Глава 7
Грехем возвращается в офис только в три часа дня.
– Задержался с клиентом на обеде, – объясняет он, и по его расслабленному лицу видно, что он не только отобедал, но и выпил пару кружек пива.
– Вы не против, если я схожу на почту, раз вы вернулись?
– Только быстро, через час у меня осмотр помещения.
Я уже наклеила на все конверты марки и перетянула стопки писем резинками, поэтому остается только сложить все в сумку. Я надеваю пальто, а Грехем удаляется в свой кабинет.
На улице так холодно, что дыхание паром вырывается у меня изо рта. Сунув руки в карманы, я прижимаю пальцы к ладоням, чтобы согреться. Телефон вибрирует – я получила новое сообщение, – но он лежит во внутреннем кармане. Ничего, это может подождать.
Стоя в очереди на почте, я расстегиваю пальто и достаю мобильный. Сообщение от Келли Свифт, той полицейской, с которой я говорила.
Вы не могли бы как можно скорее выслать мне свою фотографию?
Означает ли это, что она поговорила с Кэтрин Таннинг? Означает ли это, что она мне верит? Не успеваю я прочесть сообщение, как приходит новое:
Без очков.
Передо мной в очереди стоят шесть человек, за мной – столько же. Свифт просила выслать фото «как можно скорее». Я снимаю очки и настраиваю фотокамеру на мобильном, не сразу вспоминая, как повернуть телефон, чтобы направить объектив себе на лицо. Затем я вытягиваю руку – настолько, чтобы остальные не заметили, как я делаю селфи. Объектив направлен немного вверх, и в таком ракурсе у меня двойной подбородок и мешки под глазами, но я все равно нажимаю на кнопку – и пугаюсь, когда мобильный выдает меня громким щелчком. Какая неловкая ситуация! Кто станет делать селфи на почте? Я отправляю фотографию Свифт и тут же получаю уведомление, что сообщение получено. Я представляю себе, как она сравнивает мой снимок со снимком в «Лондон газетт». Наверное, сейчас она напишет, что мне просто показалось. Но телефон молчит.
Чтобы отвлечься, я пишу Кейти – интересно, как прошло ее собеседование? Оно должно было закончиться несколько часов назад, и я понимаю, что Кейти не связалась со мной из-за того, что я сказала сегодня утром. Я прячу телефон в карман.
Вернувшись в офис, я застаю Грехема перед моим столом: начальник роется в моем ящике. Когда я открываю дверь, он резко выпрямляется и шея у него наливается кровью – не от смущения, а от раздражения, что его застукали.
– Что-то ищете?
Искать ему там нечего. В верхнем ящике лежат конверты, ручки и резинки для скрепления бумаг. Интересно, открывал ли он остальные? В центральном я храню старые записные книжки – они аккуратно сортированы на случай, если мне нужно будет что-то проверить. Нижний ящик – свалка: там спрятаны мои тренировочные штаны (когда-то я думала, что перед уходом домой могу ходить на пробежку на набережную, но потом забросила эту идею, а штаны так и не забрала домой), запасные колготки, упаковка тампонов. Мне хочется сказать Грехему, чтобы он убрал руки от моих личных вещей, но я знаю, что он мне ответит: мол, это его офис, его стол, его ящики. Если бы Грехем Холлоу сдавал кому-то квартиру, то в день получения оплаты открывал бы дверь своими ключами, не постучавшись.
– Ключи от многоквартирки. В шкафу их нет.
Я подхожу к металлическому шкафчику рядом с архивной картотекой в коридоре. «Многоквартиркой» мы прозвали офисное здание в квартале, где раньше находилась городская АТС. Я смотрю на крючок с подписью «А» – и сразу нахожу ключи.
– Я думала, кварталом АТС занимается Ронан.
Ронан – последний в длинной череде постоянно меняющихся помощников маклера. Все ассистенты – мужчины, поскольку Грехем не верит в способность женщины грамотно провести переговоры. Все они так похожи друг на друга, будто их клонировали на одной и той же фабрике: новый ассистент появляется на следующий же день после того, как уходит старый, и одет он всегда в точно такой же костюм. Помощники в фирме долго не задерживаются – отсюда бегут как хорошие, так и плохие сотрудники.
То ли Грехем не слышит моего вопроса, то ли предпочитает не обращать на него внимания. Забрав ключи и напомнив мне о том, что скоро новые арендаторы офиса в небоскребе «Черчилл Плейс» придут подписать договор, он уходит, звякнув колокольчиком над дверью.
Он не доверяет Ронану, вот в чем проблема. Он никому из нас не доверяет – и поэтому вместо того, чтобы сидеть в офисе, где и должен был бы оставаться, он занимается полевой работой, всех проверяя и всем мешая.
На станции «Кеннон-стрит» полно мужчин в деловых костюмах. Я проталкиваюсь по платформе почти до туннеля – в первом вагоне всегда меньше людей, и, когда мы доедем до станции «Уайтчепел», дверь откроется прямо напротив выхода.
В поезде я подбираю сегодняшний выпуск «Лондон газетт», брошенный на грязной полочке за моим сиденьем, и сразу смотрю рубрику объявлений. Объявление с тем же номером неработающего телефона – 0809 4 733 968 – тут же бросается мне в глаза. На сегодняшнем снимке брюнетка: широкая улыбка, белые зубы и, судя по низу фотографии, большая грудь. На шее у нее тонкая цепочка с маленьким серебряным крестиком.
Знает ли она, что ее фотографию напечатали в рубрике объявлений?
Констебль Свифт со мной так и не связалась, но я уговариваю себя, что отсутствие ответа должно радовать меня, а не тревожить. Она бы сразу же перезвонила, если бы стоило волноваться. Как врач, который непременно позвонит, если анализы плохие. Отсутствие новостей – это уже хорошие новости, верно? Саймон был прав, это не моя фотография в газете.
На станции «Уайтчепел» я делаю пересадку, чтобы сесть на электричку до «Кристал Пэлас». В переходе я слышу сзади шаги. В этом нет ничего удивительного: в метро все звуки искажаются, отражаясь от стен, усиливаясь и переплетаясь, отчего кажется, что по коридору идут, бегут, топочут десятки людей.
Но я не могу отделаться от ощущения, что с этими шагами что-то не так.
Меня преследуют.
Когда мне было восемнадцать, я возвращалась домой из магазина. Тогда я только недавно забеременела Джастином, и грядущее материнство сделало меня невероятно осторожной – на каждом углу мне чудилась опасность. Вот об этот выступ на мостовой я могу споткнуться, вон тот велосипедист меня точно собьет. Я чувствовала такую ответственность за растущую во мне жизнь, что даже дорогу спокойно не могла перейти, не подумав о том, что это опасно.
В тот раз я пошла в магазин за молоком, сказав маме Мэтта, что мне пойдет на пользу прогулка. Мне так хотелось помочь ей, отблагодарить за то, что приняла меня к себе в дом… Уже сгустились сумерки, и по дороге домой я вдруг поняла, что кто-то за мной идет. Я ничего не услышала, просто во мне вдруг вспыхнула уверенность в том, что меня преследуют, – более того, этот человек не хочет, чтобы я его заметила!
Сейчас я ощущаю ту же уверенность.
Тогда я не знала, что мне делать. Я перешла на другую сторону дороги – но преследовавший не отставал. Я слышала его шаги, он догонял меня и уже не прятался. Оглянувшись, я увидела мужчину – парня не старше Мэтта, куртка с капюшоном, руки в карманах, шарф закрывает нижнюю часть лица.
Путь можно было срезать через узкую улочку за рядом домов, не улочку даже, а переулок. «Так будет быстрее», – решила я. Тогда я не рассуждала логически, мне просто хотелось поскорее оказаться дома, в безопасности.
Свернув за угол, я перешла на бег – и парень последовал моему примеру. Я бросила сумку с молоком, и пластмассовая крышка отлетела в сторону. На мостовой расплылась огромная белая лужа. Через мгновение я тоже упала, ударившись коленками и прикрывая живот ладонями.
Все закончилось очень быстро. Парень наклонился надо мной, обыскал мои карманы, вытащил бумажки и убежал, оставив сидеть на брусчатке. Я успела разглядеть только его глаза.
Шаги приближаются.
Я иду быстрее, заставляя себя не переходить на бег. От неестественной скорости у меня меняется походка, и моя сумка раскачивается из стороны в сторону.
Впереди идут несколько девушек, и я стараюсь догнать их. «Вместе безопаснее», – .думаю я. Девушки дурачатся – подпрыгивают, смеются, но они не пугают меня. В отличие от шагов сзади. Они все громче, все ближе.
– Эй!
Голос мужской. Грубый, хриплый. Я прижимаю сумку к груди, чтобы ее не открыли, но тут же впадаю в панику – если ее попытаются отобрать, я упаду. Я вспоминаю, что всегда советовала делать своим детям в таких ситуациях: «Лучше, чтобы тебя ограбили, чем ранили. Не сопротивляйтесь, сразу все отдавайте, – вот что я им говорила. – Ничто не стоит того, чтобы вы пострадали».
Шаги ускоряются. Мужчина перешел на бег.
Я тоже уже бегу, но от паники становлюсь неуклюжей, подворачиваю лодыжку и чуть не падаю. Я слышу тот же голос, но кровь так шумит у меня в ушах, что я не могу разобрать слов. Я слышу только его бег – и собственное дыхание, громкое, болью отдающееся в боку.
Лодыжка болит. Далеко мне не убежать, так зачем даже пытаться?
Я сдаюсь. Поворачиваюсь.
Он совсем молодой – лет девятнадцать-двадцать. Белый. Мешковатые джинсы, кеды, шлепающие по бетонному полу.
«Я отдам ему свой мобильный – наверняка ему нужен именно мобильный. И деньги. У меня есть с собой деньги?»
Я уже снимаю сумку с плеча, но тут парень меня догоняет. Он ухмыляется, точно наслаждаясь моим страхом, наслаждаясь моей дрожью – пальцы ходят ходуном, и я даже не могу расстегнуть сумку. Я зажмуриваю глаза.
«Просто сделай это. Что бы ты ни задумал, просто сделай это».
Кеды шлепают по полу. Быстрее, громче, ближе.
Парень пробегает мимо меня.
Я открываю глаза.
– Эй! – опять кричит он на бегу. – Эй, сучечки!
Переход сворачивает влево, и парень скрывается из виду, но эхо его шагов доносится со всех сторон, отчего кажется, что он все еще меня преследует. Дрожь не унимается: мое тело не может осознать тот факт, что, невзирая на всю мою уверенность в плохом исходе, ничего не случилось.
Я слышу громкую перебранку, иду вперед и за углом опять вижу того парня. Он догнал компанию девушек, обнимает одну из них, остальные ухмыляются. Они все говорят одновременно, их восторженная болтовня достигает крещендо, когда они разражаются визгливым, как у гиен, смехом. Лодыжка ноет.
Теперь я иду медленнее – не только из-за боли в ноги, но и потому, что пусть теперь я и понимаю, что никакая опасность мне не угрожала, мне все равно не хочется проходить мимо этой стайки молодежи, которая так меня перепугала.
«Не каждый, кто идет за тобой, преследует тебя, – говорю я себе. – Не каждый, кто бежит, пытается тебя поймать».
На выходе со станции «Кристал Пэлас» со мной заговаривает Меган, но я так рада, что вышла на свежий воздух, и так сержусь на себя за нервотрепку на ровном месте, что пропускаю ее фразу мимо ушей.
– Прости, что ты сказала?
– Надеюсь, ваш день прошел хорошо.
В футляре из-под гитары все еще меньше десятка монеток. Когда-то Меган сказала мне, что периодически вытаскивает оттуда монетки, особенно фунты и пятидесятипенсовики: «Люди не подают милостыню, если видят, что у тебя и так все в порядке».
– Отлично, спасибо, – отвечаю я. – Увидимся завтра утром.
– Буду ждать!
Есть что-то успокаивающее в том, что я встречаю ее каждый день.
В конце Энерли-роуд я миную открытую калитку и поднимаюсь на ярко окрашенное крыльцо. Дверь распахивается – при выходе из метро я отправила Мелиссе сообщение: «Может, чаю выпьем?»
– Я уже поставила чайник, – говорит она.
На первый взгляд дом Мелиссы и Нейла ничем не отличается от моего: та же небольшая прихожая, дверь справа ведет в гостиную, напротив входной двери – лестница на второй этаж. Но на этом сходство заканчивается. С задней стороны дома, где у меня расположена тесная кухонька, у Мелиссы – просторное помещение, расширенное за счет выдающейся в сад пристройки с двумя огромными окнами в крыше и раздвижной дверью во всю ширину стены.
Я следую за ней в кухню. Нейл сидит за стойкой, глядя на экран ноутбука. Стол Мелиссы – у окна, и хотя у Нейла есть рабочий кабинет на втором этаже дома, он часто сидит с женой в кухне.
– Привет, Нейл.
– Привет, Зоуи. Как дела?
– Неплохо. – Я колеблюсь, не зная, поделиться ли с друзьями историей о «Лондон газетт». Не зная даже, смогу ли я все объяснить. Правда, может быть, если я расскажу о случившемся, они помогут мне разобраться? – Но произошло кое-что странное. Я увидела в «Лондон газетт» фотографию женщины, которая выглядит в точности как я.
Я смеюсь, но Мелисса отставляет чайник и внимательно смотрит на меня. Мы провели вместе слишком много времени, чтобы я могла ее обмануть.
– Ты как?
– В порядке. Это всего лишь фотография, не более того. Реклама сайта знакомств или что-то в этом роде. Но на снимке в этом рекламном объявлении – я. Ну, или так мне показалось.
Теперь уже и Нейл растерянно смотрит на меня. Неудивительно. Все это не имеет смысла. Я вспоминаю парня, пытавшегося догнать своих приятельниц в переходе метро, и радуюсь, что никто не видел, как я отреагировала. Может быть, у меня что-то вроде кризиса среднего возраста? И из-за этого начинаются панические атаки, когда мне на самом деле ничего не угрожает?
– Когда это случилось? – спрашивает Нейл.
– В пятницу вечером.
Я обвожу взглядом кухню, но, естественно, выпуска «Лондон газетт» здесь нет. У меня дома корзина для бумаг постоянно забита газетами и картонками, но Мелисса всегда вовремя выносит мусор.
– В рубрике объявлений. Там был только номер телефона, адрес в Интернете и фотография.
– Твоя фотография, – уточняет Мелисса.
– Ну, фотография очень похожей на меня женщины. Саймон сказал, что у меня, наверное, появился двойник.
Нейл смеется:
– Но ведь ты бы себя узнала, верно?
Я сажусь рядом с ним за стойку, и он закрывает ноутбук, чтобы не мешать.
– Казалось бы, да. Когда я увидела газету в метро, то была уверена, что это моя фотография. Но к тому моменту, как я вернулась домой и показала остальным, былой уверенности уже не осталось. В смысле, откуда моей фотографии взяться в газете?
– А ты позвонила по указанному номеру? – Мелисса опирается на столик напротив нас, позабыв о кофе.
– Он не работает. Как и веб-сайт. «Найдите Ту Самую», что-то в этом роде. Но там просто выпадает белая страница с полем для пароля в центре.
– Хочешь, я посмотрю?
Нейл занимается чем-то, связанным с программированием. Не знаю точно чем, но когда-то он подробно мне все объяснял, поэтому мне стыдно за то, что я не помню.
– Все в порядке, честно. Тебе и своей работы хватает.
– Это уж точно, – с сожалением замечает Мелисса. – Завтра он едет в Кардифф, а потом до конца недели будет работать в здании парламента. Мне повезет, если мы за это время хоть ненадолго увидимся.
– Парламент? Ничего себе. И как там?
– Скучно. – Нейл ухмыляется. – По крайней мере в той части здания, где я буду работать. Я устанавливаю там новые антивирусные программы, поэтому вряд ли увижу премьер-министра или что-то в этом роде.
– Документация за октябрь готова? – спрашиваю я Мелиссу, вдруг вспомнив, зачем, собственно, пришла.
Она кивает:
– На столе, лежит поверх оранжевой папки.
Стол у Мелиссы белый и блестящий, как и все в кухне. В центре – огромный аймак, над столом – полка со всеми документами по кафе. На столе я вижу подставку для ручек, которую Кейти когда-то сделала на уроке труда в школе.
– Поверить не могу, что ты ее сохранила.
– Ну конечно! Так мило, что Кейти вырезала ее для меня.
– Отличную оценку за нее она так и не получила, – вспоминаю я.
Когда мы переехали сюда и поселились рядом с Мелиссой и Нейлом, с деньгами было туго – просто ужасно. В «Теско» мне могли предложить больше смен, но поскольку уроки в школе заканчивались в три, я не могла выйти на работу. Пока не вмешалась Мелисса. В то время у нее было всего одно кафе, и после обеда она его закрывала. Она забирала детей из школы, и они сидели у нее дома, смотрели телевизор, а Мелисса заказывала продукты на следующий день. Мелисса пекла с Кейти пироги, Нейл показал Джастину, как поставить на материнскую плату блок оперативной памяти, а я смогла оплатить ипотеку за дом.
На оранжевой папке, под сложенной картой метро и блокнотом, исписанным аккуратным почерком Мелиссы, я нахожу стопку счетов. Блокнот раздулся от набитых в него бумажек.
– Очередные планы мирового господства? – шучу я, указывая на записи, и вдруг замечаю, как Нейл и Мелисса переглядываются. – Ох, простите. Не смешно?
– Все дело в новом кафе. Нейл не в таком восторге от этой идеи, как я.
– Я нормально отношусь к идее нового кафе, – возражает Нейл. – Меня скорее не прельщают перспективы банкротства.
– Не любишь ты рисковать. – Мелисса закатывает глаза.
– Знаете, я, наверное, откажусь от чая, – говорю я, забирая счета.
– Ой, останься. Мы не будем ссориться, обещаю.
– Дело не в этом, – смеюсь я, хотя на самом деле и в этом тоже. – Просто мы с Саймоном сегодня идем в ресторан.
– В будний день? А какой повод?
– Просто так, без повода. – Я улыбаюсь. – Просто немного романтики в понедельник.
– Вы как подростки.
– Они еще на первых этапах влюбленности. Мы тоже были такими. – Нейл подмигивает Мелиссе.
– Серьезно?
– Подожди, пока они проживут вместе лет семь, Мел. Тогда они будут смотреть телевизор в постели и спорить, кто из них забыл закрыть зубную пасту.
– Мы и это тоже делаем, – смеюсь я. – До встречи!
Когда я прихожу домой, входная дверь не заперта, а на вешалке перед лестницей красуется пиджак Саймона. Я поднимаюсь на чердак.
– Почему ты сегодня так рано?
– Привет, красавица. Не слышал, как ты пришла. Как прошел твой день? Я не мог сосредоточиться на работе, поэтому пошел доделывать все домой.
Он встает поцеловать меня, стараясь не удариться головой о низкий потолок. Предыдущие владельцы дома переоборудовали чердак в рабочий кабинет, но решили сэкономить и не стали менять стропила, поэтому, хотя комната довольно большая, нормально стоять тут можно только в центре.
Я смотрю на стопку бумаг: наверху лежит какой-то список имен с короткими биографическими данными к каждому.
– Готовлюсь к интервью для статьи, которую мне нужно написать, – объясняет Саймон, заметив мой взгляд. Он поднимает бумаги и перекладывает их на другую сторону, чтобы я могла присесть на край стола. – Уследить за всем – сущий кошмар.
– Не знаю, как тебе удается тут что-то найти.
Может, в ящиках на работе у меня и царит хаос, но стол всегда практически пуст, только стоит лоток для бумаг, фотография Кейти и Джастина и цветок в горшке. Уходя домой, я всегда убираю на столе – и пишу список заданий на следующий день, даже если часть из них выполняю на автопилоте. Просмотреть почту, прослушать сообщения на автоответчике, заварить чай…
– Это организованный хаос. – Саймон садится в крутящееся кресло перед столом и похлопывает себя по колену, приглашая меня присесть.
Засмеявшись, я сажусь, обнимаю его за шею, целую и позволяю себе расслабиться на мгновение, прежде чем отстраниться.
– Я заказал столик в «Белла Донна».
– Идеально.
Я не трачу много денег. Не транжирю фунты на одежду и косметику, и если дети хотя бы вспоминают о моем дне рождения, для меня это лучший подарок. Мэтт не любил романтику, все эти конфеты и цветы, даже когда мы были совсем молодыми. Да и я тоже. Саймон посмеивается над моим цинизмом, утверждая, что в конце концов моя романтичная натура проявится. Он меня балует, и мне это нравится. Спустя столько лет, когда нам едва хватало на еду, обед в ресторане – все еще роскошь, но главное удовольствие – это проведенное вдвоем время. Только он и я.
Я принимаю душ, мою голову и наношу капельки духов на запястья, чувствуя их тонкий аромат в воздухе. Надеваю платье, которое давно не носила, и с удовлетворением отмечаю, что оно мне все еще по размеру. Достаю черные туфли на каблуках из коробки внизу шкафа. Когда Саймон переехал сюда, я сдвинула свою одежду, чтобы он мог развесить в шкафу костюмы, но места все равно не хватило, и часть его вещей хранится в кабинете на чердаке. В доме три спальни, но все они крохотные: у Джастина едва хватает места на одного человека, а у Кейти почти все пространство занимает двуспальная кровать.
Саймон ждет меня в гостиной. Он надел пиджак и галстук и выглядит сейчас в точности так же, как в момент нашей первой встречи, когда он пришел в «Холлоу и Рид». Помню, он тогда тепло улыбнулся в ответ на мое вежливое приветствие.
– Я из газеты «Телеграф», – сказал он. – Мы собираемся выпустить статью о повышении цен на аренду офисных помещений: средний бизнес теснят по всем фронтам, в таком стиле. Было бы здорово, если бы вы рассказали мне о состоянии спроса и предложения на данный момент.
Он заглянул мне в глаза, и я, вспыхнув, спряталась за папкой с документами, отыскивая десяток подходящих ему случаев куда дольше, чем требовалось.
– Вот это может вас заинтересовать. – Я села за свой стол, положив между нами документы. – Тут раньше был магазин подарков, но цена за аренду поднялась, и помещение пустовало полгода. Со следующего месяца там откроется офис Британского благотворительного фонда по борьбе с сердечными заболеваниями.
– Я мог бы поговорить с владельцем здания?
– Я не имею права сообщать вам его личные данные, но если вы дадите мне ваш номер телефона, то я передам ему вашу просьбу. – Я опять покраснела, хотя мое предложение было совершенно резонным.
Между нами пробежала искра, и я была уверена, что мне не показалось.
Саймон, щурясь, записал свой номер, и я подумала, что он, похоже, обычно носит очки, но сегодня то ли забыл их, то ли постеснялся надеть: тогда я еще не знала, что он всегда так щурится, когда сосредоточен на чем-то. Волосы у него уже тогда были седыми, хотя и не такими редкими, как сейчас. С тех пор прошло четыре года. Высокий, худощавый, он удобно устроился на узком стуле за моим столом, скрестив ноги. Из-под рукава темно-синего пиджака чуть выглядывали белоснежные манжеты рубашки с серебряными запонками.
– Спасибо за помощь.
Он, похоже, не торопился уходить – да и мне не хотелось с ним расставаться.
– Не за что. Было приятно познакомиться.
– Итак… – Саймон пристально посмотрел на меня. – У вас есть мой номер… Может быть, вы согласитесь дать мне свой?
На Энерли-роуд мы ловим такси, хотя ехать нам недалеко. Я замечаю облегчение на лице Саймона, когда таксист останавливает машину у тротуара и Саймон видит его лицо. Однажды, когда мы с Саймоном только начали встречаться, мы запрыгнули в черное такси, накрыв головы плащами от дождя. И только когда мы отдышались, я увидела лицо Мэтта в зеркале заднего вида. На секунду я подумала, что Саймон захочет выйти, но он просто смотрел в окно. Всю дорогу мы проехали в молчании. Даже Мэтт, который кого хочешь до смерти заговорит, не пытался поддерживать беседу.
В этом ресторане мы уже были пару раз, и метрдотель приветствует нас по имени, когда мы заходим. Он проводит нас к столику у окна и вручает меню, которое мы и так знаем на память. Рамы картин и люстры оплетает рождественская мишура.
Мы заказываем то же, что и всегда: Саймону – пиццу, мне – спагетти с морепродуктами. Заказ подают слишком быстро, значит, они приготовили все заранее.
– Я посмотрела объявления в «Лондон газетт» сегодня утром. У Грехема полно выпусков в кабинете.
– Тебя не повысили до третьей страницы? – Саймон надрезает пиццу, и жир тонкой струйкой стекает на тарелку.
– Не уверена, что для этого у меня хватило бы квалификации, – смеюсь я. – Как бы то ни было, я узнала женщину в другом объявлении.
– Узнала? В смысле, это какая-то твоя знакомая?
Я качаю головой.
– Я видела ее фотографию в другой газете, в статье о преступности в метро. Я сообщила об этом в полицию. – Я стараюсь говорить непринужденно, но голос меня выдает. – Мне страшно, Саймон. Что, если в пятничном выпуске действительно была моя фотография?
– Это не так, Зоуи. – Саймон обеспокоен, но не потому, что кто-то напечатал мой снимок в газете. Он волнуется, потому что я так думаю.
– Я это не выдумала.
– Может, у тебя много стресса на работе? Из-за Грехема?
Он думает, что я схожу с ума. И я склонна с ним согласиться.
– Та женщина на снимке действительно очень на меня похожа, – тихо говорю я.
– Я знаю. – Саймон откладывает нож и вилку. – Я тебе вот что скажу. Предположим, это действительно твоя фотография.
Так Саймон решает проблемы. Пытается докопаться до самой сути. Несколько лет назад соседей на нашей улице ограбили. Кейти была уверена, что после этого грабители вломятся и в наш дом, и от этого потеряла сон. Когда ей все-таки удавалось уснуть, ей снились кошмары и она просыпалась, крича, что в комнате кто-то есть. Я не знала, что делать. Я перепробовала все, даже сидела с ней перед сном, как в детстве. Саймон подошел к проблеме более практично. Он повел Кейти в строительный гипермаркет, где они купили замки на окна, охранную сигнализацию и дополнительный засов на калитку в саду. Вместе они установили все это в доме, даже водопроводные трубы покрыли специальной краской, чтобы по ним было скользко подниматься. Кошмары сразу прекратились.
– Ладно, – согласилась я. Меня даже немного развеселила эта игра. – Допустим, это действительно моя фотография.
– Откуда она взялась?
– Не знаю. Я задавала себе тот же вопрос.
– Ты бы заметила, если бы кто-то тебя сфотографировал, верно?
– Может, он пользовался длиннофокусным объективом, – говорю я, понимая, как смехотворно это звучит. Что дальше? Папарацци под домом? Мотоциклист, мчащийся мимо меня, за спиной у него – фотограф, склонившийся на одну сторону, чтобы кадр вышел удачным? Саймон не смеется, но когда я, смущенно улыбаясь, признаю абсурдность своего предположения, он позволяет себе улыбнуться.
– Кто-то мог украсть ее, – говорит он уже серьезнее.
– Да! – Такой вариант кажется более правдоподобным.
– Ладно, давай представим себе, что кто-то воспользовался твоим снимком, чтобы рекламировать услуги своей фирмы. – Когда мы вот так обсуждаем объявление, спокойно и рационально, я чувствую, как тревога угасает. Как Саймон и хотел. – Тогда речь идет о краже личных данных, правильно?
Я киваю. Благодаря названию этого явления – к тому же такому знакомому – проблема не кажется такой уж личной. Каждый день совершаются сотни, а может, и тысячи преступлений, включающих мошенничество с личными данными. В «Холлоу и Рид» приходится оставаться настороже: мы тщательно проверяем все удостоверения личности и принимаем только оригиналы документов или нотариально заверенные копии. Удивительно легко взять чью-то фотографию и выдать ее за свою собственную.
Саймон все еще пытается разобраться в том, что случилось.
– Подумай вот о чем: может ли это тебе навредить? Больше, чем, скажем, использование твоего имени для открытия банковского счета? Или подделка твоих документов?
– Это… непривычнее.
Саймон подается вперед и накрывает мою руку ладонями.
– Помнишь, как у Кейти была проблема в школе с той компанией девчонок?
Я киваю. Напоминание о той истории вот уже в который раз вызывает во мне волну ярости. Когда Кейти было пятнадцать, ее начали задирать три одноклассницы. Они создали в «Инстаграме» страничку от ее имени и выкладывали там обработанные в «Фотошопе» фотографии: голые мужчины и женщины, персонажи фильмов – все с лицом Кейти. Глупая ребячливая выходка, не более того, но Кейти очень расстроилась, когда в конце четверти все это начало набирать обороты.
– Что ты ей сказала тогда?
«Это не должно тебя задевать. Не обращай на них внимания. Они не могут причинить тебе вред», – вот что я ей сказала.
– Насколько я понимаю, – говорит Саймон, – возможны всего два объяснения. Либо на фотографии женщина, которая просто похожа на тебя, хоть и не так умопомрачительно красива…
Я улыбаюсь, несмотря на незамысловатость комплимента.
– Либо речь идет о краже личных данных, которая, пусть и раздражает тебя, на самом деле никак тебе не навредит.
С такой логикой сложно спорить. Но тут я вспоминаю о Кэтрин Таннинг – и рассказываю о ней, точно она мой джокер в покере.
– У женщины, фотографию которой я видела в газете, украли ключи в метро.
Саймон ждет объяснения, удивленно глядя на меня.
– Это случилось после того, как ее снимок напечатали на странице объявлений. Как и мою фотографию. – Я поспешно поправляюсь: – Фотографию похожей на меня женщины.
– Совпадение! У скольких наших знакомых что-то вытаскивали в метро? У меня однажды бумажник украли. Такое происходит каждый день, Зоуи.
– Наверное.
Я знаю, о чем думает Саймон. Ему нужны доказательства. Он журналист и привык иметь дело с фактами, а не с домыслами или паранойей.
– Как думаешь, может, газета попробует расследовать этот случай?
– Какая газета? – Он видит выражение моего лица. – Моя газета? «Телеграф»? Ох, Зоуи, вряд ли.
– Почему нет?
– Из этого не сделаешь статью. В смысле, я понимаю, что ты обеспокоена, и действительно произошло что-то странное, но едва ли эту историю можно преподнести как новости, если ты понимаешь, о чем я. Кражей личных данных никого не удивишь, честно говоря.
– Но ты мог бы взяться за это, правда? Выяснить, кто за этим стоит?
– Нет.
Саймон отвечает настолько резко, что я понимаю: разговор окончен. Зачем я вообще начала об этом говорить? Раздула из мухи слона, сама себя накрутила… Я отщипываю кусочек чесночного хлеба и подливаю себе вина – я и не заметила, как выпила весь бокал. Наверное, стоит что-то предпринять, чтобы снизить уровень тревожности. Заняться медитацией. Записаться на йогу. Я превращаюсь в невротика и уж точно не хочу, чтобы это сказалось на моих отношениях с Саймоном.
– Кейти рассказала тебе о собеседовании?
Я благодарна Саймону за то, что он сменил тему. И за тепло в его голосе – значит, он не сердится на меня за мою паранойю.
– Она не отвечает на мои сообщения. Я сегодня утром сказала ей кое-что глупое.
Саймон приподнимает бровь, но я не вдаюсь в подробности.
– А ты с ней говорил? – спрашиваю я, пытаясь скрыть горечь в голосе. В молчании Кейти я могу винить только себя.
– Она прислала мне сообщение.
Теперь я поставила его в неловкое положение. И быстро пытаюсь это исправить.
– Здорово, что она захотела поделиться с тобой. Честно. По-моему, это замечательно.
И я не кривлю душой. До переезда Саймона, когда у нас уже были серьезные отношения, я старалась устраивать ситуации, когда он оставался с детьми наедине: делала вид, что что-то забыла в своей комнате, или шла в туалет, хотя мне и не нужно было. Я надеялась, что вернусь – и обнаружу, что они весело болтают. Мне обидно, что Кейти не связалась со мной, но я рада, что она захотела написать Саймону.
– И как, ее взяли?
– Я почти ничего не знаю. Агентство не предложило ей работу, но она с кем-то там познакомилась, и, похоже, ей могут предложить роль.
– Это же замечательно! – Мне хочется достать телефон и тут же написать Кейти, сказать, как я горжусь ею, но я пересиливаю себя. Лучше поздравить лично.
Я рассказываю Саймону о новом кафе Мелиссы и о контракте Нейла в парламенте. Ко времени десерта мы заказали еще бутылку вина, и я вдосталь насмеялась: Саймон рассказывал байки времен своей журналистской молодости.
Саймон оплачивает счет, оставляя щедрые чаевые, и собирается поймать такси, но я его останавливаю:
– Давай пройдемся пешком.
– С нас возьмут не больше десяти фунтов.
– Нет, мне просто хочется прогуляться.
И мы идем по улице. Я беру Саймона под руку. Дело не в цене за проезд на такси, мне просто хочется еще немного продлить этот вечер. У светофора Саймон целует меня, и мы не замечаем, как включается зеленый свет. Приходится еще раз нажимать на кнопку.
Я просыпаюсь в шесть утра с похмелья. Спускаюсь в кухню в поисках воды и аспирина, включаю «Скай Ньюс» и набираю воду из-под крана. Жадно осушив стакан, я наливаю себе еще, держась за край рукомойника. Меня шатает. Я редко позволяю себе спиртное среди недели – и сейчас вспоминаю почему.
Сумка Кейти стоит на столе. Когда мы с Саймоном вернулись вчера вечером, дети уже спали, и мы еще хихикали оттого, что пытаемся тихонько пробраться в свою комнату, чтобы никого не разбудить. Рядом с чайником лежит сложенный вдвое лист бумаги с надписью «Маме». Я открываю записку, морщась от головной боли.
Я получила свою первую актерскую работу! Очень хочется всё-превсё тебе рассказать. Люблю. :-*:-*:-*
Несмотря на похмелье, я улыбаюсь. Она простила меня, и я решаю полностью поддержать Кейти, когда она расскажет мне о новой работе. Никаких упоминаний о секретарских курсах или запасном плане. Интересно, что ей предложили? Подработку? Или настоящую роль? В театре, наверное, – хотя я позволяю себе помечтать о том, что Кейти получила работу на телевидении. Роль в какой-нибудь мыльной опере позволит ей получить известность.
Ведущая «Скай Ньюс» Рейчел Лавлок рассказывает о расследовании убийства: жертва – женщина из района Масвелл-Хилл. Может, Кейти могла бы стать диктором на телевидении. Внешность у нее подходящая. Конечно, новости – это не для нее, зато она могла бы стать ведущей какой-нибудь музыкальной передачи или передачи о знаменитостях, как «Свободные женщины» или «По делу». Я наливаю себе еще стакан воды и опираюсь на кухонный стол, глядя на экран.
Передача переключается на репортаж с места событий, и журналистка в теплой куртке, сжимая в руке микрофон, рассказывает о случившемся, сменив Рейчел Лавлок. На экране появляется фотография жертвы: Таня Бекетт не выглядит намного старше Кейти, хотя, согласно словам журналистки, ей уже исполнилось двадцать пять. Ее парень разволновался, когда Таня не вернулась домой после работы, и обратился в полицию. Под утро ее тело нашли в парке, в сотне ярдов от дома.
Может быть, дело в похмелье, а может быть, я еще не до конца проснулась, но я с минуту смотрю на фотографию на экране и только потом узнаю́ эту девушку: темные волосы, улыбка, пышная грудь. Цепочка с серебряным крестиком.
Только тогда я понимаю.
Это женщина из вчерашнего объявления.
Насколько быстро ты бегаешь?
Когда это действительно необходимо?
На каблуках, в юбке, с сумкой, бьющейся о бок: насколько быстро ты бегаешь?
Когда ты опаздываешь на электричку, тебе нужно успеть домой, и ты несешься по платформе, зная, что дверь закроется через пару секунд: насколько быстро ты бегаешь?
А если ты бежишь не к двери вагона? Если ты бежишь, чтобы спасти свою жизнь?
Если ты поздно возвращаешься домой и вокруг никого нет? Если ты не зарядила телефон и никто не знает, где ты? Если шаги за твоей спиной приближаются и ты знаешь, что, как и всегда, можешь полагаться только на себя? Если между платформой метро и выходом – ни души?
Если ты уже чувствуешь чужое дыхание на шее, если в тебе поднимается волна паники, если вокруг темно, холодно, сыро?
Если вас тут только двое?
Ты – и тот, кто за твоей спиной?
Тот, кто гонится за тобой?
Как быстро ты побежишь?
Это не имеет значения.
Потому что всегда найдется тот, кто догонит тебя.