Глава II
Шёл 1990 год. Москвичи пили, пели и плясали, встречая 73 год Великой Октябрьской Социалистической Революции.
За МКАД в это время мрачнела и зверела от собственного бессилия остальная полуголодная Россия.
Советская власть ещё не рухнула и казалась вечной даже для ушлых аналитиков из ЦРУ США. Они разрабатывали умные планы по ослаблению влияния СССР в мире. Напрасно мальчики старались – недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Не предполагали господа цэрэушники, что под копытами реформ нового Генсека ЦК КПСС издохнет могучая держава.
Апокалипсис СССР ещё не маячил, но кое-кто из провидцев Центрального Комитета КПСС уже предчувствовал кончину партии и развал страны в ближайшем обозримом. И, с византийской хитростью, начали предпринимать радикальные конкретные меры сегодня. Решили не повторять ошибок товарища Ленина – совершать собственные социалистические революции на чужие буржуйские деньги, а создать собственный аварийный запас.
Чрезвычайно узкий круг партийных бонз из оборота Страны Советов, в самый критический момент, изъяли колоссальные финансы. По схеме, разработанной на Лубянке, деньги разместили в банках мира, часть банально прилипла к рукам. Сразу за этим средства массовой информации довели до обывателей факты серий загадочных смертей высокопоставленных партийных функционеров. Кто из них был закопёрщиком, кто исполнителем разворовывания золото валютных запасов Отчизны, уже не важно. Суперважно другое, они породили сотни тысяч последователей, которым указали столбовую дорогу к безнаказанному расхищению богатств России.
Не успели отплясать на поминках по СССР, как уже с криками «Ура-а!» втюхались по самое темечко в разборки крутяшков из эры дикого капитализма. И пошла писать губерния! До воскресения жили по кодексу строителя коммунизма и без демократии, а с понедельника без стыда, цензуры и совести, но, как все порядочные люди – в условиях капитализма.
Однако, эти слова из другой оперы, ещё не написанной во славу российско-американского высшего чиновничества, которое в своих корыстных целях организовало и успешно претворило в жизнь развал и ограбление огромнейшей, богатейшей державы.
Воровали всегда, везде и всё. Воровство по нужде можно понять и простить, но воровство из-за жадности, любви к жанру, в мегаколичествах поражает нормальное воображение обывателя.
И приводит его к устойчивому выводу, что безнаказанно можно воровать исключительно властным печатьдержателям, и только на руинах СССР в условиях современной России.
*******
Сеня Гундос к расхищению Родины не имел ни малейшего отношения, ни на закате Советской Власти, ни на восходе капитализма на отечественных просторах. Как истинно свободный человек, он не имел обязанностей ни перед Россией, ни перед семьёй, ни перед ЖКХ. Отчизна не замечала его вольного существования, а Гундос, в отместку, абсолютно наплевательски-равнодушно относился ко всем внешнеполитическим и внутренним проблемам России. Ни Сеня Гундос, ни его семья уже четвёртый десяток лет не проявляли даже намёка на интерес друг к другу, а на всё ЖКХ он чихал по причине отсутствия собственной жилплощади. Её у Гундоса не было – ни квадратного метра, ни квадратного дециметра.
Сеня Гундос свободный человек свободной России. Он был бомжом – асоциальным элементом, маргиналом. Он всегда грязен, небрит и плохо пахнет. Не просто плохо, а отвратительно вонял. Вы можете назвать его, как угодно, можете воротить свою интеллигентную нюхалку в любую из сторон света. При всём при этом Сеня Гундос был честным человеком. Он добывал себе еду из мусоросборников, на свалках. Он не унизился до попрошайничества и крысятничества. Сеня Гундос за всю многотрудную жизнь российского бомжа не уворовал ни куска чужого и не потому, что обладал моралью выше, чем у российских небожителей, а только потому, как твёрдо знал, что сотоварищи его по стране «Бомжатии» учинят ему за воровство суд немедленный и праведный. Сидеть под домашним арестом и пописывать стишата ему не грозит. Приговор будет немедленный и суровый: либо убьют, либо покалечат до желания самостоятельного влезания в петлю. И то, и другое сильно укрепляло состояние честности в отдельно взятом слое многослойного пирога российской общности людей, но никак не влияло на пожирающих бюджетный пирог чиновников и коррупционеров. Среди последних, не отмечено ни единого смертельного случая от мук совести или от судорог честности.
Кроме навязанной жизнью честности, душа бомжа страдала от смертельно страшного секрета. Им Гундос заразился совершенно случайно на излёте всевластия коммунизма. Более двадцати лет тайна, как раковая опухоль, разъедала алкогольное сознание Сени. Однако, ни единого словечка, ни малейшего намёка на обладание некой тайной не слетело с языка Гундоса. Сеня считал себя счастливым человеком и яростно хотел просто жить.
Несмотря на отсутствие специального, среднего, высшего и вообще образования, он копчиком чувствовал, что живёт исключительно потому, что молчит и проживёт ещё ровно столько, сколько времени сможет удерживать тайные знания в полном секрете.
Парадоксально, но факт – грязный, вонючий, потомственный бомж, Сеня Гундос, случайно, нечаянно вошёл в клан богатейших людей страны, и запросто мог бы почирикать с Абрамовичем. о невзгодах жизни за бутылочкой стеклоочистителя. Жаль, но по слухам, Абрамович даже хороший стеклоочиститель не жалует. А зря. По мозгам шарашит – я те дам! Тем более, что коньяк припахивает клопами, а стеклоочиститель только ацетоном, но это дело вкуса и привычки. Однако, если оба напитка приводят к одному результату, зачем переплачивать? Конечно, если олигархам деньги просто некуда девать, то можно и клоповником травиться. Это их сугубо олигархическая прихоть, а печёнке абсолютно насрать и растереть, от чего страдать.
С деньгами у Гундоса отношения как-то не складывались. Не потому, что он их не презирал или жаждал. Просто по жизни Сеня и деньги ходили разными дорогами, и их встреча на какой-нибудь тропинке судьбы откладывалась до лучших времён. Из-за хронического денежного дефицита Сеня Гундос не делал вселенской катастрофы, а их неожиданное появление не давало ему повода для карнавала жизни.
После того, как он в 1990 году сказочно и неожиданно разбогател, деньги, как источник удовлетворения желаний для него вообще умерли. Они несли лично ему смерть. Поэтому он до противной дрожи в желудке боялся вспоминать историю своего обогащения. Богатство, капиталы ему не нужны. С ними приходят друзья и враги. Первые превращаются во вторых, и все норовят тебя ограбить и угробить. Добро выворачивается наизнанку и норовит устроить подлянку. Начинают любить, ненавидеть, дружить, выходить замуж, разводиться с вашим толстым, как монах-расстрига кошельком. Мочеполовая система с простатитом и камнями в почках, сердечно-сосудистая и нервная системы со стенокардией, поясничным люмбаго и кардионеврозом, всё, что доктора называют твоим состоянием, уже отдельно никому не интересны, а только в симбиозе с состоянием твоих счетов в банке. С появлением известного количества банковских билетов возникает масса ранее неизвестных проблем. Во-первых, с самими деньгами: Где и как их хранить? Хорошо, если у вас рваный стольник – его можно засунуть в карман, спрятать от жены в носок, а, чтобы не мучиться дурью, где прятать, – пойти и купить пивка. И всё! Нет стольника – нет проблемы. А, если стольников у вас вагон и ещё маленькая тележка? Чувствуете размах проблемы?! Грязный потный носок уже не проканает! И пива на такое количество стольников, конечно можно купить, но выпить уже не успеешь. Прокиснет, как пить дать!
Ко всему прочему, деньги имеют противное свойство приманивать – толи своим запахом, толи видом – массу знакомых, полузнакомых и совершенно незнакомых людей, которые с порога клянутся в любви и дружбе до гробовой доски, но растворяются без остатка и адреса для переписки при вашем финансовом фиаско.
Российский бомж Гундос, в принципе, был умным мужиком. Глупые в стране «Бомжатии», вымирали в первую зиму. Даже, если вдруг какому-нибудь дураку и повезло, то вторую зиму ему не пережить. Замёрзнет. Россия-матушка, это вам не Италия, где под мостом можно жить годами в одном лапсердаке: на все времена года и выходы в гости.
Сеня Гундос имел счастье на практике жизни удостовериться самолично, – деньги действительно величайшее зло и любое их количество не сделает человека ни счастливым, ни здоровым.
Сеня Гундос не член партии, а потому вынужден обходиться в жизни своим умом и принадлежащими ему на правах личной собственности, проспиртованными до состояния музейной нетленности, мозгами. Именно ими он родил для себя житейскую мудрость: деньги, свалившиеся на его бедную голову, не принесут добра всему организму. Чего греха таить – не сразу Сеня решился отринуть от себя такие деньжищи. Мучился сомнениями, выросшими на почве соблазнов большого города, Хотелось грехов больших и много. На беду соблазны и грехи имеют свою цену и требуют нешуточных капиталов. А у Гундоса в кармане, две вши на аркане – одна своя, вторая приблудная. Безгрешным Сеня, по причине отсутствия серьёзных денег, не числился. Но грехи его не впечатляли, ни глубиной, ни размахом. Тянули на пару свечей в церквушке и на хиленькую покаянную молитвочку скороговоркой!
В своих сомнениях по использованию денег, Гундос дошёл до наколки номера счёта, кода доступа и банка в самом потаённом месте организма – между полужопицами. В глаза чужому не бросится и свои не мозолит. Зато не забудешь и не потеряешь. Очень удобно. Попробуйте сами и соседке посоветуйте.
Наколку он сделал в таком укромном месте не по причине прихода на ум задних мыслей, а совершенно сознательно – почти трезвым и в твёрдой памяти. К этому он имел несколько причин. К примеру, явится к нему интеллигент в шляпе, галстуке и с бандитской рожей, «Подавай» – скажет он – «Сукин сын, мои башли!». Сеня, мужчина умный и сообразительный. Он слёту в полную несознанку: «Мол, господин хороший, вы вчерась видно ужрамшись изрядно были, коли сегодня на мусорку пришли искать пропитые бабки».
Интеллигент, само собой разумеется, начинает глубоко трепать себе нервы, срывает шляпу, галстук, и остаётся с одной бандитской мордой. «Ты, шавка помойная!» – скажет он – «Если лавэ сейчас не отдашь, посажу жопой на светофор и будешь у меня флюгаркой ишачить!»
От такого натурального хамства не исключено расстройство желудка у какого-нибудь учителя географии. Нервная система российского бомжа закалена, отрепетирована лучшими годами жизненных невзгод и отшлифована ментовским фольклором.
Сеню Гундоса на гоп-стоп не возьмёшь, он не крутяшок, но и в лопухи не записывался. На бандитскую грубость Сеня с лёгкой претензией на большую культуру отвечает: «Мол, уважаемый бандит, если Вы где-то что-то утеряли, то стол находок дальше по улице за первым поворотом направо». У бандита морда вся большим помидором сделается. Он рот как чебак раскрывает, но звука не издаёт. Видимо, закончились все слова убеждения, и он тогда вытаскивает из кармана брюк последний аргумент. Армейский пистолет ТТ. Весомость аргумента Сеня Гундос непременно воспримет с большим уважением и почтительностью. Он умный мужчина и сразу же тихохонько шепотком спросит: «Мол, ежели Вы считаете, что здесь банк, где лежат Ваши деньги, то назовите номер счёта и другие прилагающиеся к нему прибамбасы, например, код доступа, и деньги, мил человек, Ваши!» В ответ бандюган зубами фиксатыми лязгнет, как затвором автомата и прицелится из ТТ в Сеню. Сквозь прорезь прицела он разглядит перед собой махрового, обросшего седыми космами, грязного помоечного бомжа, с таким вонючим ароматом, что линия прицела задрожит, как желе без корсета упаковки. Самый тупой бандит с отбитыми мозгами задумается: «Если этот бомжара набит башлями, как подсолнух семечками, то почему он свой беззубый рот фарфоровой челюстью не украсил? Отчего клиф свой драный не сменил? Для чего у него на правой ноге лаковый ботинок в фиолетовой краске, а на левой – порванный бот? Почему в сауну не ходит и дезодорантами не пользуется?»
Сеня Гундос, меж тем мыслит: «Ежели эта рожа позывные счёта знает, то на фига я ему? Если не знает, то деньги в банке пристроены не для него, а на чужой каравай – рот не разевай!»
В конце концов бандюган в большущих сомнениях засунет свой армейский ТТ в карман и уйдёт с твёрдым намерением пристрелить того, кто дал тухлую наколку на вонючего бомжа. Такой картиной виделась для Гундоса первая причина, по которой он смастерил себе тайное тату в межжопочном пространстве.
Вторая причина была печальной, как пустая бутылка из под водки – аромат ещё остался, а суть канула в реку времени. Несмотря на твёрдое решение не пользоваться свалившимся на него богатством, Сеня где-то в сумрачных подвалах своего сознания оставил всё-таки малюсенький шансик, что деньги ему могут понадобиться в глубокой старости. Сил холить по помойкам и свалкам уже не будет, пенсии и детей не нет, а умирать ещё не хочется. Прямая дорога в дом старчества, но туда, на бесплатное дожитие до последнего похода на погост, не принимают. За ожидание своей смерти нужно платить.
Надеюсь, теперь вам понятны мотивы сокрытия тайны вклада в интимном месте Гундосова тела.
Сам факт обогащения бомжа Сени Гундоса представлял собой сюрприз от жизни в судьбе неизвестного чиновника в пижаме. Значит, ложится он, между прочим, советский человек, спать в шелках и радужных мечтах о счастливом будущем. Среди ночи его будят четверо уродов в масках и, взявшись привычной хваткой, выбрасывают беднягу в окно с десятого этажа. Этот оскал фортуны считался бонусом, последней точкой за хорошо выполненную работу. Летящий одиноко, чиновник с десятого этажа выполнил свою часть работы по расхищению золотовалютных запасов Родины. Для соблюдения секретности и пущей убедительности, по семейным обстоятельствам он должен разбиться в лепёшку. Не случилось. Мимо проезжал мусоровоз. Чиновник в шёлковой пижаме и с плохим предчувствием в голове рухнул в один из контейнеров. Пижаму, конечно, испачкал, но, что удивительно, не порвал. Сознание, правда, потерял. А вы что хотите от потомственного чиновника? Он в ДОСААФ не хаживал, норм ГТО не сдавал, о прыжках с парашютом только слышал, и, вдруг полетел с десятого этажа без страховки. Ясно – расстроился человек и отключился с непривычки. Хорошо, что мусоровозка приняла белое тело чиновника в свои грязные объятия. Иначе пришлось бы жертву семейных обстоятельств отскрёбывать от мостовой лопатой и складывать в закрытый гроб.
Счастливо избежав судьбоносной встречи с асфальтом, чиновник в шёлковой пижаме был благополучно в бессознательном состоянии выгружен полупьяным шофёром мусоровозки на городской свалке и завален следующими кучами мусора…
*******
Рядовому обывателю недоступны все радости и прелести жизни на приличной городской свалке. В неведении, он идёт в поход по магазинам и пытается наполнить продуктовую корзину сообразно своего месячного дохода. Основная масса народа в России балансирует на грани нищеты и бедности. Они, чтобы не подохнуть с голоду, вынуждены покупать продукты не первой свежести, а при случае им втюхивают откровенную гниль. И за всё это пенсионеры, учителя, врачи, музыкальные и музейные работники, короче бюджетники платят свои деньги и вынуждены питаться тем, что абориген городской свалки брезгливо отбросит в сторону.
Бомжи по магазинам не ходят. Они отовариваются, не сходя со своего рабочего места. Приезд мусоропровода – приглашение к работе. Разбирая мусор, бомжи его сразу сортируют. Стеклотара мгновенно ставится в ящики. Металлолом разбирается на чёрный и цветной. Макулатура складируется и упаковывается отдельно.
Одежда быстро инспектируется опытным глазом и руками и делится на: хлам-утильсырьё, либо годная к ношению. Так же поступают и с обувью.
Отдельная песня продукты питания. Когда-то продовольственных магазинов было очень мало, но как-то хватало на всех. Без сомнения при Советах можно было по просьбам трудящихся настроить очень много магазинов, но в те годы количество магазинов определялось наличием товаров. Пустые магазины с персоналом внутри навевают не совсем хорошие мысли и способствуют образованию очередей там, где есть любой товар. Так и жили. Вся страна стояла в очередях, и о товарных излишках смешно было слушать. Раскупали в мгновение ока всё и в любых количествах.
Сейчас магазинов образовалось больше, чем покупателей, по крайней мере, тех, кто завтракает омарами, и кому без бокала «Мадам Клико» на ночь снятся плохие сны. Торгаши на месте дырку вертят – хотят заработать на перепродажах. Не купили у него, скажем, телевизор или пиджачную пару. Не велика беда – через месяц, другой, третий всё равно купят. Товар не испортится.
Продовольственникам живётся куда хуже – молоко это вам не мясорубка. В него и так натолкали всякой химии, но оно всё равно скисает. В довершение и покупатель откуда-то взялся дотошный, въедливый. Всё норовит разглядеть дату изготовления. Ему, видите ли, нужна сметана, сегодняшнего дня изготовления. Вчерашний день не устраивает. За свежей сметаной он пойдёт в соседний магазин, где её только что привезли. И так со всем «скоропортом». Что делать? Вывозить нереализованное продовольствие с истёкшим сроком хранения на городскую свалку. Конкуренция сделала своё дело. Хранить продукты сверх сроков реализации и пытаться их продать стало делом опасным и экономически невыгодным.
В стране «Бомжатии» на свалке наступили райские времена. Доморощенные дельцы, взросшие на российских грядках хамства и вседозволенности, ещё делали отчаянные попытки всучивания просроченного товара в руки бедного покупателя. Торговые сети с забугорной пропиской жили всё больше по закону, и, с постоянством хронометра, снабжали жителей свалки завидным для большинства общественности продуктами питания.
Скажите откровенно, как часто на вашем столе появляется паюсная икра? А финское салями? Давно ли вы баловали свой аппетит слабокопчёной норвежской форелью или печенью трески? Может у вас нервная икота от консервированных языков? Тогда непременно отведайте балычка! Очень помогает! А от пережора пирожными и тортами хорошо отпаиваться соком. Единственный недостаток – ЧТО и КОГДА привезёт мусоровоз. Тот факт, что продукты с истёкшим сроком хранения, мало волновал аборигенов свалки.
Во-первых, загляните в свой домашний холодильник и пробегите критическим взором по срокам хранения собственных продуктов. Кто из вас не вкушал прелести скисшего молока до состояния домашней простокваши? Или не прожаривал завалявшийся кусок «Докторской» колбасы? А кремовые изделия после праздничного застолья дружно поедаются всей семьёй ещё неделю. На датировку консервов, вообще, никто внимания не обращает, поскольку ничего в ней не понимает.
Во-вторых, взрослый житель России в здравом уме и в лёгком подпитии легко сочетает в себе функции санэпидстанции с торговой инспекцией, и играючи проведёт качественную нюхательно-пробную экспертизу любого пищевого продукта, включая тяжёлые самодельные алкогольные напитки, самосад и наркотики. Выжившие передают бесценный опыт потомкам. Так, что к употреблению продуктов с просроченным сроком реализации, страна готовилась массово и давно. Не зря же говорят: что немцу в «лом», то русскому в «кайф» и на «халяву»!
Свой злополучный день обогащения Сеня Гундос едва не проспал. Накануне он обменял удачно ментовской полушубок без правого рукава на три литра браги и ушёл неспешно в нирвану. Проснулся уже затемно вечером следующего дня в своей картонно-фанерной лачуге на самом краю свалки. Голова, налитая привычной тяжёло-тупой болью взывала о скорой помощи. Сеня допил остатки браги и, придя в обычное состояние лёгкой нетрезвости, поспешил к разбору оставшегося мусора. К его удивлению свалка оказалась пустой. Гундос ещё не знал, что в обед выгрузили целый КАМАЗ некондиционной водки и принялись давить бульдозером. Бомжи успели с риском для жизни нахватать из под гусениц бульдозера столько водяры, что хватило на три дня хорошей пьянки. Все ужрались в стельку. Разбирать мусор никто не хотел и не мог.
Гундос в полном одиночестве при свете яркой луны и в прекрасном настроении неторопливо, и со знанием дела копался в мусоре. Его добычей стали почти новые юфтевые сапоги, две солдатские рубашки, забрызганные извёсткой (отстирается, либо ототрётся!), женские рейтузы (тёплые китайские, отдам Машке Разливухе). Дела шли прекрасно! Сеня увлечённо копался в мусоре и вдруг…
Заметьте, что всё в жизни – и хорошее, и плохое – начинается не постепенно, а случается именно «вдруг». Неожиданно. Например, возвращаетесь вы из служебной командировки с чувством выполненного долга и в предчувствии премии за хорошо выполненную работу. И как-то незаметно для вас и совершенно неожиданно находите, что в вашей постели вдруг разлёгся ваш друг. Всё бы ничего, но на соседней подушке, прижав проказливые ушки, лежит голова жены и изображает сон, мол, она здесь проездом. Для них ваше появление тоже неожиданность, и вся дальнейшая история начинается тоже со слова «вдруг».
И так, Сеня увидел вдруг блеск у себя под ногами. Навёл резкость на свои, подпорченные некачественным стеклоочистителем, глаза и узрел часы. Не просто затрапезные часики типа «Комета» или «Командирские», а с виду настоящий «Ролекс», и не просто «Ролекс», а в золотом корпусе с золотым браслетом, который маняще сверкал при лунном свете и терялся где-то в глубине мусора.
Сеня Гундос умный мужчина и опытный бомжара. Он не кинулся спешно откапывать золотые часы. Суетливыми движениями он мог бы привлечь внимание случайных любопытных глаз и нажить себе конфликт интересов. Вам лично конфликт интересов нужен? Нет, не нужен. Сеня Гундос желал жить тоже без конфликтов. Поэтому он ленивым жестом зацепил палкой грязный мешок, делая вид, что рассматривает какую-то хреновину под ним, а сам, расчетливо выверенным движением, накрыл мешком золотой «Ролекс», и, для верности, встал на него обеими ногами. Отлично! Драгоценная находка надёжно укрыта от случайных свидетелей.
Без суеты Сеня поднял пачку «Парламента». В ней оставалось две сигареты. Лениво закурил и начал незаметно, но очень внимательно изучать окружающую местность. Пусто. Только огромные крысы по хозяйски сновали между кучами мусора. Сеня медленно присел над мешком и запустил под него руку в надежде взять свой золотой трофей. Часы нащупал и хотел их поднять, но они за что-то зацепились и не желали являться перед очи Гундоса. Пришлось откинуть мешок в сторону и изучить причину задержки. То, что увидел Сеня, заставило сжаться от ужаса сердце бывалого бомжа. Золотые часы «Ролекс» плотно сидели на запястье большой волосатой человеческой руки. В страхе Гундос заново моментально закрыл, ничего хорошего не сулящую, находку.
Трупы на городской свалке не в новинку. Находились они и раньше, но, с вводом в эксплуатацию городского крематория, господа бандиты отходы своего производства предпочитали сжигать. Во-первых, гигиеничнее, а во-вторых, у ментов никаких вопросов. Нет тела, нет и дела. А зарплата от количества найденных тел не зависит. Оцепеневший от страха разум шептал Сене: «Срочно беги! Хватай женские рейтузы и беги! Меняй у Машки Разливухи штаны на брагу и скачками в лес, в тундру! Менты загребут и труп на тебя повесят!» Жадность, разбухшая от блеска золота, глушила голос разума: «Семён, ты же мужик! Это не первый труп, который ты видишь. Чего бояться? Кругом не души. Не спеши. Откопай труп. наверняка в карманах найдутся бабосы, а на другой руке могут быть и кольца-перстни… Не ссы в компот, там ягодки!».
Сеня Гундос выкурил, сидя на мешке с золотой находкой, ещё одну сигарету. Внутренний голос побеждённого разума обиженно затих и бомж начал свои раскопки. Споро раскидав мусор в стороны, Гундос откопал крупного мужчину славянской внешности в шёлковой пижаме. Лицо трупа было залито неизвестно чем, или кровью, или кетчупом из прилипшего к лысине пакета.
Карманы пижамы были пусты, ноги трупа босы. Зато на правой руке нашлось, под слоем грязи, массивное золотое кольцо с бриллиантом. Жаль, конечно, что покойный перед смертью не надел на себя костюмчик от Кордена, набитый пятитысячными банковскими билетами. «На безрыбье и рак закуска!» – подумал Гундос, и вслух пробормотал:
– Прости, братан! Но эти цацки тебе уже не нужны.
С этими словами Сеня деловито принялся снимать с покойника часы и кольцо. Браслет у часов расстегнулся с глухим щелчком с третьей попытки. Обручальное кольцо упёрлось, и никак не хотело покидать палец хозяина. Гундос у судьбы в живодёрах или садистах не значился. Людей, правда, недолюбливал, но собак обожал. Впрочем, есть за что. Чем он больше узнавал людей, тем сильнее любил собак.
Бесплодные усилия по снятию кольца распалили жабу жадности, и она подтолкнула Сеню на решительный шаг. Он вытащил из кармана и раскрыл большой перочинный нож. Взял вялую, безвольную кисть покойника и старательно уложил безымянный палец правой руки на случайный обрубок бревна и уже замахнулся ножом. Он хотел одним ударом отчленить палец от кисти и затем спокойно, без нервов снять кольцо. Как вдруг над его ухом кто-то громко сказал:
– Не спеши!
Гундос оторопел от ужаса, но всё же медленно повернул голову, и чуть было не столкнулся нос к носу с покойником. Труп с сине-красно-чёрной рожей в упор с укором смотрел на Сеню детскими синими глазами. Гундос от страха зажмурился. Кожа его от головы до пят покрылось пупырышками, и он стал смахивать на свежеощипанную курицу. Хотелось бежать быстро, подальше и куда глаза глядят. Внутренний голос разума мстительно зашипел: «А я предупреждал…». Сеня отчаянно замотал головой в надежде, что его кошмар с ожившим трупом, весёлые проделки «белочки» и он сейчас пропадёт. Всё встанет на свои места, в том числе его мозги и нервы, а труп, как был раньше, так и останется молчаливым покойником. Не принято в приличном обществе встречаться с болтливыми трупами, но Сенин покойник, видимо, был далёк от хороших манер и рявкнул Гундосу прямо в ухо начальственным басом:
– Шары раскрой!
Сеня от ужаса раскрыл глаза и сфинктеры. Запахло большими неприятностями. Вовремя спохватился. Оставил раскрытыми только глаза. Голова бывшего покойника действительно выглядела весьма потрёпанной, но живой, на абсолютно мёртвом теле. Более того, она не только разговаривала на чистейшем русском языке, но ещё и нахально командовала.
– Быстро бери меня в охапку, и спрячь в своей берлоге!
Гундос, несмотря на пережитый кошмар, и всё ещё трясясь от страха хотел возмутиться: «Мол, с какого хрена баня-то обвалилась, чтобы я, честный бомж, разных незнакомых покойников по свалкам растаскивал!» Не успел выставить своё «фи». Голова вещала:
– Иначе в полицию заявлю, что ты совершил на меня вооружённый грабёж, и, угрожая ножом, снял золотые часы «Ролекс» стоимостью 120 тысяч рублей…
«Сука!» – подумал Гундос. – «На хрена я тебя откопал!» Внутренний голос мстительно встрял: «Вот-вот! Я о том же! А ведь предупреждали дурака!»
Голова, видя бездействие бомжа, перешла к открытым угрозам:
– Шевели батонами, придурок! Сейчас здесь появятся люди в чёрном и удушат меня!
«И хорошо!» – подумал Гундос. – «Так тебе и надо! Больше не будешь пугать честных бомжей. Умер, так умер и на хрен оживать при каждом удобном случае…», но закончить свою оптимистическую мысль на мажорной ноте ему не удалось. Голова заявила:
– Меня задушат. Ты не нервничай. Задушат меня, а не тебя. Я буду мучаться, а не ты. Тебя они мучить не будут. Для них ты вошь, паразит на здоровом теле общества. Они тебя сразу застрелят, как опасного свидетеля. Ты видел меня, и даже может быть, узнал. Только поэтому ты на половину уже покойник. У тебя выход единственный. Если хочешь жить, то должен спасти меня. Спасёшь меня и я спасу твою сраную жизнь и сделаю тебя очень богатым человеком.
Особой нежности Сеня Гундос к ожившему покойнику не питал, с другой стороны и лютой ненависти он пока не заслуживал. К перспективе обогатиться за счёт говорящей головы бомж отнёсся со здоровым скептицизмом и чёрным юмором: «Гильотина лучшее средство лечения от страсти к наживе». Однако, вариант встречи с людьми в чёрном и получения у них автографа в виде пули в голову, Гундос оценил серьёзно. Убежать и бросить ожившего покойника Сеня не мог не из-за повышенного градуса милосердия, а из-за чувства самосохранения. Голова в отместку, укажет на его существование в природе. И тогда жизнь простого бомжа превратится в кромешный ад, в непрерывный кросс по пересечённой местности. До счастливой встречи с пулей от людей в чёрном.
Убить, зарезать перочинным ножом оживший труп Сеня теоретически мог, но… Говорят же умные люди: теоретически это лошадь, но практически она не везёт. Одно дело отчекрыжить у покойника один палец, другой коленкор – отрезать живую голову от мёртвого тела. На такой варварский поступок Гундос был не способен, а жить-то, зараза, очень хотелось. Выход действительно оставался один – спасать говорящую голову и попытаться спасти при этом свою несчастную задницу.
Закинув бывшего покойника в шёлковой пижаме за спину, Сеня Гундос, пугливо озираясь, сгибаясь под тяжестью мёртвого тела, засеменил в сторону своей берлоги.
*******
Говорящая голова оказалась оракулом и накаркала беду. Едва рассвет размыл ночные тени на городской свалке, как черти из под земли возникла свора людей в галстуках, в чёрных костюмах и тёмных очках. И началась классика жанра. Бомжей вытаскивали из всех нор. Сразу били по почкам, печени и редко по-деревенски – по мордасам. Только потом совали фотку какого-то мужика под нос и после вопроса: «Видели или нет?», пинали под зад.
Бомжи, ужратые некондиционной водкой, вообще, не понимали кто, что, кого, о чём спрашивают. Привычно сносили побои и ещё более привычно отрицали свою причастность ко всему на свете. Никто ничего не видел и никто ничего не знал! Люди в чёрном упёрлись в такую единодушную стену отрицания, что вынужденно поверили в её правдивость. Решили уже удалиться, но по решению старшего заглянули в берлогу к Сене Гундосу.
Конец ознакомительного фрагмента.