрий Жибуртович, Василий Володин, Александр Моисеев, Зденек Зикмунд, Юрий Тарасов, Иван Новиков (трое последних перешли в ВВС из «Спартака» всей тройкой). Однако самолет до цели так и не долетел. В аэропорту Кольцово под Свердловском из-за плохих погодных условий «Дуглас» никак не мог выйти на второй радиомаяк и шесть раз пытался совершить посадку, но в итоге во время очередного захода у него не хватило тяги, и он рухнул на краю летного поля. Все находившиеся на борту самолета люди погибли.

Стоит отметить, что несколько лучших игроков ВВС только по счастливой случайности остались в Москве. Например, Бобров и Виктор Шувалов. Первый не успел оформить документы о переходе, опоздал к вылету и ехал поездом (по другой версии – кстати, самой распространенной – накануне вылета он просто загулял), второго Сталин посчитал неэтичным выставлять в игре против челябинского «Дзержинца», откуда он недавно перешел в ВВС.

Вот как вспоминают об этой трагедии ее непосредственные свидетели.

Н. Пучков (вратарь): «За мной прислали машину, привезли на «Сокол», там был штаб Василия Сталина. В комнате увидел Шувалова, Чаплинского, Стриганова, Афонькина, еще кого-то, собрали всех, кто оставался в Москве, даже тех, кто кончил или собирался кончить играть. Нам всем было приказано тут же выехать в Челябинск. Календарные игры чемпионата продолжались. В Свердловске пошли в ангар, где лежали погибшие. Были все: родители, жены. Приехали из Москвы Анатолий Тарасов, Владимир Никаноров, Михаил Орехов – цээсковцы. Земля, все перемешано, тела прошиты металлом. Блеснул новенький погон, майорский, Бориса Бочарникова, звание только-только присвоили…»

В. Шувалов: «Погибших было 19 человек, но останки положили в 20 гробах, наглухо закрытых, потом поставили их на 10 «студебеккеров», захоронили. Теперь там, близ аэродрома Кольцово, обелиск. Когда приходилось бывать в Свердловске, всегда приносили туда цветы. Вспоминаю, какой ужас пережили мои родители. Ведь они думали, что я разбился вместе с командой, не верили телеграммам, которые слал из Москвы. Пока не увидели меня на перроне вокзала в Челябинске, пока не пощупали руками – цел, жив, невредим! – все не верили. И немудрено: никаких официальных сообщений ведь так и не последовало, имена не были названы…»

Официальная комиссия, которая была назначена для выяснения обстоятельств гибели самолета, с порога отмела версию о недостаточной квалификации экипажа. Согласно ее заключению, командир майор Зубов был опытнейшим боевым летчиком, да и все остальные члены экипажа обладали не меньшим опытом, чем он (экипаж входил в дивизию Грачева, которая обслуживала членов правительства). Что же тогда послужило причиной трагедии? Высказывались две версии. Согласно первой, самолет держал курс на два радиомаяка, расположенных один за другим. Однако по роковому стечению обстоятельств экипажу удалось выйти только на первый радиомаяк. С земли им командовали: выходите на ангары. Так продолжалось шесть кругов. На седьмом «Дуглас» попытался выполнить команду с земли, но обороты были уже потеряны. Зубов включил форсаж, но было поздно – не хватило тяги. После этого самолет лег на крыло, перевернулся и врезался в землю.

Вторая версия выглядела иначе. По ней выходило, что, заходя на посадку, экипаж врубил мощные прожекторы. Но пелена метели дала внезапный отблеск, который экипаж принял за пламя. Всем показалось, что самолет загорелся, и люди бросились в хвостовую часть. «Дуглас» потерял управление и рухнул.

Тем временем, несмотря на постигшую команду ВВС трагедию, чемпионат страны по хоккею продолжался. Василий Сталин был слишком честолюбив, чтобы позволить команде даже после такой потери опустить руки, поэтому он уговорил оставшихся в живых игроков продолжать первенство. И команда «летчиков» совершила чудо – заняла 4-е место. А год спустя, вновь набрав силу и мощь, ВВС вернули себе чемпионский титул. Василий был на вершине счастья. Назвав своих игроков «сталинскими соколами», он тут же поручил начальнику команды Дмитрию Теплякову записать все личные просьбы хоккеистов. После этого кто-то получил квартиру, кто-то – очередное воинское звание, кто-то – машину. Бобров к тому времени был уже «упакован» – имел и машину, и роскошную квартиру в «доме ВВС» на Соколе.

Вспоминает В. Тихонов: «Каким человеком был Василий Сталин? Судить не берусь. Рассказываю только о том, что помню, что было тогда. Я был, в сущности, мальчишкой и ни во что особенно не вникал. Безусловно лишь одно. Он был крайне нетерпим к возражениям.

Даже Всеволод Михайлович Бобров, которого Василий Сталин буквально боготворил, не осмеливался ему возражать. Да это было и бессмысленно. Сейчас, задним числом, думаю, что у Василия Сталина не было того, что принято называть чувством меры. Вероятно, бесконтрольность, к которой он привыкал годами, развратила его. Мог подарить, сняв с руки, золотые часы (так он отметил фантастическую игру Всеволода Михайловича в матче против команды города Калинина, когда Бобров забросил шесть шайб), а мог и неожиданно несправедливо и даже грубо обрушить упреки…»

Об этом же слова А. Белаковского: «Василий Сталин был очень импульсивным человеком. Даже Боброву как-то дал по морде. Меня дважды снимал с должности и восстанавливал (в 1950 году Бобров переманил Белаковского в ВВС с Дальнего Востока. – Ф. Р.). Часто принимал решение по первому звонку: «Белаковский – сволочь, его надо убрать». – «Уволить!» Потом новая информация: «Да нет, он хороший парень!» – «Да идите вы на три буквы, – вскипал Василий Иосифович, – отменить приказ!»

В 1952 году хоккейная команда ВВС вновь завоевала чемпионский титул и выиграла Кубок СССР. Тройка нападения «летчиков» – Е. Бабич, В. Шувалов, В. Бобров – вновь стала самой результативной.

Блинов ворвался на хоккейный Олимп в середине 60-х, придя в столичный «Спартак» из омского «Аэрофлота». За короткое время Блинов стал одним из талантливейших и сильнейших защитников в отечественном хоккее. В 1966–1967 годах спартаковская пара защитников Виктор Блинов – Алексей Макаров была одной из сильнейших в стране. В сезоне 1967 года вдвоем они забросили 34 шайбы (по 17 каждый), то есть больше, чем большинство нападающих высшей лиги. Благодаря этому Блинов был приглашен в первую сборную и в 1968 году добился в ее составе своих высших достижений: стал чемпионом Олимпийских игр, мира и Европы. А спустя несколько месяцев после этого триумфа внезапно ушел из жизни.

Между тем смерть приходила к Блинову неоднократно. В первый раз он мог погибнуть в юности. Он тогда был дома, полез на шкаф за сигаретами, но свалился со стула и упал головой прямо на штырь, торчавший из швейной машинки. В больнице ему была сделана сложнейшая операция – трепанация черепа. После этого темя у Блинова осталось мягким, как у ребенка. Поэтому без шлема он никогда не играл, даже на тренировках.

Второй раз Блинов едва не погиб уже в Москве, когда играл за «Спартак». В тот день вечером он возвращался на спартаковскую базу в Серебряном бору, очень спешил и угодил под колеса автомобиля. Спортсмен получил серьезные травмы, однако уже спустя пару дней сбежал из больницы, чтобы выступать в составе любимой команды. Столь пренебрежительное отношение к собственному здоровью не могло не сказываться пагубно на самочувствии Блинова. К тому же в последний год своей жизни он стал сильно пить.

Лето 1968 года стало для Блинова последним. Он тогда отправился в Омск к своим родителям и практически не «просыхал», поскольку выпить со знаменитым земляком стремился чуть ли не каждый омич. Именно там прозвенел первый «звонок» – у Блинова «прихватило» сердце. Однако особого внимания на это спортсмен не обратил – к врачам обращаться не стал, а всего лишь отлежался. Между тем у него был инфаркт.

Вернувшись в Москву, в «Спартак», Блинов практически сразу включился в тренировочный процесс. Причем и здесь обращаться к врачам не стал – прошел осмотр только у окулиста и стоматолога. Когда об этом узнал тренер команды Николай Карпов, он запретил Блинову появляться в зале: мол, сделаешь кардиограмму – милости просим. Но Блинов и этим указанием пренебрег. И едва тренер отлучился по делам в город, вышел на тренировку в спортзале на улице Воровского. Именно она и стала последней для спортсмена. На календаре было 10 июля 1968 года.

Сначала Блинов тягал штангу. Затем играл в баскетбол. Во время игры ему в первый раз стало плохо, и он упал. Коллеги над ним посмеялись, не догадываясь, что до роковой развязки остаются считаные минуты.

Вспоминает А. Мартынюк: «Мы атаковали кольцо соперников. С мячом был Виктор. И тут он в совершенно безобидной ситуации отдает мяч не партнеру, а сопернику. «Твою мать!..» – выругался вполголоса Юрий Борисов, открывавшийся слева… Побежали обратно, к своему кольцу, и тут Блинов прямо около круга, из которого бросают штрафные броски, упал. Упал и не поднялся. Мы с Валерой Кузьминым стали слушать сердце, искать пульс. Сердце не билось, пульса тоже не было. Открыли все окна в зале, кто-то вызвал «Скорую». Минут через пятнадцать приехала бригада. Сделали укол в область сердца. Виктор дернулся и тут же снова затих. Навсегда…»

Уже на следующий день вся Москва обсуждала внезапную смерть талантливого 23-летнего хоккеиста. Поскольку пресса по этому поводу стоически молчала (только в «Советском спорте» был опубликован короткий некролог), слухи рождались самые невероятные. Так, например, говорили, что Блинов умер от чрезмерных нагрузок: дескать, тренер сборной Анатолий Тарасов заставил его тягать тяжеленную штангу, и Блинов надорвался. Другие утверждали, что хоккеист умер от большой дозы таблеток, которыми спортсменов пичкали врачи.

Три дня спустя на Ваганьковском кладбище состоялись похороны В. Блинова. Причем одноклубников покойного, хоккеистов московского «Спартака», на них практически не было. Им запретили там присутствовать, отправив на предсезонные сборы в Алушту. От клуба были только капитан команды Борис Майоров и еще пара-тройка человек из администрации.

Имя Анатолия Кожемякина сегодня уже почти забыто. Однако в начале 70-х не было в советском футболе человека, кто бы не знал этого молодого и одаренного форварда. Он родился в простой рабочей семье (его отец работал монтером) и первые уроки футбольной науки получил на дворовой площадке. Затем пришел в юношескую секцию и буквально за несколько лет достиг выдающихся результатов. Уже в 16-летнем возрасте, играя за «Локомотив», он показывал чудеса техники, один обыгрывая чуть ли не полкоманды соперников и забивая за матч по 5–6 голов. Этим он вскоре и привлек к себе внимание тренеров столичного «Динамо». Ему едва исполнилось семнадцать лет, когда он впервые вышел на поле в основном составе этого прославленного футбольного клуба.

Стоит отметить, что природа щедро одарила Кожемякина как прекрасным физическим здоровьем, так и характером. Буквально с первых дней своего появления в «Динамо» он стал душой коллектива, его заводилой. Его любили как футболисты, так и тренеры, которые не могли нарадоваться филигранной технике Анатолия и тому, как он буквально на лету схватывал все их установки. Вскоре Кожемякин начал выступать и за сборную СССР, став одним из самых молодых ее нападающих.

Ему было всего 18 лет, а за ним уже толпами ходили футбольные фанаты, девчонки дежурили в подъезде его дома. Он относился к этому внешне спокойно, хотя в душе, конечно же, радовался. Он любил форс и никогда не упускал возможности показать, какой он крутой и знаменитый. Например, во время одной из поездок за границу он купил себе джинсовый костюм, который для большинства молодых жителей Союза был самым желанным и недоступным предметом гардероба. Даже в футбольном клубе «Динамо» не всякий «старичок» имел его. И вот Анатолий, вырядившись в этот костюм, специально пришел на тренировку, чтобы утереть нос ветеранам. И утер. Однако обиды на него за это никто тогда не затаил, поняли: молодой, знаменитый.

В начале 70-х Кожемякин вступил в полосу призывного возраста, и ему домой одна за другой стали приходить повестки из военкомата. Но так как он был то на сборах, то на играх в других республиках или странах, застать его было практически невозможно. А те времена не чета нынешним, когда «косить» от армии можно почти безбоязненно. Поэтому квартиру футболиста поставили на особый контроль и, когда Анатолий на несколько дней объявился в ней, забирать его пришли с нарядом милиции. И трубить бы ему в рядах СА, если бы руководство родного клуба не приложило все силы к тому, чтобы вызволить лучшего своего форварда из стен военкомата. Для этой цели в качестве парламентера был отправлен легендарный Лев Яшин. Конфликт был улажен, и Кожемякин вновь вернулся на зеленое поле.

В 1973 году Кожемякин женился. И, как отмечают очевидцы, сразу заиграл еще ярче. В чемпионате Союза он был признан лучшим центрфорвардом, а на чемпионате Европы среди юниоров стал лучшим бомбардиром, забив семь мячей в ворота соперников. К сожалению, это были последние громкие победы в жизни талантливого футболиста.

В 1974 году Кожемякин играл ниже своих возможностей, поэтому появлялся то в дубле, то на заменах в основном составе. А затем наступил роковой день – 13 октября.

За два дня до него Анатолий отыграл матч за дубль и упросил тренера А. Качалина не ставить его на игру с «Араратом». Он объяснил эту свою просьбу усталостью, хотя на самом деле причина была иной. В воскресенье он должен был идти с друзьями на концерт легендарной группы «Машина времени» в один из научных институтов. Тренер поверил словам Анатолия про усталость и отпустил его с базы домой.

Между тем домой (в новую квартиру, которую он с женой и дочкой получил за неделю до этого) Анатолий не поехал, предпочтя отправиться на гулянку с приятелями. Именно с ними на следующий день он и пошел на концерт.

Продолжался он около трех часов, и, когда все закончилось, на дворе уже стояла глубокая ночь. С трудом добравшись до дома, Анатолий позвонил в дверь, однако жена его не пустила. Сказала: иди туда, откуда пришел. Понять ее, в общем-то, можно: у нее на руках маленький ребенок, а муж, вместо того чтобы помогать, предпочитает проводить время с приятелями. Анатолий еще какое-то время постоял у дверей, затем махнул рукой и ушел к своему приятелю – Толе Бондаренко. У него он и провел остаток той ночи.

Утром следующего дня, где-то около половины десятого, друзья вышли из дверей квартиры, чтобы спуститься во двор (там в это время всегда собиралась компания мужчин, игравших в «дыр-дыр»). В доме было два лифта, и друзья, как обычно, вызвали оба. Первым пришел левый, и они смело шагнули в кабину. Однако ехали недолго: где-то между четвертым и третьим этажами он внезапно застрял. Друзья стали нажимать кнопку вызова диспетчера, но никто на их призывы не отзывался. Лишь минут через пятнадцать мимо прошел лифтер, но выручать застрявших не торопился – с утра он уже принял «на грудь». Видя, что это может продолжаться бесконечно, Кожемякин и Бондаренко принялись вручную раздвигать двери. Им это удалось. Бондаренко предложил другу прыгать на нижний этаж первым, но тот отказался. Сказал: «На мне джинсы новые – жалко…» И Бондаренко прыгнул первым. Очутившись на лестничной площадке, он крикнул другу, что все нормально, и стал придерживать дверь лифта, чтобы облегчить Кожемякину его спуск. Но тот, вместо того чтобы не мешкая последовать за приятелем, стал приноравливаться, как бы спуститься половчее и при этом не запачкать свои джинсы. Он не знал, что в это время лифтер уже вернулся назад и собрался вновь пустить лифт.

Трагедия произошла в тот момент, когда Анатолий уже зацепился руками за край лифта и ногами достал площадку третьего этажа. Еще бы мгновение, и он бы выбрался наружу. Но в этот момент лифт тронулся. Кожемякин издал жуткий крик и свалился в шахту лифта. Его смерть была практически мгновенной. Так, едва засверкав, закатилась звезда одного из самых талантливых футболистов Советского Союза.

По злой иронии судьбы, 1975 год стал самым урожайным по части смертей известных спортсменов. Первым этот список открыл футболист столичного «Динамо» (1959–1972) и сборной СССР (1964–1968) Виктор Аничкин.

Аничкин считался одним из лучших центральных защитников советского футбола 60-х – начала 70-х годов. А вот звезда его закатилась со скандалом. В 1970 году в дополнительном матче за золотые медали чемпионата СССР в Ташкенте «Динамо» проиграло ЦСКА со счетом 3:4, ведя 3:1 за 20 минут до конца. Тренер динамовцев Константин Бесков посчитал, что игру специально сдали трое его игроков: Аничкин, Валерий Маслов и Геннадий Еврюжихин. Дескать, они продали игру неким мошенникам, поставившим на тотализатор за ЦСКА более миллиона рублей. И хотя сами игроки утверждали, что это форменный навет, тренер был непреклонен. После этого Аничкина все реже стали выпускать на поле, а в 72-м его и вовсе убрали из команды. И он стал искать успокоения в алкоголе.

После того как от него ушла жена с маленькой дочерью, Аничкин стал жить в квартире своего отца-вдовца на Шереметьевской улице. В 74-м его дела вроде бы пошли на поправку: ему предложили тренерскую работу на стадионе «Авангард», что на шоссе Энтузиастов. Все, кто в те дни видел Аничкина, утверждают, что он выглядел хорошо: повеселевший, стильно одетый. И вдруг 5 января 1975 года Аничкин внезапно умирает. По словам В. Маслова: «До сих пор толком не знаю, что же стало причиной этой неожиданной смерти? По одной из версий, они отмечали день рождения отца – Ивана Васильевича, здорово напились, а на следующий день Витя опохмелился бутылкой пива и умер. По другой – он вроде бы повздорил с отцом, и в момент ссоры случился инфаркт… Честно говоря, спросить, что называется, по горячим следам было не у кого, поскольку на похоронах я не был – улетел в Швецию на чемпионат мира по хоккею с мячом…»

Вспоминает Э. Мудрик: «Вокруг Витиной смерти ходило много разговоров, но я уверен, что он скончался от сердечного приступа. Мы с Игорем Численко ездили в морг после того, как это случилось: лицо у Виктора было синюшным – верный признак того, что причиной смерти стал обширный инфаркт. В тот момент, кстати, сразу вспомнилось, что еще во времена игр за «Динамо» он частенько говорил, что у него побаливает сердце…»

Аничкина похоронили в 40 километрах от Москвы, в Солнечногорском районе, где у его родителей была дача. Свой последний приют футболист нашел на скромном деревенском кладбище, где была похоронена его мама, тоже очень рано ушедшая из жизни.

Спустя месяц после смерти Аничкина из жизни ушел знаменитый боксер Валерий Попенченко. Имя этого спортсмена в 60—70-е годы прекрасно знали не только в нашей стране, но и за рубежом. Его карьера в спорте развивалась мощно и стремительно, восхищая и завораживая всех, кто за нею наблюдал.

В. Попенченко родился в 1937 году. Мать, Руфина Васильевна, воспитывала сына одна и всегда мечтала видеть его красивым и сильным мужчиной. Поэтому в 1949 году она привезла его в Ташкент и отдала в Суворовское училище. Там Валерий впервые и познакомился с боксом: в училище приехал капитан Юрий Матулевич и тут же открыл секцию по этому виду спорта. Этому человеку суждено будет стать первым наставником Попенченко на пути к боксерским вершинам.

Тренировки в секции бокса проводились четыре раза в неделю. Посещали их несколько десятков человек, и Валерий первое время среди них не особенно выделялся. Но от месяца к месяцу росли его успехи, и вот он уже числится в числе самых одаренных учеников Матулевича. На городских соревнованиях он завоевывает свои первые боксерские награды.

Стоит отметить, что эти соревнования были очень любимы курсантами-боксерами, так как хоть изредка, но позволяли им покинуть стены училища. Поэтому, как только их выпускали за ворота, они тут же мчались в город и часами слонялись по его улицам. И хотя тогдашний Ташкент не чета нынешнему, но и в нем курсантам-мальчишкам было не скучно. Они ездили на окраину города в Ходру, где был стадион «Спартак», вдоль и поперек прошерстили улицы Аксалинскую, Навои и Коммунистическую (на последней находился зал «Динамо»), изучили все закоулки парка имени Горького.

В 1955 году Попенченко с отличием окончил Суворовское училище: в аттестате одни пятерки, на руках золотая медаль. Тем же летом его включили в состав юношеской сборной Узбекистана, и в августе он отправился на первенство Союза в Грозный.

Предварительные бои Валерий выиграл у своих противников сравнительно легко и вышел в финал. Там ему противостоял чемпион предыдущего года – боксер из Москвы Ковригин. Их бой поразил многих.

Первый раунд прошел довольно спокойно, соперники как бы приглядывались друг к другу. Во втором Ковригин мощно пошел вперед и уже на первой минуте нанес Попенченко сильный удар в голову. Валерий упал, но тут же сумел подняться. Зал ликует, целиком и полностью поддерживая чемпиона. Вдохновленный этим, Ковригин вновь начинает атаку и наносит противнику новый удар: апперкот в солнечное сплетение. Попенченко вновь оказывается на помосте. Судья начинает отсчет: один, два, три, четыре… И тут звенит гонг. Второй раунд окончен.

Когда начался третий раунд, наверное, ни у кого в зале не было сомнений в том, что Ковригин окончательно забьет «салагу из Ташкента». И действительно, чемпион пошел вперед, нанес целую серию ударов и в какой-то из моментов, видимо, уверовав в свою победу, раскрылся. И Попенченко своего шанса не упустил. Увидев брешь в обороне противника, он нанес свой коронный, отшлифованный в училище, удар под названием «кросс». Ковригин рухнул на помост и продолжать бой дальше не смог. Золотая медаль чемпиона досталась Валерию Попенченко.

Так получилось, что тот бой стал последним поединком тандема Матулевич – Попенченко. В том же году судьба их развела: Матулевич вернулся в Ташкент, а Валерий отправился в Ленинград, где его приняли в Высшее пограничное училище.

На новом месте тоже существовала секция бокса, однако Попенченко ее практически не посещал: ему не понравился тренер секции. Однако осенью того же года тот все-таки уговорил его выступить за училище на соревнованиях, и Попенченко согласился. И потерпел свое первое поражение. Его нокаутировал москвич Соснин. После этого Валерий сник и больше в секцию не приходил. Тогда ему впервые показалось, что с боксом он расстался навсегда. Но жизнь рассудила по-своему.

Однажды на стадионе «Динамо» он познакомился с тренером Григорием Кусикьянцем, который предложил ему возобновить тренировки. Так началось их содружество.

Первый выход Попенченко на ринг с новым наставником произошел буквально через несколько недель после их знакомства. Кусикьянц еще совершенно не знал способностей своего ученика, но решил выпустить его на ринг, чтобы в деле посмотреть, на что тот способен. Это были соревнования Ленинградской спартакиады. До финала Валерий дошел легко, но в заключительном поединке встретился с опытным противником, чемпионом страны Назаренко, и проиграл ему по очкам. Это было второе поражение в боксерской карьере В. Попенченко.

В течение следующих трех лет спортивное содружество Кусикьянца и Попенченко активно продолжалось. И хотя Валерию много времени приходилось отдавать учебе, о боксе он тоже не забывал. В результате в 1959 году он блестяще выиграл звание чемпиона СССР. После этого встал вопрос о его включении в состав сборной страны, которая должна была отправиться на чемпионат Европы в Швейцарию. Но в отборочных встречах Попенченко потерпел поражение: он уступил олимпийскому чемпиону Геннадию Шаткову. (Отмечу, что Шатков на том чемпионате взял «золото».)

Прошло еще два года, прежде чем боксер попал в состав сборной СССР. За это время он успел дважды стать чемпионом страны, однако большинство специалистов бокса старались его не замечать, считая его победы случайными. Манеру боя Попенченко они называли неуклюжей и корявой. И только на чемпионате Европы в 1963 году, который проходил в Москве, Валерий сумел заставить этих людей заговорить о себе по-другому.

В первом же бою он буквально «размазал» опытного итальянца, во втором переиграл югослава, на счету которого было уже 400 поединков. И, наконец, в финале он нокаутировал румынского боксера Иона Моню. Так Попенченко впервые стал чемпионом Европы.

В последующие несколько лет боксер сумел еще один раз стать чемпионом Европы, четырежды (итого шесть) чемпионом СССР и один раз (в 1964 году в Токио) завоевал олимпийское «золото». В те годы он был одним из самых популярных спортсменов в Советском Союзе, его имя постоянно мелькало на страницах газет, лицо не сходило с экранов телевизоров. Однако вскоре он внезапно принимает решение покинуть ринг, что для многих было полной неожиданностью. Ведь его мастерство достигло высшего расцвета, и сил было хоть отбавляй. Его пытались отговорить, но он остался непреклонен. Ведь помимо спорта Валерий был загружен выше головы: научная работа в Высшем инженерно-техническом училище (он даже защитил там диссертацию), членство в ЦК ВЛКСМ (туда его избрали в 1966 году), наконец, молодая семья. О последней стоит рассказать отдельно.

Избранницей Попенченко стала студентка кораблестроительного института Татьяна Вологдина. Они познакомились совершенно случайно в Эрмитаже. Валерий пришел туда с другом, Татьяна с подругой. Именно благодаря последней и произошло их знакомство. Как оказалось, она знала приятеля, с которым Попенченко пришел в музей, и когда в коридорной сутолоке они столкнулись нос к носу, завязалась беседа. Татьяне показалось знакомым лицо парня, только она никак не могла вспомнить, где же она его видела. Дело в том, что спортивные передачи, транслируемые по телевидению, она смотрела крайне редко, но именно в одной из них она и увидела это лицо, но потом забыла. Ситуация прояснилась только после того, как он сам назвал свое имя и фамилию: Валерий Попенченко.

Их встречи продолжались около трех месяцев, после чего они приняли решение пожениться. Таня была из хорошей семьи, и ее родители с радостью приняли в свои ряды нового человека, к тому же знаменитость. Вскоре у молодых появилось прибавление – сын Максим.

В конце 60-х Попенченко принимает решение переехать с семьей к матери в Москву. Руфина Васильевна проживала в столице одна и откровенно жаловалась сыну на одиночество. «Приезжайте ко мне, – просила она сына и невестку. – Я и за внучком пригляжу». И они переехали.

В Москве Попенченко предлагали работу в разных местах (например, Н. Озеров переманивал его в комментаторы), однако он выбрал преподавательскую: в МВТУ имени Баумана получил должность заведующего кафедрой физвоспитания. В середине 70-х началось строительство новых корпусов этого училища (в том числе и спортивных сооружений), и Валерий частенько захаживал туда, чтобы проверить работу строителей. Обычно он с утра переодевался в морскую робу и брюки и шел на стройку, где, бывало, пропадал и до вечера. Во время одного из таких посещений в феврале 1975 года и случилась трагедия. Нелепая и до сих пор до конца необъяснимая.

Попенченко сбегал по лестнице с низкими перилами и на очередном витке внезапно потерял равновесие и упал вниз, в лестничный пролет. Смерть наступила мгновенно. Следствию так и не удалось объяснить, что случилось со знаменитым спортсменом. Были двое свидетелей этого происшествия, один из которых утверждал, что Попенченко, когда летел вниз, не издал ни одного звука. Это было странно, ведь должен же он был испугаться хотя бы на миг. Но следствие злого умысла в этой трагедии так и не нашло.

Похоронили знаменитого спортсмена на Введенском кладбище.

Через полгода после гибели Попенченко страну потрясла еще одна смерть – знаменитого некогда спортсмена Владимира Куца.

Куц родился 7 февраля 1927 года в селе Алексино Тростянецкого района Сумской области. Отец и мать будущего олимпийского чемпиона работали на сахарном заводе. По их словам, Володя рос крепким, сильным и выносливым мальчишкой. Правда, особенной ловкостью тогда не отличался, был эдаким увальнем, за что и получил прозвище Пухтя.

В 1943 году, когда передовые части Красной Армии дошли до Алексина, 16-летний Володя Куц добровольно вступил в ее ряды, приписав себе лишние пару лет. На фронте был связным в штабе полка. Затем его отправили на учебу в артиллерийское училище в Курск. Однако до места назначения юноша так и не доехал: по дороге поезд попал под бомбежку, и Куц потерял все документы. Пришлось ему возвращаться домой в Алексино, где его уже давно считали погибшим.

Осенью 1945 года Куц ушел служить в Балтийский флот: сначала был простым артиллеристом, затем дослужился до командира расчета 12-дюймового орудия. Там же впервые вышел на беговую дорожку во время соревнований в честь Дня Победы. Его победа была настолько впечатляющей, что с этого момента его стали отправлять на все соревнования по бегу, и везде он оказывался победителем. Многие тогда удивлялись его успехам, так как никогда не подозревали в толстяке Куце таких способностей.

Между тем, не имея рядом с собой никакого опытного тренера, Владимир год от года улучшал свои показатели. Например, в беге на 5 тысяч метров он показал результат выше нормы 2-го разряда – 15 минут 44,4 секунды. Лишь весной 1951 года ему посчастливилось встретиться в Сочи с известным тренером по легкой атлетике Леонидом Хоменковым, который специально для Куца составил план тренировок. После этого было участие в ряде соревнований, в большей части из которых Владимир вышел победителем. А зимой 1954 года судьба свела его с тренером Григорием Никифоровым, который взялся за него всерьез. С этого момента Куц стал планомерно тренироваться под его руководством.

Сезон 1953 года был очень успешным для спортсмена, который еще весной пребывал в безвестности: две серебряные медали на IV фестивале молодежи в Бухаресте, две золотые на первенстве страны, всесоюзный рекорд к концу сезона.

В 1954 году спортсмен одержал первую крупную победу, установив мировой рекорд на чемпионате Европы в Берне, после чего стал одним из фаворитов предстоящих в Австралии XVI Олимпийских игр.

Олимпийские игры начались 22 ноября 1956 года. Однако за три дня до их открытия с Куцем случился инцидент, который едва не оставил его за бортом этих соревнований.

Куц был заядлым автолюбителем и незадолго до Олимпиады купил себе «Победу». Но, видимо, вдоволь наездиться на ней не успел, поэтому, едва прибыв в Мельбурн, решил наверстать упущенное на чужой земле. Он уговорил одного австралийца дать ему прокатиться на его машине в пределах олимпийской деревни. Тот согласился. Владимир усадил в нее тренера Никифорова, своего коллегу Климова и сел за руль. А далее произошло неожиданное. Видимо, не рассчитав свои действия (машина была иностранная, руль с правой стороны, а ее двигатель был в два раза мощнее, чем у «Победы»), Куц рванул автомобиль с места и врезался в столб. В этой аварии он получил дюжину различных ран, которые пришлось залечивать в местном травмпункте. Это событие, естественно, не укрылось от глаз вездесущих репортеров, и уже вечером того же дня газеты трубили о том, что надежда советских спортсменов Владимир Куц тяжело травмирован и выбывает из игры. Чтобы опровергнуть эти слухи, Куцу пришлось лично явиться на танцы в олимпийский концертный зал и на танцевальной площадке продемонстрировать всем, что он абсолютно здоров.

Первое выступление Куца на Олимпиаде (забег на 10 000 метров) состоялось 23 ноября. В этом забеге участвовали четырнадцать спортсменов, но бесспорными фаворитами были двое: Куц и англичанин Гордон Пири. Большинство специалистов отдавали свое предпочтение англичанину, который незадолго до Олимпиады в очном поединке не только обыграл Куца на дистанции 5000 метров, но и отобрал у него мировой рекорд. Но на этот раз все получилось иначе. Как пишет Е. Чен:

«Только сами спортсмены и настоящие специалисты знают, как тяжело во время долгого, изнурительного стайерского бега совершать даже короткие ускорения. А в Мельбурне Куц предложил неотступно следующему за ним Пири целых три таких рывка по 400 метров каждый. Это был действительно бег на грани жизни и смерти. И после третьего рывка, хотя до финиша осталось только около полутора километров, Пири сдался. Еле перебирая ногами от усталости, он безучастно смотрел, как его один за другим обходят соперники в тот момент, когда с привычно поднятой правой рукой Куц победно пересекал линию финиша».

Куц пробежал 10 000 метров за рекордное время – 28 минут 45,6 секунды. А его главный соперник Пири пересек финишную черту только восьмым. Он был сильно измотан, еле дышал, в то время как Куц сумел пробежать еще целый круг почета. Пири тогда заявил: «Он убил меня своей быстротой и сменой темпа. Он слишком хорош для меня. Я бы никогда не смог бежать так быстро. Я никогда не смог бы побить его. Мне не надо было бежать десять тысяч метров».

Завоевав первую золотую медаль, Куц вскоре завоевал и вторую: в беге на 5 000 метров. Причем предшествовали этому весьма драматические события.

Как оказалось, победа на «десятке» стоила Куцу очень дорого: врачи обнаружили у него в моче кровь. Чтобы организм восстановился, требовалось время, а его у спортсмена не было: 28 ноября ему предстояло участвовать в следующем забеге. И тогда Куц решил отказаться от забега. Говорят, команда его поддержала, однако чиновник из Спорткомитета, находившийся там же, заявил: «Володя, ты должен бежать, потому что это нужно не тебе, а нашей Родине!» Кроме того, чиновник пообещал спортсмену в случае победы генеральскую пенсию. Короче говоря, Куц на дистанцию вышел. И, естественно, победил, завоевав вторую золотую медаль (он пробежал дистанцию за 13 минут 39,6 секунды).

Стоит отметить, что на протяжении всего пребывания советской команды в Мельбурне против ее спортсменов, и особенно против Куца, было предпринято несколько провокаций. Например, однажды с Владимиром на улице «случайно» столкнулась эффектная блондинка, которая представилась землячкой спортсмена (якобы тоже с Украины) и пригласила его к себе в гости. Однако Куцу хватило ума и выдержки тактично уклониться от более близкого знакомства.

В другой раз, уже в самом конце игр, во время пресс-конференции, устроенной Куцем, некая дама подскочила к его столу и с возгласом «Красная крыса!» вытряхнула из сумки на стол восемь белых крыс, выкрашенных в красную краску. Куц и на этот раз сдержался.

К сожалению, триумф бегуна на Олимпиаде в Мельбурне оказался последним в его спортивной карьере. После нее его все чаще стало беспокоить здоровье. Спортсмена мучили боли в желудке и в ногах. У него обнаружилась повышенная проницаемость венозных и лимфатических капилляров (это было отголоском событий 1952 года, когда он упал в ледяную воду и сильно отморозил себе ноги). В феврале 1957 года врачи Куцу заявили прямо: «Бросьте бег, если думаете жить». Но он не бросил. В декабре того же года он отправился в бразильский город Сан-Пауло на соревнования «Коррида Сан-Сильвестр». Но итог его выступления там был плачевен: он пришел восьмым. Однако и это поражение не заставило его бросить беговую дорожку. В течение нескольких месяцев он усиленно тренировался и в июле 1958-го, в Таллине, на чемпионате страны, вновь вышел на беговую дорожку. И жестоко проиграл, придя к финишу последним. В 1959 году Куц официально заявил, что прекращает выступления на спортивной арене.

Бросив выступления, Куц целиком переключился на учебу: он поступил в Ленинградский институт физкультуры, надеясь в будущем стать тренером. Окончив его в 1961 году, он стал тренировать бегунов в Центральном спортивном клубе армии. Казалось, что впереди его ждет вполне благополучная судьба. Однако…

Вернувшись вскоре в Москву, Куц стал сильно поддавать. По словам очевидцев, пил он чудовищно, опустошая за три дня 15 бутылок водки. А так как он в то время получал приличную генеральскую пенсию (350 рублей), проблем с питьем и закуской у него никогда не возникало. Эти дикие загулы олимпийского чемпиона не могли остановить ни его друзья, ни близкие. А вскоре на этой почве от него ушла вторая жена. За голову спортсмен взялся только тогда, когда его сразил правосторонний инсульт. Благодаря своему богатырскому здоровью Куцу тогда удалось восстановиться, правда, частично. Но даже после этого окончательно пить он так и не бросил. Всегда выпивал в день по 400 граммов.

В последние годы своей жизни Куц лелеял мечту вырастить себе достойного ученика. И в начале 70-х эта мечта, казалось, начала сбываться: его питомец Владимир Афонин сумел улучшить рекорд СССР, все эти годы принадлежавший Куцу. Молодого спортсмена включили в сборную страны, которая в 1972 году отправилась на Олимпийские игры в Мюнхен. Однако там Афонина ждала неудача. Судя по всему, она окончательно выбила из колеи Владимира.

В один из дней августа 1975 года Куц в очередной раз повздорил со своей бывшей женой. Вернувшись домой, он крепко выпил, а затем проглотил с десяток таблеток люминала и лег спать. Когда утром следующего дня за ним зашел его ученик, чтобы разбудить на тренировку, Куц был уже мертв. Что это было: самоубийство или простая случайность, теперь уже не установить.

В день смерти прославленного спортсмена в Ницце проходили большие международные соревнования. Они были в самом разгаре, когда вдруг диктор сообщил зрителям, что в Москве в возрасте 48 лет скончался олимпийский чемпион Владимир Куц. И весь стадион встал, чтобы почтить память великого мастера.

А. Белов родился 9 ноября 1951 года. В баскетбол начал играть еще в школьные годы. В конце 60-х попал в основной состав ленинградского «Спартака», с которым вскоре выиграл Кубок обладателей кубков. Мировая слава пришла к нему в 1972 году на Олимпийских играх в Мюнхене. В финальном матче этого турнира сошлись две сборные: СССР и США. Матч складывался очень драматично. Наши постоянно вели в счете, но разрыв был минимальным. За полминуты до конца встречи счет был 49:48 в пользу сборной СССР. Наши пошли в очередную атаку, и капитан команды Паулаускас, дойдя с мячом до зоны соперников, отдал точный пас А. Белову, который был уже под щитом американцев. Все ждали от него завершающего броска, который поставил бы финальную точку в этом поединке. Александр бросил, мяч пролетел несколько метров, отделяющие его от кольца, но попал в дужку. Это было невероятно, но факт. Но затем произошло еще более невероятное. Отскочив от дужки, мяч вновь вернулся в руки А. Белова. Следовало бросить еще раз, и все, кто наблюдал за матчем, были твердо уверены, что А. Белов так и поступит. Но он, видимо, испугавшись нового промаха, поступил иначе: он отбросил мяч в сторону своего напарника по команде Саканделидзе. Тот же этого не ожидал и поймать мяч в руки не сумел. Зато оказавшийся тут как тут американец Коллинз мяч подхватил и бросился к нашей зоне. Чтобы остановить его, Саканделидзе пришлось «сфолить», и судья назначил штрафные. Коллинз блестяще их реализовал и за несколько секунд до конца матча вывел свою команду вперед. Все! Наши проиграли! Американцы бросились обниматься, а на советских баскетболистов было страшно смотреть. Особенно переживал А. Белов, который имел прекрасную возможность вывести нашу команду в победители турнира. В те мгновения ему, наверное, казалось, что жизнь для него остановилась. Он стоял в гордом одиночестве посреди площадки, и никто из товарищей по команде не смотрел в его сторону. И тут внезапно произошло чудо. Судьи фиксируют, что матч до конца не доигран: осталось три секунды. Но что можно сделать за это время? Разве что поймать мяч в руки. Поэтому практически никто из присутствующих и наблюдавших за ходом матча по телевизору зрителей не верил в то, что результат изменится. Но вот звучит свисток, наш баскетболист Едешко перехватывает мяч и точным броском отдает его дежурившему под щитом американцев А. Белову. Зал замирает. Еще мгновение – и матч закончится. Однако прежде, чем это произошло, Александр точным броском посылает мяч в кольцо противника. И только после этого звучит сирена. Все! Победа сборной СССР, которая приносит им олимпийские медали!

После этого победного броска к Белову пришла фантастическая слава. Даже в Америке, где, казалось бы, его должны были теперь ненавидеть, появились целые группы «фэнов» – почитателей Александра Белова. Одна молодая американка потеряла из-за него голову, приехала в Ленинград и предложила ему жениться на ней и уехать в США. Но он отказался.

Между тем карьера талантливого баскетболиста с каждым годом набирала темп. В 1974 году он был признан лучшим центровым на чемпионате мира, на следующий год стал чемпионом страны, еще через год чемпионом мира, на Олимпийских играх в Монреале в 1976 году взял «бронзу». Вот каким запомнил А. Белова И. Фейн:

«Величайший тактик отечественного и мирового баскетбола, тренер ленинградского «Спартака» Владимир Петрович Кондрашин, может быть, впервые в своей блистательной, длинной-длинной карьере смог воплотить все, что задумывал на площадке. Потому что у него был Белов. Саша бежал, как молодой олень. Он прыгал, как будто у него в ногах была пружина. Я что-то не помню, кто выигрывал у него (и выигрывал ли вообще) вбрасывания, хотя визави превосходили его на 10–15 сантиметров (у Белова было всего 2 метра роста). Это был атлет, больше ничего и говорить не стоит.

Мяч он держал так, что выбить, вырвать его из рук не было никакой возможности. Железная хватка Белова позволяла ему выстоять, сориентироваться в самых острых ситуациях. И при этом, что просто поражало современников, у него, как у блестящего пианиста, была прекрасная рука. Бросал Саша мягко, изящно, подчеркнуто красиво и точно…

Но все же главное его достоинство – интеллект. Такого умного, интеллигентного, все видящего и понимающего центрового спортивный мир еще не знал…»

Несмотря на завидные успехи в спортивной карьере Белова, его личная жизнь поначалу складывалась не так удачно. Одно время он встречался с девушкой, которую любил, и даже собирался на ней жениться. Однако этому не суждено было сбыться. Забеременев от него, девушка решила избавиться от ребенка и сделала аборт, даже не предупредив об этом своего любимого. Когда тот узнал об этом, он принял решение порвать с ней отношения. Для него это было трудное решение, но, видимо, иначе он поступить не мог.

Новая любовь пришла к нему неожиданно весной 1976 года. Произошло это при следующих обстоятельствах.

Еще два года назад он знал о том, что его любит молодая баскетболистка Александра Овчинникова, но отвечать на ее чувства не мог: тогда он еще встречался со своей первой невестой. Но когда они расстались, он вспомнил про свою тезку и первым пошел на сближение.

Рассказывает А. Овчинникова: «На слете олимпийцев, проходившем в Ленинграде, ко мне подошел Сашин друг из Тбилиси, тоже известный баскетболист, Михаил Коркия, и завел разговор о Белове, выясняя, как я к Саше отношусь. Я, ничего не подозревая, честно отвечаю: «Он мне нравится». Не прошло после этого и трех дней, как мне в «Спартаке» вручают письмо без подписи. Даже не письмо, короткую записку. Я ее до сих пор храню: «Саша, нам нужно поговорить. Теперь ты много узнала о моих чувствах к тебе. Не подписываюсь. Думаю, ты догадалась, кто обращается к тебе». Вечером я уже мчалась к нему на свидание…

В тот вечер мы сходили на концерт, потом долго гуляли. Наутро Саша улетел со сборной на 20 дней в США. Так потом бывало часто: не успеем встретиться, как уже надо расставаться. Я ведь тоже выступала за национальную сборную…

Первое время мы с Сашей чаще всего встречались в Подмосковье. Женская сборная СССР проводила сборы обычно в Серебряном бору, а мужская – в Новогорске. Несмотря на строгий контроль тренеров (особенно нашего, женского), мы умудрялись ежедневно бегать на свидания друг к другу…

Его тренер, Кондрашин, мне кажется, был рад и даже как бы ненароком подталкивал его ко мне. Я считалась очень положительной – скромная, выдержанная, и Владимир Петрович надеялся, это мое предположение, что я благотворно повлияю на «взрывного Белова»… Поженились мы в апреле 1977 года…»

Между тем после монреальской Олимпиады у Белова все чаще стало сдавать здоровье. Он постоянно жаловался тренеру на боли в груди, и тот, чтобы облегчить ему страдания, буквально в каждом матче позволял минуту-другую отдохнуть на лавочке. А в конце 1977 года здоровье Александра стало стремительно ухудшаться из-за одного скандального происшествия.

Теперь уже не секрет, что в те годы многие советские спортсмены, выезжавшие за рубеж, вывозили с собой дефицитные для западного покупателя товары (вроде икры, водки) и обменивали их на вещи, дефицитные у нас: аудио– и видеоаппаратуру, одежду, обувь и т. д. Для этих целей в каждой группе отъезжающих спортсменов были специальные люди, которые в своем багаже и провозили контрабанду (их называли «зайцами»). В основном это были игроки-середнячки, потеря которых для команды в случае разоблачения была бы несущественна. Однако в той злополучной поездке ленинградского «Спартака» в Италию, о которой идет речь, игроки почему-то решили доверить контрабанду Александру Белову. Тому бы возмутиться за такое «доверие», отказаться… Но, видимо, на то и был сделан расчет, что Александр при своей природной доброте воспримет это без скандала. Так оно и получилось. Взяв сумку, в которой на этот раз лежали не какие-нибудь водка или икра, а иконы (!), спортсмен ступил на пункт таможенного контроля. И именно его багаж внезапно решили проверить таможенники.

Позднее выяснилось, что произошло это отнюдь не случайно. Один из игроков команды, мечтавший играть в стартовой пятерке и видевший в Белове основное препятствие к этому, решил его убрать чужими руками. Он «стукнул» куда следует о том, что в багаже Белова не предназначенные для провоза вещи, и знаменитого центрового задержали.

Скандал из этого раздули грандиозный. Ряду центральных газет была дана команда подробно осветить это событие, разделав виновника происшествия «под орех». Белова тут же лишили звания заслуженного мастера спорта, стипендии, вывели из национальной сборной и из состава «Спартака». Даже тренироваться ему запретили. После этого Александр запил, сердце стало болеть еще сильнее.

По одной из версий, эту провокацию специально подстроили чиновники из Спорткомитета, чтобы выбить знаменитого центрового из ленинградского «Спартака» и переманить его в Москву. На эту версию косвенно указывает ряд фактов. Например, такой: сразу после отчисления Белова из команды тот человек, который всучил ему злополучные иконы, настоятельно советовал переходить в ЦСКА, где ему сразу восстановят все звания и возьмут обратно в сборную. Но Александр отказался от этого предложения. Не мог он предать команду, тренера, которые, собственно, и сделали из него настоящего спортсмена.

В августе 1978 года судьба вроде бы снова улыбнулась Белову: его вновь пригласили в национальную сборную, которая в рамках подготовки к чемпионату мира на Филиппинах тренировалась в латышском городе Талсы. По словам очевидцев, когда Белов приехал на сборы, его с восторгом встречала вся команда, даже те из игроков, кого он неизбежно должен был вытеснить из сборной. Казалось, что справедливость восторжествовала и новые победы спортсмена не за горами. Однако…

Буквально через несколько дней после начала тренировок Белов стал жаловаться на недомогание. Врачи обследовали его и определили отравление. Больного отправили в инфекционную больницу, где тамошние эскулапы посадили его на уколы. От них у Белова внезапно заболело сердце. Вскоре его перевезли в Ленинград, в Институт усовершенствования врачей.

Знаменитого спортсмена лечила целая группа именитых профессоров, которая и установила причину его заболевания: панцирная сетка. Болезнь, когда известь, как панцирем, из года в год покрывает сердечную мышцу. В конце концов человек перестает дышать. Болезнь была неизлечимой, и врачи прекрасно это знали. По одной из версий, знал об этом и сам Белов, только виду никогда не подавал. Его тренер В. Кондрашин в свое время даже пытался найти в США врача, который смог бы вылечить его талантливого ученика, но эта попытка не увенчалась успехом.

По горькой иронии судьбы, Белов умирал в том же институте, в котором несколько лет назад ушел из жизни и его отец. Более того, он лежал на той же самой кровати, на которой провел свои последние минуты жизни его родитель.

3 октября 1978 года А. Белов скончался.

Р. S. А. Овчинникова после смерти мужа несколько лет жила одна. Затем вновь вышла замуж, родила дочку – Полину. Однако в дальнейшем жизнь молодых разладилась, и они развелись. Мать А. Белова, Мария Дмитриевна, считает Полину своей внучкой и помогает в ее воспитании.

Тайна гибели «Пахтакора»

В первой половине августа 1979 года в комплексе зданий ЦК КПСС на Старой площади в Москве царила привычная для этого времени года пора, именуемая мертвым сезоном. Практически вся политическая верхушка страны во главе с Генеральным секретарем ЦК Леонидом Брежневым находилась вдали от Москвы, догуливая последние дни перед началом нового политического сезона. И только два члена Политбюро, оставшиеся в столице «на хозяйстве», были вынуждены раньше остальных впрягаться в работу: Андрей Кириленко и Юрий Андропов. Особенно много работы было у шефа КГБ, которому приходилось анализировать информацию сразу из двух регионов – Афганистана и Китая, где события приобретали для Советского Союза тревожный оттенок. Как вдруг в субботу, 11 августа, на плечи Андропова свалилась еще одна неожиданная ноша.

В тот субботний день около двух часов дня, когда Андропов находился на своей даче в Подмосковье, ему позвонили по спецсвязи из Москвы. Взволнованным голосом один из помощников Андропова сообщил, что полчаса назад в небе над городом Днепродзержинском произошла авиакатастрофа с многочисленными жертвами. «Столкнулись два самолета, – сообщал помощник. – В одном из них находились футболисты ташкентской команды «Пахтакор», летевшей на очередную встречу в Минск. Проверяются две версии: диверсия и халатность диспетчерских служб, которые вынуждены были работать в авральном режиме». «Почему в авральном?» – спросил Андропов. «Воздушный коридор освободили для «главного борта», и сразу несколько самолетов оказались в одном коридоре». – «Кто был «главным бортом», установили?» – «Да. Один из секретарей ЦК Украины». Выслушав информацию, Андропов распорядился, чтобы его постоянно держали в курсе происходящего, и положил трубку.

За те 12 лет, что Андропов занимал кресло шефа КГБ, на его памяти было более десятка разного рода авиа-ЧП. Среди них было несколько террористических актов, а остальные – стандартные авиакатастрофы. Поэтому с недавних пор подобного рода инциденты перестали быть для Андропова чем-то особенным. Но последнее происшествие резко выделялось из обычного ряда не только масштабами жертв (по приблизительным подсчетам, в обоих самолетах могло находиться до двухсот человек), но и тем, что могло нести в себе политический подтекст. Ведь команда «Пахтакор» была любимым детищем хозяина Узбекистана Шарафа Рашидова, который всегда слыл страстным футбольным болельщиком. Впрочем, он был не одинок в своем увлечении. Так повелось, что футбол в СССР считался не только одним из самых любимых видов спорта, но и был любимой игрушкой в руках политиков. За всеми грандами первенства страны стояли как реальные хозяева из спортобществ, так и закулисные – высокопоставленные партийные и государственные деятели. Так, ЦСКА «курировал» министр обороны (сначала Гречко, потом Устинов), столичное «Динамо» – Николай Щелоков (вотчиной шефа КГБ Юрия Андропова было хоккейное «Динамо»), киевское «Динамо» – хозяин Украины Владимир Щербицкий, бакинский «Нефтчи» – Гейдар Алиев, тбилисское «Динамо» – Эдуард Шеварднадзе и т. д. Генсек Брежнев болел сразу за два футбольных клуба – столичный ЦСКА и «Днепр» из Днепропетровска, что тоже было немаловажно, – иные победы этим командам присуждались специально, чтобы не огорчить «дорогого Леонида Ильича».

Конец ознакомительного фрагмента.