Глава 15
Готы
Следующее судьбоносное для Северного Причерноморья крупное перемещение племен зародилось в I в. в далекой Скандинавии – еще одном очаге (скорее всего, не первичном) индоевропейского расселения. Германские племена готов сначала перебрались оттуда на южные берега Балтийского моря под водительством конунга Берига, но надолго обосновываться там не стали и в начале II в. двинулись от низовий Вислы по направлению к Черному морю.
Бесценные сведения о древних германцах оставили нам Юлий Цезарь в своих «Записках» и Корнелий Тацит в специальном труде «Германия». В них перед нами предстает народ преимущественно оседлый, земледельческий и скотоводческий – и воинственный. Воевали со всеми соседями – галлами, балтами, славянами, со своим же иноплеменным братом-германцем. Для покоя душевного им было необходимо, чтобы в ближнем отдалении вокруг их селений никакого чужеродного присутствия не было.
Но покой это был относительный: стоило кому-нибудь из знати или просто из успевших зарекомендовать себя бойцов позвать за собой в поход – охотников находилось достаточно. Поэтому чередовались: половина мужчин из семейства уходила на кровавый промысел, половина оставалась хозяйствовать. На следующий год половины менялись местами. Но чем больше у германца было военного опыта, тем ленивее он был дома. Исправно трудились в основном женщины и рабы, а из германских мужчин – кто поплоше, т. е. миролюбивые и робкие. Поэтому земля обрабатывалась плохо, да германцы за нее и не цеплялись: почти ежегодно производили ее передел. Как объясняли несведущим – чтобы не прирастать к ней корнями, не засиживаться дома, со спокойной душой уходить на войну. А также чтобы сосед не завидовал не в меру богатому соседу. Как далеко им было до трудоголиков-немцев грядущих веков!
Военная добыча была предметом вожделенным, но в почете было героическое нестяжание: поистине знатным воином считался великодушный «даритель колец», с легким сердцем одаривающий своими сокровищами и друзей, и тех, кто просто чем-то приглянулся (однако и зарытых в землю кладов до сих пор находят немало, и неспроста складывались легенды о гномах, видевших в добыче и сокрытии драгоценностей смысл своего существования).
Твердой власти не было. Племенные вожди не обладали большими полномочиями, текущим управлением занимались в основном местные старейшины и главы семей. Верховным органом было народное собрание, которое проходило под председательством главного жреца. Но можно проследить и показательную динамику. Тацит писал свой труд на полтора столетия позже Цезаря, и у него мы видим, что, в отличие от прежних реалий, за день до народного собрания сходятся вожди, старейшины, прочие авторитеты – и в сравнительно узком кругу обсуждают проблемы и принимают «проекты постановлений». Наутро простым воинам оставалось выразить свое согласие или неодобрение громкими криками или грохотом оружия о щиты.
У вождей, у знати появляется свое постоянное окружение: отличившиеся в боях воины, без разбора рода и племени, обретшие у хозяина кров. На войне они его преданная дружина: для них несмываемый позор, если предводитель пал в бою, потому что они не смогли его уберечь. В мирное время дружинники помогали заниматься хозяйственными делами, вечерами пировали во главе со своим вождем: по ходу застолья, наряду с разными забавами, шутками и героическими песнопениями, обсуждались текущие дела, а когда общество упивалось – нередко доходило до увечий и смертоубийства.
На время войны избирался походный конунг, и вот его власть была неограниченной, он обладал правом жизни и смерти над своими подчиненными. Так, трусов обычно вешали на деревьях.
Боги германцев были им под стать. На их великолепной необъятной мифологии останавливаться не будем. Но отметим, что верховный бог-шаман Один, разъезжающий по небесам и преисподней на своем восьминогом коне Слейпнире, был еще и богом войны и победы, а его сын, бесстрашный воитель Тор, – общепризнанный покровитель всех германских воинов. А какой замечательный рай – Вальгалла – был у германцев! Прекрасные и крылатые девы-валькирии доставляли в него души со славою павших воинов прямо с поля битвы. Там их главным развлечением были каждодневные яростные поединки, в которых они могли изрубить друг друга на куски. К вечеру же все склеивались и шли на веселое пиршество в огромную нарядную горницу Одина. Кстати, о коне Слейпнире: по мнению многих исследователей, его восемь ног появились под впечатлением зрелища четырех воинов, несущих своего павшего вождя или товарища.
Германцы были хорошими наездниками – лучшими, чем галлы, а те, по признанию Цезаря, превосходили римлян. Вот отрывок из Плутарха, повествующий о сражении войска римского полководца Мария с германскими племенами кимвров и тевтонов, вторгшимися на италийские земли во II в. до н. э.: «Конница, числом до пятнадцати тысяч, выехала во всем своем блеске, в шлемах в виде страшных, чудовищных звериных морд с разинутыми пастями, над которыми поднимались султаны из перьев. Отчего еще выше казались всадники, одетые в железные панцири и державшие сверкающие белые щиты».
Но в той битве германцы были разгромлены. Представление об искусстве ведения войны большими армиями у них было в то время, похоже, еще младенческое; а противостоял им один из лучших полководцев за всю римскую историю. Да и дисциплина у германцев, если верить Тациту, хромала.
Во вражеском лагере глазам победителей предстало страшное зрелище: «Женщины в черных одеждах стояли на повозках и убивали беглецов – кто мужа, кто брата, кто отца, потом собственными руками душили маленьких детей, бросали их под колеса или под копыта лошадей и закалывались сами. Рассказывают, что одна из них повесилась на дышле, привязав к щиколоткам петли и повесив на них своих детей».
Примем в соображение: попасть в плен значило стать рабом, а в том мире это было для человека несчастием силы просто мистической. Обряд порабощения был предельно прост: пленника брали за руку и, рванув на себя, имитировали насильственный увод. Но отныне он переходил в совершенно иное, презренное качество – даже в глазах родных и близких. «Удар божественной судьбы» – прежним человек уже не мог стать и в случае освобождения.
Почему готам не стоялось на месте в Прибалтике? Наверное, кто-то их сильно притеснил, не будем забывать, что они не были старожилами в тех краях. Но почему отправились в такую даль, к Черному морю? Просто так вышло, пошли, пошли и пришли? Не думаю, наверняка у них уже были обширные сведения о дальних краях. Германцы тесно общались с галлами, цивилизация которых была, возможно, не ниже римской (во всяком случае, во многих отношениях) и которые вели обширную внешнюю торговлю. Да и сами, как все варвары, были жадно любопытны и плюс к тому по-индоевропейски переимчивы во всем, что им казалось полезным. Они были наслышаны о широких просторах и богатых странах у моря и за морями, дорогу к которым загораживали не римские легионы, а леса и равнины, населенные не очень сильными племенами (они и сильных не боялись, и римлян не раз побеждали, но были, опять же, по-индоевропейски практичны: умный в гору не пойдет, если гору можно обойти. Переть на рожон полагалось штатным героям, но это особая статья).
Однако германские племена вандалов и ругов готам пришлось отбросить со своего пути сразу же, а те, лишившись своих земель (в нынешней Южной Польше), потеснили еще кого-то – в сторону римской границы. Все это происходило не так быстро, как падают костяшки домино. Но со второй половины II в. империи пришлось выдерживать массированный напор варварских племен, и император-философ Марк Аврелий писал свою знаменитую книгу «Наедине с собою», почти не вылезая из седла, отбивая одно за другим варварские вторжения.
В Приднепровье готы пришли под предводительством Филимера, которого готский историк Иордан называет пятым королем после Берига (главный наш источник, книга «Происхождение и деяния гетов», или сокращенно «Гетика», написана Иорданом в VI в., когда королевская власть была уже безусловной данностью).
Нельзя однозначно утверждать, что именно в связи с этим походом простая деревянная телега, запряженная быками, стала одним из главных сакральных символов королевской власти у германцев. Но согласитесь: если не в этом одном походе, то как результат совокупности подобных походов (а сколько их еще будет!) могло возникнуть такое представление.
С приходом в Приднепровье связана легенда о разделении готов на две основные ветви этого народа – восточную и западную, остготов и вестготов. Произошло это будто бы как раз на месте нынешнего Киева. Днепровская стремнина вдруг снесла с трудом наведенную переправу, и кто успел перебраться на левый, восточный, берег, стали остготами. Оставшиеся на западном берегу сочли происшествие за грозное предупреждение и не пошли дальше, предпочтя стать вестготами. В действительности разделение произошло скорее всего позже и не так вот – в одночасье.
Большинство ученых связывают с пребыванием готов в Приднепровье возникновение Черняховской археологической культуры. Культуры высокоразвитой и очень сложной. Она была распространена на территории от Карпатских гор до нижнеднепровского Левобережья. Имеются многочисленные ее локальные варианты, каждый из которых характерен и уникальными отличиями, и множеством заимствований как внутри культуры, так и извне. Неудивительно: происхождение культуры связывают со славянами – вендами и антами, фракийцами, сарматами, скифами, балтами, родственными готам германцами-гепидами, возможно, и с другими германскими племенами, мигрировавшими вместе с готами или подошедшими позднее. Все эти народы ко времени возникновения Черняховской культуры достигли высокого уровня развития и обогатили в ней друг друга. Пожалуй, вся европейская (и мировая) история могла бы сложиться совсем по-другому, просуществуй эта культура, вернее, симбиоз творивших ее народов, подольше. Но ей было отпущено менее двух столетий, пока ее не уничтожили гунны.
На политическом уровне пребывание готов в Приднепровье отмечено возникновением их первого государства, которое у Иордана носит название Ойум (от готского «речная область», «страна вод» – по утверждению историка, по границам его находилось много обширных болот, но некоторые производят «ойум» от «поле», «степь»). Около 230 г. область расселения готов распространилась до Черного моря.
Наиболее сильными соседями готов были сарматы. Значительная часть их племен ушла к тому времени на запад, в придунайские степи, откуда они часто устраивали набеги на земли фракийцев, которые входили теперь в Римскую империю. Их войны с империей чередовались с замирениями, пока при Марке Аврелии не был заключен мирный договор, означавший относительную стабилизацию.
В Северном Причерноморье на первый план вышли сарматские племенные объединения аланов и аорсов. Они имели большое влияние и в междуречье Дона и Волги, где прежде долгое время кочевали. Большое значение для них имели экономические связи с Нижним Подоньем, где находился, как мы знаем, богатый греческий город Танаис, прозванный «торжищем варваров». Там сарматы в обмен на традиционные для здешних мест и транзитные товары получали доступ к изделиям мастерских всего античного мира.
С ближайшими соседями, аланами, отношения у готов складывались непросто. Готы потеснили некоторые племена аланов, а те даже среди сарматов отличались воинственностью. Так что без столкновений с пролитием крови не обошлось. Но, по большому счету, была основа для примирения: готы хоть и хорошо владели конем, но были по преимуществу земледельцами, в любом случае народом сугубо оседлым. В войске же у них преобладала пехота: готы были не из тех германцев, которые выставляли на поле боя многочисленную кавалерию – как в рассказе Плутарха. Сарматам же дороже всего, разумеется, были их степные табуны и стада. Так что наличествовали условия для разделения сфер деятельности и широкого товарообмена.
Судя по всему, отношения более-менее сложились (хотя судить о том, как сложились отношения у двух бесписьменных народов в причерноморских степях две тысячи лет назад, при том, что сторонние наблюдатели, которые могли бы поделиться впечатлениями, в те края не заглядывали, – сложновато). Готы многое переняли у аланов в конном деле, в упряжи, искусстве верховой езды и конного боя, позаимствовали соответствующее вооружение и доспехи. Показательно, что позже, когда и готы, и аланы были увлечены гуннским нашествием в поход на Европу, они там постоянно упоминаются вместе.
Но следует также принять во внимание, что ни у тех, ни у других не было достаточно авторитетной центральной власти, а при таких условиях во взаимоотношениях отдельных племен могло случиться всякое.
Для справки: существует гипотеза, что донские аланы были впоследствии ассимилированы восточными славянами-антами, составив при этом, однако, элиту этнического новообразования. Новообразованием же этим стало донское казачество. Антропологически аланы отличались от прочих сарматов вытянутостью черепа, долихокефалией – чем и выделяются донские казаки среди прочих представителей великорусского народа. Но если уж речь зашла об антропологических типах, можно вспомнить, что когда в 1856 г. в Германии в ущелье Неандерталь был впервые найден череп неандертальца, ученые поначалу решили, что это череп донского казака, погибшего в Наполеоновских войнах.
Тогда же, в 230-е гг., готы вступили и на Крымский полуостров, вероятно, на плечах у скифов, отступающих через Перекопский перешеек под их напором из прилегающих степей.
Овладеть немногочисленными скифскими городами и поселениями для готов не составило большого труда. При раскопках Неаполя Скифского в слое, относящемся к последнему этапу его существования, обнаружено множество скелетов людей, захороненных без всякого соблюдения обрядности. В одной из ям оказалось сразу 42 отделенных от тел проломленных черепа (впрочем, они могли принадлежать и победителям, погибшим при какой-то временной неудаче – ведь отрубание голов убитых врагов было в обычае у скифов. Такой же обычай был у кельтов – но не у германцев. Разве что готы переняли его у сарматов или у тех же скифов?)
Многие из уцелевших скифов были ассимилированы, но в каком качестве существовали они среди победителей – трудно сказать. Будем надеяться, что не только и не столько, как рабы – они ведь могли стать и отличными кавалеристами в готском войске. Обнаружено только одно достоверно скифское поселение, уцелевшее после этого погрома, – оно дожило до 370-х гг., когда его сожгли гунны.
Почему так быстро пало Позднескифское царство – на этот вопрос тоже трудно ответить. Вероятно, его силы подрывали нападения сарматов – в пользу этого говорит то, что сразу вслед за готами в Крыму, в степных и предгорных его районах, стали в большом количестве селиться аланы. Возможно, что приложили руку и боспорские греки. Надпись одного из их царей гласит о «завоевании сираков и скифов и присоединении всей Таврики по договору», другой повелитель величает себя царем «всего Боспора и тавроскифов».
Часть побежденных могла добраться до Добруджи, где теперь уже на землях Римской империи все еще существовала Малая Скифия – последнее пристанище великого народа. Эта область была окончательно поглощена славянами и булгарами в VII в. – в их жилах продолжают жить капли скифской крови.
В Крыму готов влекли в первую очередь не скифские степи, а греческие города, гавани и корабли. Большинство полисов выстояло – несмотря на то, что германцы заняли большую часть южного побережья полуострова и сожгли там немало поселений. Отбился Херсонес – помогли римские гарнизоны, укрепившиеся в самом городе, в крепости на мысе Ай-Тодор (на западе Ялтинской бухты) и в других крепостях. Но помогли в последний раз – ок. 244 г. римские войска эвакуировались из Крыма.
Не пало Боспорское царство, хотя его владениям досталось (была разгромлена Горгиппия и некоторые другие города на Таманском полуострове). Но готы обосновались поблизости, в том числе на самом Керченском полуострове, и вскоре установили над царством контроль. Их знатная верхушка завязала тесные отношения с боспорской элитой и стала как бы ее составной частью. Правда, источники говорят о новых варварских нашествиях в ближайшие десятилетия. Скорее всего, по большей части это были вторжения новых готских племен, которые вполне могли вступать в конфликты и с ранее обосновавшимися здесь собратьями – пока не утряслось.
На захваченных землях готы занялись земледелием и прочим сельским хозяйством, но, как и в прежние столетия, как в Скандинавии, Прибалтике, Приднепровье, основным делом настоящих мужчин стали военные походы. Только главным средством передвижения в них стали не собственные ноги, не кони, а корабли. Боспорский флот в скором времени оказался очень кстати. Можно не сомневаться, что готы занимались мореходством и на Балтике, водоплавательные навыки могли поддерживать на Днепре и на других реках. Конечно, освоить греческий тип судов было делом непростым, но к их услугам были греческие экипажи. Вскоре и из среды готов вышли не только моряки и «морпехи», но и корабелы.
В те же годы существенно продвинулся обозначившийся уже раньше процесс разделения готской народности на две ветви – остготов и вестготов. Те, что совершили из Ойума «бросок на юг», в Крым и прилегающие степи, были в большинстве своем остготами. Вестготы двинулись на запад, заняв территорию между Днестром и устьем Дуная. Они сохранили связи с Ойумом, но уже нацеливались на дунайские провинции Римской империи – Дакию и Мезию – и на Балканы.
Крупномасштабные нападения и тех и других, продолжавшиеся примерно с 238 по 271 г., получили у римлян название Скифской войны, хотя, конечно, правильнее было назвать ее Готской. Скифской она стала с легкого языка черноморских греков, для которых «скифы» были собирательным наименованием всех варваров (веками спустя для жителей Московского государства все западноевропейцы были немцами).
Варварам (не только германцам) в их вторжениях на руку был разразившийся в империи страшнейший внутриполитический кризис, названный историками «Кризисом третьего века». В значительной степени он этими вторжениями и был вызван: легионы, неустанно отбивающие нападения со всех сторон, осознали свою значимость. Они провозглашали императоров и свергали их. Бросали свой участок границы и шли выяснять отношения с другими претендентами. Но преданность своему повелителю была еще та. Случалось не раз: стоило не выплатить вовремя жалованье, допустить перебои с продовольствием – и того, кого еще недавно под восторженные вопли рядили в пурпурный плащ, безжалостно убивали. Иногда одновременно властвовало несколько императоров, «солдатских» и «сенатских». А всего их промелькнуло с 235 по 270 г., когда при Аврелиане стал устанавливаться какой-то порядок, несколько десятков (впрочем, Аврелиана тоже убили армейские заговорщики).
Первыми пошли в наступление вестготы, действуя со стороны Нижнего Дуная. К ним примкнули желающие из других германских племен, аланы, другие сарматы, некоторые фракийские племена, славяне. Кого там только не было!
В 240 г. имперские войска были разгромлены под Филиппополем (ныне Пловдив в Болгарии). Затем нападение следовало за нападением, битва за битвой – год за годом. В 251 г. немолодой уже римский император Деций Траян (правил в 249–251 гг.) собрал все наличные силы, чтобы дать отпор очередному нашествию. Он детально продумал широкий план действий, начал его уже осуществлять – перекрыл готам пути отхода в степь. Но те обрушились на римскую армию при Абритте (современная Болгария) внезапно. Римляне успели изготовиться, однако в самом начале сражения стрелою в глаз был убит сын императора – дурнее предзнаменование для солдат трудно придумать. Деций, собрав всю свою волю, старался не выказать горя, говорил воинам, что это касается только его и никого более. Но битва была проиграна, сам Деций Траян стал первым римским императором, погибшим на поле боя – вероятно, утонул в болоте.
Вестготы продолжали нападения, пока император Клавдий II не нанес им в 268 г. жестокое поражение в битве при Нише (в современной Сербии), а его полководец Аврелиан (будущий император) вытеснил их из Фракии. Тем не менее империя не могла защитить все свои территории и в 270 г. вынуждена была вывести легионы из Дакии. Там, на левом берегу Дуная, вестготы и обосновались в ожидании лучших времен. Впоследствии в 322 г. император Константин Великий заключил с ними договор, по которому они получили права федератов: за ежегодную плату должны были обеспечивать защиту границ империи и посылать воинов в римскую армию.
Остготы оперировали преимущественно на побережьях, используя базирующийся на Боспоре флот. Как и у вестготов, состав их набегов был интернациональный: германцы, сарматы, меотские племена. Инициаторами первого их нападения, на берега Иверии (современной Грузии), были бораны – с большой долей вероятности, это славяне. По примеру собратьев морские набеги стали совершать и вестготы – поначалу на традиционных небольших судах, которые они тысячами строили в устьях рек.
Разгрому подвергались богатые области и города Малой Азии, островов Эгейского моря, Греции. Среди них были Фессалоники, Эфес, Спарта, Коринф, Афины. В Эфесе был разграблен и сожжен прекрасный храм Артемиды, одно из семи чудес света. Тот самый, в который пустил когда-то красного петуха маниакальный искатель славы Герострат. Эфесцы вновь отстроили храм в прежней красе, а тут вот опять принесло богомольцев…
В Афинах готы собирались поджечь городскую библиотеку, одну из богатейших в античном мире: они по собственному опыту знали, как красиво, как ярко горит папирус. Но какой-то отважный мудрец наврал их предводителю, что в этих книгах – вся премудрость ведения войны и кто постигнет ее, будет непобедим. Готский вождь пощадил сокровищницу знаний, наверное, в тот момент он и сам верил, что когда-нибудь будет читать книги.
Добровольными помощниками готов нередко становились социальные низы разоряемых городов. Святой Григорий Чудотворец, богослов, епископ Неокесарийский (епархия в Малой Азии, в Понте), в своем послании к пастве грозил проклятьем тем, кто во время нашествий сам убивает и грабит, наводит на богатые дома, указывает дорогу к усадьбам.
Набегам и нашествиям не всегда сопутствовала удача. У империи были умелые полководцы, а в рядах ее легионов сражались храбрые и отлично обученные солдаты. Они и без афинской библиотеки знали все секреты военного дела и могли применить их на практике. Готы и их союзники нередко терпели поражения, несли большие потери. После своих упомянутых выше побед император Клавдий II похвалялся: «Мы уничтожили триста двадцать тысяч готов, потопили две тысячи судов. Реки покрыты их щитами, все берега завалены их палашами и короткими копьями. Не видно полей, скрытых под их костями, нет проезжего пути, покинут огромный обоз. Мы захватили в плен такое количество женщин, что каждый воин-победитель может взять себе по две и три женщины». Очевидно, мало сказать, что прихвастнул – готы могли потерять тогда никак не более 50 тысяч человек. И они сами побеждали и большие римские армии – если не хватало умения, так яростью. Но и умения у них после битв с римлянами постоянно прибывало. Недаром тот же Клавдий приказал зачислять пленных готов в свою армию (а тех, кто почему-либо не годился в солдаты, – сажать на землю крестьянствовать).
Во время этих походов готы познакомились с христианством. Суть веры им разъяснили пленные греческие священники, но не в тех догматах, которые легли в основу православия (или католичества, тогда это были синонимы), а в арианской форме.
Арианство позднее было признано ересью – по его догматам, Иисус Христос родился простым человеком и лишь потом за праведность на Него снизошла Благодать Божья. Но при их уровне посвященности – готам, вчерашним язычникам, где было рассуждать о тайне богочеловеческой природы Спасителя, нераздельной и неслиянной? Что услышали, тому и поверили – да им так было и понятнее, и казалось разумнее.
Никакого официального завершения Скифской войны не было, но после 270 г. наступило некоторое замирение. Однако сила инерции, особенно в разбойных делах, велика. Остготы, подчинившие себе Боспорское царство, не раз еще ходили походами на земли Малой Азии. И не только они, но и отряды из соседних варварских царств, независимых и полузависимых. Даже боспорские басилевсы по собственной инициативе организовывали нападения.
В 291–293 гг. царь Фофорс (вероятно, аланского происхождения) присоединил к своей армии варварские отряды и, высадившись в Малой Азии, дошел до реки Галис – где, однако, потерпел поражение. За это предприятие римляне существенно ограничили его власть. В конце своего правления (в 309 г.) Фофорс восстал против империи, намереваясь отложиться от нее. Мятеж был подавлен с помощью херсонесского ополчения. О дальнейшей судьбе Фофорса доподлинно неизвестно, но есть сведения, что в 322 г. римские и херсонесские войска разгромили на Дунае каких-то кочевников (сарматов?), которых возглавлял «бывший боспорский царь».
После Фофорса произошли две боспоро-херсонесские войны, в результате которых царство лишилось земель западнее Феодосии. К тому времени греческая, аланская, меотская, готская и прочая знать составила единую элиту Боспорского царства, но сил это ему, видимо, не прибавило.
В Ойуме, стране готов, происходили важные политические изменения. Собственно, первое время по прибытии в Причерноморье их общество еще нельзя было назвать государством, даже раннего типа. Иордан, историк VI в., смело называет королями предводителей готов даже скандинавской поры. Однако он, хоть и прирожденный гот (а может быть, прирожденный алан – сведения разнятся), в то же время был чиновником византийской администрации и невольно переносил на прошлое реалии Византийской империи и возникших к тому времени западноевропейских монархий, возглавляемых королями-германцами. Принцип историзма (необходимости понять события минувшей эпохи, исходя из всей полноты ее жизни) не был еще в достаточной мере на вооружении исторической науки той поры. А лично Иордану, возможно, и общей культуры не хватало, хотя он неплохо знал не только греческий, но и латынь (вплоть до конца VI в. латинский язык был официальным языком византийской имперской администрации), и пользовался источниками, для нас навсегда утраченными.
Во время дальнего перехода от Вислы до Среднего Днепра готы, конечно, сплотились, выдвинулись люди выдающиеся, авторитетнее стала племенная знать. Это современным историкам легко говорить «впечатляющий бросок от берегов Балтийского моря (или от берегов Вислы) к берегам Черного». У историков свои мерки, а если мерить продолжительностью человеческой жизни? У кого-то вся сознательная жизнь вместилась в эти десятилетия – и других походных вождей, кроме тех, что его вели, он не знал. Поэтому власть многих конунгов закрепляется как постоянная (с соответствующими ограничениями военной демократией, разумеется), а кое-где становится наследственной.
Но централизации, необходимой для того, чтобы можно было говорить о государстве, пока не видно. По приходе в Ойум происходит разделение на остготов и вестготов, племена уходят к Дунаю, на берега Понта, в Крым. Не видно «генеральной линии» в отношениях с аланами и прочими кочевыми племенами, да и между собой. Все вроде как «сами по себе мы господа».
Но постепенно оформляется ядро остготской общности в Поднепровье и соседних областях, а потом складывается держава, создание которой Иордан связывает с именем великого короля (уже именно короля) Германариха, или Эрманариха, как его называют некоторые авторы. Готами были подчинены (силой оружия или добровольно подчинились) племена самого разного происхождения – германского, балтского (айсты), славянского (венеты, анты, склавены), аланского, финского (чудь, мордва, меря, мещера). У Иордана названы и такие, кого историки до сих пор не могут идентифицировать.
Заметим, что о славянах Иордан говорит слова, не льстящие нашему национальному чувству: «… Германарих двинул войско против венетов, которые хотя и были достойны презрения из-за слабости их оружия, были, однако, могущественны благодаря своей многочисленности и пробовали сначала сопротивляться. Но ничего не стоит великое число негодных для войны, особенно в том случае, когда и бог попускает, и множество вооруженных подступает. Эти венеты… происходят от одного корня и ныне известны под тремя именами: венетов, антов, склавенов. Хотя теперь, по грехам нашим, они свирепствуют повсеместно (Иордан имеет в виду современные ему набеги славян на земли Византии. – А. Д.), но тогда все они подчинялись власти Германариха».
В целом география державы впечатляет: Прибалтика, Поднепровье, Карпаты, Поволжье, Приуралье… Сбор дани со всех этих племен, ответное обеспечение (пусть пока в минимальной степени) безопасности и свободы передвижения для всех, регулирование взаимоотношений, организация совместных походов – для решения одних только этих первоочередных задач без государства было не обойтись. Пусть самого примитивного, когда нет даже наместников – задачи решаются через посылаемых дружинников, через обязательные посольства от подвластных народов, через полюдье для сбора дани (ежегодный объезд государем с дружиной всех своих владений – вспомним, как ездил и доездился к древлянам киевский князь Игорь). А внешние отношения, а казначейство, а содержание двора… Голова кругом – без государства никак. Вскоре у германцев появятся и наместники, известные как герцоги и графы – но сначала это будут титулы германской знати.
И все эти свершения Иордан приписывает одному лишь Германариху. Правда, и срок он ему для этого намерил немалый – 110 лет (это при том, что закончил свою жизнь король в 375 г. самоубийством).
Как шло в те времена расслоение готского общества, читаем у Г. В. Вернадского: «Первоначально их организация была схожа с существовавшей у тевтонских племен. Люди принадлежали к трем классам: свободные, полусвободные и рабы. Лишь первая группа представляла нацию политически. Вооруженные свободные граждане каждого племени или рода составляли племенное собрание, которое выбирало вождей племени… Благодаря формированию кавалерийских подразделений класс свободных был теперь разделен на две части: всадники и пешие. Поскольку значимость кавалерии в готской армии быстро возрастала, всадники рассматривали себя как цвет нации. Таким образом, аристократический социальный режим постоянно вытеснял старый демократический стиль жизни. Все высшие должности в армии и администрации были заполнены всадниками. Следующим шагом было получение ими прав на землю от герцога (здесь в смысле вождя племени. – А. Д.). Итак, среди готов появилась земельная аристократия, постепенно обретая феодально выглядящую власть над крестьянским населением. Ситуация местного населения, а среди них славян, должна была выглядеть ненадежной».
Что касается самоубийства Германариха, на этот счет предание таково. Один знатный придворный из германского племени росомонов изменил своему королю, а тот (т. е. Германарих), «движимый гневом», приказал разорвать его жену Сунильду на части, «привязав к диким коням и пустив их вскачь. Братья же ее, Сар и Аммий, мстя за смерть сестры, поразили его в бок мечом». Король очень мучился от раны, не мог в полную силу вести дела. Об этом разнюхали подступившие уже к донской границе королевства гунны и решили, что для нападения самый подходящий момент. Германарих же, оценив ситуацию, понял, что успешно противостоять не сможет, – и предпочел уйти из жизни.
Может быть, это и не легенда. Гунны действительно стояли на пороге, так что супруг несчастной Сунильды вполне мог перебежать к ним, тем более что он не был готом. Что же касается чудовищной расправы – в те времена (как и во все времена) каждому предоставлялось право на произвол, извинительный для его ранга.