Эйфореон
Кончался боэдромион, а с ним и лето растворялось в осенней дымке. Но было тепло, и море, вобравшее за лето столько солнца, смягчало первые осенние ветры. Небо сплошь было затянуто облаками, но это еще больше согревало и землю, и степь, и поле пшеницы, и виноградник, и все, что с детства так знакомо было Сириску.
Он лежал у моря на теплой лежанке, а Килико, его сестра, бережно снимала повязки с раненой груди. Рана почти уже зажила, даже без помощи эскулапа Лисия, и всем стало ясно – Сириск будет жить.
Это радовало всех. Гераклид с утра был необычно весел, он быстро и точно дал задания рабам, и они разошлись по рабочим местам.
Мама Аристо хлопотала у очага и время от времени приносила Сириску горячие пирожки с ягодами.
Крит, братишка, еще рано утром увел коз и овец в степь, и теперь Сириск изредка поглядывал в даль, туда, где серым пятнышком медленно передвигалось стадо по бескрайним ковыльным холмам.
Скилл, родом скиф, был рядом – отец оставил его для охраны, хотя тут, у моря, опасности для Сириска и Килико не было никакой.
Килико сменила повязки и ушла в дом – у нее было много хлопот по хозяйству. Все работали: и хозяин Гераклид, и семья, и рабы.
Сириск смотрел, как отец и рабы носили пшеницу на второй этаж дома. Работа была тяжелая, снизу, из подвала, перенести тысячи медимнов[8] наверх, по крутой лестнице.
– Надо, сынок, надо, – понял отец вопрошающий взгляд сына, когда подошел, чтобы отдохнуть. – Помнишь прошлый год? Отсырела пшеница, и купец дал нам на треть меньшую плату. А сколько трудов!
Сириск молчал и улыбался. Он знал, что отец был прав, и этот труд был нужен.
Когда отец удалился, Скилл поднес Сириску чашу с водой. Влил в нее немного густого, совсем черного на цвет вина.
– Останься, Скилл, – обратился Сириск к рабу, и тот, слегка удивившись, присел рядом на песок.
– Раб не должен быть назойлив, – только и сказал он.
– А разве ты раб, Скилл? – спросил Сириск, и Скилл улыбнулся в ответ.
– Нам всем везет, – он прилег поудобнее. – Гераклид держит нас за одну семью, но мы должны помнить, что мы куплены за деньги. Иначе не будет порядка. И дом, и клер, и виноградник, и поле – все требует больших трудов. Иначе нам не выжить – разве не так?
– Так, Скилл, так. – Сириск впервые близко общался со Скиллом и был удивлен его словам. – Но все же, наверное, ты бы ушел в степь, если бы мог?
– Ушел бы, если бы мог… и хотел, – Скилл сказал это и осекся.
– А что?
Скилл долго молчал. Затем, как бы сам с собой начал говорить:
– Мать убита андрофагами. Отец убит сарматами. Где брат и сестра – не известно. Кибитку нашу сожгли на моих глазах. Жены у меня не было. А сестру… – Скилл замолчал.
Сириск не решался нарушить то, что было сейчас в глазах Скилла. А там, в его глазах, проплывали бескрайние ковыльные степи, и огромные табуны коней с грохотом неслись в даль, в его скифскую юность…
– Да и где же мне найти лучшую долю? Я раб, а живу в богатой и дружной семье. Я много и тяжело работаю, но умный труд дает достаток и мне. Не лучше ли это, чем попасть в руки к андрофагам, чтобы они выкололи мне глаза, отсекли два пальца на правой руке и заставили всю жизнь месить ногами глину для постройки их хижин?
– Но я вижу в твоих глазах степь и коней, и ты летишь там, как сокол.
– Ты, господин, и впрямь кудесник, – улыбнулся Скилл, – не напрасно Гераклид отдал столько денег на твою учебу в Афинах. Видимо, там учат видеть в глазах все?
– Нет, Скилл, – Сириск улыбнулся, – после этого летнего похода я много узнал. Я был в плену у скифов. И понял – нет большей глупости, чем судить понаслышке, не видя того, о чем судишь. Среди скифов есть всякие. И я оставил там хорошего друга, его зовут Сим. Он многое поведал мне о скифах. А раньше я готов был убить любого, так много кочевники выпили нашей крови.
– Знаю, Сириск. – Скилл помрачнел. – Я сам в юности бывал в набегах. Жаль, что так все устроено.
– Жаль.
Оба замолчали и долго смотрели на море. А волны шумели, все дальше и дальше накатываясь на берег. Вскоре Сириск встал, и они пошли к дому. Черные тучи затянули весь горизонт. Холодный ветер подул с севера. Над бескрайним морским горизонтом чуть пробивались золотые лучи заката. И море отражало их.
Утро, светлое и свежее, в пении птиц и аромате роз, встретило Сириска волной здоровой силы, и он понял – рана отступила, и он сможет сегодня встать. Дела ждали его всюду и радовали своим азартом и интересом.
Работа уже кипела на клере и только тут, во внутреннем дворике, было тихо – шум едва доносился сюда из-за стен дома. Сириск смотрел вокруг. Все было давно знакомо с детства, но многое и изменилось. Вот его комната. Сириск вошел в нее и первое, что бросилось ему в глаза, – пустота там, где висели его доспехи. Меч, шлем, панцирь, поножи – все осталось у скифов. Но было еще два меча. И отцовский панцирь висел на месте. И его шлем и поножи. Слегка поблескивая бронзой, доспехи ждали своего часа.
– Не долго вам тут висеть, – тихо сказал Сириск и попробовал меч. Он был остр, как бритва, и Сириск улыбнулся, вспомнив отца. Гераклид все делал отменно.
– Два меча и один панцирь – маловато на двоих, – услышал он сзади голос отца.
– Отец! – Сириск обернулся.
– Ты встал уже? Как рана?
– Намного легче. Сегодня…
– Родные стены лечат. – Отец улыбнулся, как в детстве. Они вышли в сад.
– Поешь фиги, они уже заждались тебя.
И верно, его любимое фиговое дерево все было покрыто темными, сочными плодами. Оно было особо дорого ему – ведь он посадил его вместе с мамой и растил и холил вот уже несколько лет.
Сириск осмотрел сад. Все радовало его глаз: виноград набирал силу, старая груша обильно плодоносила. Виноградные лозы, что оплели всю ее крону, дали в этом году сотни увесистых кистей.
– Хайре, брат! – Килико порхнула к брату, нежно обняла его и так же быстро убежала. Было много работы. Близилась пора сбора винограда.
– А Крит где? – крикнул Сириск вслед сестре.
– Он давно с отарой в степи.
Лицо Сириска омрачилось.
Сириск хотел пройти к давильне, посмотреть, все ли готово к приему винограда. Какой-то шум привлек его внимание. Он услышал стук колес. Кони заржали за стеной.
– А где мой друг Сириск? – услышал он громовой голос Евфрона.
Сириск выскочил на дорогу и увидел: Евфрон ловко спрыгнул с колесницы. Они обнялись.
– Да, брат Сириск! То, что мы живы – это уже чудо!
– Боги за что-то пощадили нас. – Сириск пригласил друга в дом. Навстречу им вышла рабыня.
– Что прикажете, господин? – обратилась она к Сириску.
– Это что за чудо? – Евфрон был приятно поражен красотой девушки.
– Это наша рабыня Кария. – Сириск улыбнулся. Он знал: Евфрону нравились молоденькие девушки. – Но ты же не для этого приехал, Евфрон?
Евфрон проводил Карию долгим взглядом.
– Ах, как покачиваются ее бедра!
Сириск еще громче засмеялся. Они прошли в комнату и расположились на ложах.
– Ты все такой же, Евфрон!
– Да, да! Но сколько жизни в бедрах этой рабыни. Как они играют, словно…
– Ты стал поэтом?
– Нет, Сириск, нет. А приехал я проведать тебя. И заодно…
Евфрон хлопнул в ладоши. Мгновенно дверь отворилась, и в комнату, где они возлежали, раб внес шлем; затем появились панцирь, меч, поножи, лук со стрелами.
– О боже! Евфрон! – Сириск вскочил, не веря своим глазам. – Это мне?
– Это подарок Агасикла. Так он благодарит тебя за спасение сына.
– Это же целое состояние! – Сириск надел панцирь. Водрузил на голову шлем. Взял в руки меч. Все было впору, удобно. И меч был удивительной работы. Чуть длиннее и уже обычного, он сидел в руке, будто вырос из нее.
– Наша дружба не дешево стоит, а, Сириск?! – Евфрон ударил его по плечу. Сириск обнял друга в порыве благодарности.
Впорхнула Кария. Она внесла кратер с вином. Появились груши, персики, фиги. Тушеная баранина разнесла такой аромат, что Евфрон привстал.
– О! Очень хорошо! Дорога была не из легких!
Они ели, а Кария ловко ухаживала, иногда касаясь Евфрона, как бы случайно, то грудью, колыхавшейся под свободным хитоном, то бедром, сверкавшим иногда в складках на боку.
– О! – смеялся Евфрон.
– Да! – улыбался Сириск. – И все же, как там Херсонес? Что Сострат?
– А ты надолго еще здесь задержишься? – Евфрон вытер руки и взял канфар[9] с вином. – Неразбавленное! Отлично!
– Еще не знаю, – Сириск задумался. – И что можно сказать наперед? После схватки, после этой крови… Там, в Афинах, там все казалось иным. Клер, дом, ковыльные поля… Помнишь, как мы скучали по ним?
– О! Цветущие вишни в месяце фаргелионе[10]! А Дионисии, когда красавицы хмельны и дарят поцелуи всем, кто улыбчив! А наши корабли в гавани! А шум волн! Только у нас, в Херсонесе, так плещут и шумят волны! А сады! А бескрайние пшеничные поля, что золотой каймой украсили весь берег!
– О, Евфрон! Признайся, ты начитался Гомера? Или Гесиода? – Сириск с восторгом посмотрел на Евфрона.
– Нет, Сириск! – Евфрон вдруг привстал и, допив вино, задумчиво посмотрел прямо в глаза Сириску.
– Друг мой, а ведь все это у нас скоро могут отнять! – И тень наплыла на лицо Евфрона, как темное облако на золотое пшеничное поле.
– Да! – Сириск понял все.
Они долго молчали. Наконец, Евфрон сказал:
– Я был на народном собрании вчера. Глупцы! Они надеются на крепкие стены!
– Но…
– Сириск! Я не случайно приехал! Мне нужен ты! Не так уж много у нас тех, кто может завладеть умами. После собрания народа я понял: они сошли с ума. Ведь ты же знаешь: когда боги хотят наказать человека – они лишают его разума!
Евфрон вскочил на ноги и стал ходить вдоль стены, где Сириск успел уже развесить доспехи.
– Евфрон, но я бы не сказал, что наш народ глуп. – Сириск тоже встал. – Мы демократы и это… сам посуди… богаче и лучше нет города во всей Таврике… Пантикапей – и тот не может тягаться с нами.
– Демократия! Да пойми же ты, Сириск! Оглянись! Эти демократы, они слабы против любого скифского тирана, царя, вождя. Те собирают силу в один кулак и бьют нас. А наш Совет пока раскачается да пока решит, да еще найдется какой-нибудь умник и все напортит! Вспомни, как нас посылали в глубокий дозор? Неделю кричали в Совете!
– Евфрон! Ты этого не говорил, а я не слышал! Ты что же, забыл рассказы наших дедов? Вспомни рассказ Ктесия, когда тиран взял власть в Геракл ее, на нашей родине. Как все дрожали и день и ночь! Как он лично отрезал мечом людям языки? Как заставлял людей убивать друг друга… И не случайно наши пращуры подняли бунт и захватили корабли! Не от хорошей жизни переплыли через море и основали Херсонес?!
– Ах, Сириск! – Евфрон тяжело вздохнул. – Все так, но я… Я скифов этих зубами бы грыз… этих всех людоедов – андрофагов, гелонов, меланхленов. Пусть тартар их возьмет! Я их… вспомни плен.
– Помню. – Сириск подошел вплотную к другу. – И знаешь… меня ведь скиф и спас. Он мне веревки разрезал и сказал: «Не все скифы хотят войны».
– И в то же время у них есть палестра, где молодых воинов учат войне, а затем посылают в набеги на наши клеры! Сколько уже их было?
– Так что ты хочешь?
– Я хочу спасти наш город, Сириск. Я хочу использовать те знания, которые нам преподал наш учитель в Афинах Еврилох! Он так любил тебя!
– Да. – Сириск улыбнулся.
– А где он теперь? Лежит в земле. А кто его убил? Ты помнишь?
– Кочевники.
– Вот видишь! А сколько знаний, планов, идей было в его голове! И все прахом!
– Что же делать? – Сириск подошел к небольшому окошку: за решеткой, вдали, ветерок блуждал по ковыльному океану. Работники собирали ранний виноград. А совсем рядом, внизу, отдыхали Кария и Килико.
– Я знаю, что делать! Но ты должен поклясться, что до поры нас не выдашь.
– Нас?
– Нас. – Евфрон перешел на шепот. – Это очень серьезно, Сириск. И если ты с нами, то… мы спасем наш город.
– Но убьем демократию? – Сириск сказал это без злобы, спокойно, задумчиво.
– Нет, не убьем. – Евфрон почувствовал, что Сириск, как бывало раньше, на диспутах, на его стороне. – Не убьем, а только на время приостановим, понимаешь? Я расскажу тебе мой план, но поклянись, что никто не узнает о нашем разговоре!
Сириск немного помолчал. Затем снял со стены меч и сказал:
– Клянусь, что не предам друга и никто не узнает о нашем разговоре. Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, богами и богинями Олимпийскими. Если правда жизни меня склонит к изменению убеждений, то я, клянусь, не примкну ни к той, ни к другой стороне, а отдамся служению богам и наукам!
– О, Сириск! Клятва твоя сложна, но мудра! Клянусь и я нигде и никогда об этом разговоре не упоминать! Пусть Зевс-громовержец, Гея, Гелиос будут свидетелями этой клятвы и нашими судьями.
Сириск и Евфрон обнялись.
– Итак, Сириск! – Евфрон посмотрел вокруг. – Давай выйдем. Я на песке тебе все покажу.
Они вышли во внутренний дворик. Солнце ласкало лица. В маленьком бассейне на воде играли его лучики и отражались на стене.
– Впрочем, давай я тебе все покажу на этой стене.
Евфрон взял осколок черепицы и нарисовал на стене карту.
– Вот Таврика. Мы знаем все ее земли. Еще недавно можно было свободно торговать и ездить на охоту в глубь лесов.
– Да, было время. – Сириск внимательно смотрел на план.
– Вот мы, – Евфрон обвел кружком Херсонес. – Вот Пантикапей, вот Феодосия, вот сотни наших клеров по всему берегу, кроме горной Таврики.
Евфрон с восторгом увлеченного стратега чертил план. Сириск внимательно смотрел. Они не заметили, как чья-то тень мелькнула в одной из дверей.
– Смотри, Сириск, нас, греков, много. Но степняки нас бьют и грабят! Почему?
– Они нападают неожиданно… – Сириск не договорил.
– Да, но не это главное. Главное – мы заняты своими трудами. Мы и наши рабы. А они кочевники. Они все на конях. Они налетели, как крысы, и нет их! Как же быть?
– Не знаю. Не угнаться за ними. Не зря же их еще Гомер называл кентаврами. Они срослись с лошадьми. А у нас войско пешее.
– Ну так вот! Вспомни учение Еврилоха о кабане. Помнишь?
– Да… что-то…
– Не что-то, а кабана нужно и можно уничтожить! Разозлить и направить в приготовленную яму! Вот и все!
– Как же ты это сделаешь со степняками. Они сами постоянно делают засады. Их не обманешь!
– Да! Да, милый мой Сириск! Когда мы идем к ним —. не обманешь, но когда они ломятся в нашу дверь – тут только подготовиться нужно! Это же кабанья западня! Смотри: здесь самое узкое место Таврики – если прокопать широкий канал в три полета стрелы, то мы сможем уничтожить всех степняков на нашей земле! И тогда, имей мы сильный флот, никто к нам не сунется!
– А тавры! А непроходимые дебри в горах. И не известно еще, какие племена там живут! Их не выкуришь! А где столько взять силы, чтобы прокопать канал?!
– У тебя одни вопросы! Но есть и ответ! Чем больше мы будем отлавливать и брать в плен варваров, тем больше будет рабочих рук для канала. Ты видишь, план гениален со всех сторон!
– А при чем тут кабанья западня?
– А вот при чем. Вспомни – варвары всегда нападают небольшими по числу конников шайками. Главное – отделить на время передовой отряд от остальных, быстро уничтожить его и… запускать новую партию.
– Но те, что сзади, не бросят своих.
– Да, но мы так все должны продумать, чтобы первую группу можно было быстро отделить, уничтожить, а остальных в это время просто сдерживать. Если дело дойдет до Херсонеса, то… Что это?
Сначала едва различимый, а затем все яснее ворвался во дворик низкий далекий звук колокола «Дон-н-н, дон-н-н». Сириск метнулся к лестнице на башню. Он бежал изо всех сил, и все же Евфрон обогнал его. Сверху, с боевой площадки башни, хорошо было видно: огромный черный столб дыма обезобразил голубое небо, яркое пламя металось по двору соседней усадьбы Гефестиона. Залив отделял усадьбу Гераклида от усадьбы Гефестиона. Они видели: до сотни конных носилось вокруг горящего дома. На башне сгрудилась небольшая кучка защитников, один из них бил в колокол. Десяток скифов вскинули луки, и люди на башне залегли за ее зубцы. И только человек у колокола все бил и бил, и звуки, как вестники беды, все растекались по степи. Вдруг человек у колокола выгнулся и упал. Звук колокола от последнего удара еще дрожал в воздухе.
Сириск и Евфрон оцепенели. Внизу рабы сбегались к дому, к башне. Гераклид метался от конюшни к двери дома. В панике все забыли о рыбацкой лодке, что стояла у сходней в гавани. Лодка была большой и спастись на ней смогли бы все.
Группа конников уже обогнула залив и неслась к ним.
– Так… делай все, что я скажу… к лодке уже не успеть… впрочем, можно попробовать! Делаем кабанью западню! Бежим к дому!
Но что это? Сириск и Евфрон почуяли запах гари. Из внутренних окон дома тянуло дымом. Сразу из трех окон!
– О, боги! – Сириск метнулся вниз. – Они уже здесь!
– Твои друзья скифы! – съязвил Евфрон.
Они влетели в одну из комнат. В углу стонала бабушка Сириска. Ее постель, очевидно облитая оливковым маслом, горела. Сириск подхватил старушку на руки, Евфрон рывком вытащил покрывало во дворик и кинул в бассейн. Сириск метнулся было в другую комнату, но Евфрон задержал его.
– Там Гераклид – идем сюда.
Они кинулись в еще не горящую комнату. Впереди них бежал Скилл. Втроем они ворвались в комнату. Тень с факелом метнулась к проходу. С ходу Скилл нанес страшный удар дубиной по голове поджигателя. Тот, не издав ни звука, снопом упал на пол.
Килико вбежала в комнату, схватила шкатулку со своими девичьими драгоценностями и кинулась к выходу. Но споткнулась о труп, упала. Ее бусы и серьги веером разлетелись по плитам пола.
– Все в башню! Все в башню! – услышали они крик Гераклида.
– Нет! – Евфрон выскочил во внутренний дворик, за ним бросились остальные. – Я спасу вас, если вы будете делать все, что я прикажу вам! – Евфрон осмотрел всех, кто оказался рядом с ним. Это были Сириск, Гераклид, мама Аристо, Скилл, Килико, Кария. Чуть в стороне сбились в кучку четверо рабов.
– Вы с нами? – Евфрон сжал рукоять меча и посмотрел в их сторону.
– Те, кто не с нами – уже там. – Скилл кивнул в сторону скифов.
– Времени у нас в обрез. Вы, – Евфрон подтолкнул рабов, – на башню! И запаситесь камнями! Скилл, не подведи!
– Ты что, думаешь отстоять усадьбу? – Гераклид уставился на Евфрона.
– Нет, я думаю спасти наши жизни. Внизу лодка. В передовом отряде скифов человек десять. Главное – разделить их на части. Всем вооружаться!
Сириск быстро надел на себя новый панцирь. Надел шлем. Отец и Евфрон тоже были уже готовы. За толстыми, окованными медными пластинками воротами слышалось ржание коней.
– Пропустишь пятерых и закрывай. – Евфрон открыл открыл ворота и лег в проходе лицом вниз. Сириск стоял за колонной. У него были три копья, лук и колчан со стрелами.
– Тихо! – Евфрон замор. Топот десятка коней, ржание, крики. Скиф с коротким мечом влетел во дворик, перескочим через Евфрона. В углу дворика он увидел старушку. Тело убитого скифа с разможженной голоиой лежало в центре. Не взглянув на убитого, скиф пошел к старушке. Еще пятеро его сообщником вбежали во дворик. Гераклид, улучив момент, закрыл ворота. Лязгнул засов. Одновременно снаружи грохнули камни. Раздались крики и стоны.
Первый скиф обернулся. Стрела Сириска со свистом прошла вдоль колонн и вонзилась врагу в бок. От крика скифа все вздрогнули. Так он был ужасен. Евфрон, поднимаясь с земли, вонзил меч одному из противников в живот.
Четверо оставшихся кинулись за колонны. Гераклид успел метнуть копье, оно ударилось о колонну и, отскочив от нее, вонзилось в ногу скифу. Евфрон увидел: скиф бросил акинак, достал лук и стрелу. Он тигром бросился на скифа и мечом выбил лук из рук противника. Скиф упал. Стрела, пущенная одним из нападавших, попала Евфрону в лопатку, пробив кожаный панцирь на его спине. Но в этот момент он уже вонзил меч в шею поверженного им перед этим скифа.
– А! – взвыл Евфрон и вырвал стрелу из спины. Сзади на него прыгнул скиф. Евфрон с разбегу ударил скифа о колонну, тот разжал руки и затих. А в это время Сириск катался по земле: вот когда он пожалел, что кроме меча у него не было под рукой ножа. Скиф и Сириск силились задушить друг друга. Евфрон ударил скифа по затылку плашмя мечом. Тот отвалился в сторону. Последнего, попавшего в западню, приколол копьем к воротам Гераклид, когда тот, хромая, кинулся к ним в надежде спастись.
В ворота уже били бревном.
Сириск и Евфрон встали с луками за бассейном. С башни спустились Скилл и рабы. Все вооружились.
– Открывай!
Гераклид открыл ворота и четверо скифов с бревном влетели во двор. И все получили по стреле.
Защитники выскочили наружу. Двое скифов, искалеченные камнями, ползли поодаль. Коновод пытался вскочить на коня. Четыре стрелы блеснули в лучах закатного солнца. Одна вонзилась в шею коня, и он, дико заржав, взвился на дыбы. Другая достала коновода: он уже сидел на спине жеребца, когда стрела вошла ему сзади под ребра. Коновод схватился за шею коня, медленно сполз и упал к его ногам.
И только тут все заметили – огромная, черная туча наплывала с севера, и солнце, блеснув напоследок алым лучом, утонуло в темном горизонте моря.
Подул ветер; крупные капли дождя ударили в плодородную землю клера.
– Все к лодке! – это был громоподобный крик Евфрона. И все бросились вниз, по тропе, к сходням. Туда, где покачивалась еще на спокойном, но уже хмуром море лодка.
Сириск нес на руках бабушку. Гераклид помогал Карий и Аристо. Рабы уже сидели на веслах и только тут Сириск увидел: нет Килико, нет Евфрона, нет Крита – о брате в суматохе забыли.
Скилл стоял рядом с Сириском. Он без слов все понял и кинулся к дому. Когда он был уже на полпути, к обрыву подкатила колесница Евфрона. Он осадил тройку лошадей и крикнул: «Плывите, я возьму Крита, и мы пойдем берегом!»
Колесница исчезла. Дождь уже хлестал вовсю. На тропе показался Скилл. Он тащил за руку спотыкающуюся Килико. Они скользили и падали на тропе, а по кромке обрыва уже неслись всадники. Они спешились, и трое из них стали преследовать Скилла и Килико. Тогда Скилл взвалил девушку на спину и побежал. Но один скиф мчался очень быстро. На ходу он доставал лук и стрелу. Грянул гром. Молния высветила в полумраке фигуру Скилла. Надо было прыгать. Волна оттолкнула уже отвязанную лодку. Скилл понял – двоим не допрыгнуть. Он поднял над собой Килико и изо всей силы бросил девушку. Она упала на руки Сириску и Гераклиду.
Еще раз сверкнула молния, и Сириск увидел: согнутая спина Скилла, стрела торчит сбоку, и услышал всплеск воды, принявшей в свои объятия большое сильное тело.
А на берегу, все ярче освещая округу, горел их дом. Даже сильный дождь не мог помешать этому. Ветер яростно раздувал пламя, и дым доносило до лодки.
А Скилл лежал на дне, придавленный к камням тяжелым панцирем, снятым с убитого скифа, и уже вокруг его тела зашевелились крабы в предвкушении ночной добычи.