Вы здесь

Культурогенетика. Глава 1. Методология исследования культурологии (Т. В. Зырянова, 2017)

Глава 1. Методология исследования культурологии

В работе представлена авторская концепция теории и истории культуры, основу которой составляет оригинальный метод. Методология работы построена с учетом осмысления проблематики культуры на нескольких уровнях, прежде всего – на уровне философском. В качестве модели уровней используются гегелевские категории «общего», «особенного», «единичного». Соответственно, каждый уровень методологии располагает своей совокупностью отличительных черт.

«Общее» предполагает философский уровень в целом. Учитывая специфику нашего предмета, отметим, что проблематика философии культуры в ряде позиций пересекается с полем проблем социальной философии и социологии культуры. Поэтому здесь следует обратиться к методологии самого верхнего плана, накрывающей все разнообразие.

В данном параграфе речь пойдет о методологии предельного верхнего уровня, максимально приближенного к философии. Первая задача на этом пути сводится к отчетливому обозначению принципов, применимых для достижения намеченных исследовательских целей.

1.1. Уровень философской методологии

Под методом в широком смысле подразумевается совокупность (система) принципов [262], в более узком, техническом, – совокупность частных методов и методик (техник, приемов, операций) [318], а также алгоритм, сценарий (путь, трасса движения), в котором связанность исходных составляющих имеет существенное значение. Мы оперируем и широкой, и более специальной трактовкой понятия «метод» – вот почему, обозначая теоретические и методологические основания исследования, необходимо начать с принципов, а затем перейти к детальному обозначению метода как их связки. В данном случае это именно система, а не простой их набор.

Но системная связанность – это одно, а способ изложения в тексте – другое. Для работы важнее всего ясность и последовательность, раскрывающие суть исследовательской методологии. Поэтому будем придерживаться принципа «от простого – ко все более сложному», обращаясь к главным категориям, понятиям и терминам в рамках данной работы.

На начальном этапе построения методологии принципы раскрываются как рядоположенные. При обозначении их не столь важно, с какого именно начать и как их предъявить, однако при разворачивании исследовательского сценария это приобретает особое значение – с точки зрения методологии, использования принципов в качестве инструментов в заданной последовательности: от простого к сложному.

Система принципов. В данном исследовании действует совокупность основных методологических принципов, общепризнанных в современной философии [318]. Они выступают как мыслительный инструментарий, обеспечивающий полноту и всесторонность исследования на уровне «общего». Мы придерживаемся принципов, выработанных в классической кантовско-гегелевской философской методологии [184; 318]. Назовем их:

1) принцип единства исторического и логического;

2) принцип восхождения от абстрактного к конкретному;

3) принцип единства диалектики, логики и теории познания.

Все принципы применены в опубликованных монографиях автора [121; 123; 124–126; 135–136; 144; 146; 147; 153], а по отношению к теме исследования «Ментально-культурный генезис» – во множестве аспектов освещения обозначенной проблематики, что отражено и в других работах. Список их приведен в библиографии.

Принцип единства диалектики, логики и теории познания является в данном контексте важнейшим. На его основе построены: ряд исследовательских приемов нашей методологии; набор основных индикаторов культурного цикла.

Принцип единства исторического и логического дает возможность протянуть связующие нити к основным интегративным общенаучным комплексам современности. Повернутый в других ракурсах, он демонстрирует единство сущности и существования

(Фома Аквинский) [387, с. 710–711], статики и динамики (О. Конт, Г. Спенсер [335; 351]), онтологии и экзистенции (М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр [323; 399]). Упрощенная философская суть такова: сущее, сущность, статика условно исключают из рассмотрения существование в процессе, а экзистенция, существование, динамика, развитие, генетика, эволюция, наоборот, вбирают в орбиту исследования прежде всего процессуальные, временные, аспекты. Для философии и науки XX века, в центре внимания которой находилась проблематика релятивизма, такое деление является основополагающим.

Используемое ядро специальной методологии верхнего уровня рождалось во второй половине XX века. Его появление обусловлено всей логикой развития философии и науки в XX веке. Мы считаем, что эти методологические тенденции продолжают действовать и сегодня. Роль философии как интегратора европейской рациональной ветки культуры в конце XX века в этот период стала принципиально другой, чем это было в классическом рационализме. Общенаучное настолько приблизилось к философскому уровню, что провести между ними грань иногда бывает очень трудно. В этом случае следует поступить обратным образом: искать то общее, что им присуще.

В научном плане речь пойдет о двух основных подходах: о статически-целостном и о генетически-целостном. Первый подход касается вопросов целого и части: структуры и состава, устройства и компонентов, организованности и материала. Второй подход решает вопросы динамики целого и частей (изменение, развитие, процессуирование, гомеостатика, кризисы, генезис, эволюция и их механизмы). Попытки связывания данных подходов неоднократно предпринимались в XX веке – стоит вспомнить хотя бы квантово-волновую теорию в физике, функционализм, синергетику [181]. Последней по времени возникновения стала общая системогенетика, сводящая воедино системный подход и генетическую методологию. Это направление получило философское освещение совсем недавно [3].

Во всех аспектных подходах можно наблюдать ориентацию на выявление предельно глубоких статических и динамических инвариантов (архетипов), единых для разных форм организации материи. В философском плане это находит выражение в поиске вневременных (статика) и всевременных (динамика) закономерностей, присущих как бытию, так и мышлению, что всегда признавалось главной задачей философии, в том числе и по отношению к науке.

Представленные принципы дают возможность опираться на любую статико-динамическую общенаучную методологию, если соблюдать ключевое методологическое требование: все, что претендует на истинность в статике, должно быть обосновано генетически (пройти историческую проверку, подтвердиться в динамике – в циклах жизни исследуемого предмета). Это и есть наиболее методологически ценное проявление принципа единства логического и исторического, а в общенаучном плане – статики и динамики, системности и генезиса.

По отношению к теории и истории культуры набор философских принципов будет постепенно облекаться в конкретику, что позволит нам выйти на свой исследовательский сценарий, на множество взаимосвязанных приемов исследования нескольких уровней. Так реализуется последний всеобщий принцип восхождения от абстрактного к конкретному. Он переводит от наиболее общих методологических установок (философских и общенаучных) к уровню особенного (теория культуры в системогенетическом контексте), а затем – и к уровню единичного (история культуры, опирающаяся на единичные артефакты). Данный философский принцип в определенном ракурсе можно представить и как «архетип иерархии», заложенный в любых проявлениях знания и присутствующий в менталитете.

Принципы достигают полноты, когда дополняются философскими понятиями. Это значительно расширяет методологическую базу.

Архетипы и философские понятия. При осмыслении взаимоотношений философии и науки в методологии философии можно найти устойчивые универсалии, категории и понятия, накрывающие и современную синергетику, и системный, и функциональный, и генетический подходы и другие общенаучные платформы. В этом – основная методологическая ценность философского знания. В классическом варианте европейского рационализма такими были методологические принципы и инструменты Г. Гегеля [68], которые сегодня обсуждаются как инварианты, носящие название «архетипов философии» [5].

Прежде всего подчеркнем, что универсалии, о которых пойдет речь, обладают всеми признаками «архетипов» в самом широком смысле [319; 416–418]. Развивать эту тему не будем, но отметим, что архетипичностъ выступает как свойство рассматриваемых ниже универсальных инвариантов философии и науки. И в дальнейшем, говоря об «архетипах», будем употреблять данный термин исключительно в такой интерпретации: архетипы как философские универсалии и как общенаучные инварианты. Акцентирования на этом требует заявленная тема: архетипы дислоцированы в менталитете и проявлены в культурной коммуникации.

Архетипы имеют общеметодологическое значение для любых наук, в том числе и для теории и истории культуры. В нашем тексте они упорядочены самым простым способом: через числовой ряд [5]. В рамках логики Числа совокупность архетипов сводится к ряду «1–10», однако в нашем случае достаточным является первичный набор философии числа у Пифагора: «1–4».

В суммарном виде архетипы образуют смысловое целое, причем отдельно – в статике, отдельно – в динамике. Представим этот набор из четырех архетипов и обозначим статику и динамику в каждом из них как пункты «А», «Б».

Единое. Монада. Единица

«А». В статике: архетип монады, или целое.

(Используя термин «монада», мы трактуем его в более расширенном, чем у Лейбница, контексте: важно обозначить единое целое.)

В системе целое удерживается в границах системы, изнутри и снаружи. Понятия границы и целого удерживают и уточняют это единое.

Целое может основываться на каком-либо главном свойстве. Например, А.А. Богданов описал «организованность» – фундаментальное свойство, удерживающее цельность системы [40].

«Б». В динамике: единое есть цикл жизни целого. Понятие цикла – общефилософское.

Например, даосизм акцентирует внимание именно на единстве пути как целого – это категория Дао. В системном мире близким является понятие «трассы», хотя оно – беднее: трасса предстает как «след цикла жизни системы».

2. Двоичное. Дуада. Двойка. Пара

Данный архетип, используемый целостно, статико-динамически, есть не что иное, как «диалектика». Основной термин – «пара».

«А». По отношению к вертикальному разнообразию всегда есть возможность найти коррелирующую пару. В нашем случае – «Дух и Материя» (Идея – Материя).

«Б». В динамике пара понимается прежде всего как «движущее противоречие». Она обозначает границы горизонтального разнообразия.

В генетическом аспекте фигурируют связки «1 и 2», «цикл – противоречие». Здесь есть два взгляда: «1–2», «2–1». Всегда есть то, по отношению к чему избирается противоречие, – это определяет уровень методологии («1–2»). Существует также общеупотребимое высказывание «два порождают третье» («2–1»).

В системном подходе речь идет о «несущем цикле системы» и индикационном противоречии, связанном с этим циклом.

3. Троичность. Триада. Тройка

«А». В статическом аспекте троичность заявлена иерархией из трех уровней. У Г. Гегеля ей соответствует набор «общее – особенное – единичное», демонстрирующий иерархию общности.

Представления о сложных многоуровневых системах, возникшие в 60-е годы XX века [258], раскрывают общесистемное понимание иерархичности: это – надмир, мир, подмир. Набор из трех уровней считается в системном мире минимальным: это – надсистема, система, подсистема.

«Б». В динамике троичность выступает как три фазы цикла жизни целого, например «становление, расцвет, деградация» у Гегеля.

Качеством целого в общенаучном ракурсе обладает система. Речь идет о фазах цикла жизни системы, и они – те же: становление, расцвет и деградация системы.

Трехфазовость – простейший способ раскрытия состояний процесса жизни целого. Мы обнаруживаем ее во множестве учений и теорий (Д. Вико, О. Конт, А. Тойнби, П.А. Сорокин, Н.Н. Александров) [3–5; 52; 163; 344; 350; 369]. От трех фаз возможно движение к любому большему их количеству, что означает включение в исследование других уровней.

4. Четверичность. Тетрада. Четверка

«А». В статике четверка есть представление меры как единства количества и качества. Здесь обе стороны: количество и качество – применены в парных крайних пределах, отсюда и происходят четыре взаимосвязанных типа.

В системном освещении речь идет о спектре состава системы, о мере системы, представленной в наборе ее компонентов или подсистем. Измерение количества имеет пределы: «минимум – максимум». Измерение качества связано с направлением вектора относительно границы системы: «экстра-» – «интро-».

Наиболее древний пример статической философской четверки типов – «первостихии»: огонь, воздух, вода, земля. Простейший общеупотребимый пример – четыре стороны света.

«Б». В динамике четверка проявляется через развертку меры во времени жизни целого. Но характеризуется при этом не сам процесс жизни целого, а представленность в процессе четырех типов, их попеременное доминирование.

Архетип четверки во времени демонстрирует четырехфазовостъ целого. Например, год состоит из четырех сезонов – кварталов (весна, лето, зима, осень), день – из четырех временных состояний (утро, день, вечер, ночь). И т. д.

Так, генетической способ связанности по порождению четырех первостихий в древнегреческой философии имеет четыре авторских варианта: все родилось из огня; все родилось из воды; все родилось из земли; все родилось из воздуха [17].

Укажем, в чем заключается продуктивность использования набора статико-динамических архетипов, с акцентом на определенную их связанность, обеспечивающую единое смысловое поле, – здесь намечается исследовательская перспектива, имеющая двусторонний характер: от простого – к сложному, и наоборот. Это реверсивное свойство обеспечивает циркуляцию смыслов в фиксации и наблюдении процессов дедукции и индукции, дивергирования и конвергирования, в осмыслении эволюции и инволюции.

В совокупности мы получаем рациональные модели, ведь философия (по крайней мере, в европейском ее варианте) есть квинтэссенция рационального способа исследования мира. Между тем в такой сфере, как культура, а особенно – в искусстве, содержание в значительной степени формируется внерационально. Поэтому необходимо выявить, насколько избранный нами метод адекватен сложности содержания.

Архетипы философии и общенаучные инварианты. Набор из четырех ключевых архетипов можно найти во всех классических философских школах.

Наиболее очевиден он в гегелевском учении. Это – понятия: единого; противоречия (диалектика); триады «общее – особенное – единичное» и трехфазовости процесса «становление – расцвет – деградация»; меры как единства количества и качества, взятых в их парных пределах.

Обращаясь к основаниям исследования менталитета и культуры в XX веке, можно положиться на авторитет К. Юнга [319; 416]. При анализе архетипов коллективного бессознательного он рассмотрел близкий к представленному выше набор архетипов философии. Только принадлежит он, выражаясь современным языком, менталитету и является набором ментальных архетипов человечества [5].

В контексте связки «Ум – Душа – Сома» можно признать, что оба набора – духовного плана: такие архетипы проявляются в менталитете, в культуре общества и в человеке. Они обнаруживаются в разных ипостасях, но, с позиции нашей темы, наиболее интересной представляется возможность установления их единства в качестве универсальных рационально-иррациональных архетипов. На пути к этому следует вспомнить опыт культуры XX века, с его всеобщими аналитическими и синтетическими устремлениями. Обратимся к его началу, совпадающему по времени с поисками К. Юнга.

Визуальный словарь модернизма (и значительной части постмодернизма) XX века содержит набор архетипов от «1» до «4» в геометрической форме: это – круг, крест, треугольник, квадрат.

Такой набор численно-геометрических символов впервые был отчетливо представлен в визуальном «словаре» Казимира Малевича времен супрематизма, а также – параллельно и синхронно – в аналогичных «словарях» немецкой школы Баухауз 20-30-х годов XX века, голландской группы «Стиль» того же периода и т. д. [5, с. 177–178; 246; 268].


Рис. 1. Визуальный словарь раннего модернизма начала XX века.


Нельзя назвать случайным тот факт, что эти символические фигуры иным образом присутствуют в методологии философского анализа, как мы сейчас показали. Мыслители XX века искали архетипы и инварианты в содержании и в форме. Значение названных фигур (и стоящих за ними чисел) в менталитете неизменно то же. Оно не менялось в истории, что позволяет говорить о данных фигурах, числах и понятиях как о сложных и весьма многослойных архетипах коллективного бессознательного. Трудность обычно состоит в том, чтобы адекватно идентифицировать их значение, связать означаемое содержание, выражение, форму.

Наиболее лаконичное графически-смысловое выражение совокупности ключевых статико-динамических закономерностей оформлено следующим образом [5]:


Рис. 2. Связь основных фигур с философским и общенаучным содержанием.


При кажущейся простоте графического языка мы видим здесь зафиксированные в рядах связи, открывающиеся благодаря выведению на единый «экран» многих знаний из ряда межнаучных комплексов.

Хотя детальный анализ культуры у нас впереди, применить архетипы как исследовательский метод мы можем уже сейчас. В контексте темы с помощью четырех обозначенных архетипов можно проиллюстрировать основной набор в определениях понятия «культура». Снова пройдем по числовому ряду «1–4».

Культура как целое

«А». Целостное понимание «культурных монад» обнаруживаем у Н.Я. Данилевского [90], О. Шпенглера [405], А. Тойнби [369–370] и П.А. Сорокина [342–344]. Эти авторы демонстрируют целостное статико-динамическое понимание монадности.

«Б». Культура как путь, как единый цикл, связанный с человечеством, представлена у Н.К. Рериха [304].

Культура в парном ракурсе

«А». Исследователь А. Моль в качестве главной, определяющей развитие культуры использует пару «культура общества – культура личности». Эта пара – вертикально-иерархическая: она связывает систему и ее подсистему. В описании социодинамики культуры ученый задает набор парных индикаторов культурного цикла [267].

«Б». Два полуцикла культуры (в привязке к эффекту асимметрии полушарий мозга) описал циклист С.Ю. Маслов [253]. Большое разнообразие парных циклических моделей выявил В.М. Петров [281–285].

Культура в троичности

«А». Культура в аспекте трехуровневой иерархии. В нашей концепции фигурируют нисходящие по масштабу понятия, составляющие «тройку»: «культура человечества – культура общества – культура личности».

«Б». Цикл культуры в трехфазовости. Трехфазовые теории жизни культуры многочисленны. Тройку такого типа в Новом времени можно обнаружить у Дж. Вико [52]. В XX веке П.А. Сорокин установил три фазы жизни любой культуры: идеационную, идеальную и чувственную [344].

Культура как развернутая мера

«А». Типологические четверки, связанные с культурой, – явление распространенное.

Четыре типа деятельности в связи с культурой установил М.С. Каган [171].

Аксиологические трактовки сути культуры моделируются, к примеру, четверкой ценностей – ее составляют: Истина, Добро, Красота, Польза [173].

Модифицируя культуру общества и культуру личности парой «актуальное – потенциальное», Л.А. Зеленов получил четыре компонента: «отношения – институты» и «потребности – способности». Эта «четверка» плюс деятельность образует модель «пятерки социума» [115, с. 42].

«Б». В динамическом аспекте цикл культуры нередко понимают как четырехфазовый – по аналогии с природными временами года (таковы, к примеру, наблюдения и убедительные примеры поэтессы Ларисы Васильевой).

Подводя итоги, констатируем: то, что мы назвали в первом параграфе «архетипами философии», на общенаучном уровне проявляет себя как совокупность общенаучных «инвариантов».

Поскольку по содержанию это одно и то же, отнесенное к двум уровням общности (философия и наука как общее и особенное), назовем такое образование архетипами-инвариантами.

Для краткости будем называть их далее инвариантами или архетипами, если не будет необходимости специально оговаривать употребление того или иного термина. Теперь набор инвариантов можно превратить в такой инструмент науки, как закон.

Рассмотренные в сочетании инварианты выводят на совокупность общенаучных законов.

Архетипы-инварианты и общенаучные закономерности

Сами по себе архетипы являются лишь предпосылкой для выхода на совокупность законов. Законы обнаруживаются при содержательном связывании архетипов. Эти связки в свое время были описаны в философии как основные законы диалектики, например у Б.М. Кедрова [184] (закон единства и борьбы противоположностей, закон перехода количества в качество, закон отрицания отрицания).

Опыт постмодернизма в философии, да и постмодерна в архитектуре, убеждает в том, что главное значение в современной науке приобретает сочетание (комбинаторика) архетипов, а далее – их устойчивых связок в культуре (цитирование культурных «образцов»). И если предназначение раннего модернизма и науки начала XX века состояло в аналитическом выявлении архетипического набора – словаря архетипов – и в установлении правил их основных сочетаний, то предназначение постмодернизма – и в науке, и в искусстве – состоит в игровом синтезе, в комбинаторике, в самоценном столкновении этих устойчивых единиц (или образцов прошлых культур), с активным поиском новых неожиданных сочетаниий (это отчетливо проступает и в философии, и в литературе, сегодня нередко смыкающихся до неразличимости). Главной ценностью постмодерна является не теория, а неожиданная интерпретация, игра. Мы же будем оставаться в рамках теории, поэтому на первом месте для нас остается логика.

Данное историческое сопоставление имеет для нас методологический смысл: дело в том, что и в логической форме необходимо обратиться к сочетанию основных архетипов, – это приведет нас к искомой методологии современного уровня. Такая работа в философии проделана [5], и мы можем обратиться к ее итоговым результатам, преимущественно оперируя общенаучным системным языком.

Сам ход представляет собой последовательное и попарное связывание архетипов от «1» до «4» – таким образом выстраивается классическая матрица, каждая ячейка которой раскрывает ту или иную закономерность. Любую из них следует воспринимать в связанном виде как в целом, так и группами (всего таких группировок – 12). Конкретно для нашего исследования это демонстрирует совокупность общенаучных законов, применимых для анализа культуры. Они возникают в трех двусторонних связках обозначенных четырех архетипов.

Проиллюстрируем их.

1. Цикл + противоречие («1+2»): это – закон движущего противоречия в цикле жизни целого.

При акценте на целом возникает парный индикатор цикла. При акценте на противоречии – аспект «порождающего противоречия».

2. Цикл + иерархия («1+3»): это – закон иерархической специализации состава подсистем целого и программирования сценария их жизни (трехфазовость). Здесь заложены два разнонаправленных варианта:

• как «архитектура есть застывшая музыка», так и «структура системы есть застывшее время», поэтому структура иерархична;

• противоположная связка «иерархия + цикл» дает не что иное, как масштабную линейку: закон трех уровней цикличности, масштабно «вложенных» друг в друга (макроцикл – цикл системного целого – микроцикл). Или: «надсистемный – системный – подсистемный» циклы; «длиннопериодные – среднепериодные – короткопериодные» циклы.

3. Цикл + мера («1+4»): это – закон распределения, развертывания состава в процессе жизни целого, действующий в рамках цикла жизни целого. У него есть две разнонаправленные разновидности. Для примера их можно трактовать в аспекте эволюционной связки конкуренции и кооперации:

• логика развертывания состава выступает как итоговая причинность для целого – такова дарвиновская теория эволюции живого, где генезис задается наследственностью, изменчивостью и отбором, – здесь превалирует принцип конкуренции;

• целое избирает сценарий жизни своих частей – такова «теория номогенеза» Барга [362], где в конечном итоге эволюцией (генез) управляет закон (номос), – в номогенезе главенствует принцип кооперации. О том же говорит и Пьер Тейяр де Шарден [403]. Законы эти взаимосвязаны, причем взаимосвязь составляет основу метода.

Характерной особенностью является то, что все закономерности заключены в одну – категориальную. На герменевтическом языке это выражается метасмыслом [42], объединяющим в себе целую группу смыслов, расположенных в иерархическом порядке. В сложном конфигураторе они создают категориальный смысл («мета-»): если под единицей понимать цикл системы, то исследовать его можно через раскрытие «пары» – несущей или индикационной, «тройки» (иерархия и фазы) и «четверки» (состав, спектр состава).

Создаются по-настоящему богатые смысловые связи, если перейти от только что представленных двойных связок архетипов ко все более многоаспектным связкам и, наконец, к полному их набору. По сути, основная проблема формирования объемного и многоаспектного понимания состоит в освоении и способах трактовки такого рода смысловых конфигураций.

Если оставаться в рамках философии, то можно утверждать, что любая научная стратегия есть «дерево» методологических связок из представленного набора, поскольку в науке крайне редко анализируются все возможные варианты методологии. Для примера рассмотрим некоторые тройные связки, которые будут использованы в данном исследовании.

В одном цикле жизни целого иерархия (общее – особенное – единичное) связана с «законом нормального распределения», что в модели четверки типов означает: общее – бедно (один тип – из четырех), единичное – бедно (тоже один тип), и лишь особенное, по Гегелю, «наиболее богато» (два типа – из четырех). Это – связка архетипов: «1, цикл, – 3, структура, – 4, состав». И она требует дополнения еще и парой, чтобы восполнить полноту модели («1–2 – 3–4»), а вертикальная пара всегда связывает нас с содержанием: всё, что находится на высшем уровне, можно трактовать как содержание, а всё, что находится на нижнем уровне, – как его форму.

В исследовании культуры такой парой является «культура общества и культура личности» [267]. Если рассмотреть ее в трехфазовости, обнаружится, что первая треть цикла демонстрирует доминирование культуры общества: она связана с «общим» и лаконична (бедна) по составу используемых элементов формы. Последняя треть цикла, наоборот, обнаруживает доминирование культуры личности: она связана с «единичным», но тоже не богата по составу. Зато середина цикла, связанная с «особенным», задает единство и равнозначность культуры общества и культуры личности, именно она наиболее богата по составу используемых элементов.

Средние фазы культурных циклов – классические этапы развития культуры. Мы покажем это на материале истории.

Данный методологический набор раскрывает возможности для глубокого анализа жизни культуры, но важно отметить: чем конкретнее уровень, тем большей виртуозностью нужно обладать для применения многоуровневого анализа, сводя воедино закономерности более высоких уровней.

На этом общеметодологическую часть можно завершить: предъявленный набор принципов, приемов и стратегий исследования достаточен, хотя и выражен в тексте очень сжато. Мы стремились удержать самый крупный план и вместе с тем используем его уже инструментально. Далее предстоит решить, до каких пределов он располагает требуемой завершенностью и полнотой, накрывает ли он всю ту предметность и конкретику, которую содержит живой материал культуры.

Подведем итоги параграфа.

1. Общефилософская методология представлена как набор основных принципов и четырех ключевых архетипов философии. По сути, данные архетипы целостны, они пронизывают и философию, и науку.

Пронизывают они и нашу конкретную предметность – теорию и историю культуры.

2. Сочетание обозначенных архетипов приводит к современному общенаучному набору системных и генетических законов и закономерностей, которые будут использованы в качестве рабочих инструментов исследования.

1.2. Локализация предмета исследования в философии и науке

Существует особый ракурс – «философия культуры», со своим специфическим набором проблем и тем, в основе совпадающих с нашей исследовательской тематикой. Если проанализировать работы по философии культуры, легко убедиться: в данной сфере обозначено не столь много проблем собственно философского уровня. По большей части существуют проблемы теории и истории культуры, соотнесенные с надсистемой. В нашем случае в надсистеме может быть рассмотрено несколько уровней: уровень общества (куда культура входит как часть) и уровень неких надобщественных образований (ментосфера, ноосфера), которые могут иметь продолжение в направлении вверх, вплоть до Универсума и Бога. Мы концентрируем свои усилия на двух уровнях, что ближе расположены к культуре: это – общество и менталитет.

Заметим, что вариантов «философии культуры» – ровно столько, сколько авторских концепций в самой философии, поэтому для начала необходимо представить, каким способом их можно упорядочить в целостность. Мы предлагаем способ, который отчётливо демонстрирует те ментальные доминанты, что формируют философские концепции, и раскрывает эти концепции как производные от доминант.

Ментальные доминанты вписаны в генезис менталитета. Но это – особая тема, и она находится за пределами избранной здесь тематики. Мы же акцентируем внимание на нашем предмете «культура», уточняя ее ракурс: общую теорию и историю.

Уже накоплено множество определений понятия «культура». Крёбер, насчитавший их около двухсот [87, с. 18–19], сегодня мог бы значительно пополнить свою коллекцию – начиная с 90-х годов XX века наблюдается интенсивное развитие культурологической мысли [2; 7–8; 9; 10; 37; 47; 56; 74; 75; 82; 85–87; 110; 111; 118; 156; 159; 163; 167; 172; 183; 184; 186; 191; 194; 198; 201; 202; 203; 204; 205; 207; 210; 223; 226; 228; 230–235; 237; 238–241; 243; 252; 256; 261; 277; 292; 300; 308; 311; 312–313; 315; 321; 327; 340; 341; 344; 385; 388; 400; 401; 419]. Поэтому речь может идти уже о тысяче определений. Исходя из требования полноты [4, с. 30], можно сказать, что все трактовки культуры дополняют друг друга. Однако наша задача состоит не просто в фиксации этой очевидности, а в выборе определенной стратегии освоения и упорядочения данного множества.

В наиболее простом рабочем виде определение выглядит следующим образом: культура— таксономическая упорядоченность меры, иерархическая упорядоченность качеств, циклическая упорядоченность самого процесса её существования.

В науке XX века множественность и монизм не исключают, а взаимоподразумевают друг друга. Такова принципиальная установка системного под хода [258; 381; 414], а в постмодерне понимание единого и множественного в сочетаемости позволяет избирать любое определение в качестве доминирующего, и это тоже исследовательская стратегия. В любой вариации следует учитывать и все множество определений культуры. Каждое определение должно быть осмыслено через доминанту конкретно данного исторического периода. Этот прием известен в науке как «удержание рамки» – релятивной возможности ракурсного взгляда. При переключении внимания с одного ракурса на другой мы будем специально оговаривать смену «рамок». Итогом полного – «рамочного» – обзора станет всестороннее освещение нашего предмета исследования – культуры. Такой подход способствует прежде всего формированию понимания, между тем задачей работы является получение нового знания или новая организация существующего знания. И здесь вступают в действие проверенные временем приемы и методы классической философии и науки.

Как бы ни было велико разнообразие определений термина «культура», они всегда контекстуальны, причем любой контекст дислоцируется на определенном уровне общности. Чтобы задать максимально возможный по емкости контекст, обратимся к самому высокому уровню общности. Философия и есть такой наднаучный метауровень.

Философский уровень

В философии трактовка культуры дается в контексте той или иной философской системы. Поскольку систем – множество, важно знать, что все они в истории связаны сценарием жизни менталитета, глобальной ментальной программой или большими ментальными циклами, о совокупности которых пойдет речь в последней главе. Такой подход очень важен, и, если бы ставилась цель упорядочить историю представлений о культуре, именно он был бы основным.

Не существует «философии вообще». Понимание сути культуры исторически обусловлено и философски опосредовано. Любая философская система является авторской, связанной с контекстом определенного времени. Отнесение определения к той или иной философской системе – первое требование из разряда очевидных.

Всякая полная философская система содержит учение об обществе и касается проблем культуры.

Но, чем глубже мы погружаемся в историю философии, тем меньше можем обнаружить в этой связке то, что имеет отношение к учению о культуре. Пик развития культурологической мысли как особого предмета исследования приходится на XX век и наше время. Это доказывает материал, изложенный во второй главе.

В плане включенности можно констатировать: внутри полноценной философской системы всегда есть учение об обществе (социальная философия, обществоведение), а внутри обществоведения – учение о культуре. Это – разряд философских вопросов культуры (иногда его обозначают как «философию культуры» [82; 87; 172; 385]), действительным содержанием которой нередко является метатеория культуры общенаучного уровня.

Между тем философия культуры, обычно выступающая поначалу как раздел или часть социальной философии, постепенно получает право на самостоятельное существование, но, повторим, лишь в контексте той философской системы, из которой она исходит. Нет философии культуры на все времена, как нет универсальной философии в форме одного учения.

Принцип множественности точек зрения – это принцип «поли-», продекларированный в современом знании и использованный в данной работе как один из ключевых (причем требование привязки к истории своеобразно отражает принцип единства исторического и логического).

Предмет исследования в рамках философии

Следуя в направлении изложенного в первом параграфе сценария смены архетипов, мы действуем по принципу «от общего – к частному».

Указание на разновидность архетипа сразу задает исследовательский аппарат и определяет его ограничения.

Архетипы нужно выстраивать рядом и обозначать смысловые переходы, от «1» до «4», – это позволит избежать абсолютизации какого-либо одного архетипа. Только таким образом достигается методологическая полнота.

Начнем с раздвоения единого, с диалектики, имея в виду наш предмет – культуру.

В последовательном ряду «универсум – мир – среда» [115] нас интересуют мир и среда. Они попеременно и будут выступать в качестве единого.

Парная модель

Мир. Первичное взаимодействие самого высокого уровня абстракции имеет две стороны: природу и общество. В качестве оппозиционной пары обозначим естественный мир, с одной стороны, и общество, порождающее мир искусственный, «вторую природу», – с другой. Здесь общественное прежде всего отличается от природного. Общественное в ряду используемых понятий и терминов нашей предметной области является наиболее широким понятием. Культура вписана в общество, и это – ее первый контекст.

Модель на основе «тройки»

Человек по отношению к природе и обществу есть третье. Он находится в промежуточной позиции между ними, поэтому обладает двойственностью естественного и искусственного начал. Для антропологии данный аспект является генетическим: два начала порождают третье – «биосоциальный субстрат» человека. На этой тройке построена модель науки Нового времени – из трех главных составляющих: природы, общества, человека. Это – основа иерархической модели, позволяющая вписать и общество в свой иерархический контекст. Даже при осмыслении ноосферы и менталитета нет необходимости выходить за естественнонаучную парадигму [176]. Природный контекст в таком понимании является вторым по счету надсистемным контекстом для культуры. В философии культуры он непременно должен учитываться.

Для полноты следует сказать, что в философии всегда обсуждалась и некая надприродная составляющая (например, Бог или Абсолютный Дух), более высокого уровня, чем природа в естественнонаучном понимании, и она требует, чтобы мы ее учитывали, потому что полное понимание культуры предполагает ответы и на столь сложные философские вопросы по поводу культуры. Это уже третий надприродный контекст, который учитывается в философии культуры.

Человек есть существо не только материальное, но и духовное, идеальное. То же касается и нашего объекта – культуры. В качестве коррелирующей в данную иерархию можно ввести пару «идея – материя», а от нее уже перейти к иерархической тройке.

Определение культуры можно развернуть на основе иерархической тройки. Установив связи в тройке «природа – человек – общество», можно получить предельно общее определение культуры. Достаточно рассмотреть парные связки.

«Природа – общество». Культура есть то, что отличает человека общественного от природы. Культура – это черта характеристики общества. Культура принадлежит обществу, что указывает на ее неестественность (искусственность – в противовес природе). Первый признак культуры – искусственность. Можно развить это положение генетически, осмысляя назначение культуры. Культура не наследуется биологически, она наследуется только социально и существует как социокультурная программа. Назначение культуры состоит в обеспечении социокультурного наследования в обществе.

Культура является действующим механизмом (частью, органом и т. п.) общества. По отношению к обществу как надсистеме она имеет свое назначение и функции. Сказанное можно отнести к любым надсистемам, в которые входит культура, но об этом – позже. Вопросы проявленности систем более высокого порядка, чем общество, обсуждаются в философии культуры.

Обратное влияние природы на общество, а значит, и на культуру, состоит в том, что в своей экспансии общество не может выйти за пределы меры природы, точно так же культура – за пределы меры общества.

«Культура – человек», «человек – культура». В обществе все создает человек, и по порождению в определение культуры нужно внести антропокреативизм.

Второй признак культуры – человекотворность.

Порождение культуры происходит в деятельности, а деятельность всегда социальна и орудийна. Действующий человек не может создавать культуру вне человеческого социума и вне технического социума. Культура создается человеком и для человека, но при этом общественно опосредуется. В самом человеке, с его двойным – биосоциальным – субстратом, культура есть его социальность. Социализированность всей биоосновы человека имеет культурные корни. Биологическая основа человека социализирована культурой.

Отсюда исходит необходимость введения человека в социум с момента рождения, его социализация. Реализует задачу социализации педагогическая деятельность. Задачу удержания общества (целого) выполняет управленческая деятельность. И то, и другое происходит с помощью культуры. Трансляция культуры в человека носит характер специально организованной обществом деятельности. Это означает, что культура творит человека. Мы получаем набор «вертикальных» признаков культуры самого общего уровня.

1. По отношению к естественной природе культура есть искусственное. Культура не выходит за меру природы и за меру общества.

2. По отношению к обществу как к надсистеме культура имеет свое назначение и функции. Она выступает как действующий механизм (часть, орган и т. п.) общества.

3. По отношению к человеку культура есть человекотворное. Но верно и обратное: культура творит человека.

Модель на основе «четверки»

Модель на основе «четверки» имеет многочисленные ракурсы. Мы обратимся к предельно крупной типологии предметов, на которые обращена философия.

Самый широкий контекст – среды и аспекта деятельности – дает возможность рассмотреть фонды, которыми располагает человечество: природный + общественный = экологический + социальный, технический, антропный фонды. Актуализация каждого из них порождает соответствующий моноподход в науке, а их сочетание – смешанные полиподходы.

Экофонд и антропофонд (иногда узко трактуемый как генофонд в противовес культурно-генетическим программам) связаны по типу включенности. Тем не менее экофонд не накрывает антропофонд полностью: важно учитывать, что биологическая основа человека как общественного существа в значительной мере социализирована.


Рис. 3. Фонды деятельности.


По отношению к группам наук «по предмету» (природа; человек; техника; социум) «четверка» предстает как естествознание, человековедение, технознание и обществознание (обществоведение) [118, с. 12]. Поскольку культура включена в общество, главным в этом ряду для нас будет обществоведение. Соотношению обществоведения и учения о культуре посвящен следующий параграф. Прочие четверки, которые мы будем предъявлять по мере раскрытия темы, включены в контекст обществоведения.

Итак, мы продемонстрировали последовательную смену архетипов, от «1» до «4», раскрывающих для нашего предмета исследования – культуры – тот или иной контекст в рамках философии. Еще раз укажем на выявленное обстоятельство: культура включена в общество, является его неотъемлемой частью, механизмом, органом, – и учтем это при переходе на общенаучный уровень.

Общенаучный уровень трактовки культуры

Наряду с философской есть возможность трактовки культуры на общенаучном уровне. Какими бы ни были отношения философии и науки, наука по степени абстрактности и всеобщности располагается уровнем ниже. В данном случае важно, что наука тоже обладает своими способами удержания целостности. И существует особый общенаучный уровень, где эта целостность представлена уже близко к уровню философскому. Граница здесь подвижна, как и должно быть в знании [118].

Менталитет и научная парадигма

Определения культуры всегда включены в ту или иную научную парадигму [204, с. 11]. Установим связь этого термина с менталитетом и близкими общенаучными понятиями. Сегодня «парадигма» трактуется в широком диапазоне и означает ключевой набор идей и представлений, устойчивую совокупность взглядов и научного инструментария, влияющих на развитие науки в течение конкретно данного цикла. Главные слова – «набор идей» и «цикл»: набор идей, проживающих свой цикл. В общем плане это близко к понятию «ментального цикла». Разница лишь в том, что парадигма отнесена исключительно к науке и выражена инструментально, а менталитет пронизывает все общество. При этом понятие «менталитет» – философского уровня, а «парадигма» – науковедческий термин, совпадающий по значению с популярными в XX веке терминами «платформа» и «движение». Например, словосочетания «системное движение», «генетическая платформа» воспринимаются из-за временной дистанции уже как общенаучные парадигмы. Такова же и системогенетика, относящая себя к интегративным научным комплексам. Расхождения с «парадигмой» в нашем случае не столь существенны: «парадигма» накрывает науку или группу наук, а «движение» и «платформа» – общенаучные понятия. Расширительно можно называть «парадигмами» и эти – принадлежащие общенаучному уровню – целостности. Последнее уточнение позволяет наряду с «парадигмой» использовать термины «подход», «платформа» как близкие по значению [362]. Отнесение определений культуры к тем или иным «парадигмам» – это способ упорядочения данного множества в науке. Парадигмы служат общенаучным проявлением монизма: они несут функцию удержания целого.

Наша задача – сблизить и положить рядом ментальные и парадигмальные циклы. Этот прием дает возможность сгруппировать два уровня циклики: циклы культуры и циклы науки. Так создается ментально-парадигмальное целое, в котором есть единая модель мира и устойчивый набор содержащихся в них взглядов.

Мы представим два ментальных цикла, на протяжении которых культура изучалась научно. Это Новое время и XX век.

Обозначим для начала циклы классической науки, опиравшейся на естественную ментальность Нового времени (XVII–XIX вв.), и циклы неклассической науки XX века, опиравшейся на ментальность искусственного [3].


Рис. 4. Два цикла науки и их содержание.


Внутри каждого из них находим ряд научных парадигм, исторический набор особых подходов и их особых методов.

Наука Нового времени сформировала четыре подхода: 1) механический; 2) органический; 3) психологический; 4) социологический.

На границе Нового времени и XX века обозначился пятый, искусственно-технический, подход. Однако по установкам он отделяет себя от натурального подхода Нового времени – он ментально другой и принадлежит XX веку.

Именно в такой, строго заданной, последовательности названные парадигмы расположены в истории науки.

Классифицируя науки, сходным образом их трактовал О. Конт [163, с. 22], исключение составляет технический подход. Но весь мир техники и такая группа наук, как «технические науки», технознание и техногенетика, фактически возникли после Конта.

«Психологический» подход в этом ряду узковат – если говорить об объекте, то речь должна идти о человековедении.

Тогда под номером «3» мы зафиксируем предельно широко понимаемый антропологический подход. И все-таки по поводу особого антропологического метода однозначности в науке пока нет.

Это – разные подходы, и у них – разные методы. Каждый из них соответствует своему научному объекту (или миру): механический – абиотическому миру, органический – биотическому миру, психологический и антропологический – миру человека, социологический – миру человеческого социума, технический подход – миру технического социума.

В реальности взаимоотношения между методом и объектом – значительно сложнее: практически любой перечисленный метод так или иначе применялся ко всем объектам.

Данное обстоятельство дает редкую возможность построить матрицу «метод – объект» науки.


Рис. 5. Соотношение методов и объектов в науке.


Основные исследовательские подходы в теории и истории культуры следуют из приведенного набора. Можно вывести их типологию и обозначить следующим образом:

1. Культура в естественной парадигме (культура как принадлежность нового уровня природы):

а) механическая аналогия (культура как механизм);

б) органическая аналогия (культура как организм).

2. Культура в антропной парадигме (культура личности).

Психологический ракурс исследования культуры (культура как проявленность психического).

3. Культура в обществоведческом подходе (культура общества):

а) в социологическом подходе (культура человеческого социума, родовые культурные качества);

б) в искусственно-техническом подходе (культура как социальная машина, культура как проект).

Несколько слов следует сказать о техническом подходе, спроецированном на наш предмет.

Взгляд на общество как на машину был высказан в свое время А.А. Богдановым [40]. Цивилизация тоже в определенном смысле может трактоваться как «мегамашина» из людей, по Л. Мамфорду [401, с. 285–286]. Но вряд ли мы примем ее лишь за «техническую систему,» хотя по всем признакам это нормальный искусственно-технический взгляд на общество. Однако, как верно отмечает A.M. Пищик, «техническая мера социума не покрывает социальную его меру»[1]. В современном гуманитарном знании в связи с этим наблюдается противопоставление двух программ наследования: социально-антропной и научно-технической. Их конфликт выражается в феноменах капиталократии, технократии, технотронного фашизма и т. п. [362].

Обсуждается вопрос: как носитель духовности может стать важнее духа, как «форма» становится важнее «содержания» культуры? Аналогичная проблема известна в искусстве как проблема формализма, и появляется она в определенные исторические эпохи, осмысленные О. Шпенглером [405] и П.А. Сорокиным [344]. Но если раньше это было проблемой какой-то одной цивилизации и являлось приметой ее скорой гибели, то теперь (при выходе на уровень высоких энергий) речь идет о возможной техногенной катастрофе Земли и человечества вместе с ней.

Остановимся на том, что наиболее адекватным для описания такого предмета исследований, как культура, следует признать обществоведческую платформу. С нее мы и начнем в следующем параграфе.

А пока обратимся к интегративным подходам XX века.

Другие варианты анализа культуры: системный, генетический и деятельностный – относятся к неклассической науке XX века. Они имеют разновидности, а также синтезы в виде системогенетического и системодеятельностного подхода. Варианты подходов различаются. Мы будем об этом говорить.

Системогенетический подход рассмотрим подробно: он представлен в концепции на нескольких уровнях. О системогенетической линии следует говорить хотя бы потому, что она во многом наследует классическую науку и является ее пролонгацией в XX веке: это – время доминирования искусственных объектов, в котором объяснение мира, в его детерминизме, утратило свою актуальность и стали значимыми пределы доступной свободы и проектирование искусственных систем. Системогенетический подход крайне важен, ведь в нем «снимается» весь предшествующий этап: механицизм (в системности) и органицизм (в генетизме).

Идеи классической науки в области динамики привели к появлению разновидностей теории эволюции и попыткам построить единую эволюционную теорию – Синтетическую Теорию Эволюции, СТЭ.

В XX веке эволюционизм как надсистемно ориентированный подход дополнился подходом генетическим [357]. (Об их различии мы говорим в последней главе.)

Системная генетика трактуется предельно широко и интересует нас постольку, поскольку у нас есть наш особый предмет, включенный в свои надсистемы.

С позиции социогенетики, культура выступает как механизм реализации программы социального наследования [361]. Для общества она аналогична биологической генной программе наследования, которая есть в человеке. Культура обеспечивает воспроизводство общества, его социальной сущности. «Материалом» социального программирования служит человек. Это для нас очень важный подход, потому что в социогенетике впервые функция культуры осмыслена в сопоставлении с другими типами генетик: абиогенетикой, биогенетикой, техногенетикой и антропогенетикой.

С позиции техногенетики, культура обеспечивает наследование не только в человеческом социуме, но и в техническом, инновационная суть которой всегда связывается с рациональным познанием [194].

В культуре, действительно, можно обнаружить научно-техническую ветку. Точнее было бы говорить о связке рационального познания и техноса, иначе эта функция культуры будет выглядеть исторически неравномерной. Техногенез в связи с наукой активизировался локально, причем только в один известный нам период: в западноевропейском обществе Нового времени (хотя потоки открытий и изобретений в античности и в средних веках тоже имели место). Материалом в этом типе генезиса является вещество природы, которое превращается в технические системы (начиная от палки и заканчивая космическими кораблями).

Именно технические системы и их продукты являются несущим основанием всех разновидностей культуры: в науке – книги, в искусстве – и вещественность картины, и техника телевидения и так далее. На начальных этапах истории в качестве таких же технических систем выступал сам человек, и это подробно описано в исследованиях фольклорной линии культуры [363; 394–395].

Принцип деятельности. Наряду с системностью и генетикой в XX веке сформировалась парадигма деятельности. Она имеет, с нашей точки зрения, наибольшую объяснительную мощность в науке, поэтому к ней и обращались ученые весь XX век.

В центре наиболее известных исследований XX века стояли проблемы сочетания социальности и антропного начала. В этих исследованиях изучались коллективные архетипы, ментальность, деятельность, нормы, ценности и т. д. Все они имеют прямой выход в культурологию и специфичны именно для нее. Это подробно освещается во второй главе.

Пределы деятельностной парадигмы (как искусственной) – деятельностная, с социальной доминантой (А.Н. Леонтьев) [218], техно-деятельностная (А.А. Богданов, А.К. Гастев) [40; 246] и деятельностная, с личностной доминантой (прагматизм Д. Дьюи) [107]. Социальное и техническое, как мы уже отмечали, входят в состав общественного. В этом случае парность внутри парадигмы обеспечивается в виде «общественного – личного». Деятельность связывает общество и личность. Поэтому мы говорим не о специальных (социо- и антропо-) парадигмах, а об их динамическом сочетании в ядре деятельности.


Рис. 6. Неклассические парадигмы, относящиеся к принципу деятельности, в науке XX века.


Отметим, что деятельностный подход не исключает системного подхода и даже образует с ним синтезы: системно-деятельностный, функционально-деятельностный, системомыследеятельностный и т. д. Например, в системно-деятельностном подходе Л.А. Зеленова культура получает трактовку в ракурсах ее устройства (система деятельности), процессуальности (процессы деятельности) и сферности (сфера деятельности) [118].

То же касается и соотношения деятельностного и генетического подходов, где возможности только намечены. Но, фиксируя связи, важно четко понимать, какой ракурс преобладает, – от этого зависит исследовательский аппарат. Из сочетания системно-объектного и деятельностного рождается представление о «неклассической парадигме» XX века:


Табл.1. Неклассическая парадигма XX века и ее разновидности:


Данная проблема постоянно освещается в работах А.И. Субетто. Он развивает логику «тотальной неклассичности». В отличие от рациональной классической науки, такая логика декларирует учет иррациональной составляющей. Источником возникновения «неклассичности» А.И. Субетто считает работы Нильса Бора, в которых субъект-объектные отношения приобрели другое понимание. По Бору, субъект оказывает влияние на результаты измерений. Таким образом, основой тотальной неклассичности является антропный принцип. Используемая нами системогенетика – неклассическая наука.

Развертывание всех основных разновидностей неклассической науки XX века и смешанных подходов порождает наиболее известные аспектные взгляды на культуру. Применение понятия «парадигма» дает возможность предельно крупной группировки множества определений культуры: частные определения «накрываются» этими существенными разновидностями – парадигмами.

Заметим, что принцип деятельности уже с некоторой натяжкой можно назвать научной парадигмой. Это именно принцип, не привязанный к предметности.

Проектный менталитет XX века

Наука, субстрат которой – знание, а цель – познание, принадлежит человечеству. Она открывает закономерности, законы, устойчивые детерминанты и дает на этой основе прогнозы. Важнейшая черта науки – ее аналитический характер.

Деление наук по объекту, к которому мы обращались, является наиболее крупным. У науки есть два предельно больших объекта и один пограничный: естественный мир, общество и человек. В развертке – четыре: природа, социум, техника, человек. До недавнего времени любое дифференцирование наук и синтез их ветвей (если не считать ряда междисциплинарных) происходило в этих, объектных, рамках. Философия вплоть до XX века устойчиво обеспечивала наднаучный уровень удержания целого.

Наука способствовала быстрому развитию техники. Научно-техническая революция (НТР) была успешной до тех пор, пока конструирование технических устройств выглядело как экспериментальное приложение знаний, т. е. в рамках классического менталитета Нового времени, сопутствующей ему просветительской пассионарности, с применением экспериментального метода.

Суть состояла в целевом оперировании Природой: она изучалась и на этой основе использовалась в целях людей. В ценностном плане это обозначается связкой Истины и Пользы. Процесс связывания Истины и Пользы в истории шел и раньше, но до запуска научно-технической революции (НТР) он не имел столь взрывного характера, потому что познание и польза существовали подчеркнуто раздельно. Изменения, происшедшие прежде всего в европейском менталитете в самом начале Нового времени, соединили рациональное познание и производство, что привело к индустриализации и последующим «волнам» НТР [359].

В XX веке ситуация изменилась в связи с тем, что чрезвычайно актуализировалось инженерное конструирование и появилось широко понимаемое проектирование. Эти направления деятельности не аналитические, а синтетические, они используют аналитические достижения науки, не являясь наукой, а в ряде случаев могут обходиться без науки вообще. Если «конструирование» поначалу имело дело только с техникой, а затем осваивало и другие объекты, то «проектирование» изначально заявило о себе как тотальное, принципиально не привязанное ни к какому объекту и не связанное генетически ни с каким конкретным предметом.

На место приоритетных возможностей науки (познание и эксперимент) пришли возможности, содержащиеся внутри деятельности. И, хотя сайентизм в качестве мировоззрения преобладал до середины XX века, проектно-деятельностный подход все больше демонстрирует собственный потенциал, не связанный напрямую с наукой. Рассмотреть данный момент истории важно потому, что он имеет решающее значение для понимания сути культуры и предмета культурологии в настоящее время.

Проектирование позволяет реализовать цели субъекта, «Я». За понятием субъекта может стоять и отдельный человек, с его целями, и групповой субъект (иерархия: от личности – до государства и выше). Отсюда – принципиальный прагматизм проектирования, открыто заявленный в философии Д. Дьюи [107]. Поскольку деятельность целесообразна, активность человека проявлена иначе, чем у всего живого, существовавшего до него: человек действует сообразно цели. А цели человека социализированы уже в силу его биосоциальности.

Наука и проектирование различаются их разной ролью в деятельности, особенно – в отношении к будущему.

Наука есть знание об объективных детерминантах, в пределе наука дает прогноз развития. Наука – это знание, внешнее по отношению к деятельности.

Конструирование и проектирование – синтетические разновидности будущетворения. Это означает, например, что проектирование кое в чем уже конкурирует с менталитетом: прагматическая ориентация реализуется как технология и техника деятельности, результаты здесь проект и программа деятельности. Искусственные программы начинают конкурировать с естественными ментальными по своей степени воздействия на людей.

В проектно-прагматическом подходе детерминанты и прогнозы науки, если они точно установлены, могут выступать в качестве проектных (программных) ограничений или «граничных и прочих условий». Однако в реальности такое знание влияет на деятельность лишь косвенно: человек может знать прогноз, но это еще не значит, что он будет учитывать его в деятельности, – иначе человечество не подошло бы вплотную к экологической катастрофе. Превращение знания в мотив деятельности, увы, не носит автоматического характера – иначе половина правовых ограничений была бы просто не нужна человечеству. Такое различение понадобилось потому, что проектный и деятельностный подходы, как мы показали, вообще не имеют отношения к научным парадигмам. И тем не менее в менталитете XX века они выполняли такую же функцию, какую в прошлом выполняли научные парадигмы: это – определенная устойчивая точка зрения на мир, имеющая в своем распоряжении собственный набор идеальных инструментов. Она тоже опирается на знание, только на знание не объектное: это – знание о деятельности. В освещении Д. Дьюи и его продолжателей оно инструментально – позволяет человеку реализовывать его цели с помощью проектов.

Для нас очень важно, что деятельность человека орудийна и может быть рассмотрена все в том же пространстве: между Истиной и Пользой. Поэтому в человеке деятельность имеет основания в виде его потенциальных способностей, что можно представить в развертке его знаний (Истина) и умений (связанных с Пользой). Но линия технологизации орудийной деятельности, повышающая ее эффективность, живет вполне самостоятельно. Связка Знания и Пользы базируется на техническом абиотическом субстрате, и она обратным образом превращает человека в свое орудие – в придаток техники и технологии. Это – острое противоречие современности, о котором мы уже говорили.

Проектирование связано с потенциалом деятельности и рождено внутри деятельностной парадигматики. Деятельность регулируется «нормами», априори социальными, и это – ядро культуры, ее технологическая суть. До XX века культурное нормирование деятельности носило преимущественно «естественный» характер – регулировалось менталитетом наряду с целевыми установками. Проникновение в технологию деятельности превратило и культурные нормы в искусственно управляемые. Накопление опыта, происходящее в культуре внешним образом, было рационализировано.

Причина такого странного противоречия кроется в том, что деятельность человека целесообразна, а цели человека проявляются не в потенциале его способностей, а в актуальном наборе его потребностей. Прежде в истории основным социальным регулятором формирования потребностей была глобальная ментальная программа, а многомерность менталитета обеспечивала историческую непрерывность развития общества. Разрыв начинается с момента, когда человек эпохи демократии реально становится «атомарным», его зависимость от социума иногда доходит почти до нулевой отметки. Свои личные цели в деятельности он начинает ставить на первое место, а технологизация обеспечивает невиданную эффективность их достижения.

Искусственные, спроектированные, рационализированные нормы замещают в западной культуре XX века ранее существовавшие регуляторы менталитета, работавшие как неподвластные человеку естественные нормы и мотивы. Например, писаные правовые нормы на Западе практически полностью подменили мораль. Но ведь еще Кант отметил, что в моральной сфере есть нечто, неподвластное людскому разуму, и его невозможно ограничить сиюминутными соображениями практичности. Говоря системным языком, это – надсистемные регуляторы, находящиеся выше уровня личности и общества (например, Бог). Из культуры Нового времени по мере ее рационализации они постепенно изживались. А там, где это невозможно было сделать, искусственно блокировались.

Для обеспечения социальной устойчивости в «проектном» обществе XX века понадобилось множество компенсаторов, и они все более и более рационализировались. Понимая это, Дьюи поставил данный процесс в американском обществе «на поток», но так же поступили и другие рационалистические проектировщики «общественных машин»: Сталин, Гитлер, Муссолини и др. То, что сделали они, резко отличалось от западного демократического варианта в единственном – в целеполагании. Это – наиболее важный момент всего XX века: если деятельность можно эффективно технологизировать, то формулируемые цели могут принадлежать разным субъектам: и личности (как предполагали создатели западных демократий), и отдельным группам (например, партиям) и большим сообществам (например, религиозным). Русские космисты впервые заговорили о целях человечества, и сегодня именно они дают ориентир, способный повлиять на будущее и изменить ход истории.

Теперь вернемся к главному, ради чего, собственно, эта тема и была затронута. Цели человека в проектном подходе, в прагматизме Дьюи и в инструментализме его последователей не обсуждаются – из них исходят. Данный момент и порождает расхождение в инструментальном понимании культуры как набора регламентирующих норм деятельности: регламентация – процесс искусственный, но откуда берутся цели?

Мотивационную основу деятельности установили в коллективной (групповой) психологии и в социологии групп. Первыми обратили на нее внимание: Э. Дюркгейм (коллективные установки) [108], В. Бехтерев (групповые мотивы поведения) [38], К. Юнг (архетипы коллективного бессознательного) [319; 416]. Тому же посвящены психология народов [63] и историческая психология [404]. Развернувшиеся на этой основе «ментальные исследования» [3–5; 15–16; 22; 63; 72; 74; 81; 106; 293; 309; 368; 375; 383; 400; 404] блестяще решали проблемы реконструкции культуры прошлого и определения движущих мотивов деятельности людей прошлого. Но подобная постановка вопроса в отношении настоящего и будущего требует построения обществоведческой теории, из которой можно было бы получить прогноз. Большинство же ментальных исследований ограничивается герменевтикой, являющейся стержнем экзистенциализма и постмодернизма, выступающей там в качестве метода [404].

Однако достижение понимания и построение детерминант и прогнозов – разные продукты. Для инструментализма этот подход вообще излишен: прогнозы детерминируют то, что можно спроектировать волевым образом. А теории А. Тоффлера [371–374] и других исследователей [212–213; 270; 287; 397; 391] дополняют эту однолинейность глобальными прогнозами на основе единственной линии развития – технологической по основаниям и технократической по ориентации.

Убрать противоречие между искусственной технологически-рациональной западной линией, с доминантой регламентации деятельности, и естественно-ментальной, с доминантой ментальной мотивации деятельности, можно лишь обращением к надсистемному уровню – к уровню человечества, как минимум.

В нем преобладает детерминация деятельности, которая сейчас отображается наукой и проектной аналитикой.

В мотивационной сфере такая детерминация превращается в совокупность «глобальных императивов». Этот путь – искусственный. И в данном отношении все проекты типа «ноосферного общества», «образовательного общества» и т. п. сталкиваются прежде всего на ментально-мотивационном поле. Генерация людей, впитавших мотивы личного обогащения, будет насмерть стоять против всех ноосферных и прочих ограничений – такие люди превосходно понимают, что в любом варианте обогащения они «изымают» что-то у человечества или, иначе говоря, идут против Бога.

Культурологически значимый вывод из данного рассуждения таков: по отношению к деятельности технологическая линия (знания и нормы) задает детерминацию и регламентацию, а ментальная – обеспечивает мотивацию.

Модернизм (постмодернизм), экзистенциализм, прагматизм, инструментализм, проективизм, деятельностный подход предстают как нечто единое в том самом ментально-парадигмальном смысле, который мы уже сформулировали (единая модель мира, устойчивый набор содержащихся в них взглядов). Повторим: это – рациональное мировоззрение, но оно теперь обращено на процессы, а не на объекты, как было в классической науке. Парадигма, которую образуют названные подходы, не научная, как у Т. Куна (сложившаяся внутри научной школы), а ментальная – демонстрирующая совокупность взглядов людей XX века как большого ментального цикла. Это – новая ментальная формация, в которой мы продолжаем жить и сейчас (1920–2020).

Архетипы и парадигмы науки

Все перечисленные подходы одинаково важны для трактовки культуры. Они требуют осмысления на общенаучном уровне, с позиции изложенного в первом параграфе методологического набора (архетипы и их связки). Речь пойдет о содержании ментальных формаций. Каждая из них является ядром мировоззрения своей исторической эпохи.

Единица как архетип цикла. Любое ментальное ядро проживает в истории свой цикл доминирования и живет как актуальная культура. В цикле ядро, бесспорно, модицифируется, но в данном ракурсе это не имеет особого значения потому, что оно остается качественно единым в цикле, – вот что наиболее важно для нас.

Теряя доминирование, т. е. выходя из зоны исторической актуальности, ментальное ядро переходит в потенциальное состояние (начинает существовать как потенциальная культура).

Пара как архетип противоречия. Сочетание модусных разверток по линиям сущности и существования означает применение философского принципа единства исторического и логического. В образной форме этот принцип был выражен у Н.Г. Чернышевского: без теории нет истории, но и без истории нет и не может быть мысли о теории. «Логико-теоретическое» предстает в науке как статическое, а «историческое» – как результат динамического способа исследования того же предмета. Одновременно архетип противоречия дает два взаимосвязанных варианта приведения множественности определений понятия «культура» к единству: статическую целостность и динамическое целое. Следует сказать, что их сочетание так и остается сочетанием: общефилософский принцип единства исторического и логического в науке заявлен во всех подходах: есть теория механизмов, и в ней – динамический раздел; есть системность и генетика систем; есть теория организмов и история их жизни, онтогенез и филогенез.

Общенаучное требование, которого мы здесь придерживаемся, таково: логическое и генетическое должны совпадать и тем самым взаимопроверяться [4, с. 30]. Связь и взаимоотображение этих ракурсов возможны везде, где мы удерживаем и статическую целостность содержания и жизнь культуры.

Тройка как архетип иерархии. В системном мире архетип иерархии обозначает «вертикальное разнобразие».

В качестве пределов удерживает вертикальное разнообразие в актуальном нас разрезе пара: «ИДЕЯ – МАТЕРИЯ». У системной вертикали есть три уровня: НАДМИР – МИР – ПОДМИР.

Эти понятия («надмир, мир, подмир» как связанная системная картина из трех уровней) впервые были введены в системогенетике А.И. Субетто.

Поскольку нас интересует образ, а воплощением образа служит форма, обратимся к понятию «хронотоп». Хронотоп – временная и пространственная экспликации формы, поэтому иерархические уровни модифицируются масштабной пространственной «тройкой» («топос»): «Макро – Мезо – Микро» – и «тройкой» временных модусов («хронос»): «Будущее – Настоящее – Прошлое». Все классические исследователи образа в искусстве основывались на таком наборе параметров.

Представим их в связке:


Рис. 7. Иерархические тройки, характеризующие систему.


Всякое целое предполагает свой способ уровневой группировки, хотя между ними всегда будут существовать параллели. Подобный инструмент – таксономия в широком смысле [362] – является наиболее важной частью аппарата и классической, и современной науки. Уровневое построение иногда носит название «таксономического дерева», что указывает на его иерархическое происхождение.

Таксономическое дерево содержит иерархический аспект – здесь определяются разнокачественные уровни. Чтобы можно было рассуждать о каком-либо уровне, его следует отличить от уровней, лежащих выше и ниже по степени общности. Используя терминологию Л.С. Выготского, мы говорим о нашем предмете как о «культурологии сверху» и о «культурологии снизу» [62]. И здесь существенно следующее обстоятельство: история исследований культуры показала, что определения термина «культура» сплошь и рядом даются на одном иерархическом уровне. Нам представляется очень важным преодоление этого методологического недостатка современной культурологии. Если удастся его преодолеть, возникнет возможность логически (логико-иерархически) упорядочить определения культуры и, быть может, добраться до новых смысловых ядер феномена культуры.

Архетип иерархии наиболее тесно связан с системным понятием структуры, потому что связи, удерживающие целое в системе, всегда имеют иерархический характер. В структуре можно видеть и каузальность (аспект влияния более высокого уровня иерархии), и способ организации состава (закон развертывания более низких, чем система, уровней иерархии). Это – принцип единства управления и организации [356].

Четверка как архетип состава. Всякое определение есть уже определенное (устойчивое) качество в границах меры. Говорить об этом нам позволяет его уровневая определенность, например системная (а не надсистемная или подсистемная).

Уровнем ниже можно развернуть качество в количестве [68], т. е. говорить о неких статических единицах состава. Данный аспект обнаруживает себя во множестве интересующих нас определений [362], которые затем раскрываются как «разнообразие внутри системы», в границах данного качества. При этом мы всегда имеем дело с составом, о каком бы подходе ни шла речь. Различаются лишь трактовки состава в разных ракурсах: «детали механизма» – в технике, «органы» – в органическом подходе, «элементы» – в системном, «фазовые подсистемы» – в системогенетическом, «компоненты» – в деятельностном, «морфологические единицы» – в проектном.

В ряду архетипов взаимосвязанные иерархический и компонентный (качественно-количественный) аспекты связаны с сущностью. Совокупность этих подходов будет особенно продуктивной, если мы в дополнение к ним обозначим цикл – жизнь целостного этапа культуры, культурной целостности, жизнь, зафиксированную в сценарии модусов его существования, то есть применим одновременно все архетипы. Такие целостные процессуальные наборы редко удается построить, а тем более найти готовыми у других исследователей. Повторим: жизнь культурных целостностей обычно описывается в пределах одного уровня, именно поэтому остаются скрытыми отраженные в структуре каузальность и закон развертывания состава.

Вывод. Все сказанное по поводу общенаучных архетипов имеет отношение к любой из основных парадигм (и к смешанным типам – в том числе). Поэтому связь между архетипами (метод) и парадигмами можно свести в матрицу, раскрывающую наш исследовательский метод в плане культуры. Полное культурологическое освещение общенаучного уровня, с нашей точки зрения, должно содержать следующие направления:


Табл. 2. Соотношение архетипов и парадигм в науке:


Предлагаемая матрица охватывает практически все наиболее часто встречающиеся в литературе по культурологии парадигмальные подходы и содержащиеся в них методы исследования. Но принципиально вопрос стоит, в общем-то, не в ее заполнении до полноты перечнем теорий и их аспектов (что могло бы стать темой отдельного исследования). Речь идет о выборе необходимого и обоснованного для наших целей современного пути изучения культуры.

Мы избираем сочетание деятельностного и системогенетического подходов по той причине, что все предшествующие подходы в них «снимаются». Обще научный комплекс системогенетики доказал свою эффективность в биогенетике, психогенетике, техногенетике и социогенетике. Мы применим его в культурогенетике.

Таким образом, наметились два уровня исследования: философский и общенаучный (парадигмальный). Проследуем намеченным путем, избрав в качестве предмета исследования культуру.

Системный ракурс бытия культуры

Системная вертикаль по отношению к культуре. Еще до появления социологии способ представления социума как целого обеспечил органический подход. Техническая и технологическая стороны культуры были больше детализированы в системном. Своеобразным бампером между ними послужил функционализм, если не сводить его к системности в духе 60-х годов XX века. Широко понимаемый функционализм включает в себя органический взгляд на общество и раскрывает культуру как своеобразную функцию организма (общества) [313]. При таком подходе «функция и морфология» становятся понятиями взаимодополняющими, такими же, как их аналоги – в системном подходе (хотя по смыслу они различаются).

Системность как подход к исследованию культуры требует фиксации ее в качестве «системы», чтобы можно было развернуть по отношению к ней следующие ракурсы: «состав», «структура», «цельность», «упорядоченность», «связность» [105].

Первым действием в системном подходе является установление системной иерархии: надсистема – система – подсистема. А для раскрытия способов жизни культуры через набор ее подсистем нужно установить полный (процессуально связанный) набор подсистем культуры. Уточним, что, говоря о культуре на системном уровне (на философском уровне «особенного»), можно направлять свое внимание либо вверх по иерархии (и тогда актуализируются «функции», а общество предстанет как целостность, у которой есть культурная функция), либо вниз по иерархии (и тогда актуализируется «морфология культуры», состав культуры). В науке XX века системный подход к культуре следует признать наиболее разработанным, особенно в статике. При его дополнении генетическим подходом можно учесть все основные ракурсы других подходов. Именно в обогащенном синтезе состоит преимущество общей системогенетики. Здесь уместно вспомнить комментарий ученых по поводу создания эффективных в исследовательском плане теоретических конструкций, платформу которых составляет суммарность отдельных теорий («их авторы зачастую отчужденно относятся к такой – объединяющей их – конструкции»): «цель теоретических построений не синтез ради синтеза, но единый массив систематической теоретической аргументации» (курсив мой – Т.3.) [34, c. 34].

Условным недостатком данного подхода является невозможность увидеть и описать мир экзистенциально, субъектно, ценностно и с позиции всех трех субъектов. Однако этого не дает ни экзистенциализм, ни постмодерн. Проблема сочетания объектности и субъектности до некоторой степени – в стадии решения, но об этом – позже.

А пока вернемся к системности. Системный уровень должен удержать «культуру», причем культуру такой системы, как общество. Основная пара (культура общества – культура личности) раскрывает лишь одну часть иерархии – общественную культуру как систему и человеческую – как подсистему, хотя этого бывает достаточно для решения ряда внутрисистемных проблем, что продемонстрировал А. Моль [267].

Введя исторический предел существования «общества» в виде надсистемы – «человечества», находящегося пока в будущем, – мы вправе говорить о тройке: о культуре человечества, о культуре общества, о культуре личности. Мы обнаруживаем три иерахических уровня описания культуры в системном подходе. Все они проявлены в истории науки о культуре, что подтверждают многочисленные примеры.

Это – примеры системного понимания культуры человечества: «разумная культура» человечества; эвдемонизм как историческая цель культуры Нового времени; культура как область духовной свободы человека, по Г. Гегелю; понятие о родовых сущностных силах у гегельянцев и К. Маркса; надсистемные детерминанты и надсистемное влияние на культуру человечества (роль космоса в мифологии и в ранней протонауке; роль божественного откровения в развитии культуры; идеи космизма, гелиотараксии, ноосферизма и т. д.); культура как социальная память человечества; культура как генетический механизм наследования у человечества.

Это – примеры системного понимания культуры общества: «культура как достояние всех»; культура как моральные основы духа, по И. Канту; культура как социальная память общества; культура как генетический механизм наследования в обществе; культура как «душа» общества, как его неповторимая ментальность.

Это – примеры системного понимания культуры личности: «воспитанность» – в древнегреческой «пайдейе»; культура как признак личного совершенства и соответствие «идеалу», личные заслуги в освоении и созидании культуры в Возрождении; культура как прогресс в области раскрытия способностей ума у И.Т. Гердера; понимание креативизма культуры в персонализме Н.А. Бердяева.

Состав культуры

Состав культуры можно исследовать по отношению ко всем трем обозначенным уровням.

На надсистемном уровне состав культуры человечества не описан (человечества как субъекта еще нет). Данный уровень затрагивает состав общечеловеческой культуры, и его тоже можно представить системно (подсистемы, входящие в состав системы) или органически (морфология). Тем не менее о надсистемном ракурсе стоит говорить хотя бы потому, что в культуре фигурируют «общечеловеческие ценности», памятники культуры мирового значения, общечеловеческие культурные институты (ЮНЕСКО) и т. п. образования. Например, органическая морфология рассматривает не только типы локальных культур в истории (на основе сравнительно-исторического метода А. Гумбольдта), но и закономерность их связанности (сценарий и функции локальных культур в системе целого). Это приводит к кристаллизации основного ракурса: у Н.Я. Данилевского локальные культуры определяются на основе доминирующих видов деятельности, у О. Шпенглера – на основе типов экзистенции («способы переживания жизни»).

На системном уровне анализируется то, из чего состоит культура общества.

Ракурсы – те же. Обратимся к примерам:

• культура как совокупность культурных образцов у Крёбера [401, с. 200];

• культура как совокупность культурных архетипов у Юнга [416–417; 401, с. 577–578];

• культура как совокупность символов, ценностей и идей, например в «социальной аксиологии» [173, с. 178];

• блоки и типы культуры в теории деятельности [118, с. 6–24].

На подсистемном уровне исследуется то, из чего состоит культура личности: блоки и типы культуры личности, ее состав в виде девяти образований.

Система культуры личности – это система социальных образований личности, лежащих в русле дальнейшей эволюции человечества.

Система культуры личности – это тот потенциал, который общество актуализирует в человеке посредством управления.

Говоря о составе в управленческом ракурсе, мы обнаруживаем в культуре общества те же три блока, которые существуют в культуре личности, а именно: информационные, мотивационные и операциональные образования.

Спецификация информационной, операциональной и мотивационной культуры личности осуществляется за счет конкретизации типов, видов, форм, сфер культуры (экономические знания, технические навыки, эстетическое воспитание и т. п.).

Новое время и XX век опирались на единое понимание трех разновидностей культуры: общей культуры, мировоззренческой культуры, профессиональной культуры. Во многом это деление опирается на идеологию Просвещения и гносеологизм: наличие у человека общей культуры позволяет характеризовать его как всесторонне развитого интеллигента. Общая культура – это культура общечеловеческая, существующая вне зависимости от профессиональной или идеологической дифференциации общества. Она имеет значение базисов, так как лишь на ее основе и формируются профессиональная и мировоззренческая области культуры. В соответствии с известными нам составляющими цивилизации можно обозначить и предметный состав этой культуры: естественнонаучную (природа), гуманитарную (человек), обществоведческую (социум) и техническую (технос) культуры общества. Каждая из названных сфер формирует свои знания, умения, установки.

Мировоззренческая культура имеет четко выраженный идеологический характер (знания, умения и установки в системе мировоззрения); она позволяет охарактеризовать человека как социально зрелого гражданина.

Профессиональная культура раскрывается через профессиональные знания, умения и установки; она характеризует личность как специалиста.

Итог можно зафиксировать в виде матрицы:


Табл. 3. Девять модусов культуры общества и культуры личности.


В данной типологии Л.А. Зеленов [118] получил модусы, единицы (развернутые типы) культуры, каждая из которых содержит в себе три блока (знания, умения, установки), в совокупности порождая основные педагогические задачи. Реализация этих задач формирует готовую к деятельности личность. Представленная матрица освоения девяти блоков есть условие готовности человека к деятельности и к жизни в обществе в целом. В ней заложен набор критериев готовности личности: готовность к деятельности на основании сформированных знаний, умений, установок в девяти культурных планах.

Первичной из типов культур является общая культура. Объем общей культуры (всего, что накопило человечество за свою историю) никогда не работает в обществе полностью, а проявляется через актуальное ядро, поэтому иногда говорят о соотношении актуальной и потенциальной культур. Проблема их соотношения напрямую связана с ментальной динамикой.

Напомним: искусственные социальные образования (культура общества) изоморфны культуре личности по составу модусов. Культуру личности характеризуют те же три блока, которые существуют и в культуре общества: информационные, мотивационные и операциональные образования [118].

Сходство состава системного и подсистемного уровней позволяет увидеть изоморфизм состава культуры общества и культуры личности и предположить, что на уровне человечества тоже есть нечто аналогичное.

Структура культуры

На надсистемном уровне теории структуры культуры человечества пока нет. Этот уровень затрагивает лишь теория кросс-культурных взаимодействий, к тому же – косвенно.

На системном уровне структуру культуры раскрывают социальная антропология, культурная антропология.

На подсистемном уровне – структурная антропология (исходящая из воззрения – точки зрения – личности).

Функциональный ракурс бытия культуры

Повторим: функциональный ракурс не сводится к системному: «функция» обычно выступает в качестве дополнения по отношению к «морфологии», как «структура» – к «составу».

Функции культуры – это ее функции в обществе, в надсистеме.

Системно-функциональная трактовка культуры. Обозначим четверку основных функций культуры. Культура выполняет в обществе следующие технические функции: а) сохранения; б) трансляции; в) отражения; г) преобразования [10].

Для взаимодействия общества и культуры это верно. Но в данном ракурсе отсутствует человек, поэтому не фигурирует процесс созидания культуры. Вот почему это именно технические функции культуры.

Если исходить из данного набора функций культуры в обществе, можно выстроить аналогии.

Отражение = Технический социум = Ум = ценность Истины = познание.

Сохранение = Цивилизация = Воля = ценность Добра = ценностное ориентирование.

Трансляция = Культура = Душа = ценность Красоты = коммуникация.

Преобразование = Человеческий социум = Сома = ценность Пользы = производство.

Здесь сохранение и трансляция относятся к ментальной ветке культуры (человеческий социум), отражение и преобразование – к научно-технической ветке (технический социум).

Первая программа культуры в данном функциональном ракурсе выглядит как «сохранение + трансляция», вторая программа культуры – как «отражение + преобразование».

Отнесем сказанное к двум программам:


Рис. 8. Основные функции культуры, ее программы и виды социума.


Такому пониманию соответствует и современное деление философии на «социальную философию» и «философию науки и техники». Нетрудно связать социогенетику (социальное программирование человека) с ментальной, калокагатической, линией истории, а техногенетику – с линией «Истина – Польза», с научно-техническим единством. До некоторой степени такая связанность даже очевидна, ведь техника и есть продукт связки той деятельности, в основании которой лежат Истина и Польза, наука и техника, а менталитет особого влияния на нее как бы не оказывает.

Техника как целостное явление живет по собственным законам, и можно говорить о самостоятельности ее развертывания [207]. Становление техники касается все более сложного преобразования вещества природы, как считается, для блага человека, хотя есть и другие точки зрения, например С. Лема, С.Б. Переслегина [212–213; 280]. Современная техника как средство обеспечивает массовый охват людей (СМИ, СМК) для их программирования со стороны власти и политики.

XX век продемонстрировал: и по отношению к человеку, и по отношению к обществу становятся реально возможными технический подход и прагматическое проектирование. При этом бывшее «естественное» уже трактуется как «искусственное» [406–407]. Две линии, до того существовавшие в определенной степени порознь, в истории XX века скрещиваются: мы наблюдали в XX веке не одну попытку проектного вмешательства в программирование людей помимо менталитета. Например, советская культура, как и культура третьего рейха, была в значительной степени спроектирована и запущена искусственно. Линии, о которых мы говорим, настолько сблизились, что стало заметным и обратное влияние. Этот процесс иллюстрирует модель из двух спиралей истории по типу ДНК [3].

Вторая сторона проективности – управление в социуме – все больше осмысляется и используется технически. После «революции менеджеров», зафиксированной П.А. Сорокиным [343], стали очевидными для всех повсеместное проникновение менеджмента в жизнь общества, усиление роли менеджмента, рост его проективности.

И здесь зарождаются множественные связки, например PR, коммуникативный менеджмент, бренд-менеджмент и т. д.

Таким образом, в самом широком обществоведческом смысле культура участвует в реализации двух программ: социо-ментальной и научно-технической. История этносов (народов) и цивилизаций и история науки и техники – это их проявленность. Их следует рассматривать вместе: как параллельные и взаимовлияющие. В обществоведении, кстати, постоянно фигурируют подобные связки: народ и цивилизация, наука и техника. В системно-функциональном плане они и создают набор из четырех основных функций культуры в обществе: сохранения, трансляции, отражения, преобразования.

Существует еще один ракурс, предложенный В.А. Никитиным, методологом школы Г.П. Щедровицкого: это – ракурс пяти «позиций» в культуре. Исходя из этой искусственно-технической модели системодеятельностного подхода, в культуре признают возможными следующие деятельностные «позиции»:

а) хранитель;

б) распространитель;

в) творец;

г) продавец.

Стоящая над ними позиция управленца накрывает все четыре.

Типологии близки, но лишь поверхностно. В первом случае подразумеваются технические функции культуры в обществе, а во втором – деятельностные позиции людей по отношению к культуре и ее артефактам (повторим, это – методологический подход). Их сопоставление требует особого осмысления, но оно лежит за пределами науки, а потому и вне наших исследовательских целей.

Рассмотрим две наиболее важные функции культуры подробнее.

Функция сохранения. Культура несет на себе функцию социальной памяти. Различают три ее типа: индивидуальный, общественный и техногенный [301]. Ракурс социальной памяти дает возможность говорить о разнообразии социальных генотипов, например о социально-экономическом генотипе.

Реализация этой функции требует обращения к ракурсу организованностей и механизмов культуры: «культурные центры» – в эллинизме; очаги «монастырской культуры» – в средневековье; библиотеки, коллекции, музеи – в барокко и после него; университеты, СМК, проектируемые системы культуры – в XX веке (культурный империализм) и т. п. Можно рассматривать способы жизни этих образований в самом широком плане (австрийская культурно-историческая школа В. Шмидта), постепенно сужая, – и тогда возникнут «культурные круги» (Ф. Гребнер, Л. Фробениус), «культурные потоки», «горизонтальная и вертикальная динамика культуры». Социодинамика культуры обычно к уровню институтов и организаций и сводится, хотя этот уровень далеко не единственный. Можно представить столько у ровней динамики, сколько удается обнаружить их в системной модели.

Функция трансляции. Она возможна лишь при наличии линии преемственности в культуре. Контркультура в XX веке впервые поставила целью прервать преемственность искусственно.

Трансляция невозможна без сохранения. Культура удерживает функцию социальной памяти, а в социальное наследование закладывается «программирование человека» – такова позиция Я.К. Ребане [301]. Эта тема выводит на деятельностный ракурс, требующий привлечения научно-технической линии.

Понимание культуры как процесса и механизма трансляции опыта содержит мысль о движении процесса, о направленности его в обе стороны: от системы (общества) – к подсистеме (человеку) и, наоборот, от подсистемы – к системе. Второе и есть создание культуры человеком.

Понимание функции культурной трансляции (в обе стороны) в общем виде подразумевает взаимодействие. Взаимодействие культуры человечества, культуры общества и культуры личности проявляется в процессах трансляции (переноса) и проявлено в коммуникации. Усиление коммуникативной функции культуры в XX веке связано с проективной ориентацией менталитета в целом. Коммуникация актуализировала тему «Язык (языки) и культура» [19; 30; 215; 242; 285; 327; 407]. Формально это заставило обратить внимание и на эволюцию средств трансляции культуры в обществе, и на их современную компьютерную унификацию (проблема динамичных сетей, сменяющих структурно статичные иерархии).

Можно назвать и другой, близкий, ракурс – сохранение и изменение; их суммирующий вектор – развитие. Изменение, как мы видим, связано с человеком. Сочетание сохранения и изменения отражает процесс взаимодействия человека и общества в культурном плане. Это иначе связывает производство и воспроизводство культуры, но набор ориентиров остается неизменным. Такой поворот темы подводит нас к иному аспекту исследования культуры, и он будет освещен в следующем параграфе.

Выводы из второго параграфа

Мы проследили, как учение о культуре может соотноситься с философией и общенаучным знанием. Введенные различения позволили очертить зоны пересечения и возможные подходы к созданию теории культуры на данном уровне. Для построения теории культуры ведущими избраны ракурсы системности и деятельности, причем и в статическом и в генетическом планах.

Из классических и постклассических парадигм, оставивших свой след в учении о культуре, наиболее известны следующие:

• парадигма механицизма (культура как механизм);

• парадигма органицизма (культурные организмы, организменность устройства и жизни культуры);

• социологическая парадигма (человеческий социум и место культуры в нем);

• технократическая парадигма (культура как машина, как технология и т. д.);

• парадигма системности (культура как система, система культуры);

• парадигма деятельности (культура как порождение деятельности);

• системогенетическая парадигма, развивающая системность в динамике (генезис культурных систем, социогенетика и культурогенетика).

1.3. Методология исследования культуры в контексте обществоведения

Чтобы определить границы «культуры сверху», ее надо вписать в надсистему.

Культура принадлежит обществу – следовательно, контекст обществоведения будет ведущим в данном параграфе. Поскольку для нашего исследования востребованы философский и общенаучный уровни, контекст обществоведения и социологии рассмотрим отдельно.

Философский уровень. Обществоведение и учение о культуре

Мы различили философский и общенаучный уровни – это значит, что учение о культуре, в его предельно абстрактных вариантах, изначально имеет два яруса. На философском уровне учение о культуре развивают социальная философия и философия культуры, производные от определенной философской системы. Напомним суть понимания динамики этого уровня в данном исследовании: все философские системы связаны сценарием ментальной программы человечества [3]. Это означает, что вопрос об истинности или единственности философского мировоззрения здесь не ставится, но может существовать актуальное доминирование той или иной философской системы в конкретном историческом времени.

Проследуем путем упрощений, используя не только философский, но и общенаучный уровень. Повторим: этого требует предмет нашего анализа. Если общество является предметом изучения для социальной философии, то культура – его часть, а изучение части должно не только иметь общие черты, о которых мы уже говорили, но и методологически отличаться от изучения целого – вот почему мы применяем для исследования культуры самые разные общенаучные подходы и комплексы, накрывая их философским уровнем.

Философское обществоведение и учение о культуре

Независимо от выбора той или иной философской системы можно сказать, что «культура» вписана (включена) в общество, принадлежит ему. Значит, «культурологию сверху» следует понимать как часть обществоведения, а динамику культуры – соотносить с социодинамикой, как А. Моль [267].

В исследовании общества существует несколько близких общеупотребимых терминов, трактовку которых важно оговорить. Речь идет об обществе и общественном, о социуме и социальности. Наибольшую ясность в их различение вносит общая теория деятельности [10], которая опирается на самую актуальную парадигму XX века.

«Общественное» есть прежде всего особое качество, отличное от природного. Его состав раскрывается в трех или четырех составляющих.

Понятие «общество» может трактоваться в нескольких разноуровневых ракурсах.

В духовном смысле общество есть некая устойчивая целостность; при этом следует установить то, что объединяет духовно. Целостность можно обнаружить и через устойчивость культуры, и через устойчивость цивилизационных институтов и отношений. Наконец, в материальном проявлении «общество» можно трактовать как устойчивое образование во времени и пространстве: исторически устойчивое и топически устойчивое. Все эти определения суть качественные.

Общество, в его компонентно-количественном измерении, есть устойчивая совокупность людей, человеческий социум. И, решая вопрос о пределах, отметим, что между обществом и людьми как «атомами состава» существуют иерархически связанные устойчивые социальные группы. Это – разновидность иерархической трактовки общества, в которой количественные проявления связаны с духовными.

Термин «социум» распространен сегодня настолько широко, что нередко употребляется вместо термина «общество». Наблюдается идентичное их толкование, когда речь заходит об абстрактно понимаемом сообществе в аспекте социальности (а не техники). Различение может проводиться как в масштабном плане (род тоже социум, человечество тоже социум), так и в степени общности: социумом последнее время называют любую общность людей, объединенную в устойчивое целое по каком-либо признаку, а обществом – только исторически и топически устойчивую, объединенную духовно, культурно и т. д.

Итак, нам необходимы контекстуальные различения в этой области, и они должны быть прежде всего отчетливо структурированы. Здесь подразумевается только то, что поможет выявить сущность культуры. Путь к определению культуры уже намечен в методологии (в первом и втором параграфах): это – последовательность архетипов, обеспечивающая и философскую полноту, и системность.

Пара, или первичное взаимодействие. На начальном этапе необходимо различение взаимодействующих сторон – общества и культуры. В данном случае имеются в виду взаимоотношения целого и части. Различение это само по себе уже иерархическое: общество есть система (общее), а культура – его подсистема (особенное), где можно выявить еще и состав (единичное).

Пару можно представить и по вертикали. Но по вертикали – на системном и подсистемном уровне – фактически два носителя: общество и человек. Если рассмотреть их в аспекте культуры, получим ракурс «культура общества – культура личности», дающий горизонтальное определение. В нем культура удерживает актуальную связанность человека и общества. В этом ракурсе можно описать механизм функционирования культуры. Социальное выступает двойственно: в обществе оно проявляется как отличное от технического, а в человеке – как отличное от биологического. Следовательно, «социальное» противопоставляется общественно-человеческой Соме. Оно связано с «духовной сферой» общества и личности. В разных теориях культуры понятие «духовной культуры» пересекается, а иногда и совпадает с ракурсом социальности.

Таким образом, «социальное» базируется на двух типах систем, надстраиваясь над ними как организованность над материалом:


Рис. 9. Социальное как единое и как удвоенное.


Этот ход дает возможность развести социальное на две составляющие, связанные с обществом и человеком. Аспектом такого разведения является культура.

Вторая применимая к культуре парная характеристика – «духовное – материальное» – дает вертикальное определение. В нем культура выступает как единство материального и духовного.

Парность можно развить до «тройки» в обеих частях: по горизонтали и по вертикали, – существенно обогатив наше понимание культуры. Этим ходом и воспользуемся.

Определение культуры в аспекте иерархического масштаба

Исходным понятием в определении культуры является общество – от него мы делаем шаги к осмыслению феномена культуры. Основные предварительные различения уже введены, теперь их нужно развить.

По отношению к социуму обнаруживаются три разноуровневых субъекта, интерпретируемые иерархически, если соотнести их с гегелевской тройкой «общее – особенное – единичное».

Можно трактовать уровни через масштабность этих субъектов:

• макромасштаб: человеческий род (все люди) – общее;

• мезомасштаб: общество как человеческий социум – особенное;

• микромасштаб: человек (отдельность «я») – единичное.

В системном контексте под понятием «человечество» подразумевается надсистема. Мы рассматриваем ее как конечную – на самом деле надсистема способна содержать целый набор промежуточных образований более высокого уровня, чем общество. Для нас он важен хотя бы потому, что глобальная ментальная программа, разворачивающаяся на уровне человечества, имеет к нему самое непосредственное отношение. В системном подходе между крайними пределами (человечество как надсистема и человек как подсистема) располагаются любые варианты общности людей.

Надсистема может быть рассмотрена и выше, в гипотетическом пространстве между человечеством и Богом. Такой ракурс тоже интересен в культурологическом плане, но его можно и нужно исследовать специально в контексте всей истории философии и науки.

Середину иерархии мы трактуем как «общество», обычно придавая ему оттенок: «цивилизованное». Но в таком случае более ранние социумы (род, племя и т. д.) мы должны представить становящимися состояниями общества, а современные неклассические образования (Объединенная Европа, транснациональные организации, ООН) – новым состоянием, модификацией социума на переходе от классического «общества» к «человечеству». Отсюда – важный вывод: «общество» масштабно движется в пространстве от человека до человечества. Это – факт его истории.

Организменностъ социальной иерархии. Человечество, с позиции русского философского космизма [386], организменно. Остановимся на троичной иерархии в этой смысловой константе.

В начале XX века философски актуализировались ее пределы: человечество как особый надсистемный субъект и «я» (отдельный человек) как главный подсистемный субъект («макро-» и «микро-»). В случае с «я» речь идет прежде всего о западном экзистенциализме и прагматизме, в центре которого – атомарная личность [323; 368; 399; 425]. Противоположностью такого подхода в философии начала XX века стал русский космизм, для которого субъектом является все человечество как единое целое, существующее в глобально понимаемом хронотопе: во все времена, на всей Земле, без единого исключения [386].

В человеке и человечестве (диалектическая пара) мы зафиксировали исторические пределы: человек, результат антропогенеза и условие для начала общественной истории, – антропокосмизм [176], ее предполагаемое окончание. В данном измерении «культура» в истории предстает преимущественно связанной с «обществом», что соответствует действительному положению дел в современной культурологии (изучение прошлого и настоящего). Однако системогенетический подход – шире: он раскрывает путь и в культурологию будущего, где доминирует культура человечества. И это положение тоже является отличительным признаком новизны данной работы.

Обозначить наличие трех уровневых носителей социальности важно уже потому, что в результате иерархического разведения рождаются две культурологии. Они различаются позицией по отношению к двум рядом лежащим носителям:

1) нетрадиционная культурология: связывает культуру человечества и культуру человеческих обществ и общностей (а в полноте – и культуру человека);

2) традиционная культурология: изучает взаимодействие культуры общества и культуры личности.

Главное для учения о культуре состоит в том, что невозможно игнорировать наличие и связанность всех трех уровней, с какой бы плоскости мы ни формулировали проблемы культурологии. К сожалению, в подавляющем большинстве культурологических теорий подобного понимания нет – отсутствие его и приводит к редуцированным или частичным трактовкам сущности культуры. Опасность состоит в том, что на место общего ряда понятий и ценностей (человечество, родовые качества человека и т. д.) подставляются понятия и ценности локальной культуры общества, лидирующего в данный момент истории. Эту опасность осознавал Н.Я. Данилевский [90], поэтому разводил понятия «всечеловеческое» – как надсистемное и «общечеловеческое» – как системное.

Общество и культура в горизонтальном разнообразии При изучении темы общества намечаются три аспекта.

Это – «горизонтальные» признаки культуры. Основываясь на них, мы говорим о ее программных свойствах.

1. Порождающий. Культура порождается деятельностью. В деятельности связаны человек и общество.

2. Реализующий социальную эволюцию. В аспекте человеческого социума культура есть то, что реализует программу эволюции человеческих сообществ.

3. Реализующий техническую эволюцию. В аспекте технического социума культура есть то, что реализует программу эволюции техники.

Существует взгляд на культуру как на позитивный социум [118, с. 5]. Такое определение затрагивает плоскости динамики, истории, генезиса. Социум, технический и человеческий, находится в процессе эволюционного развития, и вне обсуждения траектории истории понятия «позитивность» и «негативность» не будут точными. Подробнее об этом – позже.

Все указанные ракурсы одинаково важны для понимания сути культуры. Но все ли значимые ракурсы здесь учтены, и как их связать в целое? Ответ представлен в конце главы: в форме объемной модели с пояснениями.

Иерархия в органической аналогии

С позиции органической парадигмы, каждый субъект может быть осмыслен в контексте триады «дух – душа – тело». В естествознании этому соответствуют три типа метаболизма, что позволило провести аналогии духа (логоса) с информацией, тела (сомы) – с веществом, души («психо-», жизни) – с энергией [4].


Табл. 4. Архетипы пары и тройки в органической и системной парадигмах:


Такое различение порождает три основные иерархические трактовки культуры как организма.

ДУХ: культура как проявление Духа (Г. Гегель); культура как проявление всеобщих родовых архетипов (К. Юнг); культура как живое духовное содержание (Н.К. Рерих);

ДУША: культура как особая Душа (О. Шпенглер), живущая во времени.

Сюда же относятся технические определения: культура как трансляция социального опыта (Я.К. Ребане); культура как коммуникация (А. Моль); культура в ракурсе общения (А.А. Леонтьев); культура как поле проявления аксиологических установок (М.С. Каган); культура как совокупность проявляющихся норм (Б.С. Ерасов, А.И. Кравченко, А.Я. Флиер); культура в ракурсе деятельности (Э.С. Маркарян, Л.А. Зеленов); культура как технология (Д. Дьюи, А.К. Гастев).

СОМА: культура как социальная вещественность, как «вторая природа», как набор культурем, как набор памятников и норм (А. Крёбер); культура как вещественные результаты деятельности, культура как техника.

Поскольку в жизни культуры участвуют три разноуровневых носителя социальности, каждый из них можно представить в ракурсе «дух – душа – тело».

Возникает матрица из девяти компонентов, которая позволяет классифицировать уже гораздо большее количество теорий культуры:


Табл. 5. Культура в ее мере:


Заполнить матрицу разнообразием исторических подходов и «теорий культуры» несложно, ведь различение это, как явствует из вышесказанного, количественно-качественное: оно задает определенные пределы меры существования культуры и выражает ее сущность.

Например, Гегель размышлял о духе человечества, Шпенглер – о душе общества, Крёбер – о культурной «соме» неких сообществ. Древние греки, говоря о гармоническом развитии человека, называли в качестве обязательных все три составляющие: и дух, и душу, и тело. Ту же тройку («Ноосфера – Ментосфера – Техносфера») по отношению к человечеству обозначили русские космисты, в том числе и современные.

Западная наука смотрит на мир глазами общества, ее инструментом всегда была логика, обращенная к духу и разуму. Есть у общества и душа, которую мы называем, к примеру, менталитетом данного общества.

И все соединяется в общественной соме (вторая природа). В этой тройке доминируют воля и разум.

Экзистенциализм смотрит на мир глазами человека: инструментом экзистенциальности является интерпретация. Личность так же обладает уникальной ментальностью, как и уникальной сомой. Но доминирует здесь уже не дух, а живая душа.

А вот посмотреть на мир сквозь доминанту человечества пока вряд ли возможно: ни логики такой нет, ни герменевтики, ни даже соматики. Зато есть проблема их творения (о которой говорили все наши космисты), и она важнейшая в культурологии будущего.

Пройдем теперь по всем трем уровням, обращаясь к ним в контексте учения о культуре.

Принадлежность культуры человечеству

Когда говорят, что культура есть проявленность, реализация родовых сущностных сил человека, подчеркивают важнейшую составляющую: ракурс родовых сущностных сил человека отражает прежде всего надсистемное измерение культуры, уровень такого субъекта, как человечество (в модификации «род человеческий»).

Признаком культуры в макромасштабе является то, что она характерна лишь для социального мира. На этом основании констатируется ее искусственность (в отличие от естественности, т. е. от всего, что присуще предшествующим, дочеловеческим, этапам эволюции). Культура не есть натура: культура – это искусственные социальные образования, выступающие как принадлежность человечества.

Но мы уже отмечали парадокс, свойственный культурным суперпрограммам, пока не отличающимся от естественных программ.

Все, чем движет ментальная программа, все, что ее транслирует, да, искусственно. Но она выступает как закон, детерминирующий развитие социума посредством производства необходимого качества людей. Культура непрерывно модифицирует человеческую природу, духовно-душевный облик и разум людей.

Обращая внимание на орудийность культуры, отметим, что эта часть программы заставляет преобразовывать вещество природы, создавая тем самым очеловеченную абиотическую «вторую природу» и новое состояние биосферы – ноосферу [49].

По сути, в парном виде речь идет о наличии духовного и материального начал культуры. Иногда даже называют такие особые образования, как «духовная культура» и «материальная культура». Но в ракурсе генезиса это не более чем аспекты единого процесса культурогенеза.

Отметим ключевую закономерность: ментальная программа формирует установки, базируется на образах, а потому требует минимальной материализации. Программа, создающая вторую природу, наоборот, максимально материальна и формирует жизнь общества через знания и нормы деятельности:


Рис. 10. Иерархическое соотношение программ, создающих культуру.


Принадлежность культуры человеку

Социальные преобразования, которым подвергается человек в истории, относятся к культурным. Человек имеет биосоциальный субстрат. В этом плане культура отличается от биологического в человеке. «Личная культура» как внебиологическое есть социальная часть человеческого субстрата. Социализированность обратным образом модифицирует биосубстрат человека.

Деятельное начало принадлежит человеку. Человек в истории выступает творцом культуры – вот почему культура есть явление человекотворное, созидающее человекотворный мир.

Но при этом остается неразрешимой проблема свободы: принадлежит ли это деятельное начало самому человеку? Личности принадлежит какая-то часть общественной культуры, реализуемая в его деятельности. Общественная культура осваивается и духовно присваивается человеком в процессе его социализации и посредством деятельности. Таким образом, на биосубстрате человек взращивает свою личную культуру, содержанием которой является социальность.

Принадлежность культуры обществу

Связка «человечество – общество – человек» чрезвычайно важна для определения культуры. Столь же существенны для понимания данного аспекта две пары понятий: первая – соединяет общество и человека, вторая – общество и человечество.

Культура в ракурсе «общество и человек»

В работе «Социодинамика культуры» А. Моль предложил основополагающую пару: культуру общества и культуру личности [267]. Их взаимодействие выступает у него в качестве первичного. Культура связывает человека и общество, и в основе действенности культуры лежит механизм превращения общественной культуры в культуру личности.

Но зачем личности культура?

Для деятельности, в которой только и проявляется культура личности.

Обогащение культуры общества происходит за счет деятельности личности.

Культура выступает как особое орудие общества, как его средство. Однако любое средство служит для чего-то, для неких целей, в данном случае – для целей жизни общества. В этой жизни есть одна особенность, существенно отличающая жизнь человека в обществе от жизнедеятельности животных: это – деятельность. Совместная коллективная деятельность находится в ядре, в эпицентре взаимодействия человека и общества.

Мы рассматривали это взаимодействие в парной оппозиции (духовная и материальная стороны культуры) и в виде развернутой из пары четверки:


Рис. 11. Экспликация деятельности.


Вещный потенциал и идеальный потенциал культуры образуют все компоненты деятельности. Это – субъект, объект, средства, результат, система, условия, процесс, среда [10, с. 114]. Деятельность связывает человека и общество в качестве динамического ядра [118, с. 6–14].

Культура в данном ракурсе предстает как совокупность социальных образований. Формируется сфера деятельности, в которой человеку принадлежат потенциал способностей и его актуальные потребности, а обществу – отношения и институты.

Итого: социальных образований – пять: совокупность способностей, потребностей, родов деятельности, отношений, институтов.

Эта связка зафиксирована между двумя уровнями.

Культура в ракурсе «общество и человечество»

В системном смысле (сама по себе) культура нейтральна: не более чем особое орудие общества. Однако если повести речь о способе ее использования в обществе, то обнаружится полярность позиций. Культура имеет две формы бытия: позитивную и негативную – культуру и антикультуру. Цели человеческих соообществ делают культуру позитивной или негативной. Но по отношению к чему? Ответ прост: по отношению к человечеству как к надсистеме.

Культура есть то в человекотворном мире, что создано во имя реализации родовых сущностных сил человека, т. е. то, что способствует эволюционной программе развития человечества.

Поскольку ракурс родовых сущностных сил человека включает надсистему, появляется возможность ответить на вопрос о позитивном и негативном. Ответ всегда один: позитивное ведет вверх по иерархии (мы, реализующие надсистемные цели эволюции, цели всех), негативное – вниз (я, в любых проявлениях эгоизма, эгоцентризма, препятствующих достижению целей эволюции, целей всех).

При этом следует помнить, что для эволюции и этапы интеграции обществ, и этапы дезинтеграционного эгоизма, приводящие к распадам обществ, – это ступени эволюционного восхождения человечества. Поэтому само указание на «позитивность» и «негативность» использования культуры, с точки зрения надсистемы, весьма относительно. Пока мы говорим о стихийной истории человечества.

Пара доминант («мы – я») лежит в основе всей социокультурной динамики. Как отражение иерархической вертикали (человечество – общество – человек), она позволяет реализовываться закону разнообразия в культурных циклах.

Путем послойного суммирования введенных уточняющих определений можно прийти к итоговому.

Культура – это то, что создается человеком, творимо им. Культура в широком смысле есть совокупность социальных образований. Со стороны человека – совокупность способностей и потребностей. Со стороны общества – совокупность отношений и институтов. В культуру входит также совокупность всех разновидностей деятельности и все компоненты деятельности [118].

Культура есть совокупность человекотворных социальных образований, используемых для становления человечества. Это иерархическое определение культуры сформулировано в наиболее общем виде, в нем отражены: и человечество, с позитивными значениями, связанными с родовыми сущностными силами, и общество, и человек.

«Четверка» в трактовке культуры

Соединив горизонтальную и вертикальную пары, о которых шла речь в начале параграфа, получим симметричное образование в виде четверки.


Табл. 6. Четыре основные составляющие культуры в связке «общество – человек»:


Следует отметить, что такая трактовка типов культуры еще недавно составляла основу целого ряда теорий культуры. Она многое позволяет констатировать «в общем виде», но при этом всегда требует дополнительных определений.

В контексте обществоведения «четверки» возникают в том случае, если понятие «общество» развести на две пары:

• на «цивилизацию и культуру» как на два взаимодополнительных способа организованности общества;

• на два социума (человеческий социум и технический социум), выступающих в качестве материала для этих организованностей. Человеческий социум есть демографическое основание общества, технический социум – технико-технологическое.

Разделение «общества» на два социума в культурном ракурсе иногда приводит к делению культуры на «материальную и духовную». Содержание культуры всегда социально. Носителем, формой, культуры в обществе всегда является материализованный технос. С техносом культуру связывает овеществленность, а развеществленная суть культуры относится к социуму.

Подчеркнем: варианты сочетаний этих двух пар обладают своим смыслом как по вертикали, так и по горизонтали, в совокупности порождая комбинацию смыслов на пути к созданию метасмысла – к общему смысловому сцеплению, фиксирующему конфигурацию всех связей, имеющих прямое отношение к культуре, а следовательно, позволяющих дать более полное определение.


Табл. 7. Матрица сочетаний организованности и материала общества:


Основная обществоведческая модель

Ядро модели составляет общество. Это – ключевое понятие, которое раскрывается и как состав, и как структура, динамически – как деятельность, а также во всех вышеприведенных ракурсах. Это – понятие многорамочное, и основная четверка позволяет его исчерпывающе рассмотреть.

Единое есть общество, его осмысляем в двух ракурсах: с позиции организованности и с позиции материала. Организованность в обществе – это культура и цивилизация. Различить их можно интенционально: они обращены на разные объекты (и даже субъекты). Культура обращена прежде всего на человека, а цивилизация – прежде всего на группы людей.

Различаются они и через хронотопические характеристики: культура связывается со временем, цивилизация – с пространством. Аналогично рассматривает эту связанность и О. Шпенглер [405]. Время – это то, что присуще только человеку. В реальности живет именно он. Поэтому власть над людьми и выражается как культурная власть над временем. Цивилизация, наоборот, всегда связана с пространством: цивилизации осуществляют экспансию в пространстве.

При переходе от видов организованности общества к материалу в обоих случаях появляются варианты удвоения. В результате возникает четверка основных обществоведческих понятий, вокруг которых происходит обсуждение проблем культурологии в обществоведческом ракурсе.

Это можно изобразить на одной плоскости – в форме дерева:


Рис. 12. Экспликация общества. Базовая схема общества на основе «четверки».


Экспликацию общества можно представить и в матричной форме, если разворачивать то же рассуждение в сторону деятельности:


Табл. 8. Развертка общества в виде матрицы:


Вернувшись к первоначальной схеме, убедимся в эффекте наращивания метасмысла – конфигурация, дополненная смыслами, сформированными при демонстрации архетипов, приобрела такой вид:


Рис. 13. Состав культуры и деятельностная пятерка.


Предъявляя основные ракурсы, о которых мы только что говорили, данная модель в середине раскрывает плоскость, обозначающую общество в виде «четверки». Сюда, на это полиядро, спроецированы четыре взгляда по горизонтали: со стороны цивилизации, культуры, технического социума, человеческого социума.

Так выглядит системное основание модели.

Включение иерархической тройки. Перпендикулярно к плоскости основной четверки (горизонталь) расположена ось разнообразия (вертикаль) с тремя уровнями.

Общество, которое мы представили «четверкой», обозначает средний системный уровень.

Если общество есть система, то становится возможным взгляд на него сверху, со стороны надсистемы – человечества. Кроме того, возможен взгляд снизу, со стороны подсистемы (подсистем) – человека.

Объединим иерархический ракурс с разверткой состава:


Рис. 14. Основная обществоведческая модель, определяющая место культуры.


Культура транслирует программу эволюции человечества и имеет дело с человеком в его отношениях с человеческим социумом. Культура в этой роли обеспечивает сохранение и воспроизводство духовной целостности общества за счет трансляции установок на человека.

Культура транслирует научно-техническую программу и также имеет дело с человеком, преобразующим вещество природы в технический социум.

Культура в этой роли обеспечивает сохранение и воспроизводство знаний и опыта деятельности (умений).

Цивилизация обеспечивает обществу сохранение и воспроизводство общественнного устройства. Это – постоянная работа по удержанию формальной, машинной, организованности общества.

Искусственно-технический подход автоматически игнорирует все, что управлению не поддается. Управлению до сих пор не поддавались ни менталитет, ни ментальная программа человечества, примечательная тем, что она обеспечивает в обществе изменение, а значит, и развитие. И, с этой позиции, взгляд снизу, из подсистем (количество накапливается, поэтому возникают скачки качества), ничего не объясняет – вот почему нельзя прогнозировать появление нового качества, нельзя понять, каким оно будет. Большая Логика эволюции лежит уровнем выше, чем логика развития цивилизации. И это – ментальная программа культуры, живущая на людях и за счет их установок (ценностей, мотивов и т. д.). Она и создает, по сути, единственный вектор изменения в обществе.

Складываясь вместе, ортогональные векторы сохранения и изменения дают развитие. Ни цивилизационные, ни культурные механизмы отдельно не работают (а если работают, как в колониях, то делают такое общество недолговечным). Не исключение и первобытность, где еще не было городской и государственной цивилизации в чистом виде, но уже была и своя родовая организованность человеческого социума, и культура.

Развитие, по Ф. Энгельсу, имеет ступенчатый характер [387, с. 733]. «Ступени» в данном случае крупные исторические этапы, обладающие относительной устойчивостью качества. Такие этапы можно отождествлять с историческими циклами, циклами жизни общества. Вопрос, как всегда, – в основании выявления циклов. Основание у большинства историков – цивилизационное, наше основание – ментальное (и отсюда – культурное).

В реальности действие механизмов культуры и действие механизмов цивилизации суммарное: они складываются. И в пределах цикла жизни общества О. Шпенглер прав. Так, нравственные установки человека – принадлежность и результат действия механизма культуры, а управленческие (в том числе правовые) нормы – результат действия механизмов цивилизации, реализуемый в потенциале человека как знания и умения.

Это понял уже Дж. Вико, разделивший духовное и светское управление, типы власти в обществе. Строит общество власть духовная, власть над душами и помыслами людей, а завершается цикл на основе власти формальной. От власти жрецов в Древнем Египте – к формальному римскому праву. П.А. Сорокин рассматривает тот же феномен через три фазы.

Представленная шестиосевая модель позволяет герменевтически оперировать важнейшими понятиями культурологии, производить акты:

• ее прочтения (префигурация, конфигурация, рефигурация, трансфигурация и др., обеспечивающие понимание);

• ее интерпретации (приемы аналогии, наложения слайдов – для создания объемности, экстраполяции; принципы контекста, конгениальности творца и читателя, герменевтического круга; техники наращивания, растягивания смысла и другие, расширяющие поле осмысления феномена культуры);

• открытия богатейших смысловых связей в культурологическом пространстве мысли (визуализация взаимного расположения элементов, составляющих целое, позволяющая зафиксировать смысловое звено и определить его место и роль в конфигураторе).

А следовательно, эта модель создает возможность систематически описывать все связи культуры, в конечном итоге производя референцию – усвоение, что обеспечивает выявление того или иного смысла и даже создание новых смыслов (буквально: смыслопостроение): положение, которое проецируется моделью или фрагментом модели и которое образует ее горизонт.

О широком и узком понимании культуры в обществоведении

Широкое обществоведческое понятие «культура» не дифференцировано. Сюда включены и цивилизационная линия, и собственно культурная, и линия технического социума, и линия человеческого социума. Это прослеживается в первых культуроведческих определениях, например у Тайлора [313, с. 58–59, 282].

При широком обществоведчесом подходе в поле культуры оказываются весь социум и вся его организованность, вся сфера деятельности и все ее компоненты [3; 10; 115–118; 262; 273]. На деле речь здесь идет не о культуре, а о воспроизводстве общества. «Культура» трактуется как общественное воспроизводство вообще. Есть и такие определения [406]. Это, повторим, культура в широком смысле. Чаще всего смешивают культуру и цивилизацию. Тайлор так и начинает свое определение: «культура, или цивилизация…» [313, с. 282]. Активная дискуссия в культурологии последних десятилетий многое прояснила в данном вопросе.

Как говорил Г. Гегель, задача науки – находить общее в разном и разное в общем. Воспроизводство – это то общее, что объединяет все взгляды на культуру в обществоведении.

Теперь встает вопрос о различиях. Воспроизводство каждой из перечисленных четырех линий специфично, что доказывает набор прикладных предметных генетик, особенно – их предметное содержание. Некоторые из них уже сформировались (техногенетика), а некоторые – еще внутренне дифференцируются (социогенетика). Попытки выделить культурогенетику из социогенетики все яснее доказывают, что речь идет о разном. Различим теперь все возможные линии исследования, опираясь на основную схему четверки общества:

• воспроизводство человеческого социума, взятое изолированно, должно описываться в социогенетике;

• воспроизводство технического социума, взятое изолированно, должно описываться в техногенетике;

• воспроизводство цивилизации, взятое изолированно, должно описываться в цивилизационной генетике;

• воспроизводство культуры, взятое изолированно, должно описываться в культурогенетике.

Это – узкое понимание культуры, в котором ее специфика отделена от всего близкого и похожего. Но именно так и определяется качество.

Установление исследовательских параллелей в четверках. Активным агентом всех сторон общества является человек. Его состав: Ум, Воля (Дух), Душа, Тело (Сома). Иногда говорят о тройке: Ум, Дух, Душа в оболочке Тела. Но от этого ничего не меняется в наборе компонентов.

Устройство общества и его деятельности неизбежно должно соотноситься с устройством человека. Подойдя к вопросу о культуре с этой стороны, можно провести такую коррелляцию с составом человека в контексте общественной четверки:

Технический социум = Ум.

Цивилизация = Воля.

Культура = Душа.

Человеческий социум = Тело.

Упрощенно говоря, данная аналогия позволяет видеть общество как человека, только очень большого. Можно в том же разрезе говорить и о человечестве – состав будет одинаковым.

Связка ума и техники делает аналогию более понятной, если вспомнить про научно-техническую линию (в единстве). Ум, наука, есть то, что порождает технику и все оснащение деятельности человека. Подтверждает эту связку и взгляд со стороны деятельности. Выявляя разно образные таксономические единицы деятельности, мы констатируем различие их функций в обществе. Представленная выше параллель вполне логично связывается с типами деятельности, по М.С. Кагану [171].

Технический социум = Ум = Познание.

Цивилизация = Воля = Ценностная ориентация.

Культура = Душа = Коммуникация.

Человеческий социум = Сома = Материальное производство

Здесь опять «балансирует» понятие «материальное производство»: его обычно связывают с вещами, с техникой. Если понимать его и как производство вещей, и как производство телесности людей, то можно признать: учитывается вся общественная соматика.

Есть и другие таксономические модели деятельности. Например, это можно представить в связке с «родовыми деятельностями», по Л.А. Зеленову [118], которые постоянно воспроизводятся в истории общества. Представим их как парные связки восьми родов деятельности:

Наука + искусство = культура.

Управление + педагогика = цивилизация.

Производство + экология = технический социум.

Медицина + физкультура = человеческий социум.

В этой типологии есть свои нюансы, о них поговорим позже.

Продолжим аналогии. Если ввести понятие «менталитет», то нельзя будет обойтись без ракурса ценностей и значений: это – его суть. Наша общественная четверка должна коррелироваться и с составом человека, и с составом основных типов деятельности, и с составом основных ценностей. То же можно развить в аспекте значений:

Технический социум = Ум = ценность Истины (когнитивная, гносео логическая). Когнитивные и трансцендентальные значения.

Цивилизация = Воля = ценность Добра (этическая) = прескриптивные значения.

Культура = Душа = ценность Красоты (эстетическая) = элюативные значения.

Человеческий социум = Сома = ценность Пользы (утилитарная) = дескриптивные значения.

Зафиксируем связку, служащую основой утвержденным в обществе представлениям. Утилитарные ценности как ценности тела (и только тела) – это главная забота человеческого социума. Задача человеческого социума: социально обеспечить воспроизводство тел, необходимую их массу, демографическое основание общества. Отсюда – особый смысл семьи и ее особый культурный статус: семья не принадлежит цивилизации; семья сформировалась задолго до ее возникновения в родовом обществе. Цивилизация постепенно втянула семью в орбиту своего существования, создав официальный институт брака и вырабатав социальную политику. Причем распространенность «гражданских браков» и рост свободы в этой области в XX веке доказывают, что это – все та же особая и вполне самостоятельная сфера, живущая помимо цивилизации. Природа вне человека в данный круг не попадает, она им не описывается. Зато все это вписывается в природу, в среду. Но, отметим, никакой «ценности Природы» здесь не обнаруживается. У человечества пока нет ценности Природы вне его самого – таков его эволюционный системный «эгоизм»: эгоизм ребенка, который пока даже не родился.

И еще одно замечание. Трансцендентальные ценности и значения к когнитивным не сводятся. Они – уровнем выше, поэтому внутри общества их нет (ценности Природы, Бога).

Что мы при таком, поверхностном, сопоставлении получаем?

Мы получаем возможность расположить рядом, на одном – инвариантном – основании, разные четверки, отражающие основные обществоведческие ракурсы, и таким образом выяснить, какой именно набор на данной плоскости инвариантов принадлежит культуре.


Табл. 9. Основные ракурсы обществоведческой четверки:


Базируясь на аналогиях, раскроем состав культуры. Мы это делаем подробнее, говоря о ее функциях. Здесь лишь назовем их, сославшись на первоисточник [10].

Функция отражения в культуре реализуется деятельностью познания. Функция трансляции реализуется деятельностью коммуникации. Функция преобразования реализуется деятельностью производства. Наконец, функцию «сохранения» применительно к культуре лучше всего трактовать с привлечением всех предыдущих четверок – тогда смысл станет объемным. Это – функция, связанная с цивилизацией, а «цель» цивилизациии – самосохранение общественного организма. Достигается она институтом управления – за счет актуализации готовности людей к деятельности, а ментально – за счет целевого ориентирования людей. В человеке все это существует как его Воля или Дух («воля к жизни», и «сохраняющий нас дух», ангел-хранитель). Это, кстати, объясняет, почему цивилизация в целом и христианская религия в частности негативно относятся к самоубийцам: здесь обнаруживается конфликт надсистемной Воли человечества, системной Воли общества (самосохранение) и подсистемной Воли личности. За редким исключением это расценивается в обществе как девиантное поведение.

Таким образом, состав культуры – в ее широком понимании – через функции отражает состав общества, состав видов деятельности, состав ценностей и состав той подсистемы, на которую направлена культура, – на человека.

Теперь рассмотрим ракурсы, важные для понимания культуры, подробнее. И тогда станет очевидным, что основу нашего метода составляет привлечение представленных аналогий из вертикальных и горизонтальных наборов как особых «гнёзд смысла», если выражаться языком терминов М. Хайдеггера.

Аксиологический ракурс содержания культуры

Включенный в содержание культуры аксиологический (древнегреч.: «ценность», «достоинство») ракурс [173, с. 10] в чем-то похож на «потенциальную энергию», которая «заряжает» социальную сферу и является «причиной» процессов ее жизни. Ценностный ракурс культуры активно исследовался в XX веке, и общий вывод исследования таков: ценность – это источник, генерирующий самодвижение культуры.

В наших уровневых моделях ценности принадлежат менталитету, а точнее, продуцируются им. В значительной мере они сводятся к древнегреческому понятию «эроса» – всеобщей движущей силы [330, с. 665].

«Ценность» типологически разнообразна [173, с. 86–90]. Употребляемый нами набор ее типов представлен в виде четверки: Истина (Ум, Логос) – Польза (Материя, Сома) – Добро (Дух, этическое) и Красота (эстетическое). Две последние ценности обеспечивают социальную коммуникацию и проявляются процессуально – в текущем времени истории. Таким образом, трансляция менталитета в культуре имеет калокагатический характер. Ценности устойчиво существуют без изменений на длительных отрезках истории – они и потенциальны, и актуальны. Они актуализируются в деятельности за счет резонанса в человеке его мотивов и его способностей. Деятельность происходит непосредственно в текущем времени, поэтому она характеризуется не потенциально, а актуально.

Содержание культуры является отражением того вертикально-горизонтального разнообразия, о котором мы говорим в обществоведческой модели.

В нем, как и в человеке, есть две четко различающиеся линии, которые можно осветить через основные аксиологические типы: через Истину, Добро, Красоту, Пользу [4, с. 128]. Одна линия связана с сущностью и может быть обозначена как связка Истины и Пользы. Вторая – связана с существованием и может быть названа калокагатической, обозначается она в нашем контексте как «единство Добра и Красоты».

Отметим один важный момент, вытекающий из объемной обществоведческой модели: набор ценностей необходимо анализировать в контексте двух вертикальных плоскостей. Первая из них связана с техническим социумом, а вторая – с человеческим.

Начнем со связки «Истина и Польза». Это – линия вертикального разнообразия. С Истиной в обществе соотносится совокупный общественный интеллект (ноосфера). С Пользой – материальное производство, немыслимое без техники. (Второй ракус – обеспечение человеческой Сомы, ради которой вся эта категория Пользы и существует. Но его мы пока оставим в стороне.)

Совокупный общественный интеллект, работающий с будущим как «решатель проблем», обеспечивает расширение диапазона будущего за счет все более глубокого проникновения в сущность мира и накопления знаний. Второй стороной этой связки является «технология». Она опирается на нормы деятельности, а продуктом их синтеза выступает проектная идеология, отрефлектированная в философском прагматизме XX века. Наиболее явно связка нарастающего знания и рефлектируемых норм деятельности проступает в феномене научно-технического прогресса (НТП). Данный феномен следует воспринимать в единстве и говорить о едином научно-техническом генезисе. Здесь важно увидеть, что генезис техники не может полноценно рассматриваться сам по себе, – только в связке с наукой. Это – глобальная программа «Истина и Польза».

На протяжении всей истории социума непрерывность истории обеспечивал менталитет. О менталитете – следующий параграф.

В рамках затронутой темы констатируем, что это тоже глобальная программа, и она проявляется в настоящем именно благодаря культуре. Она, к примеру, отображается в эстетических (художественных) образах и транслирует целую совокупность социальных установок, и важнейшие из них – нравственные. История эстетической сферы есть настоящая летопись данной генетической линии. А это означает неизбежность решения исследовательской задачи реконструирования всей глобальной ментальной программы по совокупности всех художественных произведений и прочих эстетических проявлений. Такая постановка вопроса наиболее близка нам, и наши исследования во многом шли в данном направлении [3–5; 124–126; 129; 132; 139; 143–144; 146; 150; 153; 155].

Высказанные положения оформлены схематически.


Рис. 15. Социумы и типы ценностей.


Глобальная метальная программа – «Добро и Красота» – живет как «естественная»: на человеке и посредством человека. К тому же нетрудно предположить, что менталитет имеет свой полевой субстрат [4–5]. В этом случае он выступает как проявление невидимой естественности (лат. «mental» – «невидимый»), как невещественный, но материальный – полевой.

Степень «инерционности» этой программы настолько велика, что вмешательство человека в нее пока исключено, хотя проектные пробы (с помощью искусственно-технического подхода) уже имели место едва ли не в глобальном масштабе.

Научно-техническая связка, глобальная программа «Истина и Польза», наоборот, искусственная, и опирается она на проективность человека, причем эта программа не обладает собственной энергетикой, а использует все ту же порождающую энергетику человека в деятельности.

История техники существует рядом с движущейся историей человеческих социумов. И эта, вторая, программа также обеспечивается культурой. Здесь появляется ряд вопросов, связанных с существованием второго ракурса, ракурса человеческого социума.

Что – ради чего?

Люди – ради техники, или наоборот?

Быть может, они развиваются вместе, у них есть общая программа?


Рис. 16. Две программы культуры.


Ценностная сфера в основных понятиях

По вертикали: в надсистеме актуален менталитет; в подсистеме – человек.

Если спроецировать ментосферу и человека на горизонтальную развертку общества, проступит актуальная сфера.

Для простоты она изображена здесь как прямая и обратная пирамиды.


Рис. 17. Актуальная (ценностная) сфера.


Данное образование демонстрирует полную развертку ценностной и коммуникационной областей. Двигаясь по точкам, можно презентировать постепенно все понятия, по двум вертикальным сечениям.

Цивилизация и культура в ценностном отображении Опорой здесь является аксиологическая «четверка» типов.


Рис. 18. Типы ценностей. Типы доминант в ценностном наборе.


Данная «четверка» – абстрактно-типологическая, в нашем случае она имеет отношение к плоскости «цивилизация – культура» и к системной вертикали.


Рис. 19. Иерархическое соотнесение основных типов ценностей.


Ментосфера – сфера актуального по отношению к ядру деятельности. Менталитету принадлежит аксиологический (ценностный) аспект. Экспликация ценностей определяется аксиологической четверкой типов, которые примыкают к осям – к вертикали и горизонтали. Добро и Красота, калокагатия, – принадлежность менталитета в настоящем времени.

Истина и Польза – ценности (следовательно, тоже ментальные). Они выглядят здесь как проекция научно-технической линии на ментальную и образуют потенциал деятельности (знания и умения) и в человеке, и в обществе.

Остается раскрыть каждую точку в данной конфигурации. По сути, это – совокупность, «гнездо», понятий, контекстуальных для аксиологии, живущей в культурной коммуникации.

Первая плоскость – вертикальное сечение объемной модели по оси «цивилизация – культура».


Рис. 20. Основные понятия аксиологического ракурса на первой плоскости.


Актуальное на уровне менталитета есть ментальная доминанта, о которой мы постоянно ведем речь. Это – надсистемная установка, управляющая «подсознанием» общества (общественной психики).

В цивилизационном аспекте актуальными являются общественные отношения. В аксиологическом освещении они выступают ориентирами актуальных ценностей цивилизации здесь и сейчас. Например, этические ценности нашего времени данного российского общества. Это не нормы, а именно ценности, дюркгеймовские «коллективные установки». Ментальная доминанта получает в таких установках свою первую коллективную конкретизацию: этические, управленческие, установки.

Актуальное в культурном аспекте есть совокупность используемых здесь и сейчас установок данного общества. Это – установки коммуникационного плана. Ментальная доминанта получает в таких установках свою вторую коллективную конкретизацию – эстетические установки.

Установки транслируются в культурной коммуникации в образной форме, поэтому столь важен арсенал выражения, присущий конкретно данному времени (эстетические предпочтения, канон, стиль и мода), а также все, что имеет отношение к современным формам коммуникации и общения. В самой же культурной коммуникации главной актуальной единицей являются значения.

Разведенные по уровням понятия, живущие в коммуникации, – значения и смыслы, – соответственно, могут быть отнесены к человеческому сообществу и человеку: значения – «групповые»; смыслы – «личностные» [217].

В аспекте значений мы пользовались следующей четверкой:

Истина (познавательная ценность) = когнитивные и трансцендентальные значения.

Добро (этическая ценность) = прескриптивные значения.

Красота (эстетическая ценность) = элюативные значения.

Польза (утилитарная ценность) = дескриптивные значения.

Цивилизационным «общественным отношениям» в человеке соответствуют потребности – основа мотивационной сферы личности и двигатель ее участия в деятельности.

Таким образом, становится очевидным, бесспорным актуальное наполнение данной сферы на рассматриваемой плоскости. Ее представляют ментальная доминанта, ориентирующие актуальные ценности, коллективные установки, установки коммуникационного типа.

Нормы (технический социум – человеческий социум) Вторая плоскость – вертикальное сечение по оси «технический социум и человеческий социум».


Рис. 21. Вторая плоскость


Перед нами – плоскость норм, принципиально отличная от ценностей, значений, смыслов и потребностей. В отличие от ценностей, действующих на уровне подсознания, нормы регулируют деятельность и поведение человека рациональным способом, выводя управление человеком на уровень сознания. Здесь подразумеваются нормы во всех основных разновидностях.

С двумя видами социума проблема решается следующим образом.

Технический социум содержит нормы технического мира. Участвуя в деятельности, он опирается на свои технико-технологические нормы. Важнейшим свойством технического социума является его обращеннность к человеку. Это – актуальный профессиональный арсенал техник, технологий и инструментов человека.

Человеческий социум содержит нормы, регулирующие жизнь групп разного уровня: систему правовых норм данного общества, этикет и т. д. Яркой иллюстрацией подобного регулирования жизни общества можно считать содержание конфуцианства.

Если свести воедино в обществе человека и технику, мы получим «человеко-машинную систему», т. е. вполне определенный ракурс.

Ментальный уровень, который тоже здесь представлен, задает надсистемный предел, где нормой выступает нечто целое по отношению к обществу. На уровне менталитета – предельно высокой степени общности – в качестве нормы для общества выступает ментальная картина мира. Эта конструкция нормативов постоянно транслируется в культурной коммуникации и постоянно модифицируется, оставаясь качественно однородной.

В нижней части модели – человек, на которого оказывают свое конфигурирующее влияние все три ядра норм.

Но, как всегда, есть и обратное влияние, влияние меры человека на любые нормы в обществе [10].


Рис. 22. Основные нормативные образования


На уровне единичного (масштаб человека) нормативным характером обладают:

а) неповторимая личная ментальность, отображающая ментальную картину мира данного времени и данного социума в сознании и подсознании конкретно данного человека (здесь возможно пребывание человека во множестве культурных миров и использование в разных ситуациях разных ментальностей);

б) совокупность его умений – набор норм деятельности – техник, а также социальных норм поведения, «привитых» к биологическому основанию. И то и другое существует в человеке как умения. В принципе, социотехники (техники взаимодействия с группами) и антропотехники (техники взаимодействия с отдельными людьми) тоже умения. В управленческом смысле они равноправны, хотя такое понимание – сугубо технократического плана: умения более нейтральны и многозначны. Человек и его способности (на бионосителе) – это умения (реализуемые и как техники).

В итоге можно придать человеку актуальные нормативные характеристики.


Рис. 23. Актуальные нормативные характеристики человека


Деятельностный ракурс содержания культуры

Деятельностный ракурс позволяет увидеть, что именно находится в «динамическом ядре» социальной жизни: деятельность производит жизнь общества, она сама и есть жизнь в ее процессуальности. В нашем ракурсе деятельность обнаруживает две мерности: с одной стороны, она есть единственная жизненная проявленность культуры (в единстве материальной и духовной сторон); с другой – деятельность есть то, что «связывает» общество и человека (субъекта деятельности).

Как считал А.Н. Леонтьев, источником бытийных характеристик сознания является человеческое действие, обладающее биодинамической и чувственной тканью. Именно в этом состоит действительное содержание принципа единства сознания и деятельности [218].

Оформление деятельности можно представить таксономически разнообразно. Рассмотрим один из примеров. Потенциальное и актуальное имеют отношение к деятельности, к системной иерархии и хронотопу.


Табл. 10. Отнесение характеристик системной иерархии к актуальному-потенциальному:


Потенциальное имеет два варианта: потенциал прошлого и потенциал будущего. Актуальное вариантов не имеет: оно проявляет себя исключительно в настоящем.

Тройка временных модусов абсолютно соответствует уровневым типам деятельности: познанию, общению, труду. Это, в свою очередь, подразумевает не только усвоение сформированных смыслов в пространстве культурологической мысли, но и открытие, конструирование новых смыслов.

Деятельность можно развернуть из этой тройки в четыре вида, при этом расположить их в соответствии с осями – вертикалью и горизонталью. Подобная трансфигурация возможна и по отношению к трем временным модусам: будущему, настоящему, прошлому.


Табл. 11. Образование четырех типов деятельности из трех:


Эти четыре типа деятельности соответствуют четырем типам ценностей [4, с. 196].

Функции культуры, о которых было сказано в предыдущем параграфе, проявлены как разные типы деятельности, наиболее крупные, константные в истории. Суть их связана с типами ценностей: с Истиной, Добром, Красотой, Пользой. О том, как связаны деятельность и ценности, много и плодотворно пишут М.С. Каган [171–173] и Л.А. Зеленов [10; 115–118; 262, с. 7–21].

В рамках первой линии существуют: деятельность по отражению, познанию мира (несущая ценность Истины) и противопоставленная ей материально-производственная преобразовательная деятельность (несущая ценность Пользы), порождающая орудийный потенциал всякой деятельности. Вторая линия раскрывает эстетическую деятельность (несущая ценность Красоты). Она связана с коммуникативной функцией культуры, потому что любая трансляция в обществе облечена в оболочку образа. Наконец, существует деятельность сохранения, деятельность по обеспечению сплоченности и устойчивости общества (несущая ценность Добра). М.С. Каган называет ее ценностно-ориентационной [173], но он таким образом отражает лишь один ее аспект – аксиологический, в то время как суть этой деятельности – в обеспечении сохранения общества. Поэтому она выражается и через право, и через этическую сферу (мораль и нравственность) посредством трансформации нравственных установок в общественные нормы и требований от каждого члена общества их неукоснительного исполнения. Если развивать мысль о деятельности сохранения дальше, можно прийти к заключению, что это – управленческий и педагогический роды деятельности, развертка данного типа деятельности в социуме.

По поводу трех первых типов деятельности особых разногласий в теориях деятельности нет, но обозначение и название последнего типа вызывает некоторые затруднения. В нашем варианте – с позиции функций культуры – этот тип деятельности решает задачу обеспечения сохранения, а значит, готовности, сплоченности и устойчивости общества для реализации глобальной ментальной программы.

В зависимости от теории такой тип деятельности предстает и как ценностная ориентация [171; 173], и как единство «управленческой и педагогической» разновидностей деятельности [118], и как этически-правовая, и как военная и т. п. [10]. Граней – много, но суть при этом не меняется: данный тип деятельности направлен на обеспечение сплоченности и устойчивости сообщества людей – в педагогических и управленческих процессах, через укоренение норм нравственности, с помощью писаного права, удержания границ или экспансии общества в пространстве.

Все аспекты важны, однако в данном случае они однотипны. Ценностно они накрываются «этическим» ракурсом: из всех ценностей лишь этические направлены на удержание устойчивости общества. Внутри общественной системы наиболее значимо объединительное Добро, вне ее – разъединительное Зло: ведь разрушение общества и есть главное зло для человека (это было осмыслено уже в литературе Древнего Египта).

Подведем итоги сказанному в таблице.


Табл. 12. Единство типологии: функции культуры, типы деятельности и ценности:


Обращая внимание на институты, следует отметить, что наиболее простым было бы обозначение тех же четырех их типов, хотя такая типология выглядит не столько искусственной, сколько упрощенной. В современном понимании это институты науки, производства, искусства и управления (блок, обеспечивающий устойчивость общественно-человеческого субстрата).

Сразу скажем, что попытка приписать этическую функцию, функцию сохранения, институту религии не может быть распространена на всю историю. И, хотя на большей части цивилизованной истории общества институт религии, действительно, этически цементирует общество, функция сохранения – гораздо шире. Даже при экстраполяции на первобытную древность данная типология остается значимой (в функционально-ролевых проявлениях), а институционально она впервые заявляет о себе при образовании первых цивилизаций. На этом этапе сразу же становится ясно, почему получают самостоятельное развитие педагогическая и управленческая разновидности деятельности, почему в конце античности расцветает римское право и т. д. Все это принадлежит к цивилизационным механизмам, обеспечивающим устойчивость общества.

Теперь перенесем акцент на связку «культура и цивилизация» и попытаемся их различить. Деятельность как ядро общества связывает все пространство с шестью осями. Сюда, например, входит связь «Общество – Человек»: ОБЩЕСТВО – ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ – ЧЕЛОВЕК.

Зафиксируем позиции Общества и Человека в двух сферах (актуальной и потенциальной) и получим уже знакомую модель: «(потенциальное и актуальное) общество – ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ – (потребности и способности) человек».

Поскольку общество раскрывается в четырех типах модусов, его потенциальные и актуальные проявления многолики:

• «технический социум – ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ – человеческий социум»;

• «потенциал и актуальность технологий технического социума – деятельность – актуальность и потенциал технологий человеческого социума»;

• «цивилизация – ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ – культура»;

• «институты и отношения цивилизации – ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ – знания, умения и установки культуры».

И так далее! Это – специальная тема, и разворачивать ее не будем.

Различение понятий «культура» и «цивилизация»

Понятие «цивилизация» происходит от латинского слова «civilis», что означает «гражданский», «государственный». В этом смысле термин употребляется наиболее часто. В целом цивилизация бессодержательна. Она представляет собой социальную машину для поддержания определенного образа жизни общества. Цивилизация есть организованность людей, люди— материал этой организованности. Данное определение подтверждается тем, что появление каждой новой цивилизации связано с историческим изобретением очередной «машины из людей», новым модусом организованности.

Термин «цивилизация» в этом ракурсе иногда трактуют как «государственность и гражданское общество», как обеспечение сохранения и воспроизводства в двух упомянутых ипостасях. Такое уточнение важно, ведь «гражданское общество» существует помимо власти и связанных с нею институтов, оно выполняет свою часть функции сохранения общества. Поэтому чем демократичнее становится общество, тем большее значение обретает общество гражданское. Суть цивилизации можно понять из ее назначения в обществе. Функции цивилизации и культуры вместе отображены в основных типах деятельности, напомним, их – всего четыре. Они должны быть облечены в отдельные типы организованности в обществе, и в этой роли выступает совокупность общественных институтов. Их можно представить на основе аналогии общества с человеком и типами деятельности.


Табл. 13. Совокупность общественных институтов (по аналогии):


Культура также является организованностью, но она не сводится к институ там. В чем ее отличие и специфика, мы выясним в данном параграфе.

Точки зрения

Чтобы отчетливо представить различие значений понятий «культура» и «цивилизация», обратимся к существующим подходам к данной проблеме наиболее известных исследователей.

А. Тойнби употребляет понятие «цивилизация» в сугубо локальном контексте: цивилизация для него отрезок истории, искусственно изолируемый в целях исследования. Он вводит для этого набор собственных критериев [370]. Локализация – стандартный прием науки; отметим, что речь идет о временной локализации.

Позиция О. Шпенглера носит фазовый характер, потому что цивили зацию он рассматривает как признак фазы упадка культуры [405]. В данной трактовке важно, что содержательное (культура) постепенно становится формальным (цивилизация). Культура умирает в цивилизации, теряя содержание. Заметим: измерение Шпенглера тоже временное, хотя и другое по смыслу.

Культуру и цивилизацию можно разграничить как содержание и форму общества уже на исходных позициях – так поступает Н.К. Рерих [304]. Культура для него духовное накопление (восхождение) человечества и человека, а цивилизация представлена формой организованности общества, сохраняющей его в виде устойчивого социального образования («духовное содержание – изменение, а цивилизационные механизмы – сохранение»).

Недостаток подобного типа связанных определений состоит в том, что в истории:

• однотипная (по содержанию) культура нередко может базироваться на ряде сменяющихся цивилизационных форм существования общества;

• принципиально разное культурное содержание может быть присуще одной и той же цивилизации.

Вывод Рериха по поводу того, что цивилизация есть форма существования общества, ясно осознавали в Великобритании Нового времени, когда появились ее гигантские колонии: можно перенести все основные механизмы цивилизации из метрополии в колонии, но это будут нежизнеспособные образования. Вроде бы заведенный порядок в колониях поддерживается бесконечно долго, вопрос кажется техническим. Однако нормальное общество таким способом не формируется: отсутствует генерирующий источник, порождающий мотивы для развития данной общности людей. А все, что существует во времени, должно или развиваться в этой сфере, или умереть.

Воспроизводство механизмов цивилизации (как технической организованности общества) в британских колониях было, но воспроизводства культуры не было. То же наблюдалось во всех империях, устроенных по аналогичному принципу. Все колониальные империи прошлого рухнули, а существующие – продолжают рушиться. Хотя в какой-то мере в колониях происходит погружение в менталитет метрополии, особенно если это длится долго, но менталитет этот – «вторичный», он как бы импортный. Он активно смешивается с местным содержанием и порождает что-то новое, например современную латиноамериканскую ментальность, далекую от исходной европейской.

В рамках концепции информационного империализма отмечалось, что США транслируют за счет средств масовой информации не свою цивилизацию, а свою суррогатную культуру, поверх этого и достигают целей своего цивилизационного захвата. Это – иное, более современное, соотношение цивилизации и культуры. Оно похоже на ментальный вирус, медленно вытесняющий предыдущий менталитет, что неустанно доказывает в своем творчестве писатель М.Н. Задорнов. Направление развития истории идет от цивилизационного захвата территорий и ресурсов к ментальному захвату умов и душ. Содержание принадлежит глобальной ментальной программе, разворачиваемой в истории того или иного общества. И здесь решающее значение приобретает культура. Ментальная программа распространяется на все человечество. Это – самая крупная из действующих программ в истории общества. Именно она рассматривается нами как транслируемое содержание, а культура – как социальный механизм реализации этой глобальной программы.

Итак, культура сама по себе не является содержанием бытия общества – культура есть транслятор ментального содержания. Эта точка зрения, в отличие от большинства прочих определений культуры, – надсистемного плана. Источник содержания культуры находится вне общества – это ментосфера [5].

Вторая программа, возложенная на культуру в широком смысле, – научно-техническая, технологическая. Она тоже не имеет прямого отношения к цивилизации, хотя и формирует ее орудийный потенциал. Но у второй, научно-технической, программы нет человеческого содержания.

Можно посмотреть на проблему иначе – приписав культуре исключительно функцию трансляции. Тогда и научно-техническая, и цивилизационная программы по отношению к культуре станут вторичными, а не ее сутью.

Отношение культуры и цивилизации к топосу

Отношения культуры и цивилизации – это отношения двух организованностей в обществе. Настаивать на связке «культура – цивилизация» в широком смысле вообще не стоит: они живут параллельно.

Скажем, культура христианства, овладевшая громадными ареалами и массами людей, живет как содержание на совершенно разных по форме цивилизациях: от самой современой демократии до чуть ли не первобытной. Она относительно независима от этих форм и при этом ментально однородна. Практически то же можно сказать сегодня по поводу ислама и прочих мировых религий.

Авторы геополитических теорий, напротив, настаивают на жесткой связке цивилизации и культуры. Но при этом обоснованием служит понятие «топический организм», которое сегодня во многом потеряло свой смысл. «Гений места», принадлежность культуры топосу, – это ракурс взгляда на нашу проблематику снизу, из подсистем, но лишь в определенный момент истории, потому что понятие топического организма исторически конкретно. Неповторимы сочетания и проявления многих закономерностей, да и закономерности эти можно увидеть только при взгляде сверху.

Когда диффузионизм [313] рассматривает жизнь культурных новаций в пространстве как самостоятельный процесс, становится ясно, что топическая связанность культур и цивилизаций – явление временное. Кстати, именно поэтому геополитическая в основе своей «теория культурных кругов» [401, с. 520–521] прожила недолго.

Искусственно-технический взгляд на пару «культура и цивилизация» Это – взгляд со стороны «технического социума». И цивилизация, и культура при таком подходе рассматриваются как особые мега-машины (Льюис Мамфорд) [401, с. 285–286], как технологии, использующие людей в качестве своего материала. Ракурс искусственно-технической парадигмы объединяет цивилизацию и культуру, раскрывая их технико-технологическое единство, – он очень важен в инструментальном смысле (культурная политика).

Для него не является существенным то обстоятельство, что по назначению в обществе эти образования различны. Культура и цивилизация при таком взгляде есть взаимодополнительные организованности, функционирующие в обществе. «Технический социум» существует как технико-технологический мир, у него – до-человеческий природный субстрат. Это – техническая связка, которая многое объясняет: культура и цивилизация трактуются здесь технико-технологически. Человек в контексте технического социума характеризуется как техническое устройство и участник человеко-технической системы. В итоговой модели (в конце главы) эти связи предстают очевидными. Институты, конституирующие цивилизацию, являются для данного подхода константными в истории «техническими устройствами» общественной машины.

Взгляд на пару «культура и цивилизация» со стороны «человеческого социума»

Взгляд на нашу пару со стороны «человеческого социума» противоположный. Он создает набор социологических и обществоведческих трактовок. При таком подходе цивилизизация живет в форме институтов и двигателем служат общественные отношения. Культура проявляет себя как «культура общества», которая базируется на культуре личности и имеет единую с ним типологию состава: знания, установки, умения (способности и потребности человека), – порождая таким образом известную пятерку социума: Институты – Отношения – Деятельность – Потребности – Способности [118, с. 7–14].

Человек здесь атом социума, а культура и цивилизация «настроены» по отношению к нему соответственно этой роли: человек имеет потребности и включен в отношения, человек имеет способности и реализует деятельность в рамках общественных институтов.

Остается добавить, что в центре (в обоих ракурсах) – деятельность, динамическое ядро общества. В динамическом смысле «общество» и есть деятельность. Деятельностный ракурс связи культуры и цивилизации в совокупности выглядит следующим образом: основание иерархии составляют способности, средний уровень – отношения и потребности, а венчают иерархию институты. Такова типологическая четверка, описывающая деятельность. Институты и способности – потенциал, отношения и потребности – актуальное в деятельности. Культуре здесь принадлежит то, что принадлежит человеку: способности и потребности. Цивилизации принадлежат отношения и институты.

Культурно-цивилизационное единство

В контексте хронотопа культура ассоциируется со временем, а цивилизация – с пространством.

Время – это то, что присуще человеку, поскольку реально живет только он. Культура обращена на человека, а цивилизация – на группы людей. Культура транслирует «ментальное содержание», свойственное конкретному отрезку истории человечества. Например, культура Древней Греции и эллинизма ментально однородна в цикле жизни своей культурно-цивилизационной группы, а культура до Греции (древнеегипетская, крито-микенская) и античная культура после нее (этрусская и древнеримская) содержательно различаются.

Нередко культурно-ментальное содержание в истории несут последовательно сменяющие друг друга цивилизационные организованности. Для простоты их можно называть цивилизациями, поочередно доминирующими в единой по содержанию культуре.

Например, в древнегреческой культуре – Крит и Микены, собственно Древняя Греция, эллинистические государства. Различие этих цивилизаций – не только в формах власти и политики, но и в организованности социума в целом, в особом «образе жизни». Зато способ переживания экзистенции, о котором Шпенглер говорит как о культуре, у них один и тот же. «Цивилизации» при таком понимании не обязательно должны иметь другую государственность или форму правления, привязанную к одной территории. «Средневековую цивилизацию» когда-то понимали как целостность, но эта целостность прежде всего культурная. Теологический менталитет и религиозный монотеизм у всех средневековых цивилизаций однотипны. А «византийский мир», «арабский мир», «романо-готический мир», ядра которых локализованы на разных территориях, – это всё разные образы жизни, связанные и с природой, и с топикой, и демосом, и с материальным производством. При всем сходстве в форме организованности социума у них столь же велико и разнообразие. Настолько велико, что единого «способа производства» здесь найти не удается. Поэтому грань в понятии «цивилизация» в случае таких примеров кажется зыбкой. На самом деле она исторически конкретна. Это, кстати, та самая грань, которая отделяет экономически ориентированный марксизм от ментального подхода. Цивилизация не описывается «способом производства», зато хорошо фиксируется как мегамашина из людей, объединенная общим ментальным целым.

Единство культуры Нового времени в Европе различается уже не столько в пространстве, сколько во времени: по векам.

Три века Нового времени, в противоположность средневековому примеру, – это три различающиеся модификации культуры в пределах одной европейской цивилизации и единого формационного менталитета. Осознать это можно только в общеисторическом контексте, где три «вековые культуры» Нового времени равнозначны «Египту – Греции – Риму» в античности и «византийскому – арабскому – романо-готическому» мирам средневековья.

За этим скрывается общеисторическая закономерность, связанная с ментальным хронотопом в истории в целом, – перемещение доминирования от пространственной доминанты к временной [3]. В иерархическом ракурсе это означает переход к более высокому уровню общности.

Перемещение доминанты с пространства на время означает рост роли культуры, обращенной на человека. И соответственнно – уменьшение значимости цивилизации как машинной организованности человеческого социума и наращивание роли гражданского общества.

Глобализация понемногу стирает границы государств, и дело здесь не в экономике, а в другой организованности общества при другой культуре (сетевые формы организации транснациональны, интернет не имеет границ), поскольку культура не просто интернационализируется – она приобретает черты всемирности.

Дополнительность функций культуры и цивилизации

Чтобы сделать вывод о функции культуры в обществе, необходимо разделить культурное и цивилизационное содержание и функции в самом широком контексте.

На культуру возлагается системно-генетическая функция сохранения духовной целостности социума в жизни общества в историческом цикле. Функция сохранения «телесной» организованности данного общества принадлежит цивилизации. Рассмотрим их как две взаимодополнительные спирали «социальной ДНК».

Культура воспроизводит духовную организованность общества из отдельных людей как ментальную целостность, как «духовный ключ», как «ментальную идеологию» эпохи. Люди одной культуры объединены этим ментальным целым на протяжении одного ментального цикла. Примерно так – как сферу духовного производства – представляет культуру Б.С. Ерасов [111].

Цивилизация воспроизводит организованность человеческого социума в обществе как технологию, связанную с вещественностью человеческого социума. В данном случае понятие «тело общества» получает два аспекта: материал человеческого социума, связанный с гражданским обществом, и организованность «мега-машины из людей» на основе власти [406].

С позиции социогенетики, культура в широком смысле непрерывно транслирует социальный генетический код. И так же, как биологическое тело и психические функции человека возникают из генной программы, общество возникает из социального генокода. Остается понять, что это такое, и локализовать его по уровню.

Цивилизация как организованность тела общества непрерывно матрицирует структуру мест и совокупность функций общества. Поэтому цивилизация как организованность переносится на другой человеческий материал, на те же колонии. Если опираться на аналогию «человек и его живые клетки», то можно констатировать: по отношению к клеткам роль «институтов» в нашем организме выполняет функциональная матрица органов. Специализируясь, наши клетки становятся этими органами. Люди в обществе специализируются под места в структуре общественных институтов и в структурах гражданского общества. Совокупность институтов и функций есть «матрица цивилизации».

Как это процессуально происходит в цивилизации, станет ясно, если мы обратимся к разновидностям деятельности, раскрывающим две возможности, поскольку рассматриваются две «теории деятельности». Из типов деятельности, по М.С. Кагану, более всего подходит «ценностная ориентация». Это – вполне очевидное программирование человеческого социума с помощью коллективных (групповых) установок и цивилизационных норм. Целью является сохранение организованности общества как «тела».

По другой теории, цивилизацию скорее всего удерживают такие «родовые виды деятельности», как педагогическая и управленческая [118, с. 9–11; 10, с. 111–113]. Мы обнаруживаем здесь развертку в два вектора. По Л.А. Зеленову, социализация – забота педагогической деятельности, актуализация готовности – забота управленческой деятельности. Педагогическая деятельность создает готовность человека к деятельности (снизу, от человека), управленческая – актуализирует эту готовность (сверху, из цивилизации, из общества). Друг без друга они не имеют смысла, отчего их иногда объединяют в одну. В основании единой деятельности у М.С. Кагана находится векторная «ценностная ориентация», которая и характеризует цивилизацию в наиболее общем виде. Это, действительно, вектор, направление, ориентация, которая придается человеческому материалу цивилизацией, причем ориентация ценностная соответствует цивилизационной организованности.

А как еще ее можно выразить?

В контексте наших аналогий общества с человеком – через Волю, Волю общества. Воля ориентируется с помощью ценностей. В деятельностном ракурсе это можно изобразить следующим образом:


Рис. 24. Цивилизационные виды деятельности.


Институты и отношения – это философско-обществоведческий ракурс Воли. Власть и политика – это уже политологический ракурс существования и механизмов реализации Воли (власть как воля господствующего класса и т. п.). Воля человека определяется как сознательная целеустремленность человека, направленная на выполнение определенных действий [387].

С обществом и его Волей – сложнее.

Понятие Воли в философии рассмотрено, например, в работе А. Шопенгауэра «Мир как воля и представление» (1819–1844). Здесь немецкая классическая философия дала миру образец «волецентрированного» описания мира, применимого и к обществу. Присутствие в воле человека «сознательной целеустремленности» лишь часть его общей целеустремленности. Не все цели человек ставит и достигает сознательно.

Скорее – наоборот: очень немногие цели. Это – соотношение между сознательным и бессознательным, и оно хорошо известно.

Разумное управление Волей – точка зрения идеологов Просвещения. Ее реальный вес в истории не так уж велик, даже с учетом всех достижений инструментального рационализма. Важнее для нас в осмыслении данной проблемы понятие «цель» и понятие «интенция устремленности к цели», потому что именно они ведут к раскрытию сути менталитета: именно там дислоцированы цели, в менталитете, а не в разуме. Идеологическая подмена ментальных целей «разумно сконструированными» уже натворила немало бед в истории.

Воля, стоящая за матрицей цивилизации, распоряжается людьми – это один процесс, одна сторона, одна спираль «социальной ДНК». В цивилизации – как особой социальной машине – все подготовлено, от мельчайших деталей до рычагов управления, но отсутствует один важнейший элемент: исполнительный механизм, который при включении принудит человека действовать.

Машину цивилизации, как показал в своих произведениях Франц Кафка, непосредственно можно воспринимать только как бездушного технического Левиафана, подавляющего своей мощной Волей ничтожного человека, который ощущает себя в роли винтика, не имеющего в этой машине никакой ценности: «незаменимых нет». И очень скоро после Кафки реальная история показала: перевоспитание в концлагерях направлено именно на подчинение Большой Воле Цивилизации и на полное исключение у людей мысли о самоценности кого бы то ни было. У цивилизации, конечно, есть и другие способы организоваться, например демократические. Но для этого нужен совершенно иначе ценностно подготовленный человеческий материал. Он должен воспринимать свою цивилизацию как личный выбор и как ценность. Закон – превыше всего («Dura lex, sed lex» – «Суров закон, но закон»). А закон и есть цивилизация. Нормативные установки закона заставляют соблюдать:

а) право (первый набор норм, реализованный в законах) и репрессивный аппарат общественного принуждения;

б) этика определенного человеческого социума (второй набор норм, реализованный в групповых установках).

Поэтому в обществе обнаруживаем два контура управления: духовное (оно же «этическое») и светское (правовое). Степень отчуждения человека от цивилизационной организованности нарастает по мере увеличения масштаба и технической оснащенности общества. Человеко-машинная система удвоена в технике и в самой цивилизации. Ее можно вышучивать, как это делал Чарли Чаплин, но невозможно к ней адаптироваться при наборе скорости: техника развивается непрерывно, а человек – нет. Все больше выдающая себя машинность общества в век технического прогресса – такова картина цивилизации XX века. И уже специальными проектными шагами приходится адаптировать цивилизацию и технику к человеку. Кроме того, впечатляет идея образовательного общества – опережающими темпами готовить под нее человеческий материал. Здесь проступает иной ракурс, не цивилизационный, ведь мотивацию, сферу ценностных установок у человека создает культура. Действующее свойство менталитета всегда связано с волевой сферой человека, с его целями. А цели формируются через привитие ценностных установок личности. Что делает установка с человеком? Она руководит его выбором в каждом акте принятия решения. Выбор осуществляется через действие контура ценностей, установок личности. Это – сфера проявления групповых значений и личностных смыслов. Управлять человеком можно и через негативные установки (страх), и через позитивные (привлекательные мотивы). Обе эти группы установок непрерывно транслирует в человека культура.

Культура по отношению к цивилизации (культура в узком смысле) несет на себе генетический инвариант социальной системы, являясь его транслятором. Обеспечение трансляции совсем другая задача, задача второй спирали «социо-ДНК». Эту нагрузку несет на себе коммуникативная деятельность, по М.С. Кагану. Среди родовых видов деятельности, по Л.А. Зеленову, функцию трансляции может осуществлять только одна, эстетическая, деятельность. Соединив теории, можно сделать вывод: никакой иной коммуникации, кроме эстетической, у общества нет. Вся трансляция в обществе упакована в образы. Это настолько очевидно, что даже не требует доказательств. И научная, и нормативная, и техническая, как и любая другая, «начинка» упакована как послание (мэссидж) в форму образов, символов, цитат. Культурология XX века создала по данному вопросу целую библиотеку.

Эта «социо-ДНК» своими двумя спиралями пронизывает каждую клеточку тела общества – каждого человека.

Сказанное требует установления различий в самом человеке, и они были введены именно в XX веке.

Носитель – один: человек. Но если цивилизация отпечатывает на психике человека нормы и алгоритмы его поведения и деятельности в обществе, если она озабочена его готовностью быть членом общества и участвовать в разделении труда (отсюда – привлекаемые научно-техническая программа, ум и технологии), то культура создает совсем иной мир: мир мотивов и ценностей, значений и смыслов, апеллирующих к Душе человека. А что направляет и вообще формирует Душу человека? Видимо, то, что является по функции Душой общества: искусство, эстетическая деятельность. Первый, и он же единственный, канал трансляции «социо-ДНК» – поток образов в общественной коммуникации. Воля общества внедряет в человека цели и требует: реализуй! Техника и ум создают для этого способности – знай и умей! Культура же создает желание и намерение это сделать. Можно иметь цель, знать и уметь, но не иметь желания и намерения. Быть техничным, умным и волевым, но жить без смысла. Это, кстати, бывает не только с людьми, но и с целыми поколениями («потерянное поколение»).

А если включаются желание и намерение сделать? «Хотеть, значит, мочь», – говорят французы. Мотив, желание и намерение формируют любые способности. Здесь человек абсолютно пластичен.

Генокод групп и структура сознания человека

Кроме психики конкретной личности психология обозначила несколько уровней «групповой психики», вплоть до психики человечества (культ Высшего Существа у О. Конта). Но еще Л.С. Выготский говорил об относительности подобных подходов – в конечном счете есть только человек и его психика. Все остальное условно.

Тем не менее в обществоведении мы говорим об обществе, поэтому достойны внимания все уровни «групповой психики», особенно в данном контексте.

Поведение «коллективных существ» разного уровня как раз свидетельствует о наличии у них социального генокода.

Признавая наличие в психике человека подавляющей массы «бессознательного», психологи подчеркивают практическую невозможность управлять им сознательно со стороны человека. Есть методы выхода в бессознательное, ухищренные способы общения с ним и т. д., но бесспорно одно: управляет «человеком разумным» в истории бессознательное, а не наоборот.

По одной из последних теорий, в течение всей своей жизни человек носит в себе некий огромный биологический «компьютер», подавляющая часть программ которого ему неизвестна и реализует не его личные цели. Остается предположить, как это сделал С.Б. Переслегин (и другие) [280], что закрытые программы реализуют цели существ более высокого уровня общности: человеческих сообществ (а может быть, и выше). Вот почему мы сознательно используем только 4 % нашего мозга – остальное используем не мы, а наша надсистема. Мы при этом существуем в единой сети, и ею является общество.

Такая, вполне убедительная, гипотеза для нас очень важна. Она дает основание разделить культуру на подсистемную «культуру личности», управляющую непосредственно человеком (через готовность к деятельности, через культурное поведение человека в обществе), и на системную «культуру общества», управляющую поведением устойчивых человеческих общностей. Программу этой, второй, культуры содержит и определяет сверху менталитет, откуда к человеку приходят цели и ценности. Снова мы говорим о трех уровнях: о человечестве (менталитет), об обществе (культура общества), о человеке (культура личности).

Общества приходят и уходят по определенному сценарию истории. Сценарий же, генокод социума, содержится на верхнем уровне, в надсистеме. Как явление действующее, культура выступает в качестве особого общественного механизма, реализующего этот генокод в ходе истории социума. Если вспомнить, что «система и есть целостность», то можно заключить: культура является ядром целостности общества. Уберите культуру – и общество распадется.

А вот если убрать цивилизационную организованность, то общество может еще сохраниться. Галлы просили Цезаря не убивать их всех, «чтобы их боги могли выжить». Их цивилизацию уничтожили, а групповую культуру сохранили в рабстве (внутри другой цивилизации). То же самое происходит с эмигрантами – в чужих цивилизациях для сохранения культуры определенного сообщества представляется много вариантов [163].

Подведем итог сказанному. Культура есть общественный механизм, обеспечивающий духовную целостность социальной жизни. Культура есть деятельность по сохранению целостности общества, деятельность духовного плана. Она не сводится к «духовному производству»: это – всего лишь один ракурс. Содержанием культуры является менталитет.

Сохранение духовной целостности общества – основная функция культуры: то, что присуще любой культуре на системном уровне. Это – монадное содержание культуры, ее назначение, ее миссия в обществе.

Культура со стороны идей, понятий и образов определяет жизнь общества, матрицируя определенный «образ жизни» как нечто духовно целостное, и это целое, целостное, разворачивается в особом историческом времени. «Образ жизни» выступает неповторимым в истории способом, которым производится и воспроизводится духовная жизнь общества.

На вопрос: «Как?» – можно дать ответ в семантико-семиотическом ключе: культура через знаки и значения матрицирует духовный образ жизни в любой период времени. Но это не более чем ракурс, связанный с коммуникативной функцией культуры в обществе.

О нем уже говорили и еще не раз к нему вернемся.

Общенаучный уровень. Социология и теория культуры

На данном этапе исследования создается наиболее полный контекст, в котором точно локализуются теория и история культуры. Мы последовательно движемся от проблем философии культуры к проблематике социологии культуры и общей теории культуры. Но следует сказать, что в современной научной литературе она недостаточно разрешена: одно и то же по темам и глубине изложения можно прочесть и в учебниках по философии культуры, и в учебниках по культурологии, особенно если у них – один автор. Проверкой на полноту теории здесь выступает социология культуры, к которой мы и обратимся.

Итак, мы делаем шаг от философии культуры и философского обществоведения – к социологии культуры.

Цель – отличить однопорядковые научные теории: «общую теорию культуры» и «социологию культуры», которые должны быть отделены от обществоведения.

Чем социология отличается от обществоведения в целом, рассматривать не будем. Этому посвящена специальная литература [3]. Говоря коротко, обществоведение, как и философия культуры, принадлежит уровню философии, а социология и теория культуры (культурология) – конкретные науки, и относятся они, соответственно, к уровню науки. Лучше всего о связи культурологии и социологии, об отличиях одного от другого можно судить по их синтезу: при попытке сделать нечто общее различия обычно и выявляются.

Социология культуры

Уже название «социология культуры» делает очевидным тот факт, что перед нами – своеобразный состав наук: социология культуры – это социология и культурология в синтезе. Считается, что термин был введен Альфредом Вебером [163], хотя «социология культуры» имела свою историю и до XX века. В нашем высшем образовании по этому поводу высказывается мнение, что ее нельзя считать окончательно сложившейся.

Чтобы разобраться в кажущемся парадоксе ее происхождения, обратимся к истории вопроса, сначала – в самом общем виде.

Начнем с наблюдения: внутри социологии культуры в течение XX века произошло явное перемещение доминирования от социологии к культурологии. Оно выразилось в движении от преобладания глобальных социальных систем к преобладанию все более локальных, в итоге – концентрирующих внимание на человеке. Иначе говоря, в течение XX столетия произошел переход доминирования от социологизма к антропологизму. Речь идет пока о масштабном измерении, намечающем пределы от максимума (человечество) – к минимуму (человек). В расширенной трактовке это означает замену иерархических, жестких, простых централизованных систем, типа государства, многообразными децентрализованными, демократическими, гражданскими – отводящими главную роль человеку.

Если же посмотреть на переход с позиции хронотопа, легко убедиться в том, что движение идет в направлении от доминирования пространства к доминированию времени.

В связи с этим в истории XX века обнаруживаются две зеркально противоположные «социологии культуры». Первая – ориентировалась на «социологию», вторая – настаивала на приоритете «культуры», понимаемой все более и более антропологически. В середине XX века А. Моль попытался их связать и уравнять в правах. Но мы пока рассмотрим их отдельно, обозначив доминанты как тенденции 1 и 2.

Тенденция 1. Социокультурология. Во всей мировой социологии на начальном этапе культура рассматривалась как эпифеномен социального – считалась производной от социальных процессов. В качестве главной была выдвинута гипотеза «отставания культуры от развития общества». На первое место, естественно, выдвигались проблемы социальные, причем макросоциологические. В нашей стране в этот период (первая треть XX века, точка отсчета нового столетнего цикла – 1920 год) не было социологии культуры, а скоро не стало и социологии вообще. Из научного обихода ее исключили ввиду идеологического доминирования макросоциологической теории марксизма (исторический материализм, или истмат). Присущий истмату универсализм и наличие в нем эволюционного учения предельной степени абстрактности отторгали и системное, и конкретно-описательное исследование культуры.

На Западе в это время социология тоже обратилась к крупномасштабным структурным образованиям общества, о чем свидетельствуют: социология религии Э. Дюркгейма [109], понимающая социология

М. Вебера [48], интегративная социология П.А. Сорокина [342], морфология культуры и теория цивилизаций О. Шпенглера [405] и многое другое. Внешнее здесь важнее внутреннего: это – экстраориентированная социология.

Тенденция 2. Культурсоциология (культурный анализ). Сегодня – все наоборот: акценты поменялись на прямо противоположные: мы говорим о «культурной социологии», о «культурном анализе» и т. д. Постольку, поскольку в современном мире наблюдается возрастание роли культуры в регуляции человеческого поведения. В связи с этим изменился прежде всего социальный, а вслед за ним – и научный контекст [187; 269; 151; 155]. Возник даже кратковременный феномен «русского культурологического взрыва» на этой основе.

На Западе развитие новых представлений о роли культуры происходило в рамках философии экзистенциализма, а затем – постмодернизма, который в принципе противостоит универсальному началу науки.

Постмодернизм сопротивляется построению масштабных классиологических и логических систем, не признает всеобщей универсальной взаимосвязи, отторгает всеобщие инварианты, не принимает идей естественной эволюции. В итоге объектом исследования социологии культуры стала повседневность, а субъектом – индивид, человеческая отдельность [187].

Субъективное стало важнее любого всеобщего, а внутреннее – важнее внешнего. Это – интроориентированная социология.

Подход постмодернизма нацелен на освоение не только движущих мотивов реального поведения индивидов, групп и других общностей, но и принципов духовной регуляции различных сфер социального бытия в повседневной жизни – «в реальности, которая интерпретируется людьми и имеет для них субъективную значимость в качестве цельного мира» [34, с. 38]. Эти аспекты особенно актуализируются, как ни странно, при смене технологий, социальных структур, политических систем, при проведении реформ и т. д.

Как пишет Л.Г. Ионин, «жизненные формы свободно выбираются, в объяснении, а значит, и в поведении господствует постмодернистский произвол. Социальные изменения получают в основном культурную мотивацию. Все эти явления свидетельствуют о том, что культура прогрессирующим образом перенимает функции мотора, движителя общественного изменения и развития» [163, с. 9].

Но это вовсе не значит, что меняется сам предмет «социологии культуры», хотя один западный ученый и сформулировал: «Там, где раньше было «общество»… стала «культура» [там же].

Это значит, что изменились доминанты изучения внутри данного предмета – социологии культуры. Симптоматично, что антропное и культурное здесь совпадают в противостоянии групповому общественному (социальному).

Мы обозначили две крайние тенденции, следуя заявленной методологии. Крайности здесь заданы парой «Мы – Я». Между двумя пределами можно найти и золотую середину, но лишь в истории. Середина приходится на 50-80-е годы XX века и отличается системным набором тенденций (системность, структура, стратификация, функции, семиотика, язык, коммуникация и т. д.). Это – богатый набор методов, позволивший сложиться полисистемности применительно к социологии культуры.

Обратимся к системному плану, обеспечившему разноаспектное изучение культуры.

В системных терминах устройство культуры статически описывается как единство состава и структуры (набор компонентов + совокупность связей, организованность и материал). Например, морфология культуры – это вопросы многообразия форм культуры (древнегр.: «морф» – «форма»), а иерархия культуры раскрывает способ связи компонентов (структура как неповторимая совокупность связей между компонентами). Возникшая в завершение системогенетика рассматривала как связанные еще и вопросы динамического исследования систем.

Но одно дело – мировая тенденция, а другое – развитие ее в СССР, где предмета с названием «социология культуры», повторим, не было полвека. К тому времени, когда в мире уже сложилась серьезная научная традиция, социология культуры, как бы она ни выглядела, в нашей стране создавалась не впервые, а заново. Она не была совершенной, ведь само ее порождение санкционировалось ведущей идеологией – именно этим обстоятельством объясняются ее запоздалая «управленческая» ориентация и обязательное догматическое теоретизирование по поводу культуры и общества на морально устаревшей основе истмата.

Сформированная в советской научной традиции социология культуры 70-80-х годов в определении своего предмета ограничивалась анализом деятельности учреждений культуры, изучением восприятия художественных произведений и вкусовых предпочтений разных слоев и групп. И все же при всех недостатках это был шаг вперед, и он породил феномен научного андеграунда – не все направления в науке выходили тогда на поверхность. Однако все, что было накоплено в исследовании культуры того периода, как раз и повлияло на сегодняшний «русский культурологический взрыв». Совершенно неимоверное количество публикаций по культурологии и всем ее аспектам и уровням: философии культуры, социологии культуры – попало в СМИ вместе с волной перестройки. За одно десятилетие (90-е!) было издано большое количество учебников культурологии, социологии культуры и философии культуры, значительное количество справочников, словарей и хрестоматий.

Возникла новая проблема – упорядочение этого колоссального материала. Чтобы разобраться в нем, нужно избрать приемлемый метод. Нам представляется, что такой метод должен иметь отношение не только к социологии культуры, но и быть метаметодом, ведь аналогичная ситуация наблюдается в целом ряде социогуманитарных дисциплин. Мы пробуем ввести основы для такого подхода в рамках избранной нами исследовательской темы.

А пока подведем итоги изложенному. Наметились три варианта формулировки предмета и целей социологии культуры.

Макросоциологический подход – устанавливает приоритет социума и вторичность (отставание) культуры и индивида. Ведущей здесь является культура общества. Внешнее – важнее внутреннего. Это – экстраориентированная социология культуры.

Системно-социологический подход рассматривает культуру как живущую систему, утверждает равенство социума и индивида по отношению к культуре. Ведущим является взаимодействие культуры общества и культуры личности. Внутреннее равно внешнему.

Это и «экстра-», и интроориентированная социология (что, по сути, и есть системная).

Антропологический (постмодернистический) подход – определяет приоритет индивида в культуре и вторичность социума. Ведущей является культура личности. Внутреннее здесь важнее внешнего. Это – интроориентированная социология.

Наш вывод позволяет понять, почему мы отдаем предпочтение среднему типу для определения культурологии: два других типа выступают его пределами или неравновесными модификациями, искажающими суть предмета.

При этом – в контексте данной темы – важно соблюдать одно условие: различать статический тип описания, называемый «социология культуры», и динамический – социодинамику культуры, внутри которой есть свои три уровня, три объекта. В работе А. Моля «Социодинамика культуры» [267] исследован лишь один из трех объектов, причем исследован функционально. Кроме того, существует корреляция между этими типами в статике и динамике. Так, истмат тоже описывает свою социодинамику культуры, в которой культура фигурирует «позади социума». Современная социодинамика культуры, локализующаяся в пределах обыденного мира, антропная социодинамика культуры, пока вообще отсутствует, хотя как предмет должна быть осмыслена, но сегодня она подменена разными моделями «социализации» личности, что далеко не одно и то же: личность и ее время и социум и его время не совпадают в культурном поле. Социокультурная динамика обыденного мира личности – новый, еще не наметившийся предмет. Она может описывать личную культурную трассу, причем самым неожиданным образом.

Примечательно, что в педагогической практике сегодня важнее всего именно такая постановка вопроса: личная культурная трасса.

Статическая системная модель социологии культуры

Содержание социологии культуры может быть рассмотрено с точки зрения меры, т. е. качественно и количественно. В системном освещении речь идет о вертикальном и горизонтальном разнообразии. По вертикали освещаются вопросы устройства организованности, связи, структуры, иерархии, а по горизонтали – вопросы состава.

Вертикальное системное определение социологии культуры. Здесь простраивается вертикальная развертка, в рамках категории «сущность», через иерархию уровней. Мы предварительно определились, что социология культуры является синтетической наукой, изучающей устройство и механизмы культуры, а также культурную динамику, с позиции их реальной роли в развитии общества и в жизни человека.

Независимо от того, как трактуется системный предмет, возникают однотипные вопросы. Каково место социологии культуры, с точки зрения уровневости познания? Чем различаются: философия культуры, социология культуры и, к примеру, описательная культурология? Прежде всего – уровнями абстрактности. И пределы в науке давно обозначены как соотношение спекулятивного и эмпирического знания.

В контексте иерархической многоуровневости научного пространства содержание и масштаб социологии культуры можно описать триадой. В качестве опорной исходной модели используется гегелевская «тройка» категорий: «общее – особенное – единичное».

1. ОБЩЕЕ. Философия социологии культуры, которая пока сведена к философии культуры.

2. ОСОБЕННОЕ. Социология культуры.

3. ЕДИНИЧНОЕ. Эмпирические виды социологии культуры (этнология / этнография, социокультурная антропология и т. п. описательные или практические по своей природе науки).

Вывод, следующий из вертикального построения: социология культуры воссоединяет, «стягивает уровни» иерархически разного знания: в ней есть теория, но есть и опора на массив эмпирических знаний. Именно отсюда исходит различие трех вариантов формулировки предмета и целей социологии культуры. Такое различие – иерархическое.

На основании иерархического осмысления социология культуры как научный предмет (уже в системном ракурсе) расслаивается на три масштабных уровня: на макросоциологию культуры, на мезоуровень и микросоциологию культуры.

Макросоциология культуры занимается изучением крупномасштабных объектов социологии культуры.

Мезоуровень представляет исследование собственно социологии культуры (культурные структуры, механизмы и культурная динамика социальных групп).

Микросоциология культуры имеет прикладной или эмпирический характер, изучает локальные и единичные культурные объекты, сориентирована атомарно.

Как уже было сказано, синтетическая «социология культуры» имеет две равноправные составляющие: социологию и культурологию. Рядоположенные, они также могут рассматриваться, каждая – в своем научно-иерархическом контексте.


Табл. 14. Иерархическое устройство социологии и культурологии:


Вывод, который из этого следует, тоже очень важен для нас: социология культуры воссоединяет не только иерархически (вертикально) разное, но и «горизонтально разное», разнопредметное, знание. В первом случае предмет – социум, во втором – культура.

Горизонтальное системное определение социологии культуры. Здесь создается горизонтальная развертка, в рамках категории «существования», через иерархию масштабных модусов. Именно эта модель фиксирует парадоксальность социологии культуры XX века и ее коренное отличие от предмета с аналогичным названием XIX века: «социология культуры» в XX веке есть социология существования, даже если она говорит обо всем человечестве, а не только о человеке в аспекте культуры. Отсюда и ведущие категории этой, экзистенциальной, социологии культуры: значение и смысл.

Теоретическая социология культуры имеет три варианта, различающихся предметом, точнее (по сути) – масштабом предмета:

1) «культуру общества»;

2) «культуру общества и культуру личности»;

3) «культуру личности».

Парадоксальность трех разных теорий состоит в том, что название «теория» как раз имеет право на существование исключительно в среднем варианте – если распределить предметы в логике нисходящего масштаба («философия – наука – прикладные аспекты») и, соответственно, вывести из этих масштабов уровневые продукты: учение, теорию, прикладные знания. Два других варианта – «вырожденные» пределы теории, о них уже шла речь: это – социологизм и антропологизм (в экзистенции – значение и смысл).

Таким образом, современные тенденции «антропологизации» социологии культуры, с системной точки зрения, не совсем правомерны, как и ранее бытовавшие макросоциологические. Тем не менее они есть, и это «выворачивание предмета» через социо- или антроподоминанту создает исторические варианты (социокультурология и понимающая социология культуры, «исследование жизненного мира» и «культурный анализ»). Подчеркнем, что в крайних пределах отчетливо различаются и применяемые методы.

В социокультурологии – разнообразные проявления спекулятивной логики (здесь развиваются мета-таксономия, эволюционизм, историзм и т. д.).

В культурном анализе методом являются герменевтика и ее аппарат: рефлексия и понимание, основополагающие принципы интерпретации культурных феноменов, расширение диапазона техник декодирования и приемов распредмечивания (освоения содержательности) культурных текстов, значения и смыслы.

В среднем, системном, уровне – функциональный, деятельностный, коммуникативный, семиотический, структурный, морфологический – варианты системного и деятельностного исследования культуры в социуме [250].

Полное определение предмета «Социология культуры». «Полное» – в данном случае означает «вертикально-горизонтальное», в совокупности двух измерений, определение социологии культуры, дающее возможность перейти к полипредставлению о предмете социологии культуры. Это полипредставление нигде не выходит за рамки продемонстрированного вертикально-горизонтального разнообразия. В нем возможны только модификации основных подходов.

Модель социологии культуры


Рис. 25. Структура социокультурного знания.


При совмещении всех построений незаполненным местом в спектре остался такой особый предмет, как «философия социологии культуры». Для него есть все основания. Но в нашем времени (1986–2020 гг.) нет и пока не может возникнуть потребности в нем: он противоречит современному мироощущению своей общностью.

С ментально-циклической позиции, предмет этот будет осмыслен в противоположной фазе, с социодоминантой в менталитете, потому что условная потребность в его существовании все же есть. Мотивы – следующие:

важно отделить его от теоретического уровня социологии культуры – во-первых; важно отделить его от рядом лежащих традиционных предметов: «социальная философия», «философия истории», философия культуры» – во-вторых. Пока это смысловое поле расслоилось по всем названным предметам.


Заключение по третьему параграфу

Культура есть общественный механизм, обеспечивающий духовную целостность социальной жизни.

Культура есть деятельность по сохранению целостности общества, и эта деятельность – духовного плана. Она не сводится к «духовному производству», поскольку это лишь один ракурс из всех рассмотренных.

Содержанием культуры является менталитет.

Сохранение духовной целостности общества – основная функция культуры: то, что присуще любой культуре на системном уровне. Это монадное содержание культуры, ее назначение, ее миссия в обществе.

Конец ознакомительного фрагмента.