Вы здесь

Кто кого предал. Глава 2. «Литовский синдром» 25 лет спустя (Г. М. Сапожникова)

Глава 2

«Литовский синдром» 25 лет спустя

Cценарии всех ЧП на территории бывшего СССР были похожи: Михаил Сергеевич Горбачев постоянно спал и был вроде как ни при чем, армия решала вопросы по своему разумению, а мирное население исключительно пело песни, нацепив на грудь разноцветные ленточки… Но вот что интересно: в декабре 1-991-го Горбачев со сцены ушел, а спектакли на территории бывшего СССР продолжились. Особенно в той части, которая касалась ненасильственных способов свержения власти. Подозрения о том, что с самыми первыми опытами «цветных» революций мы «имели счастье» встретиться еще в конце 80-х, в виде «поющих» революций в Прибалтике, возникали уже давно. Но автор всей этой технологии, американец Джин Шарп, лично мне на таллинских улицах ни разу не встретился. А оказалось, что искать его надо было не в Таллине, а в Вильнюсе.

Аудрюс Буткявичюс: «Мы испортили русским картинку»

Выяснилось это случайно – в интервью с политтехнологом Аудрюсом Буткявичюсом, который в начале 90-х занимал в Литве должность директора Департамента охраны края и которого, кстати, называют главным режиссером той январской драмы.

Личность яркая и неординарная, по образованию – врач-психотерапевт, он в 2000 году дал весьма откровенное интервью литовской газете «Обзор», в котором признался в том, что 13 января 1991 года на жертвы среди гражданского населения пошел сознательно. О чем не жалеет: эти смерти «нанесли такой сильный удар по двум главным столпам советской власти – армии и КГБ», что те уже не оправились. «Да, я планировал, как поставить Советскую армию в очень неудобную психологическую позицию, чтобы любой офицер стал стыдиться того, что он там находится». Надо признать, ему это удалось… Потом Буткявичюс говорил, что журналистка все выдумала и даже немножко сошла с ума, но опровержения у газеты так и не потребовал.


Любимый ученик Джина Шарпа Аудрюс Буткявичюс теорию своего учителя успешно применил на практике. Фото Г. Сапожниковой.


Мы встречались с ним несколько раз, каждый раз возвращаясь к одной теме, – так что беседа, которую вы прочитаете ниже, составлена из нескольких интервью. Мы ругались и ссорились, четко понимая, что навсегда останемся по разные стороны баррикад, – что, впрочем, не мешало нам разговаривать, потому что противника, тем более умного и опытного, следует уважать.

Это не было революцией!

– Как же я хотела посмотреть на человека, который видел живым Джина Шарпа!

– Не только видел, но даже был у него в гостях! В середине девяностых я работал у него целый год в Бостоне, в Институте Альберта Эйнштейна.

С Джином Шарпом и его коллегами мы начали переписываться еще в 1987 году. Я тогда трудился в лаборатории – психологических и социологических исследований в Каунасском кардиологическом институте, меня интересовала психологическая война, а он создавал технику, позволяющую использовать большие группы людей при гражданском неповиновении властям. Я в то время лез в политику, мне это стало интересно.

– Как же вы в годы тотального, как рассказывают, контроля умудрились свободно общаться с иностранцами?

– Были письма, выезжали за рубеж люди. Литовская эмиграция была достаточно большой. Первый раз мы увиделись с Шарпом уже в Вильнюсе. Он сам приехал сюда в феврале 1991 года.

– В самое что ни на есть время «поющей» революции?

– Это не было революцией. Это была еще одна волна национально-освободительного движения. После того, как Речь Посполитая была разделена, каждые 30 лет у нас были восстания. В 1795 году, в 1830-м и так далее.

– Было ли то, что мы наблюдали с 1988 по 1991-й на территории Прибалтики, изготовленной по классическому рецепту Джина Шарпа «цветной» революцией? Той, что потом повторилась в Сербии, на Украине, в Киргизии и Грузии?

– Точно нет! Мы использовали много техник, которые описывал Шарп. Но этими техниками пользовались люди в разных странах – и буддистские монахи, и студенты во время сопротивления в Чехии и Польше, и даже в разных странах Африки. Просто Шарп объединил весь этот опыт и создал стройную теорию, сделав настоящую стратегию психологической войны, когда гражданское неповиновение используется как главное оружие. Он создавал инструмент, помогающий людям бороться против властей, за свои идеалы. Это не научный подход, а скорее религиозный.

Я был счастлив тем, что занялся этим серьезно. Имея медицинское образование с уклоном в психологию, я понял, как можно использовать идею. И что власть очень зависит от людей. Стоит человеку перестать повиноваться, как вся сила власти уходит. Научить человека не бояться, чувствовать локоть рядом стоящего – вот это была моя задача. Сам Шарп таких вещей никогда не организовывал. Он просто гениально понимал важность этого процесса. Получился совсем неплохой конгломерат: с одной стороны, люди готовы были принимать его теорию на вооружение. С другой – были книги и разработки Шарпа. И с нашей стороны – хорошая организационная сила.

«Мы переиграли Москву»

– Вы работали параллельно во всех трех республиках?

– Когда мы начинали, в Латвии и Эстонии контактов у него не было. Практически мы приняли на себя роль распространителей его идей. В 90-х годах я стал директором Департамента охраны края, потом министром обороны Литвы. Создавая департамент, я решал для себя вопрос – как действовать? Копировать стратегию большого государства или создавать смешную армию, которая будет вооружена мушкетами XIX века, думая, что сможет что-то сделать против советских войск? Для себя я ответил однозначно, что таких ошибок, которые делали наши отцы и деды, мы себе позволить не можем.

Для нас очень важно было использовать приемы психологической войны. До августовского путча в Москве использование техник гражданского неповиновения было основной нашей стратегией. У нас были небольшие вооруженные подразделения, но они были больше предназначены для того, чтобы не дать повода говорить, что Литва не сопротивлялась оккупации. Шарп был одним из самых полезных людей, которые пришли нам на помощь. Очень часто его именем спекулируют, не понимая, что он всего лишь сформулировал принципы.

– Но технологии Шарпа исключают кровь. А 13 января 1991 года в Вильнюсе кровь пролилась…

– Вы неправильно поняли. Исключается возможность использовать вооруженные силы или причинять физический ущерб. Но если идет разговор о силе моральной, психологической, экономической, финансовой – то, наоборот, это все как раз является действенным началом. Мы достаточно хорошо знали, какие действия предпримет противник, надеясь на то, что в Литве произойдет конфликт между литовцами и русскими, и армия с целью защиты национального меньшинства придет наводить порядок. Советские структуры безопасности готовились к событиям именно по такому сценарию и пригласили в Литву иностранных журналистов засвидетельствовать правомерность использования военной силы. Но мы переиграли по-другому: убедили местных русских не участвовать в игре на стороне коммунистов. У Горбачева и его команды все было готово, кроме одного, – не появились русские, которые пошли бы на стычку с литовцами. А так как команда была уже дана, танки выехали и вонзились прямо в толпу людей, которые окружали телевизионную башню. Эту картину снимали иностранные журналисты и телевизионщики. Создавать что-либо нам было просто незачем.

– Почему же тогда вас называют режиссером тех событий?

– В действительности мы поменяли местами всего один кадр в замысле противника – не позволили местным русским участвовать в игре по сценарию Москвы и испортили им всю картинку. Вот в этом и была моя режиссура. Не я же дал команду палить из пушек в мирном городе! Я принимаю на себя ответственность только за то, что мы пользовались техникой ненасильственной борьбы в ситуации, когда люди могли погибнуть. У меня много русских друзей, которые в то время были вместе со мной. Я создавал тогда так называемый интернациональный батальон, в котором было очень много русских – 500 человек из Москвы и из Питера. Они смеялись, что я их брошу первыми против бронетранспортеров и танков. Потому что после этого я смог бы вовлечь в войну против коммунистов всю Россию. И они были правы, я бы сделал это.




Сценарии всех «цветных» революций были похожи, как и их последствия…Фото из архива Г. Сапожниковой.


«Стрелки были не наши»

– В суде по делу Альгирдаса Палецкиса выступали свидетели, которые подтвердили, что люди гибли не от рук советских военнослужащих. Пули летели с крыш домов, в спины.

– Бросьте вы эту чепуху. Я могу вам представить тысячу свидетелей того, что было все наоборот. Просто у Палецкиса есть какая-то группа поддерживающих его людей, которые потеряли все во время распада Советского Союза. И они теперь рассказывают ерунду. Все пули, которые были вынуты из погибших или раненых людей, находятся в материалах дела. Я, как человек, который точно знал, что будет происходить, был не заинтересован ни в каких действиях, которые помогли бы противнику доказать, что они имеют моральное, психологическое или юридическое право на нас нападать. Я могу вам ответить только за свою сторону: мы не стреляли и не имели такого намерения. Если кто-то докажет, что были какие-то стрелки, надо выяснять – чьи. Я точно знал, что будет происходить. Зная, что советская вооруженная техника готовится на выезд в город, я докладывал об этом Совету государственной безопасности. Мы приняли решение использовать гражданских лиц. И я всегда принимаю на себя ответственность за то, что мы пользовались техникой ненасильственной борьбы в ситуации, когда люди могли погибнуть. Но такое решение было принято. А говорить о том, что с нашей стороны использовалось еще что-то добавочное, в виде стрельбы, это вообще глупость. Я вам задаю встречный вопрос: кто дал команду выезжать бронетехнике в город? Кто дал команду стрелять из танковых пушек? Это же не я делал!

– Не вы… Вы, понимая, что там может быть месиво, тем не менее отправили к телебашне людей со своими ненасильственными методами, понимая, что те могут погибнуть.

– Да. Я от этой ответственности не бегу. Скажу вам более: если бы мы применяли другую технику защиты своего государства, погибло бы намного больше. Например, если бы решили защищаться, используя старые методы партизанской войны и начали стрелять из допотопных пушек. Или если бы придумали играть в войну и солдатиков – тогда бы погибло очень много людей. В данной ситуации погибло столько, сколько погибло. И ответственность за это ложится на людей, которые выгнали в мирный город военную технику.

Армия потеряла лицо

– Совесть к вам по ночам не приходит?

– Ну ответьте на вопрос – кто, я командовал танками? Я дал приказ выводить бронетехнику? Я дал команду палить из танков и пушек? Когда я смотрел на это, я думал, что ребята в Москве сошли с ума. Так действовать можно было, только если они хотели помочь нам достичь независимости самыми быстрыми темпами. Что произошло после того, как советские войска в Вильнюсе напали на мирный город и невооруженных людей? Армия потеряла лицо.

– Но вы же в своих интервью поясняете, что это и была одна из ваших целей – подорвать два последних столпа советской власти – КГБ и армию. Значит, берете на себя долю ответственности…

– Они сами наступали на грабли везде, где только могли. Кто посылал их против людей в Праге? Или в Будапеште? Я хочу, чтобы вы поняли: в том, что мы тогда остановили здесь Горбачева и его команду, было больше заслуги ваших русских, чем нас. Надо было быть абсолютными дураками, чтобы таким образом отреагировать на происходящее. Они просто не поняли, что это не 1956 год в Венгрии, не 1968-й в Чехии. Они не поняли, что они стоят перед камерами CNN, ВВС и тележурналистов со всего мира.

– Как, кстати, вам удалось затащить в Вильнюс такое количество прессы?

– На границах стоял КГБ. Это советская власть затащила этих ребят сюда с желанием показать совсем другую картинку, чем та, которая происходила. Они хотели продемонстрировать, как происходит битва между литовскими националистами и русскоязычными. Но мы погасили этот возможный конфликт, и армия врезалась в абсолютно мирную толпу.

«Я был против всех этих понтов»

– Вы довольны тем, что стало со страной, которую вы построили?

– Понятно, что нет. Я недоволен, потому что Литва потеряла главное, за что мы боролись: независимость. В свое время, когда Литва вступала в Евросоюз, я был одним из немногих, кто говорил, что этого делать нельзя. Когда Литва старалась изо всех сил догнать европейские стандарты, принимая на себя методы, которыми пользовались европейские страны, то есть беря все в долг, мы были очень жестко против. Мы все время критиковали власть за долги, в которые влезла Литва. За то, что ничего не было построено, что не было создано ничего из того, что бы могло наше государство вывести на новые рубежи. Просто все проедалось и проворовывалось. И то, что Литва покорно слушается сейчас господ из Евросоюза, – тоже один из самых больших грехов нынешних литовских властей. Про НАТО могу сказать то же самое. Шло постоянное прикрытие словом, что нам поможет НАТО. Сама проблема безопасности откладывалась в сторону. Людям показывали четырех пьяных пилотов из Румынии, которые выполняли миссию воздушной полиции над Литвой, как великое достижение безопасности, идущее от НАТО. Да, я был против всех этих понтов, если уж так говорить. Наверное, как раз потому и не играю в сегодняшней политике.

– Но если вы так недовольны нынешним положением дел – почему бы вам как политтехнологу снова не вспомнить техники Шарпа и не использовать разноцветные ленточки? Простите мой юмор, если он вас ранит.

– Это не юмор, и он не ранит. Это совсем другая игра. Люди достаточно сильно одурачены, изменить ситуацию, не имея очень и очень больших средств, не способен никакой политтехнолог. Мы потеряли тысячи самых активных людей – все те, кто мог бы участвовать в митингах и постоять за себя, уехали. Для народа, который насчитывает 3,5 миллиона, отрезать 500–600 тысяч самых лучших работников, самых авантюрных людей, которые могут браться за дело и не боятся жить в новом месте, – это много. Мы потеряли возможность их использовать во внутренних битвах в Литве. Это самое грустное.

Джин Шарп: «Прибалтика – моих рук дело»

…Можно сказать, что к этому дому на окраине Бостона я шагала много лет. С того самого времени, как увидела в первый раз «балтийскую цепочку», когда в самом конце Советского Союза эстонцы, латыши и литовцы взялись за руки, дабы показать миру, как они хотят выйти из состава СССР. Полосатые национальные ленточки бились цветными змейками на прохладном ветру. Это было искренне и красиво. Я бы даже написала, что на глаза наворачивались слезы, но только для того, чтобы сказать, что это зрелище способно вызвать такую реакцию лишь раз в жизни. На другую человеческую цепочку, которую я наблюдала в грузинском Батуми в 2008 году, через две недели после пятидневной августовской войны, и на третью, которая растянулась на Садовом кольце в Москве зимой 2011 года, глаза почему-то реагировали иначе. В первый раз, как известно, история является к нам в виде трагедии, во второй – фарса, в третий – карикатуры на однажды опробованную технологию.

Это ощущение дежавю догоняло меня еще не раз: на «оранжевой» Украине, в «розовой» Грузии и «тюльпановой» Киргизии. Сейчас о технологии ненасильственного свержения власти, которую изложил в своих трудах американский профессор Джин Шарп, знают даже школьники. 198 его методов (ношение ленточек, молитвы и богослужения, символическое «освоение» земель, голодовки, цепочки и прочее) почти каждый день передают нам приветы с телеэкранов – то из Кишинева, то из Каира, то из Киева. Вопрос: что было первым – яйцо или курица? Профессор Шарп всего лишь зафиксировал детали этого явления или навязал свою «цветную» технологию миру? Вопрос требовал ответа. Я написала письмо в американский Институт Альберта Эйнштейна. Ответ из Бостона был коротким: приезжайте.

…Грязный испаноговорящий район, по которому ветер гонял бумажки, никак не предполагал наличия в нем научно-исследовательского института. На доме, где живет профессор Джин Шарп и первый этаж которого отдан под институт, ни таблички, ни вывески. Две крохотные комнатки завалены книгами и бумагами почти до потолка. Маркс, Ленин, Махатма Ганди, книги и плакаты на всех языках – видно, что хозяин этого кабинета очень мудр и стар. Настолько, что ему требуется лупа, чтобы разглядывать монитор компьютера.


«Отец» теории ненасильственного свержения власти Джин Шарп: даже не верится, что СССР мог разрушить немощный старик… Фото Г. Сапожниковой.


– Я невнятно говорю, – задыхаясь, извиняется Джин Шарп, глубокий старик, который в свои (тогдашние 84 – Г. С) выглядит как памятник. – Но если надо, повторю для вас и пять раз, и десять.

Это и правда не помешает. О том, как с помощью его технологии двадцать с лишним лет назад разваливали СССР, можно говорить бесконечно.

Трещины на монолите

– А знаете ли вы, господин Шарп, сколько людей у нас в России умерло после развала страны? Сколько эмигрировало? Сколько погибло в межнациональных войнах?

– Неужели? – искренне удивляется он.

У него есть привычка прикрывать рукой рот, когда он говорит, поэтому кажется, что он все время охает.

– Вы основали свой институт в 1983 году. Вы тогда уже знали о том, что Советский Союз развалится?

– Нет, это невозможно было предсказать. Я, во всяком случае, не мог.

– Кто, по-вашему, разрушил СССР: Горбачев, профессор Шарп или сами русские?

– Ни одно, ни другое, ни третье. На эту тему есть эссе ученого Карла Дойча, которое называется «Трещины на монолите». Он – американец немецкого происхождения, профессор Гарварда. В этой работе, которая вышла в США в 1957 году, есть глава про тоталитаризм, я ее цитирую в своей книге «От диктатуры к демократии». Так вот: в то время, когда сталинский режим был еще в силе и контролировал всех и вся, Дойч писал, что эта система имеет проблемы, отметив 7 или 8 слабых ее мест. Я не думаю, что это эссе каким-либо образом повлияло на Советский Союз… То есть я подозреваю, что СССР развалил не Горбачев и не я. Кто такой я, собственно? Маленький человек.

– А когда вы начали наведываться к нам в страну?

– Я не силен в датах. Точно был в 1991-м и думаю, что вернулся еще через год или два. Первоначально прилетал только в Москву, побывал на двух конференциях в советской Академии наук, одна была посвящена этике ненасильственного движения, другая – его истории. У нас с собой были сигнальные экземпляры книги «Общественная оборона», которая готовилась к изданию в Принстонском университете. Мы раздали их представителям прибалтийских стран, которые и увезли их в свои столицы.

– Не можете припомнить, кому именно?

– Я всегда путаю имена. Госминистру Эстонии Райво Варе. Каким-то людям из правительства Латвии. Аудрюсу Буткявичюсу, тогда он был директором Департамента охраны края.

– Я в тот момент жила в Таллине и могла своими глазами наблюдать как саму вашу технологию, так и ее результат, не догадываясь, кто за этим стоял. А недавно прочитала в одном из ваших интервью: «Прибалтика – моих рук дело!»

– Эти три страны начали ненасильственное сопротивление сами, я тут ни при чем. За ними стояла история партизанской вой-ны – против советской оккупации, нацистской и опять – советской. И они решили добиваться независимости – ненасильственным путем, без какого бы то ни было влияния с моей стороны.

– Но как же вы друг друга нашли?

– Очень просто: они нас к себе пригласили. Но, кажется, вы пытаетесь увязать эти события с моей личностью? Это ошибка. Это связано с моими идеями, а не лично со мной. Идея как подвид сопротивления может явиться к самым разным людям, но при этом в их странах может ничего и не случиться. Если бы прибалты были сильными, они бы, вероятно, для достижения цели применили насилие. Но они были слабыми. Их сила была в массе людей, которые думали одинаково. На самом деле идеи, изложенные в моих трудах, уходят корнями в далекое прошлое. Вы видите на стене портрет Махатмы Ганди – я многому у него научился, хотя, естественно, никогда его не встречал.

Провокация как метод достижения цели

– Вернемся в Прибалтику. Вы помните трагедию в Вильнюсе в январе 1991-го, когда у телебашни погибли 13 мирных жителей и один советский офицер и во всем обвинили Советскую армию? Это правда, что вы приезжали в Литву за несколько дней до начала штурма и давали советы литовским борцам за свободу?

– Никаких советов я не давал! Я не знаю, кто распространяет эти сплетни. Я приехал уже после того, как все произошло. А до этого встречался с ними только в Москве.

– А как вам такая теория: литовцы настолько хотели получить независимость, что решили ускорить процесс, организовав провокацию, и что за этим спектаклем стоял якобы ваш любимый ученик Аудрюс Буткявичюс?

– О нет! Я знаю его прекрасно, он никогда бы не сделал ничего подобного. Он был совершенно убежденным сторонником использования ненасильственных методов борьбы. Простите меня, но это звучит, как советская пропаганда. Советский Союз продолжает сочинять байки, чтобы оправдаться за те вещи, за которые ему должно быть стыдно.

– Но я сама читала в одной из ваших книг высказывание, смысл которого в следующем: если вы хотите независимости, вы должны быть готовы к тому, что кто-то из ваших соратников будет убит…

– Я имел в виду другое: что авторитарные и диктаторские правительства очень зависят от насилия, полицейского либо воен-ного, иначе им свои диктатуры не удержать. Когда народное движение начинает им угрожать, пусть и используя только ненасильственные методы, не следует удивляться тому, что режим будет уничтожать людей, дабы это движение остановить. На самом деле ненасильственная борьба не означает, что вы в безопасности. Это значит, что может быть убито несколько меньше человек, чем при насилии. И меньше, чем если бы вы не делали вообще ничего. Чеченцы поступили немудро, когда сделали ставку на насилие, чтобы достичь независимости, потому что Россия мощнее. Выбирать борьбу с оружием в руках, когда твой оппонент столь силен, не имеет смысла. Но если вы используете только ненасильственные методы, власть не будет знать, что с вами делать. Потому что, если она применит против вас силу, это вызовет немедленную международную реакцию. Иными словами: если бы чеченцы не использовали насилия, жертв было бы меньше и у них был бы большой шанс на победу.

– Некоторые считают, что события 13 января 1991-го в Литве были репетицией августовского путча в Москве. Так сказать, пробным камнем… Вы с этим согласны?

– Я в то время разговаривал со многими людьми из Прибалтики и могу сказать, что их цели были весьма ограничены – вернуть себе независимость. Более широко – развалить СССР – они не мыслили. Никогда. Тот, кто навязал вам идею о том, что в людей стреляли литовские снайперы, не знает ничего о Вильнюсе и телевизионной башне. Снайперы не могли стрелять в демонстрантов! Около этого холма вообще нет высоких зданий.

Там есть дома чуть подальше – пять этажей или что-то типа этого, но прямо рядом с башней строений нет. Люди были убиты не снайперами, а русскими солдатами. Ваше правительство иногда делает вещи, которые делать не следует, как, впрочем, и правительство США. Чтобы это признать, предателем становиться необязательно.

– Но доказательств того, что у телебашни стреляли советские солдаты, нет! К тому же там были найдены гильзы от пуль, выпущенных из оружия Второй мировой войны…

– У каждого правительства свои оправдания. И всякий раз, когда делается нечто презренное, появляется объяснение: мы, дескать, этого не делали, это сделал кто-то другой и так далее. Вы, конечно, можете верить в то, во что вам хочется. Но я возражаю против того, чтобы факты подтасовывались.

Кто у кого учился?

– Поговорим о вашей теории. Вы знаете, что иногда ее используют не в самых праведных целях? Технология-то универсальна: можно снести правительство, а можно и оппозицию.

– Ну, конечно, знаю! Люди могут объявлять голодовку, чтобы заполучить что-нибудь нехорошее. Но я думаю, что лучше объявлять голодовку, чтобы заполучить что-нибудь нехорошее, чем ради этого нехорошего убивать. В первом случае единственными пострадавшими становятся сами голодающие.

– Удалось ли вам создать систему противодействия тому, чтобы ваши методы не использовались во вред обществу?

– Только в общих терминах. Этому, естественно, нужно сопротивляться. Ненасильственно. Есть пределы тому, что я могу.

– Что вы, кстати, чувствуете, когда революции, скроенные по вашей технологии, проваливаются? Вон на Украине благодаря вашим рекомендациям «оранжевая» революция вроде бы победила – и что? Новые демократы, которые пришли на место старой власти, стали делать то же самое, что и предыдущие правители.

– Ситуацию на Украине я не отслеживал. Но в последней части моей книги «От диктатуры к демократии» сказано так: свержение режима не дает полного решения проблемы. Те, кто делает революции, должны быть начеку, чтобы новый режим не стал диктатурой и не был похож на предыдущий. Проблема не в том, чтобы снять режим. Вы должны четко понимать, как предотвратить захват власти некой политической группой. Как удержаться от переворота, спровоцированного ЦРУ, – как это было, например, в Чили. Или в Иране, когда к власти пришел аятолла. Или в России в 1917-м, когда власть захватили большевики. Мы – единственная организация, которая сформулировала методологию, как предотвратить переворот. Кстати, тому немногому, что я знаю о методах ведения ненасильственной борьбы, я научился в том числе и у Льва Толстого. У него была теория политической силы – что тираны имеют только ту власть, которую им дает – народ. Если же народ не согласен, то диктатор власть теряет. Так что надо еще подумать, кто у кого учился, – вы у меня или я у вас.

– Вы догадываетесь о том, что ваше имя в России несколько демонизировано?

– Посмотрите, какой из меня демон! Три головы и 14 рук… Насколько я силен! Какой огромный у нас офис, сколько работников. Право, это смешно.

– Может быть, люди имеют в виду то, что вы в ответе за развал СССР?

– Это хорошая шутка! Вы думаете, я один мог развалить империю, самую большую страну в мире, с миллионами людей, огромной бюрократией, КГБ и армией? Это ерунда. Ерунда! И они приписывают это мне, старичку? Я даже ходить не могу без чужой помощи! Проблема советского общества была в том, что его третировал старик? Значит, в этом обществе были очень большие проблемы… Это ваши внутренние дела, не имеющие ко мне никакого отношения. Если бы я не родился, если бы вообще не существовал, эти проблемы были бы все равно.

«Мы никому не даем советов»

– Власти США применяли вашу технологию много раз – почему же не оценили ее по достоинству?

– Я не заслуживаю никакой оплаты, поскольку они моей методикой не пользуются. Они устроили экономический бойкот – Кубы, например. Но это то, что используется уже сотни лет. Это не я придумал. Чтобы сменить власть в Ираке, призвали на помощь военных, а не меня. Денег от американского правительства я не получал, лишь однажды непрямой грант через одного гарвардского профессора, который, в свою очередь, получил грант от Пентагона на исследование нетрадиционного способа разрешения конфликтов. У нашего института, как вы видите, нет ни здания, ни большого штата сотрудников.

Я никого не обучаю, я не учитель. Я провожу исследования, анализирую и обнародую результаты. И если людей это интересует, они могут научиться. Сюда приезжают самые разные посетители, получают книги – и ничего в их странах не происходит.

Мы никогда не говорим людям из других стран, что делать и в каком порядке. Многие приезжают сюда и просят: пожалуйста, скажите, что нам предпринять – в Венесуэле, например. Я отвечаю: «Нет. Я не знаю ситуации в вашей стране так, как вы. Но я знаю принципы ненасильственной борьбы. Мы даем вам руководство под названием «Самоосвобождение». Оно как раз и составлено для того, чтобы вы обучились тому, чего не знаете. А в сочетании с тем, что вы знаете, и умением стратегически мыслить вы составите ваши собственные планы». Книга «От диктатуры к демократии» на самом деле была написана для Бирмы. Теперь она распространена на 34 языках мира.

– Ваше пожелание будущим революционерам.

– Остановиться, подумать, поучиться и снова подумать, до того как начнете что-нибудь делать.

* * *

«Генетический анализ показал, что Джин Шарп не является отцом «цветных» революций», – записала я себе в блокнот красивую фразу. И задумалась. Живой профессор Шарп не соответствовал образу – ни по уровню достатка, ни по физическому состоянию. Он был непропорционален тому, что делал. Весь хваленый Институт Альберта Эйнштейна состоял из него самого и двух сотрудниц, которые помогали ему разгребать почту и редактировать книги. Последние стопками лежали тут же, на холодильнике. «Вообще-то словарь Джина Шарпа стоит сто долларов, но вам мы продадим за 20», – предложили нам его помощницы голосами распространительниц «Гербалайфа». В три жилых этажа наш герой нас с фотокорром не пустил – так что мы, увы, не смогли заснять для истории, как он поливает свои знаменитые орхидеи. «Там у меня беспорядок. Это здесь я более или менее чистоту навел…» – смущенно объяснял он, оглядывая бумажные горы на своем рабочем столе, к которому он в свои 84, едва ходя, спускается каждый день, чтобы работать. Острейший ум и почти полная физическая беспомощность.

Я написала еще один абзац, почти благостный: «Вот такой он, мистер Шарп: живущий на окраине Бостона, на улице, по которой ветер гоняет мусор, работающий в кабинете, заваленном бумагами. Человек, создавший систему, которая может перевернуть мир, в конце жизни об этом пожалевший и пытающийся остановить молодых революционеров от непродуманных – действий».

Вечером пересматриваю отснятый материал и ничего не могу понять: будто закончилось действие гипноза. Как можно было так попасть под обаяние его ума, что не заметить на буклете Института имени Альберта Эйнштейна рекламный слоган: «Консультации c правительственными министрами, парламентариями и волонтерскими организациями для развития гражданского сопротивления – такого, как было в Литве, Латвии, Эстонии и Таиланде».

То есть, выходит, приложил профессор Шарп руку к «бархатным» революциям в Прибалтике – первым «цветным» на пространстве СССР?

Да, забыла ему напомнить: все-таки есть, есть возле вильнюсской телебашни высотные дома, с крыш которых могли стрелять снайперы…

Владимир Овчинский: «Руководство СССР сознательно уничтожало страну»

Парадокс заключается в том, что знаменитый криминолог, генерал-майор МВД, доктор юридических наук Владимир Овчинский всю правду о событиях в Литве знал еще в феврале 1991-го, когда в соавторстве с политологом Сергеем Кургиняном опубликовал свое знаменитое расследование «Литовский синдром», – вернувшись из Вильнюса, в который был командирован сразу же после того, что случилось у телебашни:

«Очевидно, что возможность кровопролития была заранее смоделирована со стороны советников Ландсбергиса, так как уже в момент захвата телевидения с автономных радиостанций в эфир пошли заранее заготовленные пленки на различных языках о том, что «в Вильнюсе пролилась кровь и осуществлен военный переворот».

Информация, которую журналистам спустя годы приходится добывать по крупицам, была ими собрана, проанализирована и опубликована 25 лет назад, – да только в тогдашнем демократическом угаре их с Кургиняном никто не захотел слушать.

Очередное вранье Михаила Сергеевича

– Каким образом вы оказались на месте событий в Вильнюсе, в качестве кого, и перед кем впоследствии отчитывались?

– История берет свое начало гораздо раньше, когда в стране только начались межнациональные конфликты, – с Нагорного Карабаха. Министром внутренних дел Вадимом Бакатиным во ВНИИ МВД был создан Отдел чрезвычайных ситуаций, который подчинялся напрямую оперативному управлению штаба МВД СССР и непосредственно через него – министру. Оперативное управление возглавлял Владислав Насиновский – это человек, который был одним из руководителей группы «Кобальт» в Афганистане, очень опытный оперативник. Он нас курировал в управленческом, оперативном плане. Сначала мы работали в Нагорном Карабахе, потом в Цхинвале, затем в Молдавии. Когда в 1990 году литовцы объявили о своей независимости, определенные силы внутри КПСС и правительства СССР были заинтересованы в – наличии независимых потоков объективной информации. И мы напрямую докладывали Политбюро, председателю Совета Министров Николаю Рыжкову, председателю КГБ Владимиру Крючкову и Леониду Шебаршину, начальнику внешней разведки, тогда это называлось Первым главным управлением КГБ СССР. Таким образом я, работник милиции, совершенно неожиданно оказался включен в анализ политических событий в стране.


Знаменитый криминолог Владимир Овчинский всю правду о событиях в Вильнюсе знал еще 25 лет назад. Фото Г. Сапожниковой.


В Литву мы выехали под видом журналистов и работали несколько недель в 1990 году, собирали информацию среди националистических и экстремистских сил. Примерно знали, как действовали американские политтехнологи и специалисты из европейских стран, но, скорее всего, это были представители спецслужб, которые входили в НАТО. И поскольку мы работали очень активно, то попали в поле зрения местного КГБ, нас даже однажды попытались задержать, приняв за граждан иностранных государств. После этого с сотрудниками КГБ Литвы мы работали на полном доверии. И когда случились события у телебашни, погибли люди и начался шум и завывания на всесоюзном телевидении и радио, которое сразу заняло позицию литовских сепаратистов, стало искусственно формироваться общественное мнение, которое настраивало общество против вооруженных сил и спецслужб. Получалась такая картина: советские десантники напали на безоружных людей, убили 13 человек, захватили телебашню и действовали без команды из центра… Какая-то вакханалия. С нашей группой непосредственно работали первый секретарь Московского горкома КПСС Юрий Анатольевич Прокофьев и Олег Семенович Шенин, который был секретарем ЦК КПСС. Они попросили нас срочно выехать в Литву и по горячим следам собрать материал о том, что произошло на самом деле. Мы вы-ехали вместе с независимым политологом Сергеем Кургиняном, с которым познакомились в Нагорном Карабахе, после чего стали сотрудничать в аналитическом плане.

Первое, что мы поняли: десантники работали не сами по себе, а по команде непосредственно от Горбачева и министра обороны Язова.

– То есть слова про то, что он спал и ничего не знал – это…

– Это вранье. Очередное вранье Михаила Сергеевича Горбачева. Он лично дал команду захватить телебашню. И после захвата первый доклад был именно ему – это нам рассказывали работники КГБ Литвы, которые присутствовали при том, как десантники докладывали Крючкову, Горбачеву и Язову о том, что задание выполнено. Никого они не убили из местного населения, погиб только лейтенант Шатских, которого застрелили, скорее всего, «саюдисты». То есть все это было известно с первого дня. Это во-первых.

Во-вторых: мы совершенно четко установили, что в Литве действуют резидентурные группы США, состоящие в основном из этнических литовцев, которые имели американское гражданство, воевали в различных странах в спецподразделениях, служили в военной разведке, в ЦРУ и в других спецслужбах Соединенных Штатов Америки. Но к моменту, когда они оказались в Литве, все они были уже отставниками – приехали к себе на историческую родину помогать становлению демократических начал. Придраться к ним как к агентам ЦРУ формально было нельзя. Но все же понимают, что если человек – отставной сотрудник спецслужб, то это навсегда.

Это часто применяемый прием, особенно в спецслужбах США. Так называемый спецназ Катара, который штурмовал Триполи, на 90 % был сформирован из отставных сотрудников европейских и американских спецслужб. Фактически наемников. Эти резидентурные группы уже тогда имели свои боевые группы. Они обучали людей делать коктейли Молотова, и если бы случилось настоящее вторжение, то началась бы реальная гражданская вой-на. На территории всех прибалтийских республик были схроны с оружием, которые оставались там еще с момента действия последних «лесных братьев».

Самые законспирированные структуры были, впрочем, не в Литве, а в Латвии, и мы об этом докладывали непосредственно руководству страны и партии. То, что погибшие у вильнюсской телебашни люди в большинстве своем были убиты снайперами из оружия, скорее всего, охотничьего, на тот момент тоже было известно.

Предательство шло сверху

– Каким же тогда, интересно, образом все перевернулось с ног на голову и виноватыми оказались спецназовцы?

– Все это было известно с самого начала. Мы приехали рано утром, идем по Вильнюсу – баррикады, дым стоит, люди с повязками ходят, проверяют документы. Ситуация, как в Гражданскую войну, какой-то революционный город… И тогда я позвонил сотрудникам местного КГБ и встретился с теми русскими, что там остались. К этому моменту уже едва ли не половина сотрудников КГБ Литвы перешла на сторону «саюдистов» – в кабинете у себя сидел только заместитель председателя КГБ Литовской ССР по фамилии Цаплин, скромный человек в очках. Цаплин как раз и дал команду своим ребятам дать все материалы, что есть, чтобы в Москве знали правду. Принесли оперативные дела, мы взяли фотографии американских резидентов, которые руководили тамошним сопротивлением. Эти фотографии потом были опубликованы в «Московской правде».

Самое главное для нас было установить, что десантники действовали по указанию Горбачева, что должно было быть введено прямое президентское правление, которое введено так и не было, а из Полибюро ЦК КПСС для Комитета национального спасения должна была поступить команда, которая так и не поступила. Что никого из гражданских при штурме телебашни и телецентра не убили, все люди убиты были снайперами «саюдистов» или агентурой западных спецслужб. Что на территории Литвы активно действовала сеть американской и натовской резидентуры и вся эта ситуация развивалась по книгам Джина Шарпа.

– Это вам уже тогда было известно?

– Конечно. Я эту фамилию знаю с конца 80-х годов, как только начал заниматься всеми этими историями.

– А почему, если вы все знали, вы не смогли противостоять его технологии?

– Мы все это докладывали. Единственный человек, который пошел на легализацию этих материалов, был Юрий Анатольевич Прокофьев. Он нам сказал: «У меня у самого в горкоме партии бунт, люди верят литовцам и тому, что показывает телевидение». Тогда он собрал партийный актив в огромном зале в здании горкома партии и попросил выступить Кургиняна, меня и еще некоторых товарищей. Нас не отпускали, наверное, часа два, мы в подробностях рассказывали все свои впечатления и по Литве, и в целом по Прибалтике. Тогда кто-то из бюро встал и сказал: я предлагаю, чтобы все это было опубликовано в «Московской правде». Так мы написали статью «Литовский синдром». Все это вышло в двух статьях большим тиражом и было положено на стол Горбачеву, всем членам ЦК и правительству. Потом мы все это еще раз повторили на заседании президиума Совмина СССР. А то, что было секретно, доложили лично Крючкову как председателю КГБ. Все, что можно, мы сделали. Но что можно было сделать, если предательство шло с самого верха, если целью Горбачева и Яковлева было отпустить прибалтов?.. Я считаю сейчас, что вся эта операция по взятию телебашни была инсценировкой для того, чтобы дать возможность прибалтам уйти. Когда Союз хотят закрепить, действуют, как в Венгрии, как в Чехословакии. Я не буду сейчас давать оценку, хорошо это было или плохо, но это – часть нашей истории. Но когда хотят получить обратный эффект, действуют так, как действовали Горбачев и Яковлев. То, что произошло в Литве, – это микроГКЧП, тот вариант провокации, который позволил отделить Литву, а потом в целом всю Прибалтику от СССР. Поэтому, если бы даже в тот момент пришел какой-нибудь руководитель из ЦРУ и сказал, что будет на нас работать, – все равно ничего нельзя было сделать, потому что руководство СССР сознательно уничтожало партию и страну, которую представляло.

Машина по развалу СССР

– Это вы и имели в виду, когда писали в своей статье, что в Литве отовсюду торчали «уши» ЦРУ и наших спецслужб?

– Да. Что такое Народные фронты Латвии, Эстонии и литовский «Саюдис»? Покойный Борис Пуго, который, по официальной версии, покончил с собой, будучи министром внутренних дел, лично мне это говорил (у меня с ним были очень прямые доверительные отношения). Я его спросил: товарищ министр, а как получилось так, что вы, будучи председателем КГБ Латвии, допустили, что у вас в республике появились Народный фронт и националистические, профашистские структуры? И он мне рассказал, что, когда он был первым секретарем, у него ничего подобного в республике не было, но Михаил Сергеевич вызвал его в Москву и спросил: «А почему у тебя не идут демократические процессы? Вот в Литве есть «Саюдис», в Эстонии Народный фронт, даже в Москве есть свой Народный фронт, а у тебя никакого демократического движения нет. Помоги этим процессам». И Пуго стал помогать. Он вызвал к себе всю агентуру, которая работала в искусстве и в науке, и стал им говорить, что надо создать такой же фронт, как у эстонцев и у литовцев. Все отнекивались, никто не хотел это делать, один вообще упал на колени, чуть ли не ноги ему целовал – зачем ты, дескать, Борис Карлович, хочешь меня погубить? «Мы сейчас все создадим, выведем людей на улицу, а вы нас потом арестуете, а может, еще и расстреляете». То есть все Народные фронты изначально создавались через пятые управления КГБ СССР и КГБ в республиках. Все до единого! Потом весь процесс был перехвачен резидентурой и агентурой США и натовских стран и местными националистами. Процесс был запущен, а те, кто все это начинал, смещены и скомпрометированы. В Литве уже опубликована агентурная карточка Казимиры Прунскене. Как бы она потом ни оправдывалась, что это-де было не активное сотрудничество, как политический лидер была сожжена… Это было предательство внутри КГБ самой Литвы. Поэтому я и говорю, что это был обоюдный проект – как наших спецслужб, так и зарубежных. Никакой бы демократической революции в СССР не было, если б Горбачев и Яковлев не запустили машину по развалу КПСС.

Глупость или подлость?

– Каким образом план операции, намеченной на 12 января 1991 года, оказался на столе у Ландсбергиса?

– Ему его передал непосредственно Яковлев.

– Доказательства?

– Таковы: когда я совершенно секретную записку, лично написанную после событий в Нагорном Карабахе, направлял через руководство МВД лично Яковлеву, эта записка оказалась в руках и армянских националистов, и азербайджанских. А когда я докладной запиской доложил о фашистских структурах в Латвии руководству страны, то руководство МВД дало команду меня уволить из органов. Я каким-то чудом остался.

– Повышение цен, которое произошло в Литве прямо накануне событий, тоже было частью сценария?

– Думаю, это была общая экономическая вакханалия. Главный элемент был – ввести войска, провести силовую акцию, убить людей и свалить это на десантников. И всех, кто сомневался, сделать противниками СССР. Эта задача была выполнена в результате той провокации, которую организовали Горбачев с Яковлевым и те, кто им помогал в наших спецслужбах.

– В чем еще вам как профессионалу была видна отрежиссированность ситуации?

– Мы не проводили официального расследования – таких полномочий не было. Мы встречались с людьми в литовской компартии и в КГБ, с теми, кто занимался политическим анализом, – все были в подавленном состоянии. Но общее мнение было таково: команду на штурм телебашни дал лично Горбачев, но потом от этого отказался, подставив всех людей и сделав из них фактически преступников, десантники никого не убивали, а те, кто был убит из литовцев, были убиты снайперами или сотрудниками спецслужб зарубежных стран. Так же как в 1993-м – никто из «белодомовцев» вроде бы не стрелял по работникам милиции, но… кто-то же стрелял! Моему однокурснику тогда прострелили легкое из снайперской винтовки – он инвалидом остался на всю жизнь. Выстрелили в спину, со стороны Кутузовского проспекта, а он стоял в оцеплении у «Белого дома». В Вильнюсе была такая же методика. Стреляли по людям, чтобы потом свалить всю вину на «Альфу» и десантников. Точно так же, как во время тбилисских событий: погибшие были задавлены в давке, а распространили слух, что были убиты саперными лопатками. Ни одной смерти от саперной лопатки там не было, это все был вымысел грузинских националистов. Людей не надо было разгонять, никто ничего не делал. Это Горбачев дал команду.

– От глупости или от подлости?

– Он все делал сознательно и специально провоцировал ситуацию. Никакая это не глупость, он очень умный человек.

– Тогда постарайтесь мне, пожалуйста, объяснить, что было с нашим обществом – что оно это проглотило, не подавившись?

– Наше общество было нормальным. Когда во время ГКЧП я с семьей находился в Анапе, я видел, какой была реакция людей. Когда объявили о ГКЧП, народ ликовал и говорил – наконец-то… Потом меня вызвал в Москву Борис Пуго, и я видел реакцию людей в аэропорту – все говорили, что наконец-то наводят порядок после этого вселенского горбачевского бардака. Никто ж не знал, что это очередная провокация, организованная самим Горбачевым. Большинство людей в марте 1991-го проголосовали за единство Советского Союза. А потом три преступника подписывают филькину грамоту о том, что разваливают эту страну. А изменники, которые сидели в Верховном Совете РСФСР, фактически единогласно все это приветствуют. Поэтому не надо все списывать на народ – народ все прекрасно понимал, все сделала какая-то кучка предателей, которая оказалась на радио, на телевидении и в печатных СМИ.

Это было не кино…

– Почему вы не продолжили эту тему?

– А где и с кем? СССР уже не было. Я убегал из Вильнюса с фотографиями, которые передали мне литовские кагэбэшники. Через четыре года зампредседателя КГБ Литвы Цаплин был убит. Мой товарищ, который передавал мне документы, был на – нелегальном положении и долго скрывался. Потом его объявляли в розыск. Я не знаю его судьбу, он исчез. Его бросило и наше российское ФСК, потом ФСБ… Таких людей много по всем республикам. Когда он привез мне в привокзальный ресторан документы – выписки из оперативных дел, которые я потом передал Крючкову, – мы увидели, что находимся фактически в кольце «саюдистов». Тогда мы перезаказали еду – это такой психологический эффект, рассчитанный на психологию хуторян: если заказали, значит, не собираемся уходить. Я пошел в туалет и выпрыгнул через окно со второго этажа. Перебежал площадь и уехал с документами.

– И что нам, скажите на милость, теперь делать с этой вырвавшейся на поверхность правдой?

– Такая правда существует не только по Литве – по любому государству в пространстве бывшего СССР. Поднимите альтернативный доклад, который мы вместе с Кургиняном готовили по тбилисским событиям, или альтернативный доклад по Карабаху. Для меня литовские события не главные, это просто один из эпизодов той трагедии, которая произошла с уничтожением СССР. Погибли люди? Но после этого в межнациональных этнических конфликтах на пространстве бывшего СССР погибла масса людей. Никто ж не говорит, что в результате резни в Таджикистане, когда произошла так называемая исламо-демократическая революция, поддержанная Ельциным и его окружением, погибло 150 тысяч человек. Я называю точную цифру: мой личный друг Тимур Рахимбаев сначала был заместителем министра внутренних дел Таджикистана, позже стал начальником Ходженского УВД, и потом был взорван в самолете над Эмиратами вместе со всем ходженским кланом. Это не 13 литовцев, застреленных самими литовцами. Это тысячи людей, вырезанных в Киргизии. Это тысячи погибших в Чечне… Что вспоминать о Литве, когда такие трагедии произошли на территории России? Я никогда не забуду те выжженные поселки, которые видел сразу после боевых действий между осетинами и ингушами, когда был помощником первого заместителя министра внутренних дел и мы летели на вертолете. Трудно поверить, что это было не кино… Это все одна цепь измены и предательства, которое совершили руководители нашей страны.

* * *

…Это интервью требовало осмысления. На вопросы, которые поставил Владимир Овчинский, мог ответить только один человек – Эдуардас Эйсмунтас, председатель КГБ Литвы с 1987 по 1990 год. И я его нашла, чтобы спросить: «Неужели спецслужбы ничего не знали о том, что в конце 80-х здесь работали американские политтехнологи? И «цветная» революция, которая тогда называлась «поющей», готовилась совершенно открыто?»

Вот что он ответил:

– Все видели и знали, но что мы могли сделать, если эмиссары приезжали через Москву? Все денежные средства тоже шли из Москвы. Местное КГБ было полностью беспомощным. Не Литва начала движение за демократизацию. Все тлело, но было под контролем. Но вот пришел великий реформатор Горбачев, и началось… Открыли все двери и окна: сюда хлынули эмигранты и разведчики, поплыли деньги. А еще приезд этого хромого агента американской разведки Александра Яковлева, который явно дал понять: делайте что хотите. Все поняли, что можно не ограничиваться демократизацией, а говорить о выходе из СССР. Сколько я ни писал, сколько ни докладывал Крючкову – вижу: процесс неуправляем и ничего нельзя сделать. Договорились с коллегами – председателями КГБ из Латвии, Эстонии и Молдавии – поехать в Москву доложить обстановку вместе. Нам говорят: без паники, все под контролем… Я вернулся, подал рапорт и ушел в отставку. Действовать против закона я не хотел и не мог. Не Прибалтика виновата в развале Советского Союза, а Горбачев и его команда. Так что в январе 1991-го я сидел дома и смотрел телевизор. Никто меня не информировал – я бы отговаривал от этого штурма, если бы знал. Вмешивать армию в это дело было полнейшей глупостью. Какой дурак дал команду брать телебашню? Можно было просто отрубить кабель – под Каунасом находилась сильнейшая в Европе перехватывающая радиостанция, откуда можно было транслировать передачи не только на Литву, но и на Латвию с Эстонией.

Действительно…