6
Утром у меня ушло два часа на то, чтобы покормить кур, подоить коз, отправить их в стадо (чабан задержался, люди в селе говорили, что у него проблемы с женой), да отпроситься у Нуртен, моей хозяйки. Я объяснила ей, что мне нужно в Шумен, по срочному делу.
Нарядная – голубые шаровары и голубая теплая кофта, белая с синим косынка – Нуртен посмотрела на меня с недоверием. Она ждала, что я объясню ей, зачем мне так срочно понадобилось в город, но я не собиралась никому ничего объяснять. Но и привлекать к себе внимания я тоже не хотела. Сказала, что у меня разболелось горло, что распухли гланды… Нуртен сказала, что ее муж, Эмин, собирается в город, что может сам отвезти меня в больницу. Делать нечего, я отправилась в Шумен с Эмином, на его « BMW». Он плохо говорил на болгарском (надо сказать, что многие жители Страхилицы, хоть и живут в Болгарии, говорят только на турецком, а некоторые так и вовсе годами не покидают деревни), а потому мы всю дорогу молчали. Как тогда, с Радо…
Я снова вспомнила Тони, и тот яркий солнечный день, когда я прилетела к нему в Варну… Радо уехал, а мы остались одни в доме. Тони объяснил мне, что пожениться мы пока не можем, что ему всего шестнадцать лет, что он просто выглядит так мужественно и кажется постарше. Меня это ничуть не смутило…
– Но мы все равно поженимся. Нас родственники мои поженят… У нас будет свадьба…
А потом он исчез. Приехала машина, его кто-то позвал, он, поцеловав меня и шепнув: «Canim, я сейчас…». Я прождала его до вечера. Слонялась по пустому, новому, пахнущему штукатуркой и свежеструганными досками дому и ждала, ждала… Нашла в холодильнике кусок брынзы, она показался мне самой вкусной едой на свете…
А ночью приехали какие-то люди, целая компания или, точнее, семья…
– Я – майка на Тони, – сказала мне полноватая женщина в черных брюках и золотистой кофте.
А потом на ломаном русском начала рассказывать мне какую-то удивительную историю о том, как много их семья потеряла на любви Тони ко мне. Что он должен был жениться на богатой девушке из их племени (а тогда не понимала, о чем вообще идет речь!), а Тони как с ума сошел – влюбился «в интернет»…
…Эмин высадил меня возле больницы и уехал, сказав, что, когда мне надо будет обратно, домой, чтобы я дала ему сигнал. Здесь это принято – не звонить, как звонят нормальные люди, а пускать унизительные сигналы: мол, у меня нет денег, но я хочу с тобой поговорить, набери меня…
– Добре, я позвоню… – сказала я, оглядываясь в растерянности и еще пока не понимая, в какую сторону мне идти. Я имела самое смутное представление, где поблизости расположено отделение «Western Union».
И в эту самую минуту в моем кармане прозвучало характерное «дзынь-дзынь»: пришло сообщение. Соня прислала код. Набор цифр. И тут же я неподалеку от себя увидела банк с черно-желтой рамочкой – Western Union. С бьющимся сердцем я вошла в банк и протянула в окошко свой телефон с открытой sms-кой – кодом и паспорт. Паспорт – документ – number is one… Я до сих пор думаю, что Тони погиб из-за моего паспорта, вернее, спасая меня… Он очень хотел, чтобы мой паспорт всегда был при мне. Они у меня его отбирали, а он приносил. Я знала, что его бьют, что у него серьезные проблемы с родителями, промышлявшими такими же русскими дурочками вроде меня, что они воспользовались его любовью ко мне, моим приездом в Варну, чтобы потом через меня выуживать у моих родителей деньги… Что мое счастье, что у меня не было золотых коронок на зубах, иначе их бы вырвали, чуть ли не в первый день… И эту показушную свадьбу они сняли на пленку специально для того, если мои родители все-таки заявятся сюда в Болгарию, в консульство… Свадьба – целый спектакль. Это удивительно, что я вообще дожила до нее. У меня на нервной почве… Нервная почва… Нас же разлучили с Тони. Меня оставили в этом доме, а его увезли в неизвестном направлении… От нервов у меня тело покрылось лишаем. Стали выпадать волосы, болеть зубы… Пропал аппетит. Они звонили моим родителям в Москву и просили денег на мое лечение… Это был кошмар, который я никак не могу забыть!!!
Девушка в окошке спросила меня, выдавать ли мне в евро или в левах. Я сказала – тысячу в левах, остальное в евро. Постаралась, чтобы мой голос звучал обычно, как будто бы время от времени получают приблизительно такие вот суммы… А почему бы и нет?
Я уложила все деньги сначала в хрустящий пакет, потом в сумку (это мое ноу-хау) – на случай, если в мою сумку попытается залезть вор то я услышу хруст…), вышла из банка, плотнее запахнула пальто и вошла в первое попавшееся кафе. Еще недавно вдоль Славянского бульвара под огромными, дивно пахнущими цветущими липами стояли столики кафе, они тянулись от «Русского памятника» к отелю «Мадара», казалось, это одно, огромное кафе… Теперь же стоял октябрь, все зонтики, стулья и столики были убраны внутрь ресторанов, кафе и закусочных, но особой грусти почему-то факт у меня не вызывал. Я всегда считала, что в каждом времени года есть своя прелесть. Если летом, в жару, хотелось укрыться под тенью лип и каштанов, поближе к фонтанам, то сейчас, когда на улице пасмурно, идет дождь, да и холодно, очень даже приятно зайти в теплое кафе, устроиться за столиком и заказать горячий шоколад ли кофе. И смотреть сквозь стекло из тепла на стужу, на кутающихся в плащи и пальто людей, мокнущие под дождем кроны облетающих деревьев…
В кафе было тихо, за соседними столиками сидели в основном женщины – они пили кофе, курили и тихо переговаривались между собой. Женщины в Болгарии совершенно не похожие на нас, русских. Во-первых, они намного миниатюрнее, стройнее и практически не носят платьев и юбок – одни штаны. Во-вторых, я заметила некоторую особенность – они менее открыты, чем мы, русские, подчеркнуто вежливы и держат дистанцию, и весь внешний вид, начиная от взгляда и заканчивая манерой держаться, свидетельствует об их неистребимом высокомерии… Когда к ним начинаешь обращаться на русском (я уверена, что они отлично все понимают, поскольку многие учили в школе русский язык, это, во-первых, а, во-вторых, наши языки очень близки), то многие, слыша простое обращение к ним, настораживаются, хмурят брови и говорят, что они тебя не понимают… Да просто не хотят понимать. Хотя некоторые охотно вступают в разговор, улыбаются и, как правило, все, без исключения произносят одну и ту же фразу, смысл которой сводится к следующему: я вас понимаю, но сказать ничего не могу…
Но мне не было дела до высокомерных болгарок. Пусть себе пьют кофе, тянут одну чашку целое утро… Мне надо было сосредоточиться и составить план действий. Для этой цели я положила утром в сумку блокнот. Ведь мало того, что мне надо было каким-то образом пристроить своих животных и кур, надо было поехать в Софию в немецкое консульство… Вот это было, пожалуй, самым сложным и опасным. Я боялась, поскольку моя болгарская виза просрочена, и меня могут вообще арестовать… Да и вообще, учитывая щепетильность немцев, трудно было предположить, что мне светит шенгенская виза. Но в Германию уже хотелось. Да и деньги были у меня на руках… Не скажу, чтобы они прямо так жгли руки, но я понимала, что колесо закрутилось, и, раз я согласилась принять эти деньги, значит, я просто обязана ехать в Мюнхен.
Живя в полной изоляции в деревне и ни с кем не общаясь, я ни у кого не могла спросить, как мне можно добраться до Германии. Обращаться с подобным вопросом к посторонним (да хотя бы к тем женщинам, дымящим тоненькие сигаретки за соседним столиком) было тоже как-то не с руки. Мне ничего другого не оставалось, как заняться этим непосредственно на вокзале, откуда частные фирмы отправляли микробусы, автобусы или просто такси в Европу.
Я допила кофе, расплатилась и вышла из кафе. Подумала, что таскаться с такими деньгами по Шумену опасно, тем более, отправляться на вокзал, который кишит разношерстной публикой, среди которой непременно да отыщется пара-другая карманников. Поэтому я вошла в первый же попавшийся мне на пути банк, открыла счет и положила туда четыре тысячи евро, после чего на такси добралась до вокзала. Весь нижний этаж здания автобусной станции, расположенной на одной площади с железнодорожным вокзалом, представлял собой ряд застекленных мини-офисов частных транспортных фирм, торгующих билетами в Германию, Францию, Голландию, Грецию, Турцию, Испанию, Италию… Я вошла в одну из таким стеклянных кабинок, увидела сидящую за столиком девушку. Подошла к столику и вдруг поняла, что не знаю, что ей сказать, с чего начать разговор. На языке вертелось: «аз нямам виза…» (У меня нет визы). Она похлопает ресницами и пожмет плечами – ей-то нет дела до моей проблемы. Она может только оформить мне билет до любой европейской страны. Но для этого ей понадобится моя личная карта (самый главный документ всех болгар – пластиковая карта с личным номером). Или загранпаспорт. Это, при условии, что я – болгарская поданная. А так я кто? Да никто. И звать меня никак.
– Моля… – я присела на стул перед девушкой и заглянула ей в глаза. – Аз имам проблема… Голяма (большая) проблема… Аз нямам шенген-виза… Мне надо в Германию, понимаете?
– Разбирам, – тихо ответила мне болгарка, и несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.
– Может, вы познаете кого, кто может отправить меня в Германия? Аз имам пари… (Я имею деньги).
– Чакай малко (подожни немного) … – Она привычным движением поднесла телефон к уху, набрала номер одним нажатием. И я услышала быструю знакомую речь – она была, оказывается, турчанка. Из знакомых слов я слышала только «виза», «Алмания», «паспорт», «пари»…
– Чок тешекюр (спасибо большое) Гёрюшюрюз… (увидимся) … – сказала она напоследок в трубку, потом с самым серьезным видом обратилась ко мне: – Голям камион…
Я понимала. Речь шла о большой грузовой машине, «фуре». Мне предлагалось поехать в такой огромной машине, в грузовом отсеке. Я и раньше слышала, как русских девушек переправляли таким образом из Болгарии в Турцию – на заработки…
– Хиляда ойро (тысяча евро), – сказала она мне извиняющимся тоном. – Имаш таки пари? (У тебя есть такие деньги?)?
– Имам.
– След пет минути тука… (Через пять минут здесь).
– Мои пари в банка.
– На Алмания – утре, сутринта. (В Германию завтра, утром), – сказала мне девушка-спасительница.
– Добре, – согласилась я. Это было как раз то, что нужно. До завтра у меня была еще уйма времени, и я успею собраться.
Минут через пятнадцать в офис заглянул молодой симпатичный турок. Увидел меня и уставился, как если бы мы с ним были знакомы.
– Ты – Наташа? Из Страхилицы? – Спросил он, удивляясь, на вполне сносном русском.
– Да… Но я вас не знаю…
– Мой брат возит в ваше село хляб… Он казал мне за теб… (Он говорил мне про тебя).
– Слушай, я не хочу, чтобы кто-то из Страхилицы знал, что я собираюсь в Германию.
– Добре. Аз разбирам. (Я понимаю)
Я не знала, как спросить его, а не обманешь ли ты меня, не выбросишь ли на границе, как мусор, присвоив себе тысячу евро. Но выхода у меня не было. Мы договорились с ним, что завтра в восемь утра он заберет меня из Страхилицы на своей машине, я отдам ему деньги, а он меня устроит в «фуре» своего друга, выезжавшего из Шумена в девять часов утра.
Он ушел, я поблагодарила девушку за понимание, вышла из стеклянного офиса и поняла, что вся дрожу. На улице было холодно, пассажиры, поджидавшие своих автобусов жались к стене или сидели на длинных скамьях и пили кофе из автомата. В воздухе пахло дождем, кофе и дымом сигарет. Мне стало по-настоящему страшно. И куда это отвезет меня фура? И что ждет меня на границе… Причем, их не так-то и мало. Сначала на румынской границе, затем —на венгерской, австрийской… И хотя Болгария уже вошла в Евросоюз, некоторые границы еще не были стерты…
Кассирша в банке удивилась, когда я сказал ей, что собираюсь снова забрать свои деньги. У меня не было времени на оформление кредитной карты, поэтому мне ничего другого не оставалось, как снова взять свои деньги и сунуть их в хрустящий пакет (сделать это утром я бы не успела, банк открывался в девять). Я понимала, что по дороге в Германию я могу потерять все – неизвестно, что поджидает меня в пути…
В мои планы входило купить одежду.
Я зашла в большой торговый павильон неподалеку от кафе «Кристалл» – на Славянском бульваре есть два ориентира «Русский памятник» и кафе «Кристалл», и если люди назначают друг другу встречи, так это в основном именно там.
Купила джинсы, белый свитер, теплую куртку с капюшоном; подбитым мехом, мягкие ботинки на шнуровках, белье, шампунь, розовое полотенце, о котором давно мечтала, но которое не могла себе позволить; дезодорант и разные другие мелочи. Со всем этим багажом я зашла в парикмахерскую. Объяснила, что знаю, что здесь все по записи, но мне просто необходимо сделать педикюр и маникюр. В крохотном помещении было всего две девушки, причем, я заявилась как раз в ту минуту, когда клиентов не было. Объяснила на пальцах, что заплачу вдвое больше, только бы маникюрша согласилась меня принять. Но девушка, хлопая длинными ресницами, постучала отлакированным коготком по своим часикам: мол, «след пет минути» придет клиентка…
Меня приняли лишь в третьей парикмахерской. Мне повезло – там работала русская девушка Инга. Высокая красивая блондинка, она во время работы рассказывала о богатых реликтовых сосновых лесах на берегу Енисея, и мне хотелось плакать. Я смотрела, с каким сосредоточенным спокойствием эта красивая Инга работала, приводя в порядок мои огрубевшие, запущенные ноги (мне было стыдно и за затвердевшие пятки, и за заусеницы на пальцах рук), и я по хорошему ей позавидовала. Я даже представляла себе, как после работы за ней заедет ее муж-болгарин с малышом, которого он заберет из детского садика, как они все втроем поедут домой на машине «альфа-ромео», как дома Инга своими нежными руками с длинными расписными ногтями приготовит шопский, с брынзой, салат, пожарит котлеты, и вся семья сядет ужинать в комнате перед телевизором… И ей не придется прятаться в ящике среди коробок с вафлями, к примеру, в огромной фуре несколько раз (на каждой границе) и трястись от страха, что тебя найдут и вытряхнут, а то еще и арестуют и вышлют в Россию… (Мысль о том, что меня вернут моим родителям, угнетала меня, пожалуй, еще больше, чем перспектива ареста в какой-нибудь из европейских стран).
– Ну, вот, теперь ты в полном порядке… – сказала мне Инга, любуясь вместе со мной на обработанные ногти рук и ног с подсыхающим на них розовым лаком. – Нельзя так себя запускать… Ты не забыла? Персиковое масло… Непременно каждый день мажь им ногти и пальцы…
Я пообещала ей, что вернувшись в Страхилицу, только и буду делать, что поливать свои пальцы персиковым маслом.
Интересно, что бы она сказала, если бы увидела меня после того, что сделали со мной родственники Тони и мои нервы?