Глава 5. Николенька
Николай приходился племянником их соседке Валентине Кузьминичне. Бездетная Валентина два года назад похоронила мужа и теперь жила она, то и дело забегая к ним – посидеть. В один из её визитов, когда Валентина с Тасиной мамой пили на кухне чай и обсуждали новые шторы, купленные Тасей по случаю (в советские далёкие времена ничего нельзя было купить, можно только «достать», и новые шторы были событием), в дверь позвонили – длинно и требовательно.
– Тася, посмотри, кто там, – попросила мама. Тася побежала открывать. На пороге стоял незнакомый парень – высокий, широкоплечий, с серыми красивыми глазами. Тася молча уставилась на него, не зная, что сказать. Ошибся, наверное. Дома в микрорайоне похожи один на другой, а таблички с номерами не сразу найдёшь… Сейчас он извинится, повернётся и уйдёт. И она его больше не увидит. Вот – бывают же такие…
Тася молчала, оттягивая неминуемое расставание, а парень мялся у порога и не уходил.
– Я из шестьдесят второй квартиры, – отрекомендовался парень, нарушив затянувшееся молчание. – Меня Колей зовут. Валентина Кузьминична сестра моего отца, тётка моя… Ва-ааль! Валя-аа! – неожиданно заорал Николай звучным баритоном, и Тася подумала, что у него красивый голос. Вот – бывает же…
– Валентина, ты где? – оттеснив Тасю, обладатель баритона по-хозяйски протопал на кухню. – Ого! Чаи, значит, гоняете? А меня кто кормить будет? Хватит уже гостевать, домой пошли! – приказным тоном объявил Николай тётке, но Валентина не обиделась, расплылась в улыбке: «Племянник мой, Николенька-Николай. Вымахал с колокольню, а тётку не уважает ни на грош! Чаю даже попить не дал».
Николай остался пить чай с испечёнными Тасей булочками. Она любила возиться с тестом, подолгу взбивая его миксером, отчего булочки получались воздушными. В начинку Тася добавляла жареные грецкие орехи и апельсиновые ароматные корочки, приготовленные особым способом и похрустывающие на зубах.
Николай почему-то решил, что булочки пекла Тасина мама, и рассыпался в похвалах, не переставая, однако, жевать. Тасина мама объяснила ему, что его комплименты не по адресу. Николай взглянул на Тасю и, отложив булочку, залился пунцовым румянцем, который удивительно ему шёл…
– Вы ешьте, раз нравится, – сказала ему Тася. – Я много напекла, целых два противня… На всех хватит и на завтра останется.
– Так он и завтра к вам заявится, где пироги, там и он! Вот зря ты ему сказала, – рассмеялась Валентина…
…Встречались по субботам. Так решил Николай, и Тася с нетерпением ждала – суббот. Маршруты для прогулок всегда выбирал Николай. Иногда это был Ботанический сад. Иногда парк культуры и отдыха на Крымском мосту. Третьяковская галерея. Старый Арбат. Музей-заповедник Коломенское. Кинотеатр «Зарядье». ВДНХ. И куда бы они не пошли, Тася всегда брала с собой его любимые булочки.
В те времена достать билеты на хороший спектакль было непростым делом. Билеты продавались с «нагрузкой» – к «хорошему» театру добавляли два «плохих», в которые не стоило идти: проще выбросить билеты, чем зря терять время. Даже в кинотеатр, если была премьера, приходилось выстаивать длинную очередь за билетами. Но для Николеньки (как называли его Тася с мамой, оставаясь наедине, потому что фамилия его была Никольцев, и звучала смешно – Николай Никольцев) – для Николеньки проблем с билетами не существовало.
– Хочешь, сходим в театр? Давненько мы с тобой там не были, – предложил как-то Николай. Тася никогда не ходила с ним в театр. Она представила себя – в театральном фойе, под руку с Николаем, одетую в финский персиковый шерстяной костюм, красиво облегающий фигуру (два часа в очереди в универмаге «Московский» и счастье, что ещё остался подходящий цвет). Костюм был Тасе к лицу, она ещё ни разу его не надевала.
– Хочу! – с энтузиазмом объявила она Николаю.
– А в какой ты хочешь? – последовал новый вопрос, и Тася растерялась. Ей хотелось в Большой, или в Ленком, или в Сатиру. На худой конец в Кремлёвский Дворец Съездов, на балет (оперу в КДС она не вынесет, акустика там никакая).
– Я не знаю, – честно ответила Тася, не желая расстраивать Николеньку невыполнимой просьбой.
–Театр Сатиры подойдёт?
Тася восторженно выдохнула. О таком она не мечтала…
– Да, вполне. (К слову, театр Сатиры в те времена был столь же «доступен», как театр на Таганке с Владимиром Высоцким).
– Значит, мы идём с тобой в Сатиру.
– А когда? – с замершим сердцем спросила Тася.
– Как всегда, в субботу, – был ответ.
Через много лет Тася помнила тот поход в театр до мельчайших подробностей, словно это было вчера. Они с Николаем стояли у входа в театр и изучали афишу. Спектакль был в одном действии, но Тася не расстроилась: у них впереди уйма времени, они с Колей будут прогуливаться по фойе, и Тася предстанет перед ним во всём блеске: в новом костюме, к которому очень шли янтарные бусы и золотые серьги с солнечно-жёлтыми огоньками янтаря.
Старенькая благообразная контролёрша с улыбкой приняла у них билеты… и улыбка исчезла с её лица.
– Молодой человек, у вас ведь не в наш театр билеты, у вас – в театр «Эрмитаж», – растерянно сказала контролёрша.
– В «Эрмитаж»? – переспросил Николай. – Не может быть, я же их отдал… –Николенька наморщил лоб, соображая. У Таси упало сердце – и гулко билось где-то там, под ногами, не наступить бы…
–Я, кажется, билеты перепутал, – виновато сказал Николенька. – Понимаешь, я взял в «Сатиру» и в «Эрмитаж» – для сотрудницы, к ней родственники приехали из области.. Выходит, я ей наши билеты отдал, а в «Эрмитаж» себе оставил.
– Да что ж вы стоите, молодые люди! – прервала Николенькины путаные оправдания контролёрша. – Езжайте скорее, а то не успеете!
– Куда не успеем?
– Да в «Эрмитаж»! Спектакль хороший, жалко, если билеты пропадут, – старенькая контролёрша волновалась так, словно это она опаздывала на спектакль.
– А что, может, успеем? – предложил Николенька. И они со всех ног побежали к метро…
По эскалатору поднимались бегом, от «Пушкинской» бежали до театра как ошпаренные, по выражению Николеньки. В «Эрмитаже» давали «Тень» Евгения Шварца, до начала оставалось несколько минут. Купить программку они не успели, и едва разделись и нашли свои места, как свет погас и начался спектакль. Ах, что это был за спектакль! Актёры играли так, что у Таси захватило дух…
Когда занавес опустился и в зале вспыхнул свет, Тася ещё не вернулась из Италии эпохи Борджиа… Как во сне она встала и пошла к выходу. Николенька следовал за ней. Молча протянул гардеробщику их номерки, помог Тасе надеть пальто… И вдруг спросил:
– Тебе не понравился спектакль?
– Очень понравился! – с жаром ответила ему Тася.
– Тогда почему ты уходишь?
– Как почему? Спектакль ведь кончился.
– Он не кончился, – с сожалением произнёс Николенька. – Будут ещё два действия. Но если тебе надоело, тогда, конечно, пойдём. В другой раз досмотрим.
– Как – два действия? В афише написано, спектакль в одном действии, я помню.
– Правильно. Только мы эту афишу у театра Сатиры смотрели, а это театр «Эрмитаж». И спектакль другой, в трёх действиях а мы с первого уходим, – уныло протянул Николенька.
– А я всё думаю, почему такой странный конец, а это не конец ещё! – рассмеялась Тася, скидывая Николаю на руки пальто. – Ну, что стоишь? Раздевайся и пойдём. В буфет уже не успеем, второй звонок был!
Вернув удивлённому гардеробщику пальто, они вернулись в зал, хохоча и передразнивая друг друга. Николая забавляла Тасина выходка. Девочка блеск, и одеваться умеет. Блеск! С такой не соскучишься. Как это она умудрилась спектакли перепутать? А он – театры перепутал! Определенно, они с Тасей друг друга стоят. Два сапога пара. Николай скосил глаза на Тасины замшевые сапожки с золотыми каблучками, отметил, как красиво смотрится янтарь на персиковом свитере, как вспыхивают под ярким светом театральных люстр янтарные огоньки в её серёжках. Он был в восторге от Таси, а Тася была в восторге от Евгения Шварца и его «Тени».
– А с тобой не соскучишься. С первого акта уйти, это ж надо до такого додуматься! – поддел он Тасю по дороге домой.
– А с тобой тоже! Сатиру от Эрмитажа отличить не можешь, – не осталась в долгу Тася, и оба долго смеялись.
Случались и курьёзы. Как-то весной Николенька повёл Тасю в кафе-мороженое на ВДНХ. – Ты такого мороженого не пробовала ещё. И кофе там подают настоящий! Сама увидишь.
Напрасно Тася его отговаривала и просила подождать до лета. Мороженое она могла есть только летом, в другое время года она от него замерзала, и с этим ничего нельзя было сделать. Промерзала до самых костей. Николенька ей не поверил: «Говорю же тебе, там кофе горячий, согреешься».
Но она не согрелась. Кафе было открытое, столики стояли на продуваемой ветром веранде, а ветер был отнюдь не весенний. К тому же, Николай взял четыре порции мороженого – каждому по две, разного. Тася замерзла уже на первой порции – так, что даже нос у неё покраснел. На второй порции ноги в сапогах превратились в ледышки, Тася постукивала ими друг о дружку, стараясь согреться, но это не помогало. Красными от холода пальцами она отодвинула от себя вазочку с мороженым, и потребовала обещанный кофе. Николенька щелкнул пальцами, подзывая официанта.
Тасю ждал сюрприз… Официант поставил перед ней бокал с кофе, в котором плавал шарик пломбира. Из бокала торчала соломинка. – Николай заказал кофе-гляссе! Гляссе стало последней каплей в чаше Тасиного терпения – холодной как снег, замораживающей душу каплей.
– Ты же мне кофе обещал! – вскинулась Тася.
– А это что, по-твоему? Это вкусно, ты попробуй…
– Ну, знаешь… – жалобно выговорила Тася (ей казалось – возмущённо) и резко отодвинув стул, поднялась из-за стола, Её трясло от холода, не хватало только кофе-гляссе…
Николай снял шарф, обмотал вокруг Тасиной шеи и завязал сзади узлом, как маленькой. И всю обратную дорогу хохотал, вспоминая обескураженное лицо официанта. Тасе было холодно и обидно, а Николаю было смешно, и Тася разозлилась уже по-настоящему, огрызаясь на шутки и отметая все попытки её растормошить.
– Ты сегодня в ударе! Просто мегера, – объявил Николенька, улыбаясь. И Тася не поняла, шутит он или говорит серьёзно. Стояла и ждала, когда же он отпустит её и уйдёт. Николай взял её за руку и так – в завязанном сзади шарфе, как водят малышей, повёл к метро…
– Я думал, мы до вечера с тобой погуляем.. В круговую кинопанораму сходим, с горки ледяной покатаемся, ты же любишь. Вот и покатались бы… – разочарованно протянул Николай. И встретив Тасин замороженный взгляд, покладисто согласился. – Ладно, поехали тогда домой. Я ж не знал, что ты так замёрзнешь, думал, ты пошутила. Ты ванну горячую налей, и полежи подольше, а то простудишься. У тебя наверное предки южане, на улице плюс пять, а ты как пломбир побелела… Как снегурочка…
Тася не ответила, какое ему дело до её предков… Да, предки у неё южане, и воспитание. На ни за что не признается Николеньке, потому что он испугается – её нехристианских предков. А Тася ими гордилась, и любила больше чем северян, таких как этот Николенька. Тася родилась в Москве, холода не выносила органически и обожала жару, чего нельзя сказать о москвичах, для которых плюс тридцать пять – конец света. Может, в помещении она бы не так замерзла от двух порций мороженого, но в открытом кафе… для неё это было хуже смерти. Николенька об этом не знал, и не надо.
Тася холодно кивнула на прощанье и ничуть не расстроилась, когда в следующую пятницу Николенька ей не позвонил. Одну субботу можно пропустить. Ей с лихвой хватило прошлой.
Конец ознакомительного фрагмента.