Марианна Вертинская, заслуженная артистка России
Сравниться с папой никто не может
Сегодняшняя наша героиня – актриса. Она снимается в кино, служит в театре. Но главная причина, по которой мне захотелось встретиться, – ее знаменитая фамилия. Она озаряет ее потомков и продолжателей. Марианна – дочь великого Вертинского, знаменитого певца-шансонье, феерического актера.
– Марианна Александровна, вот шла я сейчас к вам на встречу по Старому Арбату и думала о том, как много сошлось для вас здесь: театральное училище, которое вы закончили когда-то, театр им. Вахтангова, которому отдали много лет, а теперь еще и дом, где вы проживаете. Эти совпадения случайны?
– Нет, не думаю. В Щукинское училище я поступила, потому что мечтала именно о театральной, а не о кинематографической школе. На Арбате живу лишь последние 20 лет. Кстати, не скажу, что мне здесь очень комфортно. Окна моих обеих комнат выходят на Арбат, где целыми днями гремит музыка, поют песни, идет гулянка. В такой шумной атмосфере трудно жить: невозможно сосредоточиться, работать над ролью. Фактически живу на кухне – только эти окна смотрят во двор.
– Ну, а как ваши дела в театре?
– Замечательно! Несколько лет назад уволилась из театра им. Вахтангова и перешла в театр «Модерн» к Светлане Враговой.
– Ничего себе – начало разговора. Насколько знаю, вы преданно служили театру в течение многих лет.
– В театре Вахтангова я была, как говорится, «седьмая у фонтана». Меня обходили званиями, не давали играть. 17 лет играть один спектакль «Будьте здоровы», который к тому же без конца хотят убрать из репертуара, – это не по моему характеру, темпераменту. В конце концов я не выдержала и подала заявление об уходе.
– Актеров в этом смысле часто выручает кино…
– Да, но это бывает не так часто, как хотелось бы. Но бывает. Не так давно снялась у режиссера Ишмухамедова в фильме «Наследницы». В картине «Влюбленные – 2» я играю главную героиню 20 лет спустя. Как вы помните, в первом фильме эту роль исполнила Настя. Так как она была занята, вместо нее сыграла я. Снялась и у Натальи Бондарчук в картине о Пушкине. Здесь я играю гадалку А. Ф. Кирхгоф, которая предугадала поэту его судьбу. Роль безумно интересная, сложная.
– Вы знали многих режиссеров. Кто произвел на вас особенно сильное впечатление?
– Прежде всего, конечно, Марлен Хуциев. С него все и началось. Когда я начала сниматься в фильме «Мне двадцать лет» («Застава Ильича»), самой мне было всего 17 лет. Атмосфера на съемках была необыкновенной. Хуциев собрал вокруг себя творчески одаренных людей. Здесь я познакомилась с Андроном Кончаловским, Андреем Тарковским, Геной Шпаликовым, Юлием Файтом. Съемки были длинными. Мы не могли наговориться. Жили воздухом того времени. Нам всем было интересно.
– Наша беседа проходит у вас дома в окружении фотографий ваших родных и близких. На одной из них – отец с двумя маленькими дочками. Что сохранила детская память об отце?
– К сожалению, не так уж и много. Мне ведь было 13 лет, когда его не стало. Я помню его безмерную доброту, нежность, его непохожесть ни на кого. Папа был потрясающим рассказчиком, сочинял для нас сказки, а мы с Настей, затаив дыхание, слушали. Папа все нам разрешал, баловал нас с Настей – покупал игрушки, шубки. Он ведь поздно стал отцом – в 54 года. А потом ему было с чем сравнивать – его детство легким не назовешь. С пяти лет сирота, воспитывался по чужим теткам, спал на сундуке в передней. Все это он описал в своих воспоминаниях.
– Вы ощущали, что ваш отец – не совсем обычный человек?
– Для нас он был просто папой. Большим и нежным, как Божье солнце. Мы его обожали. Он был потрясающим отцом, настоящим главой семейства. Всегда чувствовал свою ответственность за нас, детей, да и к маме он относился, как к ребенку, ведь между ними была большая разница в возрасте. Когда семья приехала в Россию, папа сразу же отправил маму учиться. Он сказал: «В этой стране я ничем не смогу тебя обеспечить. Надо получать профессию». Мама закончила Суриковский институт и стала художником по костюмам. Отец всегда мечтал о даче, где семья собиралась бы в полном составе. Наконец ему удалось купить участок земли. Конечно, его обманули, взяли втридорога. Дом надо было доделывать. Но папа был счастлив. «Вы представляете, что значит для меня кусок родной земли», – говорил он. Мы редко его видели. Он вынужден был зарабатывать – надо было кормить столько ртов: бабушку, маму, нас, работницу, наших учителей. Не удивляйтесь, у нас все было, как в лучших домах. Так хотел папа. Видимо, он надорвался…
– Известно, что Вертинский никогда не был обласкан властями. Тем не менее в 1951 году ему присудили Сталинскую премию. Как он к этому отнесся?
– Отец вернулся в Россию, прожив за границей 25 лет. Он имел там все – блистательную карьеру, известность. И все-таки вернулся. В страну, где сажали, унижали, не давали выступать. Сегодня я понимаю всю трагичность его поступков. И все это глубоко во мне. Власти все время делали вид, что Вертинский будто бы и не вернулся. Ему не давали выступать, гоняли с выступлениями по всем гиблым местам. И вдруг – Сталинская премия. Отец очень гордился этим. Ведь ему при всей его популярности даже не сочли нужным дать звание заслуженного артиста. Отец всегда говорил: «У меня ничего нет, кроме мирового имени».
– Как изменилась ваша жизнь после смерти отца?
– Это было большим горем. Ушел из семьи единственный мужчина. Жизнь резко изменилась. Мама была в полной панике. Мы с сестрой еще маленькие. За душой – ни копейки. Помню, как мы снимали люстры, готовили на продажу вещи. Бонны, языки, музыка – все отменилось. Год после смерти нам ничего не платили. На семью стала зарабатывать мама – она продавала свои эстампы и пейзажи. Потом, правда, дали пособие – по 20 рублей на меня и на Настю. Более того, за последние гастроли в Ленинграде, где умер отец, ему так и не заплатили. Не сочли нужным заплатить и маме за его последние концерты. Сказали, нужна доверенность от отца… Все это, конечно, не могло не подействовать на нашу психику.
– Марианна Александровна, ваша мама, Лидия Владимировна, была на 34 го да младше отца. Вы, дети, чувствовали эту разницу?
– Нет. Мы этого не понимали. Просто каждый день видели, что папа и мама обожали друг друга. Папа часто читал маме стихи, рассказывал что-то за бутылочкой вина. Он часто брал с собой маму на гастроли, а когда уезжал один, каждый день писал ей письма. Мама его боготворила. Он сделал ее личностью, ведь, когда она вышла замуж, ей было 18 лет. Кстати, овдовев в 34 года, замуж мама больше не выходила, хотя предложения были.
– Александр Николаевич был олицетворением русской культуры. Вы видите личности такого же огромного масштаба, как ваш отец в нашем времени?
– Я встречала большое количество необычайно талантливых людей. Но гениев в моей жизни было только двое – Тарковский и отец.
– Как вы относитесь к современным имитациям, когда песни отца исполняют другие певцы?
– Мне нравится несколько песен в исполнении Бориса Гребенщикова. Нравится, как поет Олег Погудин. Делает он это очень достойно. Но у него совершенно другие интонации. И это, наверное, правильно. Кстати, Степан, мой племянник, открыл ресторан «Вертинский», где можно услышать песни отца, но в современной обработке. Должна сказать, что это очень интересно. Не люблю, когда неумело подражают, например, картавят под Вертинского. Мне, дочери, хорошо знающей творчество своего отца, слушать это довольно тяжело. Когда слушаешь старые записи, понимаешь, что сравниться с папой никто не может. Слезы текут сами собой.
– Где-то прочла, что ваша сестра Анастасия в детстве ревновала отца к вам. Это правда?
– Да. Настя вообще очень ревнивая. В этом выражалась ее любовь к отцу. Она его обожала. Да и сейчас она остается верной его памяти.
– А в дальнейшем у вас не было творческой зависти к друг другу?
– У нас с Настей разные характеры. Иногда мы ссоримся – как дети, не поделившие игрушку. Но мы с сестрой – самые близкие люди. Поэтому какая может быть зависть? Я радуюсь Настиным успехам и счастлива, когда она получает новую работу, огорчаюсь ее неудачам.
– Марианна Александровна, вы не скрываете, что не один раз были замужем. Искали мужчину, похожего на отца?
– Никогда никого не сравнивала с отцом. Это безнадежное дело. Просто остывали чувства. Приходили другие. Начинались какие-то другие отношения. Я ведь влюбчивая натура. Влюбляясь, уходила. В каждом из моих трех браков были счастливые моменты. Поэтому всем своим мужьям благодарна за детей, которых мы имели, за все хорошее, что было… Со всеми дружу.
– Андрон Кончаловский в своей книге пишет, что вас с ним тоже чуть не поженили. Вы с ним давно расстались. Но говорит он о вас с необыкновенной теплотой и нежностью. Поделитесь, как вам удается сохранить нормальные отношения после разрыва.
– В первое время все слишком болезненно. Но идут годы. Все встает на свои места. Ну, скажите, как можно вычеркнуть из жизни периоды, когда я была счастлива? Вот недавно мой первый муж, отец моей старшей дочери Илья Былинкин, талантливый архитектор, замечательный человек, попал в больницу. Так я чуть с ума не сошла! Молилась Николаю угоднику о его здоровье.
– Чем занимаются ваши дочери?
– Старшая дочь Александра – художница. Она окончила Суриковский институт. Три года жила в Париже. Ее выставки прошли в Германии, Швейцарии, Флоренции. О ней уже много пишут и говорят. Младшая дочь Дарья окончила Щукинское училище. Но с театром у нее не сложилось. Снялась в нескольких фильмах. Потом решила попробовать себя на иной стезе – окончила дизайнерский факультет.
– Марианна Александровна, в чем ваша отдушина в наше безумное время?
– В вере. Часто читаю молитвы. Утром и вечером – на день и сон грядущий.
– А с отцом вы внутренне разговариваете?
– Он всегда в душе моей. Мне его физически не хватает. В тяжелые периоды я мчусь к нему на кладбище и там с ним разговариваю…