Сергей Есин, писатель
Елико возможно – не соври
Сергей Есин – писатель, остро чувствующий современность. Он – автор известных у нас и за рубежом романов «Имитатор», «Гладиатор», «Сам себе хозяин», «Бег в обратную сторону», книг «При свете маленького прожектора», «Мемуары сорокалетнего» и др. В своих произведениях С. Н. Есин ищет причины разлада человеческого в человеке, нарушения в нем гармонии между самооценкой и мнением окружающих. В очень непростых жизненных и семейных ситуациях герои его произведений стремятся к установлению социальной справедливости, выявляют взаимоотношения мечты и действительности, стараются сохранить в борьбе с обстоятельствами честь и достоинство. А как все это происходит в реальной жизни? Чтобы получить ответы на этот и ряд других вопросов, волнующих наших читателей, я встретилась с Сергеем Николаевичем Есиным. Это было в далеком 2001 году. Перечитав недавно это интервью, я поняла, что оно не потеряло своей актуальности и сегодня.
– Сергей Николаевич, ваши произведения часто можно встретить на страницах журналов «Наш современник», «Новый мир», «Октябрь», «Знамя» и в ряде других журналов. В них вы рассказываете о судьбах интеллигенции, поднимаете морально-этические проблемы, затрагиваете темы человеческой преданности, предательства, высоты духа – все это ваш личный опыт, ваша жизнь?
– Всегда бывает по-разному: иногда – на основе опыта, иногда работает фантазия писателя, его понимание проблемы. К примеру, роман «Имитатор» был написан на основе формулы. Когда-то я был главным редактором литературного вещания Гостелерадио. Работал довольно благополучно, – меня ожидала большая карьера. По роду своей деятельности я обязан был давать в эфир не только хорошую, но и нужную литературу, так сказать, в русле государственных интересов. Я осознавал ее посредственность, слабость, но от меня постоянно требовали, чтобы я представлял ее как первоклассную литературу. К этому я был не готов. Когда мне надоел этот процесс, я повернулся и ушел. Для всех это было неожиданным, потому что от генеральских должностей редко кто уходит самостоятельно. А я ушел. Только в этом смысле и можно говорить о каком-то опыте.
Многие годы я наблюдал людей, которые в своей работе проявляли чудеса изобретательности для того, чтобы избежать настоящего напряжения, уйти от необходимости принимать смелые решения, т. е. жить спокойно. Начальственная власть и служебные привилегии им нравились, а ответственность – нет. Поступки их складывались в хорошо отлаженную систему. А главным звеном в этой системе – паническая, я бы сказал, осторожность, стремление согласовать каждый шаг даже в тот момент, когда требуется моментальное решение, когда промедление чревато взрывом. Но ведь так можно дойти до парадоксов. Чтобы прикрыть свою никчемность, свою бездеятельность, такие люди начинают обзаводиться «добрыми отношениями» с влиятельными людьми, и зачастую на эти отношения тратится государственное время, а то и государственные средства. Непременная деталь такой специфической деятельности – это яркая драпировка, состоящая из рапортов, призывов, отчетов, невиданно высоких обязательств… И далеко не сразу удается отодвинуть эту ширму, прикрывающую трусость и безразличие, отсутствие гражданского и социального темпераментов, приемы техники собственной безопасности…
Такие люди – имитаторы.
Обо всем этом я думал, все это бушевало в моем сердце, когда я начинал писать «Имитатора», роман не о человеке, а о явлении.
– Как известно, имитация – это подделка, подражение кому-либо или чему-либо. В чем же причина этого явления? Каким образом, почему оно появилось в нашем обществе?
– Имитировать можно лишь там, где искусственно снята конкуренция, где отсутствует гласность, где чинопочитание выкручивает руки собственному мнению. Имитация – всегда неполное повторение качеств оригинала. В ней есть дефект, который порой с первого раза не различишь. Это как искусственная кожа: вроде и красиво, похоже, а не то.
Я не возьмусь досконально исследовать происхождение этого явления. Но каждый из нас в какой-то мере несет вину. Даже если сами абсолютно честно исполняем свой долг, то часто проявляем нетребовательность к другим. Труд – это категория не отвлеченная, а нравственная. Труд сопряжен с категорией совести. Трудолюбив был и кулак-эксплуататор, трудолюбивы и чрезвычайно активны ныне спекулянт, иные торговые работники, когда пахнет наживой. Но общественная совесть никогда не бывала на их стороне.
В жизни мы часто встречаем примеры того, как на обычной, якобы «нетворческой» работе один человек присваивает себе талант, трудолюбие и квалификацию другого. Встречаемся с той изысканной эксплуатацией, когда доклады и сообщения пишутся не теми, кто их произносит, научные работы подписываются не теми, кто проводил исследования, а авторами изобретения становятся не изобретатели, а чаще всего их начальники. В отдельных областях жизни такое явление приобрело характер нормы. Первым в списке изобретателей или рационализаторов идет не сам изобретатель, а начальник цеха, заведующий лабораторией, директор института. Как быть в этом случае с нравственностью, с совестью, с чувством достоинства?
Жизнь выдвигает проблемы, а творчество лишь пытается их разрешить. Достоин ли уважения человек, который, как раб, подставлял под ярмо шею? Что лучше: сдаться в научный плен славолюбивому начальнику во имя того, чтобы увидеть свою диссертацию претворенной в жизнь, или бороться и за научную истину, и за правду жизни? Решением этих вопросов и заняты герои моих произведений.
– Вы говорите: труд, совесть, достоинство, нравственность. Эти слова все реже и реже встречаются в нынешнем потоке литературы. Разве сегодня эти темы актуальны?
– Нравственность и духовность нужны всегда. Помню, в 3–4 классе я читал своей неграмотной бабушке церковные книги. Эта литература была не в ходу, и никому это было не нужно. А моей бабушке было нужно. Теперь я понимаю почему – в основе этих книг лежит нравственная коллизия. Для нравственности и этики время никогда не упущено.
Нравственность потому и нравственность, что не существует в качестве категории второго сорта. Некоторые свойства невозможно сдать на хранение, а потом получить. Жемчуг теряет свои качества, если не соприкасается с телом, живым, теплым. Принципиальность – не принципиальность, если она избирательна. Что это за нравственность и принципиальность, которые включаются, как скорость в машине? Что это за честность, которая только для себя? Что это за любовь, которая из чужих рук?
Многим, наверное, кажется, что это обстановочный момент: если ты интеллигентный человек, ты просто обязан в обществе говорить о нравственности. Особенно усердствуют в этом наши крупные деятели, чиновники. Причем говорит он нам о нравственности и духовности, а мы все очень хорошо знаем, сколько он украл. Для нас не секрет, что в наше время заработать большие деньги нельзя, их можно только украсть. И опыт Гусинского очень хорошо это показывает. Недавно президент сказал, что в компании Гусинского около 1,5 миллиарда теневых денег. Я не хочу никого обвинять, я просто констатирую. Можно сказать, пусть это докажет суд. Все это верно. Я приветствую стремление государства перевести все это в правовые рамки. Но у нас на Руси всегда все было по-другому. Помимо приговора суда, правого или неправедного, был еще и приговор народа.
– Все это верно. Но если к бедности и трудностям нам не привыкать, то как жить, когда у нас выбили и духовную опору?
– Духовную опору надо искать только в себе, в своем прошлом, в осознании того, что ты прожил жизнь недаром. Это тоже очень много. Духовную опору надо искать во внутреннем самоуважении. Когда человека заставляют сомневаться в себе, в прожитых годах, в нажитых детях, в построенном, в возведенном, когда заставляют терять веру в то, что он жил в прекрасном, радующем всех мире, тогда и наступает момент: выбивается опора. Поэтому так важно для человека его внутреннее самоуважение и внутреннее духовное начало. Поэтому так важно ощущать, что он внутренне цельнее и богаче любого самого богатого. Нет ничего более хрупкого, чем быстро нажитое богатство. А вот внутренняя уверенность, душевное спокойствие, возвышенность, которые позволяют человеку чувствовать себя на вершине, над мирской суетой, – попробуй разрушить такое…
– Отчего зависит сохранение духовности?
– Я не люблю слово «духовность», хотя и пользуюсь им. В нем есть какое-то хвастовство. Думаю, что человек создан не из крупных, а из мелких поступков. В свое время одна известная писательница говорила: «Не торопитесь писать большие события. Их без вас опишут». А я говорю: не торопитесь к подвигу, потому что подвиги эти – еще и судьба. Создавайте мелкие дела – в отношении со своими родственниками, друзьями, соседями по двору. Создавайте добрые дела и ведите себя достойно, а большое – оно придет.
– Может ли литература сегодня влиять на совершенствование и становление личности?
– С одной стороны, считается, что литература влияет на человека. Как вера и религия, литература влияет на внутренне формирование, на привычки, на образ мышления, на понимание проблемы, на сострадание. С другой стороны, литература никогда никого не делала революционным. Литература по большому счету никогда никого не звала на подвиг. Кто-то из писателей сказал: из всех составляющих русской революции не было только одной – литературной составляющей, хотя о литературе так много говорили.
– Позвольте с вами не согласиться. А как же пушкинское: «Мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы!» Мы учили эти стихи в школе, писали сочинения на эту тему. Такие слова способны сберечь народ как великую нацию. Сегодня такой объединяющей идеи нет. Что может сказать современный писатель, чтобы это стало национальной идеей?
– Национальную идею не просите от писателя. Национальная идея в России всегда была связана с духовностью. Россия была молодой и строящей страной. Она росла и строилась, всегда опираясь на какие-то понятия: сначала на монархию, потом – на народ. Но Россия не может опираться на слова «собственность» и «богатство». Даже ужасное самодержавие, которое свергли в 1917 году, какими-то неразрывными путами тоже было связано с народом. А сегодняшняя наша богатая власть связана с народом только одним – чувством несправедливости.
– Чего же ждут люди от современного писателя вообще?
– От писателя не надо ничего ждать. Писатели должны писать, читатели – читать. Важно, чтобы все выполняли свой долг: чтоб писатель писал о том, что должен писать, а читатель старался вычитать то, что напишет писатель. Причем не надо заставлять писателя писать то, что является духовнополагающим. Но писателям нельзя писать и ту мразь, которая растлевает собственного читателя. Здесь мы похожи на человека, который пилит сук, на котором сидит.
Сегодня литература разрушена, философия тоже. Вот и получается, что опираться не на что. Так что духовности от писателя не ждите. Сначала установите нормальный строй, в котором эта духовность могла бы возникнуть.
– А какова в этом роль нашей интеллигенции?
– Интеллигенция никогда не придумывает идеологию, она ее только развивает. Если понимать под интеллигенцией вершителей дум и неких магов, то такой интеллигенции у нас нет. Если под интеллигенцией понимать четкое выполнение своего долга врачом, юристом, судьей, преподавателем, то такой интеллигенции у нас тоже нет, но такая интеллигенция нам нужна. Ее еще надо воспитывать.
– Вся надежда только на новое поколение? Может быть, им удастся что-то изменить. Как вам сегодняшняя молодежь, вам ведь как ректору Литературного института им. Горького приходится много общаться с молодыми?
– Какова бы ни была жизнь, у нее нет прошлого и будущего. Жизнь всегда сегодняшняя. Другое дело, что надо жить с пониманием прошлых ошибок, чтобы не натворить их в будущем. Молодежь живет в сегодняшнем дне. Сегодняшняя молодежь, как и любая другая молодежь, стремится стать лучше, и я им верю.
– Молодежь стремится стать лучше, а вот известный литературный критик Лев Аннинский недавно высказал мысль, что человек в процессе жизни деградирует, и он в том числе. Этого не боитесь?
– В этом есть некая биологическая логика, но обязанность каждого человека помнить, что он состарится, поэтому необходимо поддерживать в себе интеллектуальное молодое пламя и внимательно следить за реакцией людей, которые рядом. Есть физиологическая норма деградирования, но есть еще нравственная – никому не мешать.
– Сергей Николаевич, чего еще не успели сделать в своей жизни?
– Многого не успел: много времени потратил на работу, мало занимался творчеством. Если бы меня спросили, хотел бы я прожить свою жизнь по-другому, а жизнь у меня достаточно сложная (у меня сидели родители, я с 16 лет работаю, 7 лет я практически по-настоящему не отдыхал), то я бы хотел прожить так, как прожил.
– О чем будете писать дальше?
– Мы все пишем только об одном – о времени и собственном несовершенстве. Я буду писать о том, как я несовершенен.
Только что я сдал в издательство свой новый роман «Смерть титана» – роман о В. И. Ленине и его смерти. Роман, написанный от первого лица. Скоро выходят мои дневники. Это опасный жанр. Я никогда не думал, что буду их печатать.
– Что же побуждает вас писать?
– Хочу победить время.
– Вы пишете для себя или для читателя?
– И для себя, и для читателя. Для меня это нравственная потребность, наркотик. Одни пьют, другие пишут. Пишу я трудно, тяжело, может быть, даже я не люблю писать, но какой-то магнит заставляет меня садиться за письменный стол, компьютер и работать. Я довольно много пишу и печатаюсь.
– А вы любите своих героев?
– Нет, я не люблю героев, о которых пишу. Тогда, спросите, зачем браться за перо? Пером я защищаю не литературных героев, а близких мне людей, жизнь, наконец, самого себя.
– Есть ли девиз, которому вы следуете?
– Елико возможно – не соври.