Вы здесь

Крылья. 8 (Е. А. Кузьменко)

8

Медведь едва не задохнулся от ужаса при первом же звуке ее крика.


Когда он вошел в кабинет, он ужасно нервничал. В его голове все никак не укладывалось то, что он увидел на снимке.

Конечно, порой мутации – так он предпочитал это называть – происходили, на свет появлялись уродцы, калеки. Это случалось как по прихоти природы, так и по вине человека.

Но подобные генетические дефекты никогда не проявлялись настолько спонтанно, они могли быть выявлены уже в утробе матери, уже на первых днях жизни эмбриона можно судить о его нормальном, здоровом – или аномальном будущем строении.

Но Ангел ведь была абсолютно обычной. Конечно, для него она всегда была и будет особенной, самой загадочной и странной… Но это душа и характер. А сейчас речь шла о ее теле. Оно всегда было нормальным. Ему ли этого не знать… Сколько дней и ночей он провел, изучая ее тело. Исследуя каждую ложбинку и впадинку, каждую выпуклость и наклонность, каждый изгиб и полуоборот… И кому, как не ему, знать, что в ней не было дефектов. Она была совершенна… Она была нормальна.

Поэтому он просто никак не мог объяснить то, что сейчас происходило с ней. Если бы он хоть когда-либо находил хоть какие-то зачатки чего-то подобного, малейшие признаки, едва уловимые симптомы… Но ничего не было. Не было совершенно никаких знаков, никаких сигналов, кроме появившегося неделю назад покраснения.

Не может подобное развиться в полный рост за неделю. Всего неделя, а то и меньше… Он сейчас, наверное, не мог вспомнить точную дату. Но прошло дня… четыре. Да. Всего четыре дня…

Он шел к ней по коридору, чтобы рассказать о том, чего сам не понимал. Чтобы унять ее страх перед тем, чего сам безумно боялся. Чтобы успокоить ее, хотя сам никогда в жизни не чувствовал себя настолько разрозненно, настолько опустошенно.

Он вошел в кабинет, на два шага опережая Халата. Он спешил увидеть ее, убедиться, что она здесь, что она в порядке… хоть и относительно. И он чувствовал, что должен сам ей обо всем рассказать. Он никак не мог позволить постороннему человеку запугивать ее, бесчувственно констатируя факты. Медведь бы смог все смягчить, сгладить, не дать ей почувствовать весь ужас той ситуации, в которой они оказались. Они, оба… Все, что касалось ее, касалось и его. Она – часть его жизни, часть его самого. То, что случилось с ней, случилось и с ним.

Он вошел – и увидел ее. Она сидела на кушетке и смотрела в окно. Такая хрупкая и беспомощная… Она даже не обернулась, когда они вошли. Медведь уже привык видеть ее такой, в последние два дня она только и делала, что молчала и смотрела на небо. Он не мог ее понять. Очень хотел, но не мог, ведь она не рассказывала, о чем думает… А ему было очень больно наблюдать за тем, как она замыкается в себе. Она словно угасала, словно уходила от него…

Сейчас она показалась ему особенно бледной и измученной. Она вроде как похудела за эти дни… И опухоль выглядела гораздо больше обычного… Может, просто потому, что Ангел ссутулилась. Вся ее тонкая фигурка словно являлась скульптурным воплощением скорби. Ангел пошатнулась… Медведь еле успел подхватить ее. Ком подступил к его горлу. Ком пришлось быстро сглотнуть. Он должен быть сильным – для нее. По крайней мере, казаться сильным. Она должна чувствовать себя защищенной рядом с ним.

– Как ты, родная? Не волнуйся, держись, все не так страшно, как кажется…

Этот спокойный тон дорого ему давался. Медведь чувствовал, что, глядя на нее, теряет почву под ногами. Ее лицо словно на глазах приобретало ужасающий землистый оттенок, лоб покрывали крохотные капельки пота.

Медведь оглядел кабинет – экрана для просмотра снимков видно не было. Но ведь он должен ей показать то, что видел сам. Только так он сможет хотя бы попытаться ей объяснить, что случилось… Точнее, что случилось, он не знал. Знал только, к чему это привело на данный момент.

– Здесь есть экран? Нужно показать ей снимок.

Халат стоял у двери, прислонившись спиной к стене, скрестив руки на груди и бесстрастно наблюдая за ними обоими.

– Зачем? Она, по-твоему, мало нервничает?

Медведь предпочел не слышать сарказма в его словах.

– Она должна сама это увидеть, я не смогу иначе объяснить… Ничего не смогу. Я просто должен ей это показать.

– Ладно, ладно, дело твое! – Халат примирительно поднял вверх обе руки. Глаза его оставались все такими же бесстрастными, но при этом словно оценивающими каждый жест Медведя и протоколирующими каждую секунду происходящего.

Взгляд Медведя поспешил соскользнуть прочь с лица Халата. Сейчас у него было гораздо более важное дело, нежели разбираться в странном призрачном блеске, который он увидел в зрачках коллеги.

Медведь поспешил отвернуться к окну. Лучи послеполуденного солнца заливали комнату через него, достигая самых дальних углов.

– Вот, я прикреплю к окну, на свет будет видно неплохо, – Медведь вынул снимок из папки и стал вгонять верхний его край под деревянную раму, прижимая изображение к стеклу. Он был доволен результатом, он даже чувствовал своеобразное удовлетворение от того, что ему хоть что-то сегодня удалось.

Наконец, плотно пристроив снимок, Медведь отвернулся от окна и взглянул на Ангела.

– Родная, смотри, – но она не смотрела. Ее взгляд был абсолютно бессмысленным, не выражающим ничего, никакого понимания, никакой работы разума. Только нескончаемую тоску.

– Эй, эй, посмотри на меня, – Медведь нежно обхватил лицо Ангела ладонями, зарывшись пальцами в ее волосы. А ее волосы слегка взмокли. То ли от жары, то ли от чего-то еще. Холодные и немного липкие… Большим пальцем руки Медведь нежно погладил ее по щеке, но она, казалось, даже не заметила.

Он отпустил ее. Ему понадобились все силы, чтобы продолжить свой рассказ.

– Милая, смотри. Вот это – твой рентгеновский снимок. Картинка ничем не испорчена, здесь мы согласились. Чего не смогли выяснить ни я, ни мой коллега – так это причины возникновения и характера образования.

Он зря снова посмотрел на нее. Ее лицо совершенно не менялось, по-прежнему искаженное болью и отчаянием. Капля пота скатилась по ее виску… Медведь едва смог вспомнить, на чем остановился. Все, что он мог сейчас для нее сделать – рассказать то, что знает сам.

– В общем, если говорить проще… То то единственное, в чем мы сошлись, это факт, что у тебя в спине развились лишние кости. Я просто не представляю себе, как они могли оставаться незамеченными в течение всей твоей жизни, но ведь и сами по себе возникнуть и вырасти настолько меньше, чем за неделю они никак не могли, так что это нам еще остается установить…

Медведь прекрасно понимал, что говорил ерунду, что речь его бессвязна и нелепа, но ведь нелепой была и вся ситуация… То, что с ними случилось, не должно было случаться, не могло случиться… Но случилось. И он должен был наконец выдавить из себя признание. Должен сказать ей. Она должна знать.

– …в общем, я не знаю, как это объяснить, но я прихожу к одному единственному заключению. Да, это смешно, наверное… Но я просто ничего другого и вообразить не могу…

Нет, он не станет выкладывать все неправдоподобные и смешные теории, что приходили ему в голову последние три часа. Он скажет последнее, о чем подумал. Самое невероятное и вместе с тем так похожее на правду.

– Я долго думал, правда, долго… По структуре костей, что мы обнаружили, то есть, по их взаимному расположению, по размерам относительно пропорций твоего тела, я могу предположить одно. Да, это прозвучит нелепо. Да, ты можешь мне не верить. Но это единственное объяснение, которое я нахожу.

Медведь отчаянно старался не смотреть на Ангела. Поэтому он и не замечал, как она напрягается все сильней и сильней, как бугрится кожа на ее спине, как наливаются кровью и болью ее глаза, как судорожно тонкие пальцы сжимают края кушетки…

Медведь отвернулся к окну.

– Короче так. Сложно это выговорить, но мне кажется, что у тебя там…

В следующий миг его мир рухнул.

Ангел закричала.

В мгновение ока Медведь обернулся к ней – и успел увидеть, как она буквально падает на колени, скребя ногтями пол, ища опору, ища поддержку, как вцепляется в ножки кушетки…

Все это он видел словно в замедленной съемке: жест за жестом, малейшее изменение выражения ее лица – ничто не ускользало от него теперь. И Медведь не понимал, как мог раньше не замечать всего этого. Как он мог быть настолько слеп, чтобы не видеть, насколько в действительности ей плохо? Как мог не понимать, в какой опасности она находится? И как могла она держать в себе такую боль?..

Теперь он видел все… Но теперь было слишком поздно. Он прирос к месту. Он был пригвожден к залитому солнцем полу кабинета ее криком. А крик не прекращался, резал его уши, разрывал в клочья его душу, разбивал его сердце… Он хотел броситься к ней, обнять, поднять на ноги, успокоить, но… Но теперь не только ее крик удерживал его.

Он увидел, он осознал движения чего-то под ее кожей. На долю секунды он подумал, что ему показалось… Но нет, это повторялось вновь и вновь, причем рывки и толчки этого чего-то становились все сильней и яростнее, а Ангел кричала все громче… Она почти касалась лбом пола, она задыхалась от боли и ужаса, а Медведь мог только смотреть.

Наконец, спустя вечность, Оно перестало бугриться и кипеть, оно успокоилось… Но только для того, чтобы, напрягшись в последний раз, прорвать тонкую кожу… Кровь Ангела хлынула на пол.

Глаза Медведя залил красный цвет, теперь он видел только его… И посреди алого моря он услышал затихание крика… И перед ним было Крыло, вздымающееся, трепещущее, словно парус…

Оно подрагивало, расправлялось и складывалось вновь. Кровь лилась из разодранной спины Ангела. С Крыла скатывались тонкие ручейки, размеренно капающие на пол, впадая в океан. Медведю представилось, что у его под ногами, на линолеуме, в кровавом круге собиралась сама жизнь Ангела.

Именно теперь он очнулся. Именно теперь он смог броситься к ней. Поскользнувшись в крови, Медведь едва не упал, испугавшись, что сейчас рухнет прямо на нее и добьет, раздавит, окончательно искалечит… Но нет, он смог вновь обрести равновесие, быстро опустился на корточки рядом с ней, стараясь заглянуть ей в лицо.

Она все еще держалась за металлические ножки кушетки. Ее глаза были распахнуты, дыхание частым. Она была бела, как мел. Особенно, на фоне всей этой крови.

Медведь хотел было отцепить ее руку от кушетки, взять ее пальцы в свои, успокоить, нежно сжать… Но она держалась слишком крепко… Да и не о том нужно было сейчас думать.

Снова поскользнувшись, Медведь обогнул ее, зайдя сзади.

– Вот ведь черт… – Он все-таки был прав. Это действительно крыло… Не крохотное, зачаточное крылышко цыпленка, какое он ожидал увидеть, но огромное Крыло, вполне соответствующее размерам человеческого тела… Он не мог в это поверить. Но он должен был. С этим нужно было как-то справиться…

Не думать об этом. Сейчас есть проблема важнее.

– Кровь. Нужно остановить кровь!

– Ну так останавливай, мне сейчас как бы некогда!

Последние четыре минуты Халат был занят тем, что удерживал дверь закрытой. Когда раздался первый крик Ангела, люди в коридорах больницы насторожились. Пациенты поспешили как можно скорей отойти от подозрительных дверей, перебежать на другую сторону коридора или и вовсе покинуть здание. Персонал клиники среагировал не сразу, но вскоре стал усиленно ломиться внутрь, допытываясь, что же происходит в комнате, почему девушка так кричит. Настойчивый, постоянный стук в дверь и возгласы по ту сторону не прекращались ни на минуту, хотя Халат и старался, как мог, перекричать эту многоголосицу и уверить их, что все в порядке. Один раз он даже рискнул просунуть голову сквозь щелку в коридор, чтобы глядя в глаза всем этим людям честно соврать, что все под контролем. В итоге он едва смог удержать дверь и не лишиться ушей. И вот теперь он изо всех сил тянул на себя дверную ручку и проклинал того, кто не додумался сделать на всех дверях автоматические замки или хотя бы задвижки. Конечно, от замков у кого-нибудь наверняка был бы универсальный ключ, но зато у них было бы хоть немного времени…

Медведь стал судорожно осматривать кабинет. Он вскочил на ноги и начал распахивать один за другим все шкафы и тумбочки.

– Да что же это за больница такая, черт побери, где нет ни одной аптечки!

Взмокший Халат не ответил, но Медведь и не ждал ответа.

Наконец удача ему улыбнулась. Не аптечка, конечно, но пара пачек бинтов нашлась… Только хватит ли этого?

Обработать рану нечем… Да и как обработать такую рану? Медведь не знал, с какого края к ней подступиться… Но остановить кровь было необходимо. Он позже разберется с деталями, сейчас важнее всего – не дать океану вытечь из Ангела.

По всему полу кабинета теперь были разбросаны красные отпечатки ног – следы Медведя, обшаривающего шкафы. Это тоже деталь. Это сейчас тоже не важно.

– Так, Родная, давай…

Медведь попытался обхватить ее сзади за талию и приподнять, стараясь как только можно дальше от нее при этом отодвинуться. Так он не задевал рану, по крайней мере, так ему казалось… Потому что она снова застонала. Медведь внутренне поблагодарил Бога за то, что это был лишь стон, а не крик… Хотя боли в нем было не меньше.

Изо всех сил стараясь не задевать Крыло, Медведь все же смог поднять Ангела, хоть и далось это очень нелегко. Долгое время она упорно отказывалась разжимать пальцы и отпускать кушетку, отчего помучиться пришлось обоим, но вот наконец Медведь усадил ее на койку. Лечь, как он того хотел, она не смогла и осталась сидеть. В итоге Ангел не изменила позы. Она по-прежнему сидела на коленях, спиной к Медведю, а Крыло свисало вниз, немного не доставая до пола. Колени Ангела были измазаны кровью, потому теперь и вся простыня, расстеленная на кушетке, покрылась багровыми пятнами и разводами. Но это тоже детали.

Медведь поспешил приступить к перевязке. Нет времени ее раздевать, он обмотает бинт прямо поверх топика. Сейчас важно остановить кровь, а уже при повторной перевязке и обработке он сделает все, как надо… Сейчас же важно только остановить кровь… и вывести ее отсюда.

Медведь внезапно понял, что ни в коем случае Ангелу нельзя оставаться здесь, в больнице. Он должен ее спрятать. Он должен ее спасти… От кого? Он сам не понимал. Но эта мысль упорно не хотела покидать его поле зрения.

Но вот как, черт возьми, как перебинтовать спину с этим Крылом? Оно ведь торчит прямо из раны… Медведю пришлось повозиться. Первые слои бинта сразу же пропитывались кровью и краснели. В какой-то момент Медведю стало казаться, что его затея бесполезна, что ничего не выйдет, что бинта не хватит… Много подобных мыслей приходило к нему одна за другой. Но вот интенсивность цвета упала, пятна начали расплываться все медленнее, все больше белого окружало Крыло.

– Отлично. Теперь все готово. Осталось только…

Осталось только придумать, как вывести Ангела из здания. Когда крики стихли, осада двери тоже пошла на убыль. Но несколько особенно настойчивых спасателей людских жизней продолжали допытываться, в чем дело. Халат уже устал объяснять, что все нормально, что ситуация взята под контроль, и что вовсе незачем им грозиться послать за главврачом.

А ведь другого пути наружу нет. Только дверь…

– Отвлеки их. Сделай так, чтобы они ушли, нам нужно вывести ее.

– А то я не знаю! И вообще, что я, по-твоему, тут делаю?

– Прости. Но нам действительно нужно, чтобы они ушли. Ее никто не должен видеть.

– Я бы на твоем месте переживал, как бы кто не увидел эту штуку у нее за спиной или лужу крови на полу. Это, пожалуй, поважнее.

– Черт…

Только сейчас Медведь представил себе, как это будет выглядеть. Кто-нибудь открывает дверь, а здесь…

– Нужно это убрать.

– Ну давай, вперед. Лично я – врач, а не уборщица.

– Слушай, перестань! Нам и правда нужно что-то сделать.

– Черт возьми, ну какой же ты мямля! Иди сюда! – Халат заставил Медведя держать дверь, а сам приблизился к кушетке.

– Так, милая, давай, поднимайся, – взяв Ангела за локоть, он помог ей встать. Девушка не сопротивлялась. У нее не осталось сил. Медведю наконец пришло в голову, что она в шоке… А это весьма опасное состояние, ей нужно обезболивающее, ей нужно успокоиться… Но сначала нужно вытащить ее отсюда…

– Эй, Ромео! Ну сколько же можно, это твоя девушка, или как? Я уже две минуты тебя зову, а ты только соизволил сфокусировать на мне взгляд твоих прекрасных остекленевших глаз!

– Хватит язвить, а? – Медведь автоматически протянул руку и взял скомканную простыню, которую протянул ему Халат. – Зачем это?

– Как зачем? За этим, – и Халат картинным жестом обвел рукой помещение, особенно задержавшись на окровавленном полу. – Мы же не можем это так оставить, правда? Все, за работу, а я посторожу дверь.

Халат сжал плечо Медведя и довольно резко толкнул к центру комнаты, заняв его место на наблюдательном посту.

– Ну давай, давай, не мне же все за тебя делать? И поспеши. Не думаю, что у нас много времени, – Халат снова приоткрыл дверь и осторожно выглянул наружу. Когда он обернулся, Медведь по-прежнему стоял на месте с простыней в руках.

– Да что с тобой такое? Ты собираешься сегодня отсюда выбираться, или нет? Ну не смотри на меня так – вытирай! – Халат закатил глаза и отвернулся. Господи, какой же он тупой! Нет, Халат, конечно, всегда подозревал, что особым умом его коллега не блещет, но никогда еще это не проявлялось настолько наглядно.

Медведю совсем не понравилось то, с какой интонацией Халат с ним разговаривал. Но ведь он был прав – нужно действовать! Медведь взглянул на Ангела. Она стояла в углу у двери, обняв себя за плечи и ссутулившись. Какой же хрупкой она выглядела, вся замотанная бинтом, бледная и напуганная… Медведь отвел глаза, опустился на корточки и стал вытирать ее кровь с пола. Черт, нужно было заняться этим раньше… Кровь засыхала, причем очень быстро… Чтобы как следует ее оттереть, не помешала бы швабра, мокрая швабра… Минут пять Медведь ползал по кабинету, пытаясь избавиться от следов трагедии, произошедшей у него на глазах. Нет, не трагедии… Ведь Ангел здесь, она жива, с ней все в порядке… Ну, почти все. Медведь не хотел сейчас думать об этом. Поэтому он с удвоенной яростью принялся скрести пол. Но застывшая кровь просто так не оттиралась. По прошествии десяти минут на полу все еще оставались темно-коричневые разводы, теперь смешавшиеся с пылью и мелким сором, которых всегда полно в общественных местах. Смазанные следы Медведя также никуда не делись. Кровавые брызги на ножках кушетки походили на налет ржавчины.

– Все, больше с этим я ничего не могу сделать. Придется выходить быстро, очень быстро… Нужно будет убраться из больницы до того, как кто-нибудь зайдет в кабинет и поднимет тревогу по вот этому вот поводу, – Медведь подошел к двери, махнув перепачканной простыней в глубь комнаты.

Халат молча проследил взглядом за его жестом и кивнул. Он ужасно вымотался за этот день. Просто сумасшедший день… Но так много сулящий ему… А потому работу нужно закончить. И вот он уже стягивает свой белый медицинский халат и протягивает Медведю:

– Держи, накинь ей на плечи. Уж не знаю, как, но нужно прижать эту штуку ей к спине, чтобы она не слишком выдавалась под халатом.

– Думаешь, такое возможно?

– А у тебя есть другие идеи? Если есть, то поделись – я весь внимание.

– Ладно, сейчас попробую…

Медведь с опаской приблизился к Ангелу. Слегка дрожащей рукой он прикоснулся к Крылу. Ангел дернулась, но не закричала. Похоже, она чувствовала Крыло, но боли оно ей не причиняло. Хоть что-то… Но следовало помнить об истерзанной спине – вот что точно делало ей больно.

Впервые за прошедшие минуты Медведь смог внимательно осмотреть Крыло. А ведь и верно… Это именно оно и есть… По строению очень похоже на обычное птичье крыло, но гораздо больше, пропорционально росту Ангела. Если бы их было два, они, пожалуй, вполне могли бы поднять ее в воздух… Медведь отогнал от себя эту картину и вернулся к своей задаче.

Крыло было сложено, но сильно выдавалось вверх. Сейчас, когда Ангел стояла на ногах, было видно, что нижним своим краем оно едва достает ей до колен. Отлично, по крайней мере, из-под халата оно торчать не будет. Но как же заставить его не топорщиться сверху?

Медведь вынул из кармана последнюю оставшуюся упаковку бинта.

– Солнышко, я попробую привязать это к твоей спине… Если будет больно, скажи, и я сразу перестану.

Медведь вглядывался в ее лицо, но ни одного признака понимания в нем не обнаружил. Ангел даже не кивнула. Он все больше волновался за нее. Тем быстрее он должен был закончить то, что начал…

Уже более решительным движением Медведь прикоснулся к Крылу, осторожно сжал его край и постарался пригнуть к спине Ангела. Ангел даже не поморщилась. А Крыло словно затрепетало под пальцами Медведя. Только сейчас он понял, что Оно было живым – настоящим и живым. Оно было теплым, покрытым тонкой, очень тонкой, просвечивающей розовой кожей, в потеках и разводах запекшейся крови… Очень мягко Медведь подводил Крыло все ближе и ближе к спине Ангела, вот оно уже почти касается плеча, сдвинуть его чуть ниже… надавить на верхний изгиб, чтобы не так сильно выпирал под халатом… Крыло поддавалось на удивление легко. Оно было таким гибким… Медведь ожидал стальной твердости, но никак не тихой покорности.

Однако, Крыло Ангела было под стать ей самой – поддавалось лишь до определенных пределов, прогибалось лишь до тех пор, пока не начинало ощущать излишнее давление. Вот оно начало сопротивляться… Медведь, хорошо знакомый с характером Ангела, предположил, что и у ее Крыла должен быть похожий характер, если уж Оно – доброкачественная ее часть. Он сразу перестал давить. Это был предел, и ни в коем случае нельзя было переходить через эту черту, иначе это могло грозить всем окружающим бурей, настоящим взрывом.

Но чертовски сложно удерживать Крыло на месте и при этом обматывать бинтами девушку. Придется просить помощи Халата.

– Слушай, ты не мог бы?..

– Ну что еще?

– Я один не справлюсь.

– Лааадно, подвинься.

Халат ухватился за край кушетки и подтащил ее к двери. Сомнительная баррикада, но хоть что-то. В дверь уже, конечно, не ломились, но рисковать не стоило.

– Ну давай, подержу.

– Нет, я сам. Возьми бинт.

Почему-то Медведю совсем не хотелось, чтобы Халат касался Крыла Ангела. Он не мог этого объяснить, но и поделать с этим ничего не мог.

Халат начал обматывать девушку бинтом. Сперва он подал один конец марлевой ленты Медведю, чтобы тот прижал его к Крылу, а потом начал обходить Ангела по кругу. Когда уже было сделано четыре полных оборота, Халат начал постепенно стягивать повязку, все туже прижимая Крыло к Ангелу.

– Прости, детка, без обид – ничего личного.

Медведь так и не понял, что его коллега имел в виду – извинялся ли он за боль, которую Ангел, скорее всего, ощущала от давления на истерзанную спину, или за то, что ненароком коснулся ее груди. В любом случае, Ангел больше не кричала. Всего один раз она вздрогнула, но потом снова перестала шевелиться. Возможно, шок лишил ее способности чувствовать боль, пусть даже и на короткий срок. Во всем нужно искать плюсы.

Наконец все закончилось. Крыло было относительно плотно прижато к спине Ангела, и теперь можно было попытаться натянуть на нее белый халат… По сравнению с перевязкой это далось Медведю легко. Из-под халата, как он и ожидал, ничего не торчало, сверху же словно была небольшая ассиметричная сутулость, которую, пожалуй, вполне можно было прикрыть цветным шелковым шарфиком… Да, Ангел выглядела весьма странно в разгар жаркого летнего дня в халате и шарфе, наброшенном на плечи на манер шали и завязанном на груди, но так, во всяком случае, сам халат воспринимался скорее как легкий межсезонный плащ. По крайней мере, так Медведь надеялся.

Последний раз окинув комнату взглядом и убедившись, что больше им уже здесь ничего не изменить, Халат и Медведь вернули кушетку на место и приоткрыли дверь. За ней никого не было. Коридор был практически пуст. Только у пары кабинетов сидело, в общей сложности, шесть пациентов. Это было не так страшно.

Группа покинула свое убежище.

Халат шел впереди, стремясь, вероятно, своим уверенным видом отклонять любые вопросы, которые могли возникнуть у тех немногих людей, которые встречались им по дороге.

Медведь и Ангел держались сзади, буквально в двух шагах от Халата, стараясь не отставать ни на секунду. Точнее, старался Медведь. Ангел, хоть и шагала рядом с ним, все еще казалась отстраненной и не замечающей ничего вокруг.

Спустившись на первый этаж, Халат ускорил шаг. Толчок в створки двери – и яркий солнечный свет на миг ослепил его. Вот его непутевые спутники уже стоят рядом.

Медведь и Ангел остановились рядом с Халатом на крыльце. Они выбрались. Они свободны. Остался последний рывок – добраться до машины и скорее домой… Медведь чувствовал, что только дома они оба смогут вновь почувствовать себя в безопасности. И только там он сможет придумать, как быть дальше…

Ноги сами понесли его к парковке. Вот и его машина… Открываем дверцы…

– Родная, придется поехать сзади… Вот так, давай, осторожно…

Он уложил Ангела на заднее сидение, на левый бок… Медведь понятия не имел, можно ли так согнуть Крыло, чтобы она могла сидеть спереди. И потом, после всего пережитого, наверное, ей лучше полежать…

Медведь сел за руль и медленно выдохнул. Господи, ему и самому не помешал бы отдых… Но что-то подсказывало, что расслабиться он еще очень долго не сможет. До тех самых пор, пока с Ней все снова не будет в порядке.

Очнулся от своих мыслей Медведь при звуке громко захлопнувшейся дверцы – Халат уселся рядом с водительским сидением и с нескрываемым презрением вынул из-под футболки ком грязной простыни, которую прихватил с собой из палаты.

– А ты…

– Ну естественно, я еду с вами! Ты сейчас не в состоянии оказывать квалифицированную врачебную помощь, а ей она понадобится… Да и находиться там, – неопределенным жестом Халат махнул в сторону больницы, – когда поднимется шумиха, я как-то тоже не горю желанием.

Медведь посмотрел на своего коллегу. Он никак не ожидал найти в нем друга. Но друг ему сейчас был очень нужен.

– Ну поехали! Нам еще нужно будет избавиться от этой мерзости, и к тому же я очень и очень хочу в душ, – теребя испачканную футболку проворчал Халат.

Медведь кивнул и завел мотор.