Миссис Гаскелл и её «Кузина Филлис»
Недолгую жизнь Элизабет Клегхорн Гаскелл, урождённой Стивенсон (1810–1865), не назовёшь бедной событиями. Как человек она познала радость материнства и горечь многих утрат, как писатель подарила миру пять романов: «Мэри Бартон» («Mary Barton», 1848), «Крэнфорд» («Cranford», 1951–1953), «Руфь» («Ruth», 1853), «Север и юг» («North and South», 1855), «Поклонники Сильвии» («Sylvias Lovers», 1863), «Жёны и дочери» («Wives and Daughters», 1865), – а также несколько повестей, более двух десятков рассказов и ряд публицистических произведений.
Пасторская дочь и супруга пастора (её отец и муж были священниками-унитариями), Элизабет Гаскелл никогда не ограничивала своего жизненного пространства рамками семьи и прихода. Манчестерский дом Гаскеллов посещали крупные общественные и религиозные деятели того времени. Дружеские узы связывали писательницу с выдающимися собратьями по перу: Чарльзом Диккенсом (в его журнале «Домашнее чтение» были впервые опубликованы многие её произведения), Джоном Рёскином, Гарриет Бичер-Стоу и, конечно же, Шарлоттой Бронте (плодом этой дружбы стало написание посмертной биографии автора «Джейн Эйр»).
Творчество «миссис Гаскелл» (именно так, по-викториански официально и буднично, её называли современные ей читатели) поражает неожиданным для «женской» литературы разнообразием тем и красок: «кружевные» описания дамского быта перемежаются с картинами борьбы рабочего класса за свои права, безмятежность – с драматизмом, любовные коллизии переплетаются с социальными и историческими. Наследие Элизабет Гаскелл – это и «индустриальная» проза, где сквозь призму судьбы женщины показаны острые общественные проблемы («Мэри Бартон», «Север и Юг»), и, к примеру, готический «Рассказ старой няньки» («The Old Nurse’s Story», 1852). Страницы её книг несут в себе и уважение к людям нового типа, энергичным буржуа («Север и юг»), и грустное любование последними представителями старой аристократии, такими как заглавная героиня повести «Леди Ладлоу» («Му Lady Ludlow», 1859). Будучи человеком своего времени, Гаскелл чтит строгие правила викторианской морали, однако ей не раз доводилось шокировать публику обличением косности тогдашних нравов. После выхода в свет романа «Руфь» даже друзья и близкие осудили писательницу за откровенно сочувственное изображение «падшей женщины».
Пожалуй, самым читаемым произведением Элизабет Гаскелл был и остаётся «Крэнфорд» – пронизанное добрым юмором повествование о тревогах и радостях маленьких людей. По общепринятому мнению, прообразом вымышленного городка, давшего название роману, стал Натсфорд (графство Чешир), где прошло детство писательницы (в годовалом возрасте потеряв мать, она воспитывалась в доме своей тётки). Рассказ «Парижская мода в Крэнфорде» («The Cage at Cranford») – изящная юмористическая миниатюра, вполне самодостаточная и вместе с тем предоставляющая поклонникам романа «Крэнфорд» приятную возможность вновь окунуться в полюбившийся им мир старой английской провинции.
На закате викторианской эпохи читатели подзабыли свою «миссис Гаскелл». К её творчеству стали относиться как к сугубо «дамскому» сентиментальному чтиву. Однако во второй половине XX века наследие писательницы вновь обратило на себя внимание ценителей настоящей литературы, которую бессмысленно делить по гендерному признаку. Лучшие образцы прозы Гаскелл ценны для современной читающей публики не только документальной точностью в описании быта и нравов позапрошлого столетия, но и тонкими психологическими наблюдениями, подлинной художественностью формы, а также вневременной гуманистической направленностью содержания (призывы к веротерпимости и социальной справедливости, неоднократно прозвучавшие из уст автора «Севера и юга», увы, по сей день актуальны).
В 2010 году Элизабет Гаскелл удостоилась высокой и, безусловно, заслуженной чести: памятная табличка с её именем была установлена в «Уголке поэтов» Вестминстерского аббатства, в витражном стекле над могилой Джефри Чосера.
В настоящем издании вниманию читателя предлагается повесть «Кузина Филлис» («Cousin Phillis»), которую нередко называют вершиной малой прозы Гаскелл. Объём текста невелик, фабула до скупости проста (в её основе лежит на первый взгляд банальный любовный треугольник), и тем не менее автору удалось создать объёмную картину, полную света и ароматного деревенского воздуха. Эта картина небогата событиями, но богата живыми, полнокровными персонажами, принадлежащими к разным поколениям, профессиям и сословиям.
Кругозор, выходящий далеко за пределы гостиной, кухни и детской, позволяет писательнице вести повествование от лица героя-мужчины – юного Пола Мэннинга. Служа на строительстве железной дороги, он видит природу и людей, городской и сельский быт глазами истинного поэта, а бдительная совесть и проницательный ум (Пол действительно умён, хотя и стесняется того, что не получил блестящего образования) заставляют его анализировать глубинные мотивы чужих и собственных слов и поступков. Говоря с читателем устами рассказчика, автор тонко и ненавязчиво вплетает психологические наблюдения в ткань лирического повествования.
Образ молодого Мэннинга сродни образам тургеневских персонажей-мужчин: с первого взгляда полюбив Филлис, он, подобно героям «Аси» и «Вешних вод», испугался своей любви. Однако, сочтя себя недостойным того, чтобы добиваться взаимности, Пол не захотел искоренить чувство, пустившее глубокие корни в его душе. Будь он человеком более эгоистичным, он отстранился бы от пасторского семейства, чтобы не испытывать напрасной боли. Вместо этого он стал близким другом своей кузины и готов был радоваться её соединению с другим.
На тургеневских героинь похожа и сама Филлис. Их сближает многое: умение глубоко мыслить и тонко чувствовать, неханжеская религиозность, полное отсутствие склонности к рисовке и кокетству, неспособность сидеть без дела, сочувственное и уважительное, даже родственное, отношение к простому люду. Так же как Наталья Ласунская и Лиза Калитина, Ася и Елена Стахова, Филлис Хольман всегда верна самой себе и смело следует тому, что исходит из глубины её сердца. Живя в глуши, не слушая светской болтовни и не читая любовных романов, героиня Гаскелл вдруг открыла в себе способность глубоко, искренне и страстно полюбить мужчину. Не испугавшись этого незнакомого чувства, она позволила ему развиться настолько, что крушение надежд едва не стало для неё смертельным.
Среда, взрастившая Филлис такой, какая она есть, – это почти идиллический мир, первозданная красота которого подчёркивается неоднократным упоминанием «Георгик» Вергилия. В жизни героини нет ничего мелкого, пошлого и суетного. Только молитвы и чтение классиков, хлопоты по хозяйству, прогулки в полях да переклички с лесными птицами. Её окружают благонравные труженики, живущие и возделывающие землю под руководством своего пастора.
Священник, отец Филлис, сперва кажется не столько человеком, сколько воплощением духовной и физической мощи, вместилищем всевозможных добродетелей: глубокой религиозности, невероятного трудолюбия, всесторонней образованности, почти сверхъестественной самодисциплины. Поднимаясь в три часа утра, он ни минуты не тратит впустую и даже носит с собой книгу по инженерному делу, чтобы заполнять чтением неизбежно возникающие краткие перерывы в работе, а за каждым днём недели у него закреплён определённый род молитв. И всё же со временем мы видим, что мистер Хольман – не безликий идеал. Оказывается, он может сердиться (на других и особенно на себя), быть слепым к тому, чего не хочет видеть (при всём своём уме он долго не замечает страданий влюблённой Филлис), ошибаться и признавать свои ошибки. Приверженность пуританской морали иногда делает его смешным: он с искренним негодованием осуждает слабый пол за любовь к нарядам и украшениям (однако преодолевает собственную ограниченность в этом вопросе, преподнося больной дочери набор голубых лент).
Если же не принимать подобных мелочей во внимание, то религиозность отца Филлис чужда косности и не всегда умещается в рамках доктрины. Кульминация в развитии образа мистера Хольмана – сцена беседы с двумя другими пасторами, призывающими его не противиться воле Всевышнего и благословить уход Филлис. Человек берёт в нём верх над священнослужителем, а любовь к ближним – над любовью к Богу, и он отказывается смириться с тем, что кажется почти неизбежным. Не зря гнездо Хольманов называется Хоуп-Фарм – ферма «Надежда».
Надежда пастора на выздоровление Филлис сбылась. Надежда Филлис на воссоединение с Эдвардом Холдсвортом – нет. Но если героиня унаследовала от своего отца умение, несмотря ни на что, всегда верить в лучшее, она обязательно будет счастлива. Финал произведения может показаться довольно печальным, но, вкладывая в уста Филлис слова: «…мы заживём безмятежно, по-старому. Я знаю, мы сможем. Я смогу. И так будет!» – Гаскелл призывает нас смотреть на мир с оптимизмом.
Говоря о финальных эпизодах повести, нельзя не отметить того, насколько мастерски автор контролирует уровень эмоционального напряжения. Когда в упомянутой сцене беседы трёх пасторов драматизм достигает предельного накала, регистр повествования снижается: на «сцену» выходит ворчливая служанка Бетти (воплощение трезвого ума, не окультуренного образованием, но подкреплённого опытом и унаследованной народной мудростью) со своим монологом о любви брата Робинсона к сытным обедам. Из её же грубоватых уст звучит обращённый к Филлис призыв побороть уныние и вернуться к жизни ради близких людей. Взаимоперетекания трагического и комического, поэзии и прозы помогают автору избегать излишней сентиментальности, делая повествование естественным и полнокровным.
В этом произведении Элизабет Гаскелл, пожалуй, не ощущается явного авторского стремления к скрупулёзной фиксации быта. Если «Крэнфорд» – это полотно, написанное масляными красками, то «Кузина Филлис» – скорее акварель. Но даже нескольких штрихов оказывается достаточно для того, чтобы сделать изображённый мир зримым и осязаемым. Мы чувствуем тепло камина в столовой Хоуп-Фарм, вдыхаем аромат яблок в осеннем саду, слышим гул ярмарочной площади Элтема. Даже уклад бирмингемского дома Мэннингов, покинутого рассказчиком ещё до начала повествования, живо рисуется нам благодаря одной-единственной детали: Пол достаёт из багажа соленья и варенья своей любящей, но строгой матушки, радуясь тому, что теперь сможет лакомиться всем этим, ни у кого не спрашивая разрешения.
Автор реалистично воссоздаёт не только быт, но и нравы городских и сельских жителей. Среда, на фоне которой разворачивается действие повести, не ограничивается Хоуп-Фарм – этим царством надежды (надежды на торжество христианской терпимости, просвещения и честного труда). На страницах «Кузины Филлис» нам встречаются и лицемерные сёстры Доусон, и зануда мистер Питерс, и недалёкий брат Робинсон, считающий грехом изучение иностранных языков и чтение светской литературы. Этим людям не отведено сколько-нибудь заметной роли в фабуле произведения: они нужны лишь для того, чтобы оттенять индивидуальность центральных персонажей своей косной «типичностью» (кстати, то, что эпизодически упоминаемые лица носят чрезвычайно распространённые и порой даже совпадающие фамилии, вряд ли объясняется недостаточно богатой фантазией писательницы).
Мещанская масса, состоящая из робинсонов и добсонов, уравновешивает чашу весов, на которой находятся преданные слуги, домочадцы, соседи и прихожане мистера Хольмана: Бэтти, старый Джон и другие «простые добрые люди». Но и здесь, на Хоуп-Фарм, не всё так идеально, как может показаться вначале. «Кузина Филлис» не относится к остросоциальной прозе Элизабет Гаскелл, и всё же трудно не заметить, что повесть создана рукой писателя, привыкшего задумываться о судьбе своего народа.
В этом отношении примечателен образ слабоумного Тимоти Купера, не раз навлекавшего на себя справедливый хозяйский гнев. Его изгнали с пасторского двора за глупость и лень, когда он загубил яблоню, ссыпав под неё негашёную известь, но вскоре приняли обратно и стали терпеливо обучать посильной ему работе: мистер Хольман был тронут, узнав, что уволенный Тим целый день провёл на мосту, преграждая путь повозкам, которые могли бы проехать мимо фермы и потревожить сон больной Филлис. В глаза бросается совпадение деталей: сидя на развилке дорог, Тимоти снова кидает известь (на сей раз он просто отправляет белые кусочки в воду ручья, борясь со скукой). Этот работник, нерадивый и неотёсанный, но в глубине души добрый и не во всём безнадёжно глупый, сам подобен извести, которая не только разъедает всё живое, но и служит неплохим строительным материалом. Простые необразованные люди могут превращаться из разрушительной силы в созидательную, если ими управляют такие добрые, умелые и просвещённые руководители, как мистер Хольман или мистер Мэннинг.
Отец Пола – своеобразный двойник отца Филлис. Будучи не священником, а человеком вполне светской профессии и живя в городе, а не на лоне природы, Мэннинг старший легко находит с пастором общий язык. Их роднит многое: благородство, ум, трудолюбие, страстный интерес к окружающему миру и неуёмная жажда знаний. В образе мистера Мэннинга, изобретателя-самоучки, воплотился дух здоровой предприимчивости – движущей силы технического и социального прогресса. Этот герой не принимает непосредственного участия в событиях повести, и всё-таки без него её мир не был бы таким живым и многогранным. Автор не смотрит на своих персонажей как на винтики, выполняющие строго назначенные функции. Мистер Мэннинг, человек образованный, но не высокомерный, состоятельный, но никогда не стремившийся к богатству как к самоцели, религиозный, но не слепо следующий пуританским правилам, настолько интересен и обаятелен сам по себе, что его образ органично вплетается в повествование, не требуя для себя никаких оправданий.
Смелое построение системы персонажей отвечает лаконичному своеобразию сюжета. Ослабленностью внешнего конфликта «Кузина Филлис» словно бы перекликается с чеховской драмой, на несколько десятилетий опережая время своего создания. В повести нет алчных и завистливых злодеев, герои не страдают от войн или притеснений, не борются с нуждой. Кто виноват в том, что Филлис едва не умерла от горя? Родители? Нет! Они готовы были всё отдать ради её счастья. Холдсворт? Снова нет. Его не упрекнёшь не только в предательстве, но даже в легкомысленной несдержанности, ведь он никогда не говорил пасторской дочке о любви. Не виноват, конечно же, и Пол, искренне сопереживавший кузине и желавший видеть её счастливой, хотя бы и с другим. В чём же дело? Влюблённый мужчина рассказал приятелю о своих чувствах к девушке, приятель передал ей его слова, тем самым её окрылив. Но прошло время, и влюблённый забыл девушку… Причина страданий героини – простая цепь случайностей, сложившаяся не слишком удачным образом. В том, что Филлис несчастна, «виновата» только сама жизнь, которая сводит и разлучает людей, заставляет их проходить через болезни и исцеления, разжигает и гасит в их сердцах любовь. Так было в XIX веке, и так будет всегда.
Элизабет Гаскелл написала «Кузину Филлис» в 1864 году, незадолго до смерти. Повесть публиковалась частями, планировалась работа над пятой и шестой главами. Несмотря на то, что первоначальный замысел не был осуществлён, произведение представляет собой вполне законченное художественное целое и даже выигрывает благодаря некоторой открытости финала и отсутствию фабульной детерминированности ряда образов.
В посмертных изданиях «Кузина Филлис» иногда выходила с подзаголовком «Повесть английской любви» («А Story of English Love»). Это лёгкое, но не легковесное, элегантное, но не вычурное произведение Элизабет Гаскелл действительно насквозь пропитано любовью. Узы сердечного притяжения связывают между собой персонажей, образуя густую сеть: весёлый, обладающий подвижным умом и творческим воображением Эдвард Холдсворт полюбил тихую дочь деревенского пастора, но уехал и со временем её позабыл. Она тоже его полюбила, но забыть не смогла. Другое чувство, братско-сестринское, связывает девушку с дальним родственником, который оказался слишком скромен, чтобы мечтать о большем, и слишком предан своему товарищу и сопернику, чтобы встать у него на пути.
А ещё мы видим взаимную любовь родителей и детей, любовь супругов, сохранивших тёплую привязанность и уважение друг к другу, несмотря на несовпадение кругозоров. Любовь к живым и умершим, разделённую и безответную. Любовь к людям и животным, к работе и к знаниям, к природе и к Богу. «Английскость» всех этих чувств разве что в сдержанности проявления. По сути же они вечны и универсальны. Значит, «Кузина Филлис» найдёт в сердце современного русскоязычного читателя тот же отклик, какой нашла сто пятьдесят лет назад в сердцах соотечественников своей создательницы – удивительной миссис Гаскелл.