Профессиональное самоопределение молодежи и воспроизводство человеческого капитала
Юлия Юшкова-Борисова
Профессиональный выбор современной молодежи: общий фон и значимые детали
Свободный выбор профессии как право и необходимость для людей, вступающих во взрослую жизнь, есть относительно новое явление в нашей жизни. Вспомним, еще 4—5 поколений назад сословное строение общества практически предопределяло род занятий, образ жизни человека, и проблемы профессионального выбора для широких масс не существовало. Все сословия так или иначе воспроизводили себя через семью, через ближайшее социальное окружение, через весь уклад жизни, фактически не оставляя подрастающим детям возможности самостоятельного выбора.
Революция 1917 года упразднила сословное деление, но постепенно утвердила систему своих ограничений на выбор профессиональной принадлежности, главным образом по принципу классового происхождения и идеологической лояльности. Так, в скором времени крестьяне, самый массовый слой общества, были заново прикреплены к земле через систему коллективных хозяйств, а представители некогда высших сословий были поражены в правах, и их дети реального права профессионального выбора не имели, равно как и дети многочисленных «врагов народа».
Вместе с тем надо признать, что с 60-х годов возможности профессионального выбора расширялись. Частичная либерализация в сочетании с влиянием научно-технического прогресса, помноженным на мощную систему обязательного образования, с едиными стандартами для всех территорий страны, впервые сделала возможным реальный выбор профессии широкими массами молодых людей. Но этот выбор происходил в особенное время в особенной стране, и он в корне отличался от того, который молодому поколению приходится делать сейчас.
Уравнительная система оплаты труда делала все профессии приблизительно в равной мере финансово привлекательными. Выбор профессии не означал принципиального выбора качества и образа жизни. Самым главным фактором был фактор привлекательности профессиональной деятельности, возможности полюбить свою будущую профессию или возможности получить какие-то особенные преференции. Например, профессии, связанные с педагогикой, – педагог музыкальной школы, воспитатель детского сада, считались «женскими», они были востребованы девушками из-за графика работы, желательного для женщин, имеющих семью.
Разница в оплате труда разных профессий не была столь существенна, как сейчас и по большей степени не превышала 3—5 раз. Воспитатель детского сада получал 90 рублей, а инженер, квалифицированный рабочий и руководитель среднего звена практически всех отраслей 200—400 рублей. Особые, высокие зарплаты были у высших руководителей (и то не всегда) и работников специфически тяжелых профессий – летчиков, военных, шахтеров, моряков китобойных флотилий и т. д.
Ныне ситуация изменилась кардинально. Например, теперь разница в размерах заработной платы представителей различных профессий и даже представителей одной профессии, но в разных отраслях, работающих в совершенно одинаковых условиях, но в разных регионах, может иметь кратность 10 и более раз. На заработную плату влияет форма собственности предприятия, круг его клиентов, качество оказываемых услуг и т. д. От 4 (в муниципальном сельском детском саду) до 40 тысяч (в частном детском саду в мегаполисе) получает воспитатель детского сада, от 5 до 50 тысяч медсестра, 15—150 тысяч инженер, 20—120 тысяч высококвалифицированный рабочий, 50—150 тысяч начальник отдела в средней компании. Заработная плата же высших менеджеров крупных компаний засекречена, как правило, и достигает кратности 25 и более к средней заработной плате по региону1. В такой ситуации значимость удачного или неудачного выбора профессии, удачного или неудачного трудоустройства возрастает как никогда ранее.
Кроме того, профессии социального характера ранее оплачивались деньгами не слишком хорошо (артисты, ученые, врачи), но дополнительно вознаграждались через систему распределения льгот. Профессиональная успешность в данных профессиях давала социальный капитал (звания, ученые степени), который достаточно быстро конвертировался в капитал материальный – квартиры, телефонные линии, путевки в санатории и т. д. и которые фактически являлись натуральной доплатой за труд. Современные же системы социальных льгот распространяются не на всех членов профессиональной гильдии, их принципы и сроки действия не совсем ясны, и реальным стимулирующим, следовательно, профориентирующим фактором остается средняя заработная плата представителей данной профессии.
Вообще завершение периода «социалистического строительства» и движение к рынку и демократии оказало неоднозначное воздействие на профессиональное самоопределение и социализацию молодёжи. С одной стороны, устранены политические и идеологические ограничения свободы выбора; трудоустройство и профессиональная карьера молодых граждан складывается не по установлениям свыше, а под влиянием объективных тенденций рынка труда. С другой стороны, процесс выбора жестко регламентируют новые ограничения: имущественного и территориального характера.
Парадоксально, но сегодняшней профориентирующейся молодежью и её родителями ощущается острый недостаток информации о рынке труда, в первую очередь, информации об уровнях заработных плат. Во многих компаниях информация о зарплатах персонала является коммерческой тайной, как правило, работник подписывает контракт, в котором обязуется не разглашать эту информацию. Мало правдивой информации и о заработных платах в отраслях бюджетной сферы. В средствах массовой информации они даются в среднем по отрасли, что так же отражает реальную картину как средняя температура по больнице, или же, наоборот, «для остроты сюжета» озвучиваются основные цифры окладов, в реальности к которым, как правило, выплачиваются надбавки. От недостатка информации рождаются слухи. Коррупционная составляющая дохода некоторых отраслей (медицина, правоохранительные органы) представляется основным, законным доходом, становится фактором профориентации. («Молодые доктора к вам в больницу приходят?» – «Приходить-то они приходят, но с порога спрашивают: „Почем у вас аппендицит?“»)2.
Красноречивая деталь: проведение по плану проекта фокусных групп на тему профессиональной ориентации со старшекласссниками средних школ и их родителями вызвало у респондентов острый, неподдельный интерес, далеко выходящий за рамки обычного участия. Было ясно, что люди испытывают острую необходимость в достоверной информации о рынке труда и образовательных услугах. Это подтвердил большой, на грани ажиотажа, успех рутинной исследовательской процедуры среди родителей, особенно в районах области. После окончания сессий респонденты не хотели расходиться, были готовы без конца обсуждать вопросы профессионального самоопределения своих детей. Они искренне благодарили модератора за предоставленную возможность услышать чужое мнение, сами задавали многочисленные вопросы, надеясь, что теперь модератор расскажет о сегодняшнем рынке образовательных услуг и положении на рынке труда.
Удорожание, по сравнению с советским временем, транспортного сообщения привело к культурно-географическим разрывам страны. Сложившееся имущественное неравенство привело к социально-слоевому разрыву. В результате российский социум атомизировался, разорвался на множество микросоциумов, внутрь которых плохо проходит информация из других территорий и социальных страт. Довершает картину низкая мобильность населения, поддерживаемая дороговизной транспортного сообщения и большим разбросом цен на жильё в различных регионах и населённых пунктах.
Педагогический состав, условно ответственный за профориентацию, перестал быть источником достоверной информации и, следовательно, авторитетом, что усугубляется скудостью оплаты его труда, и, вследствие этого, падения социального престижа и референтности. Родители, не имевшие опыта обучения в вузах, также не всегда могут быть авторитетны.
Опрос, проведенный среди студентов и выпускников учебных заведений, показал, что среди разнообразных источников информации об учебных заведениях, школьные учителя – один из наименее референтных и авторитетных источников. В числе же лидеров оказались непосредственно заинтересованные лица – родители и представители учебных заведений, желающих привлечь студентов (Диаграмма 1).
Диаграмма 1. Источники информации об УЗ, в которое потом поступили респонденты3
Все вышесказанное говорит о том, нынешнее поколение выпускников школ делает свой профессиональный выбор в совершенно новых условиях, их бабушки и дедушки, их родители перед выбором такого диапазона не стояли.
Выбирая свою профессию, молодые люди, при остром недостатке достоверной информации, выбирают род занятий, уровень обеспеченности, образ жизни. Поскольку такой серьезный выбор, причем при постоянно меняющихся вводных, в шестнадцать-семнадцать лет они сделать, по большей части, не в состоянии, они зачастую выбирают путь продолжения образования как путь исследования окружающей действительности. В том случае, когда желаемая профессия способна предложить хороший уровень материального обеспечения, они предполагают применить полученное образование непосредственно после его получения. Если же нравящаяся профессия не может их хорошо обеспечить, они предполагают получить второе образование или профессиональные навыки по каким-либо другим специальностям, с которыми они намерены определиться позже.
Можно говорить о двух пересекающихся направляющих, частично противоречащих друг другу. С одной стороны, уже почти выстроенное в России общество потребления предлагает свою систему ценностей, при которой способность, возможность потреблять материальные блага является основным достоинством. Этот фактор подталкивает молодежь к выбору хорошо оплачиваемых профессий. С другой стороны, новые требования работодателей к работнику, новые системы мотивации к труду, новые уровни трудовой отдачи склоняют молодых людей в сторону выбора ими профессий, созвучных внутреннему строю, характеру и склонностям.
Притом, что многие массовые профессии сейчас предполагают оплату труда на уровне безысходной бедности – библиотекари, воспитатели детского сада, медсестры и т. д., многие специальности – рабочие, учителя, ученые, оплачиваются недостаточно, будущую работу выбрать нелегко. Надо подчеркнуть, что рабочие специальности, которые у молодого поколения ассоциируются с маленькой зарплатой, грязной спецодеждой, низким социальным положением и полным отсутствием творчества на рабочем месте, не рассматриваются и не могут быть рассмотрены в качестве профессиональной цели.
Действительно, специальность, профессия в современном мире должна человеку нравиться. Еще не так давно работник мог относиться к труду, к предмету своего труда не слишком хорошо, быть недостаточно хорошо мотивирован, что не слишком влияло на результаты труда, и если влияло, то не решающим образом. (Крестьяне были слабо мотивированы на барщину, но это не сказывалось радикально на качестве обработки земли, в противном случае землепользование на основе крепостного труда было бы экономически невыгодно и не продержалось бы так долго). Теперь все изменилось. Изменился сам характер труда, возросла трудовая отдача, требуемая производительность возможна только при высокой трудовой дисциплине и мотивированности. Результаты труда начинают непосредственно зависеть от положительной мотивации работника.
Работодателям требуется высококвалифицированная рабочая сила. В понятие «квалифицированный» работодатели вкладывают не просто совокупность умений и навыков, но и отношение человека к труду, к процессу своего труда. Кроме образования и опыта работы у работника должны быть «горящие глаза», «не должно быть пассивности», наоборот, должно быть «желание развиваться и куда-то стремиться». Работник должен отличаться высокой обучаемостью, умением работать в команде, важен его «образ мысли, образ воспитания и внутренняя организация, что человек думает, когда он работает»,4 и т. д. и т. п. Таким работник может быть только в случае, если ему нравится работа. И молодежь очень остро это чувствует.
Отсюда резкое сужение выбора профессий: из тех, что нравятся, выбирают те, которые могут достойно содержать, дать место в обществе. Отсюда массовое стремление к высшему образованию, отсюда желание получить экономическое и юридическое образование, – образование широкое, дающее возможность последующей специализации, дающее профессиональную и материальную перспективу.
К сожалению, перспектива получить неограниченное количество гуманитариев и малое количество технических работников с конкретными трудовыми навыками не удовлетворяет российский рынок труда, не удовлетворяет государство. Современные производства впрямую зависят от наличия качественного персонала. Кадровый вопрос становится основным в развитии производства. При современных системах транспорта и отлаженных логистических цепочках материальные ресурсы становятся доступны и уже не являются основным расходом. Самым дорогим ресурсом становится человеческий труд. Производства перемещаются туда, где есть недорогие мотивированные работники, творческая, управленческая часть производств концентрируется там, где есть креативный, образованный и ответственный персонал. Там, где нет ни того, ни другого, появляется зона перманентной бедности.
Российская молодежь, выбирая профессиональный путь, по сути, за всех нас выбирает будущее нашей страны. От осознания ею своего места в жизни зависит многое, и конкурентоспособность государства, и собственное счастье молодых людей. Пока что процесс осмысления идет неважно, но он нужен, необходим. Как сказал один из респондентов исследования: «Осознанность нужна для того, чтобы определиться, кто ты в этом мире. И только тогда ты сможешь понять, кто ты – мент или плотник… Никто не живет, все пережидают жизнь. Короткими перебежками ее перебегают»5.
Стадии профессионального выбора
1. Школа
Первая условная профессиональная ориентация в настоящее время происходит в возрасте шести лет и осуществляется родителями ребенка. Именно в возрасте шести лет происходит выбор школы. Ребенок проходит своего рода подготовительные курсы – «Школу будущего первоклассника», сдает тесты, собеседования или другого рода «вступительные экзамены».
Если в недавнее советское время ребенок шел в школу по месту жительства, то сейчас семья вправе выбирать школу. Нередки случаи, когда в школы, имеющие привлекательность для родителей по тем или иным причинам, детей привозят из других районов города. Поскольку в последнее время поощрялась «уникализация» школ, введение авторских программ, школы работают по разным программам обучения, по факту предоставляя разные знания:
«Определенный отбор происходит уже на этапе выбора образовательного учреждения. И происходит это давно, когда отдают в 1-й класс… Это первый момент выбора профессии моими детьми… У меня особым образом построен учебный план. Он отличается от общеобразовательной школы. Если в 1-й школе львиная доля времени уходит на гуманитарные дисциплины и язык, то у меня львиная доля идет на химию и биологию… Сейчас же родители выбирают школу по склонностям детей: если он гуманитарий, то пойдет в гимназию; если естественник, то они выберут 40-ю или нас».
Если ранее строительство и финансирование школ шло из расчета количества детей, проживающих в данном микрорайоне, то сейчас финансирование «подушевое», идет вслед за учеником, заставляя школы конкурировать за ученика:
«Сейчас подушевое финансирование, это очень благоприятно для нашей школы. В этом районе (так называемый Рабочий поселок) наша школа единственная. Есть еще одна, но она очень маленькая. Мы ее „съели“, она нерентабельна, и с сентября их детки к нам перейдут».
«Детей мало, сейчас демографическая яма. Поэтому за счет „Школы будущего первоклассника“ школа пытается сформировать будущие первые классы, узнать, какой у нее будет набор. И даже перетянуть детей».
Обучение по разным программам означает большую или меньшую подготовку ребенка в ходе обучения в данной школе к последующему поступлению в среднее или высшее учебное заведение. То есть родители, выбирая школу, фактически уже определяют если не вуз, то направление, сферу, в которой в дальнейшем будет работать ребенок. Этот момент выбора, безусловно, касается не всех, поскольку существуют общеобразовательные школы, в которых преподается базовая программа, многие семьи не в состоянии ежедневно возить ребенка в другой район города, в малых населенных пунктах школа единственная и выбора как такового нет, но, тем не менее, там, где он возможен, он осуществляется родителями и он серьезен. Как правило, мнение ребенка мало учитывается, да и оно еще не сформировано, поскольку сам ребенок еще не имеет опыта учебы, и дети в этом возрасте, как правило, разделяют взгляды родителей и подражают родителям.
Во многих случаях подобный выбор откладывается и осуществляется позже. Например, тогда, когда ребенок уже в состоянии передвигаться по городу самостоятельно, лет в 12—14, родители переводят его в другую школу, учеба в которой лучше подготовит его к той или иной профессиональной сфере. Этот переход уже, как правило, частично совершается по согласованию с ребенком и в зависимости от его способностей и склонностей к тем или иным предметам.
На этапе окончания девяти классов, получения аттестата об общем среднем образовании наступает первый серьезный для подростка выбор места дальнейшей учебы, и этот выбор впервые совершается с его полноправным участием. В зависимости от района, в котором располагается школа, от контингента учащихся, от их профессиональных амбиций, школу на этом этапе покидают до двух третей (в малых городах и сельских районах) учащихся.
Есть категория учащихся, которые после окончания девятого класса не смогли определиться с профессиональным выбором ни сами, ни с помощью родителей. Они, как правило, учатся плохо и не имеют явных намерений поступать в высшие учебные заведения, но они также не готовы и после девятого класса идти учиться в профессиональные училища и лицеи, не могут определиться со сферой деятельности, поскольку в принципе не готовы осознать себя как будущих работников. «Они у меня здесь как в камере хранения», – высказалась директор сельской школы о такой прослойке учеников 10—11-х классов. То есть родители, не добившись решения о профессиональном выборе от ребенка, и не желая принимать его самостоятельно, «сдали» ребенка в школу «на хранение» на два года, в надежде, что за это время решение появится. Либо ребенок повзрослеет, либо они будут обладать некой дополнительной информацией, позволяющей совершить выбор за него, аттестат же о полном среднем образовании позволит поступить в высшее учебное заведение, или же сократить срок учебы в среднем специальном учебном заведении.
Эта категория учащихся присутствует в общеобразовательных школах или в общеобразовательных классах тех школ, в которых есть деление на общеобразовательные и профильные. Она обладает, как правило, малыми способностями к обучению, скудными знаниями. Если оценивать знания этой категории объективно, то их уровень в большинстве случаев не позволит им продолжать обучение 10—11-х классах. Однако, в связи с подушевым финансированием, эти ученики школам нужны, особенно школам сельским, потому что малое количество учащихся не позволит выпускным классам как таковым функционировать. Школа может превратиться из полной средней в неполную среднюю. К тому же, что более характерно для городских школ, никто не может запретить ребенку учиться в школе, если он этого хочет.
«Неважно, хорошо он учится или нет, но закон есть закон – ребенок имеет право при любом уровне знаний идти в 10-й класс».
Теоретически исключение ученика за неуспеваемость возможно, но это автоматически наносит ущерб репутации самой школы. Директор одной из школ области сравнил возможность исключения ученика с возможностью выхода стран социалистического лагеря из Варшавского блока в советское время: теоретически такая возможность существует, но кто позволит?
Описанная категория учащихся активно пользуется либерализмом педагогов, фактически получая завышенные оценки. Введение ЕГЭ вызвало и продолжает вызывать у данной группы учащихся определенное возмущение, поскольку политика «камеры хранения» может не сработать, два года обучения будут потеряны.
«Некоторые дети, когда смотрят на ЕГЭ, сразу говорят: „Я это не сдам“, и планируют свою жизнь по-другому. У них даже надежды нет. Раньше надежда на сдачу экзамена всегда была: я подучу, я попытаю свое счастье».
«Сейчас страх ЕГЭ их подталкивает к тому, чтобы не идти в 10—11-й класс. Все-таки ЕГЭ – это очень сложная работа».
«Я к ЕГЭ отношусь плохо. Над детьми издеваются. Напридумывали: ездить в другие школы, никуда не посмотришь, ничего не спишешь. Конечно, будешь сама думать.
«Мы не знали, что у нас будет ЕГЭ. У многих есть старшие братья и сестры. Они нам всегда говорили: «Да ничего, спишешь!». Все гуляли и жили в свое удовольствие. А сейчас – оп! – ЕГЭ. У кого списывать-то? Своих учителей рядом нет. А раньше учителя тебе в работе могли и запятую поставить недостающую, и еще что-то.
Вполне возможно, что снижение количества минимально достаточных для получения аттестата баллов по ЕГЭ было продиктовано необходимостью хоть как-то «разгрузить камеру хранения», выпустить из школы ее обитателей, если можно продолжить подобную метафору.
В целом ситуация с ЕГЭ требует отдельного разъяснения сути существующей проблемы. В том, что введение ЕГЭ создало проблемы для системы образования, в том числе высшей, педагогов, родителей и детей – нет сомнения.
Можно начать с конца списка. Как уже говорилось, существует контингент учащихся, откровенно не готовых к ЕГЭ, не усвоивших школьную программу. Введением ЕГЭ не довольны также школьники, имеющие хорошие отношения с педагогами, заслужившие репутацию «хороших учеников». Особенно имеет смысл опасаться данного экзамена выпускникам «поставленным на медаль». Этим термином обозначаются дети, которые внутренними решениями педагогических коллективов (иногда при определенном давлении, в том числе финансовом, родителей) признаны заранее достойными получить золотые и серебряные медали. Этим ученикам в течение последнего года обучения не ставятся отрицательные оценки, даже если они их заслуживают, предоставляется право пересдачи, их контрольные работы особо проверяются педагогами, ошибки даже исправляются при проверке. (Соревнуясь в количестве медалистов, школы профанируют саму идею награждения медалью и одновременно становятся уязвимы для коррупционных практик). «Поставленные на медаль» дети изначально неплохо учатся, но определенная часть заранее назначенных медалистов на самом деле не обладает отличным уровнем знаний, непредвзятый прием ЕГЭ этой медали их лишает.
«Даже если ученик хорошо учится, но переволнуется и не сдаст ЕГЭ, его уже не пустят в институт. А на самом деле он реально может, он все это знает. В своей школе можно пересдать. Там дадут такую возможность. И в своей школе учителя будут задавать тебе наводящие вопросы, если знают, что ты хорошо учишься, и ты вольешься в тему.
Однако настоящие отличники также могут пострадать от ЕГЭ, только не в силу его объективности, а просто от стресса. Многие отличники, нацеленные на идеальное выполнение любого действия, что дается его многократным повторением, могут быть психологически не готовы к новому типу деятельности, каковым для многих является сам процесс сдачи ЕГЭ.
«…Например, отличник сидит, и ему сложнее определить. А двоечник натыкает ответов и, может, у него интуиция хорошо работает. И будет несправедливо, если двоечник поступит, а отличнику поставят плохую оценку.
«…Мне кажется, чем больше человек знает, чем дольше и упорнее он готовится, тем больше у него шанс завалить этот ЕГЭ. Мне кажется, что слишком много знаний будет крутиться в голове. Стресс и знания перемешаются, и шансов завалить ЕГЭ будет гораздо больше».
«Дело в том, что паника начнется, например, когда сидит отличница и не знает, как что-то сделать. У нее начинается истерика, она отвечать дальше не может. Все, она завалила».
«…мой ребенок все 11 лет идет на „отлично“. А, как показывает практика, отличники чаще всего теряются в той ситуации, в которую попадают. Потому что вот этот комплекс у них, видимо, все равно заложен».
Среди благоприятных последствий ЕГЭ можно отметить снижение антагонизма ученик-учитель и родитель ученика – учитель. У них появился общий враг – ЕГЭ, и учитель здесь выполняет роль защитника ученика.
Что касается родителей, то они не в состоянии дать реальную оценку ЕГЭ, они пересказывают мнения детей и педагогов. Они столкнулись с тем, что не могут повлиять на ход событий. По рассказам одного из опрошенных директоров, уже в процессе частной беседы, отдельные родители приходят и просят помощи в сдаче ЕГЭ, предлагают спонсорскую помощь школе и категорически отказываются верить, что администрация школы не может «помочь на экзамене». Многие родители за последние годы привыкли решать проблемы ребенка без участия ребенка и не готовы к новому повороту.
На самом деле самая большая родительская проблема заключается в том, что школа не в состоянии подготовить ребенка к сдаче ЕГЭ на таком уровне, который требуется вузом для зачисления, особенно на бюджетные места.
«Государство пошло навстречу: при сдаче ЕГЭ на положительную оценку ребенка возьмут в вуз. Но там такие невыполнимые задания! А учителя не готовы дать те знания. У них просто нет для этого возможности, они не могут. Государство не вкладывает в школы.
«Каждый вуз сейчас делает свои препятствия, свои барьеры. У всех разные учебники. И такие предметы вводят, которые мы не проходим. Мы и не обязаны этот предмет давать. Это барьеры, которые ставят вузы для тех, кто идет из региона. У них там свои нагрузки, свои дети, свой контингент».
«Скорее всего, так сложилось социально – наши учителя не дают такого уровня обучения, чтобы потом дети просто пришли и поступили. Они даже школьную программу освоить не могут».
«Я как педагог считаю, что у нас ножницы между средним и высшим образованием. Иногда создается такое впечатление, что в нашем правительстве среди людей, которые занимаются образованием, стоят люди, которые намеренно хотят нас превратить в ничто. Раньше наша система образования славилась почти во всем мире. То, к чему мы сейчас пришли – это большой знак вопроса, как мне кажется. Если мы говорим о ЕГЭ, то на данный момент школьные программы вообще не подходят под экзаменационные вопросы, которые предлагаются на ЕГЭ. Программа настолько урезана, что преподаватель просто не может дать то количество часов, которое необходимо даже не для поступления, а хотя бы для того, чтобы сдать ЕГЭ. И, конечно, все эти подготовительные курсы, репетиторство просто необходимы в связи с этими ножницами».
Следующая родительская проблема заключается в том, что репетиторов, «натаскивающих» на ЕГЭ, все еще мало. Они еще не сформировались как устойчивая группа, присутствующая на рынке образовательных услуг. Некоторые вузы среагировали достаточно быстро и ввели подготовку к ЕГЭ на своих платных подготовительных курсах, причем даже с написанием репетиционного экзамена, но это только подчеркнуло неготовность школ, школьных программ и учительского корпуса к такому уровню обучения детей, когда бы их текущие отметки в целом совпадали с отметками на ЕГЭ.
Конец ознакомительного фрагмента.