Облако
О, что за облако над Русью пролетело, Какой тяжелый сон в пустующих полях!
Лето в этом году было богато грозами с тяжелыми, обложными дождями, с порывистыми ветрами, вздымавшими на реке белые пенные волны, а если выдавались сухие жаркие дни, то по вечерам на западе полыхали синие зарницы, и закаты отличались багровым мерцающим светом.
Украинский городок, куда я направлялся, был совсем небольшим, похожим более на раскидистое село, примостившееся на высоком берегу реки, с садами, огородами, кирпичными домиками и белыми, совсем сельскими, мазанками. Почти у всех его обитателей было свое небольшое хозяйство, и поэтому на центральной, грязной и обильной лужами улице можно было видеть вольготно бродивших гусей и поросят. Вообще-то городок был пустяшный, и к нему не подходила ни железная дорога, ни порядочное шоссе, и сообщение, главным образом, совершалось по реке, где регулярно курсировали небольшие пароходики. На одном из таких пароходиков, носящем гордое имя «Перемога», я и направлялся в этот городок, где у меня испокон веков жили родственники. Эта «Перемога» недолго перемогалась, плывя по течению, и, не доходя до городка, вдруг остановилась, уткнувшись носом в берег. Из машинных недр на палубу вылез, вытирая паклей грязные руки, судовой механик и объявил, что пароходик дальше не пойдет по случаю великой шкоды в механизмах.
Надо упомянуть о том, что это было время, когда на Украине громыхнула атомная электростанция и смертоносная радиоактивная мгла заволокла громадные территории Украины, Белоруссии и России. Только и было тогда на слуху это жуткое слово: Чернобыль, Чернобыль, Чернобыль. И вот, по прошествии нескольких лет, я ехал в этот городок, где тоже пролился радиоактивный дождь, и люди, живущие там, получали «гробовые» деньги на лечение и на утешение.
Я высадился с пароходика вместе со знакомой попутчицей Тоней на дорогу, идущую вдоль зоны отчуждения, на многие километры огражденную колючей проволокой. Проволока уже успела потемнеть, и над этой, ранее благословенной, а теперь проклятой землей синело такое же небо, пышным разнотравьем красовались луга, летали и пели птицы, на крышах обезлюдевших хат виднелись раскидистые гнезда, и в одном, поджав ногу, задумчиво стоял аист. На полях, где раньше волнами колыхалась пшеница и густыми рядами стояли золотистые подсолнухи, теперь все поросло бурьяном и кустарником. Над полями вились бабочки, жуки и шмели, иногда пробегала одичалая лохматая собака, в бурьяне копался целый выводок ничейных свиней, но людей не было. Все было брошено на этих полях, и знаком беды стояли заржавленный трактор, и развалившаяся полуторка, и облупившийся комбайн.
И хаты – ранее теплое, веками обжитое человеческое жилье – теперь смотрели тусклыми глазницами окон и распахнутыми дверями. Что-то незримое, но смертоносное висело над этой зоной отчуждения, и это была смерть в новой, невиданной и неслыханной доселе форме, дьявольское порождение высоких, но безбожных умов ХХ века.
Моя попутчица Тоня – молодая женщина с мучнисто-бледным лицом и пышными локонами каштановых волос, которые она постоянно поправляла тонкими пальцами. Разговаривая, она как-то по-детски виновато смотрела на меня своими большими голубыми глазами. Мы с ней познакомились еще в поезде. Она возвращалась домой, отлежав два месяца в институте радиационной медицины.
– Вот, живу-доживаю, – говорила Тоня, – наглоталась, надышалась этой заразы, и отняла она у меня жизнь и здоровье. А раньше я была красивая, цветущая, веселая. Когда громыхнуло на атомной станции, нас отселили с Припяти, но если тебя ужалила змея, то хоть отселяй, не отселяй – яд змеиный уже в тебе, с тобой и все отравляет и разрушает.
– Но ты, Тоня, и сейчас неплохо выглядишь, только бледновата, но зато кудри такие, что хоть в кино.
– Ах, так вам кудри мои понравились! Ну так – смотрите! – Тоня схватила себя за волосы и потянула вверх. Под париком обнаружился голый, обтянутый бледной кожей череп. – Я у Алексея Апухтина читала вещее, написанное в XIX веке стихотворение:
О, что за облако над Русью пролетело,
Какой тяжелый сон в пустующих полях!
– Это над нашим городком оно пролетело и унесло не только мои волосы и здоровье, но и многие, многие жизни.
А мои родственники жили в небольшом городке вблизи тридцатикилометровой зоны отчуждения. Глава семьи был ученым лесничим, в ведении которого находились лесные угодья в районах Припяти и Десны. С седой клиновидной бородкой и чеховским пенсне на толстом носу, он выглядел старым земским деятелем, радеющим о начальных школах и сельских больницах. Жена его тоже была ему под стать: этакая полная дама с благородными манерами. Еще с ними жила сестра жены – крепкая хозяйственная старушка. После случившейся катастрофы комиссия, приехавшая в их городок, предлагала им покинуть дом и отселиться подальше от опасной зоны, но на семейном совете старики решили доживать свой век в родном гнезде. Насильственно их не выселяли, но строго-настрого наказали: огородом не пользоваться, в лесу грибы-ягоды не собирать, корову не пасти, а постоянно держать в сарае на привязи на привозном сене, колодец держать закрытым и следить, чтобы туда не затекала дождевая вода.
Рассказав мне все это, дядя мой, Сергей Иванович, повел меня в сарай, где буренка уныло в полутьме потребляла сено, а почти ослепшие куры ходили по сараю и разгребали лапами навоз. Лишь пятнистый поросенок всем был доволен и, наращивая аппетит, жадно пожирал из лохани теплое месиво.
«И нам плохо, и скотинке невесело, – вздохнув, сказал дядя. Недавно по делам службы я был в запретной зоне и сделал вывод, что атомная радиация такой силы – в нашем мире явление новое и на нее не реагируют ни животные, ни птицы, ни насекомые, хотя все они загодя прячутся, предчувствуя ураганы, землетрясения, наводнения. Генетически в них не заложено чувство опасности радиации. Следовательно, это новое явление, порожденное умом безбожных ученых. Между прочим, в Священном Писании предсказана эта катастрофа: у Иоанна Богослова в Апокалипсисе без обиняков сказано: Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде “полынь” и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки. И к этому еще надо сказать, что полынь по-украински – чернобыльник. Вообще, не спросивши согласия населения страны, власти настроили эти чудовищные атомные электростанции – эти потенциальные источники смерти, эти молохи, пожирающие жизни людей. А нужны ли они в условиях нашей страны, столь богатой могучими реками, углем, нефтью и газом? Я думаю, что многие ответили бы: “НЕТ!”
Итак, далее о зоне отчуждения: люди из опасной зоны ушли, но птицы, животные и насекомые продолжают там жить. Под влиянием радиации все они стали крупнее, а брошенные домашние животные одичали. Немало среди них и мутантов: я сам видел аистов с тремя ногами, двухголовых поросят, совершенно голых бесшерстных собак. Даже фрукты в два-три раза больше обычных и уродливой формы. Цыгане, которые там поселились, говорят, что ночью эти плоды слабо светятся. Да, немного людей там есть. Это обделенные судьбой бездомные бродяги. Они вселились в брошенные дома и живут там, не обращая ни на что внимания, и не верят, что здесь все отравлено. Они берут воду из колодцев, потребляют с огородов овощи, пасут коров, ловят и едят свиней. Они говорят, что надеются на Божию защиту. “Перед тем, как есть и пить, трижды перекрестим еду, призовем Божие благословение и едим. И ничего, пока живы-здоровы. А умирать все равно от чего-нибудь придется”.
Я заглядывал в брошенные дома и увидел, что там уже кто-то похозяйничал. Во-первых, конечно, здесь ходили охотники за иконами. В домах икон уже не найдешь, да и много чего пограблено, хотя жителям при отъезде брать с собой ничего не разрешали из-за радиоактивной пыли. Божиим попущением беда, случившаяся на Украине, распростерла свои черные крылья и над Белоруссией, и над Россией.
“О, что за облако над Русью пролетело?!”
Много, много юных жизней погибло, и еще многие годы в городах и селах страны будут болеть и умирать чернобыльцы. Эта особая категория людей, ликвидаторов катастрофы, положивших жизни свои за други своя. Низкий, низкий земной поклон им за их подвиг.
К сожалению, в одном из самых благословенных мест Украины в ее живое тело до скончания веков врезалась смертоносная звезда “Полынь”, которую не забыть, не избыть. И сидит она на водной артерии реки Припять, которая впадает в Днепр, питающий водой Украину».
Так сокрушенно говорил старый лесничий Сергей Иванович. Этой семьи уже нет на свете. Каждый год в течение трех лет я приезжал на похороны. Первой умерла хозяйка, потом ее сестра и последним Сергей Иванович. И во всех трех свидетельствах о смерти был проставлен один диагноз: хроническая лучевая болезнь.