Кэтрин
Мне в последнее время начинает казаться, что человечество медленно утопает в собственном дерьме, полностью погрязая во лжи и желчи, которая вылезает из людей в тот момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Неожиданно так, ударяя прямо в самую глубину твоей души и уничтожая тебя изнутри. Медленно и бесповоротно. Жизнь жестока, особенно тогда, когда ты начинаешь верить в неё. Каждый твой поступок, каждая мысль, каждое дыхание и удар сердца – всё это оказывается мелочью на фоне серой массы общества. Что бы ты не сделал, как бы ни пытался улучшить своё положение в этом мире, это будет разорвано и смешано с грязью. Если ты неудачник, ты им останешься до последней секунды, пока твоё время не иссякнет. Таков закон школы. Таков закон всего человечества.
Я всегда ненавидела школу, поскольку считала всё это место дешёвым зоопарком. Дети – животные. Учителя – укротители. И, признаться, весьма дерьмовые, на мой взгляд. Стая, в которую тебя помещают с первого класса, сразу отсеивает слабых членов, превращая их в пустое место. Вечные насмешки и издевательства, язвительный смех и глупые приколы, унижение и порой даже насилие. Дети жестоки, и совсем даже не цветы жизни, каковыми их считают родители. Если они почуют слабость, их уже ничто не остановит. Как бы это печально не звучало…
Сидя в классе за последней партой и смотря в окно, я думаю о том, как хорошо было бы родиться птицей. Летать под облаками, чувствовать свободу и счастье от полётов. Жить, где тебе захочется, делать, что взбредёт в голову, оказаться там, где тебя никто не сможет найти. Или лучше стать бы растением. Чтобы совсем ничего не чувствовать…
Одиночество – это когда ты умираешь, продолжая жить.
Учитель рассказывает об экономики Германии вплоть до последней секунды, и даже когда звонок разрезает воздух, а мои одноклассники начинают шумно собирать вещи, он не перестаёт пытаться перекрикивать голоса, задавая задание на дом.
Я не делала домашнего задания, наверное, больше года, в тайне надеясь, что меня, наконец, исключат из этой школы, но они будто все сговорились против меня, назло держа в клетке среди этого стада.
Когда учитель всех отпускает, мне ничего не остаётся, как встать и сбежать подальше, чтобы не попадаться на глаза своим одноклассникам. В моём рюкзаке одна тетрадь на все предметы, заполненная лишь рисунками и редкими записями, пара ручек и ненужный учебник, который я ношу больше недели. Я перекидываю рюкзак через плечо и начинаю пробираться по проходу к выходу.
Беатрис Эбель пытается подставить мне подножку, но я вовремя замечаю и успеваю перешагнуть. Слышу, как за спиной шуршит бумага, а потом большой комок попадает мне в голову, но я не обращаю внимания и продолжаю идти к выходу. Кто-то смеётся. В коридоре облегчённо вздыхаю, позволяя потоку школьников подхватить меня и унести в другую часть здания.
На втором этаже я отсоединяюсь от всей этой толпы и сворачиваю в сторону туалета, мгновенно оказываясь в тишине, которая наваливается на меня плотной массой. Здесь никого нет – шум учеников уходит на задний план и теперь звучит где-то далеко, хоть и находится прямо за дверью. Пахнет противно, но я всё же делаю пару шагов, которые отскакивают от кафеля и растворяются в моей голове, и останавливаюсь перед зеркалом, упираясь руками в раковину.
Я жалкая. Я иногда даже не знаю, зачем вообще существую.
Чёрные растрёпанные волосы и подведённые глаза смотрятся весьма удручающе. Кофта с капюшоном, закатанные рукава по локоть, узкие потёртые джинсы, кеды, чёрный лак на ногтях. Не удивительно, что все считают меня эмо, хотя, пусть думаю, что хотят, мне всё равно.
Я открываю кран – вода шумно вырывается на свободу и исчезает в раковине, скользя куда-то в неизвестном направлении – и подставляю под струю пальцы левой руки. Холодная…
Такая же, как и всё, что меня окружает. Хочется домой. Хочется забиться в угол своей комнаты и подумать над своей жалкой судьбой. Хочется, чтобы меня никто никогда не трогал.
Я прикрываю глаза, думая, что остался всего лишь один урок, какой-то один единственный дерьмовый урок.
Дверь туалета открывается, и я слышу, как кто-то заходит. Медленно открываю глаза, смотря в зеркало, – за моей спиной Беатрис Эбель и Джин Вульф. Я медленно закрываю кран, но не поворачиваюсь, продолжая смотреть лишь на их отражение.
Мои одноклассницы, лучшие подружки, самые крутые в классе. Странно, что с ними нет остальных девчонок из их компании.
Я уже знаю, что будет дальше.
Беатрис подходит к соседней раковине и открывает воду, не обращая на меня внимания. Её светлые идеальные волосы красиво спадают с плеч, слегка подрагивая. Шум воды сбивает с мыслей, и я пока ещё не решила, что делать. Попытаться уйти или подождать, пока они сами уйдут.
– Как дела, Кэтрин? – Эбель не смотрит на меня, но я вижу краем глаза её улыбку на тонких губах.
Джин достаёт из сумочки помаду и аккуратно наносит её на пухлые губы. Девушка крупнее меня, но это не мешает ей быть женственной и привлекательной, даже не смотря на её короткие каштановые волосы.
– Неплохо.
– Жаль…
Перевожу взгляд на своё отражение, встречаясь с карими глазами. Беатрис ополаскивает руки, выключает воду и трясёт ими, сбрасывая на пол капли.
– Я же обещала тебе, что у тебя вечно будет испорченное настроение…
Я не двигаюсь, напряжённо сжимая пальцами раковину и уже продумывая план своих действий в зависимости от того, как будут развиваться события.
Беатрис кивает своей подруге – та тут же толкает меня в спину, прижимая лицом к стеклу, отчего я со всей силы упираюсь животом в раковину. Портфель соскальзывает с плеча и сначала оказывается на согнутом локте, но когда меня оттаскивают за шкирку назад, вовсе падает на пол. Они смеются. Я отступаю назад и упираюсь спиной к стене – одноклассницы окружают меня.
– Я уже говорила, как ты меня бесишь? – Эбель склоняется к моему лицу. – Вроде говорила…
Она проводит своими идеальными ногтями по моему лицу, и я с отвращением отталкиваю её руку. Они уже больше месяца на меня не наезжали, поэтому я даже немного растерялась от непривычки.
– Проси прощение, – ухмыляется Беатрис, начиная манерно рассматривать свой маникюр.
– За что? – выдавливаю я.
– За то, что не упала в классе, когда я подставила тебе подножку.
Я морщусь, ещё раз дёргаясь.
– Пошла ты.
Девушка закатывает глаза и впивается своим взглядом в моё лицо. Я не знаю, что можно ожидать от них. Точнее нет, знаю. И это меня пугает больше всего.
Эбель брезгливо кривится и снова кивает Джин – та оказывается рядом со мной и хватает за волосы, заставляя меня поморщится.
– Она сказала, проси прощение, уродка, – шипит Вульф мне на ухо, но я не отвечаю.
Тогда она отступает назад, отпуская меня, я резко подаюсь вперёд и толкаю Беатрис в грудь – девушка отшатывается, наворачивается на своих каблуках и падает.
– Ах ты, сучка! – вскрикивает она, но я наваливаюсь вбок и заставляю Вульф удариться о стену.
Времени, которое я выиграла, не хватит, чтобы убежать. Зато хватит на кое-что другое…
– Джаред! – взвизгивает Беатрис, и дверь туалета распахивается. На пороге оказывается брат-близнец блондинки, очевидно, стоявший всё это время за дверью, чтобы никто сюда не вошёл.
Я отшатываюсь и достаю из кармана складной нож, который я купила совсем недавно для таких случаев. Жизнь научила меня выживать.
– Не подходи! – рычу я, как только парень пытается приблизиться.
– Ты что спятила совсем? – возмущается Беатрис за моей спиной.
На их фоне я выгляжу какой-то мелкой и совсем никчёмной даже с ножом руке.
– Не подходи, я сказала! – почти кричу я, сжимая рукоятку сильнее.
Меня охватывает страх – я не знаю, что они хотят сделать со мной.
Меня толкают в спину – я поскальзываюсь на мокром полу и отчаянно хватаюсь руками за раковину – нож со звоном падает и отлетает в сторону. Всё. Это конец…
И тут дверь открывается.
– Вы что делаете?
Затем шаги и удар кулака о чьё-то лицо. Джареда откидывают в бок – он врезается лицом в зеркало, и оно тут же трескается. Шаги отдаляются, хлопает дверь.
– Эй, ты как? – кто-то садится рядом на корточки и кладёт ладонь мне на спину.
Я морщусь.
– Всё нормально…
Я поворачиваю к нему голову и морщусь.
Старшекурсник. Один из тех, кто состоит в клубе скейтеров, однако его имени я не знаю. Я его видела только несколько раз в коридоре, потому что постоянно изо дня в день старалась сбежать отсюда как можно скорее. Тёмно-каштановый почти чёрные волосы, шрамы от пирсинга под губой, пирсинг в губе слева, джинсовая распахнутая куртка и выглядывающая из-под футболки татуировка на ключице. Хотя единственное, что я отчётливо запомнила в тот момент, – это глаза. Такие же карие, как и у меня, только темнее.
Я кое-как поднимаюсь и поправляю кофту.
– Что они от тебя хотели? – парень облокачиваясь одной рукой о соседнюю раковину.
– То же, что и всегда, – я не смотрю на него.
Я отхожу от него и забираю нож, складывая его и пряча в карман. Затем поднимаю взгляд на своё отражение. Я такая жалкая, что даже смотреть на себя противно.
– Точно всё в порядке? – снова спрашивает незнакомец.
Я устремляю на него безразличный взгляд, но в этот момент открывается дверь туалета, впуская преподавательницу по истории.
– Что вы здесь устроили? – с ужасом шепчет она, осматривая меня с ног до головы.
Старшеклассник стонет, прикрывая глаза рукой.
– Мисс, вы не так всё поняли…Я…
– Гаст, Фейз, за мной. К директору, – шипит учительница, придерживая дверь, чтобы мы вышли.
Я подхожу к своему рюкзаку и перебрасываю его через плечо, затем выхожу в коридор. Мы покорно идём за ней и вскоре оказываемся в кабинете директора, выслушивая о том, как учительнице кто-то сказал про то, что услышал звуки драки в туалете, а когда она пришла, то увидела нас двоих. Вовремя же эти придурки смылись… А то, что Гаст оказался в женском туалете, да ещё и рядом с девушкой и с разбитым зеркалом, так это вообще необъяснимо.
Когда женщина уходит, на нас обрушивается гневная тирада о том, как мы плохо поступили, и только после того, как директор выговаривается, он даёт нам слово.
– Сэр, – Гаст возмущённо вскидывает руку. – Я вообще тут не причём! Я шёл мимо и услышал странные звуки в женском туалете, зашёл и увидел двух девчонок и парня, которые наезжали на неё. Вот я и спас её!
Я безразлично стою и смотрю в окно позади стола директора. Пусть делают, что хотят, мне всё равно.
– Какие двое девчонок и парень? – спрашивает мужчина.
– Я откуда знаю? Я не общаюсь с мелкими! Ну, скажи же ты хоть что-нибудь! – он поворачивается ко мне, но я не произношу ни слова.
Если сдам Эбель и Вульф, они меня точно уничтожат.
Директор вздыхает и прикрывает глаза.
– Наказаны, – вздыхает он. – Неделю будете помогать нашему уборщику со школой после уроков. Раз не хотите признаваться, вам придётся отвечать за разгром в туалете.
– За что я то?! – возмущается парень. – Я вообще мимо проходил!
– Иди отсюда, Гаст, – говорит тот.
Я разворачиваюсь и первая направляюсь к выходу, слыша за собой возмущённые шаги старшеклассника. Как только за нами захлопывается дверь, он хватает меня за локоть.
– Ты какого чёрта молчала? Сказать не могла что ли? Из-за тебя мы оба наказаны, идиотка!
Я взмахиваю кистью, отбрасывая его руку в сторону, и, последний раз бросая взгляд на своего спасителя, направляюсь в сторону выхода.
Я ненавижу. Я ненавижу их всех…
Я ненавижу себя вместе с ними.
Наше наказание начинается с уборки класса – старшекурсник, очевидно, даже не собирается мне помогать. В его руках телефон, лицо непроницаемо. Да и плевать.
Я отвожу презрительный взгляд от Гаста, имени которого я так и не знаю, и бросаю тряпку на столешницу. Достаю из кармана сотовый, втыкаю в уши наушники и растворяюсь в громкой музыке, поглотившей все клетки моего тела. Теперь я не слышу надоедливого стука пальцев по экрану телефона, не думаю о том, что позади меня сидит на парте парень, которому я обязана, не думаю о том, что он смотрит на меня так же, как и все остальные.
Он такой же, как и все мои одноклассники. И плевать, что он меня спас. Плевать, что он первый, кто за меня заступился.
Я беру тряпку и подхожу к доске, начиная лениво стирать записи учителя. «Генетические заболевания» умирают с каждым моим медленным движением под такт музыки, оглушающей меня. Песня сменяется другой, когда я убираю мелки в шкаф, а затем и какие-то плакаты, которые достали для урока биологии и забыли убрать. Я кладу их на нужное место, скользя глазами по спрятанному в глубине шкафа человеческому скелету, прожигающему меня своими пустыми глазницами, закрываю дверки и иду в сторону бутылок с водой, чтобы полить цветы.
Специально задеваю плечом Гаста, когда прохожу мимо него в другой конец классной комнаты, даже не слышу, что он мне говорит или говорит ли вообще что-нибудь. Передвигаю стул к шкафу – ножки скользят по полу, но я этого не слышу, лишь чувствую мелкую вибрацию, проходящую по всему предмету к моей руке, забираюсь на стул и начинаю поливать цветок. Музыка на мгновение стихает, и я слышу приглушённый голос старшеклассника, который растворяется в очередных аккордах.
– …мать твою, идиотка…
Я слезаю на пол, передвигаю стул и принимаюсь кормить остальные цветы. Не хочу здесь торчать весь день, надо заставить его как-нибудь убираться.
Я щурюсь, когда солнечный свет падает через окно прямо на меня, и закрываю пустую банку. Наверное, надо набрать воды, а то опять придерутся к чему-нибудь. Хотя, это можно сделать потом. Не хочу. Я ненавижу делать то, что не хочу. И почему я вообще сюда пришла, как послушная девочка? Мне же плевать, исключат меня или нет. Я лучше пойду работать, чем продолжу учиться с этими дегенератами, один из которых сидит позади меня.
Типичный круто парень. Если отобрать у него популярность и поставить на моё место, то он лишится всего. Всего. Я была бы рада, если бы все такие же придурки оказались в таком же положении, что и я. Вряд ли они бы справились, потому что у таких людей нет ничего кроме их авторитета. А кем они будут, когда закончат школу? У них не будет ничего, им придётся добиваться всего заново, и не факт, что все они сохранят своё положение в этом мире, потому что всегда найдётся тот, кто круче.
Жаль, они этого не понимают.
Я ставлю банку на подоконник и разворачиваюсь, идя в сторону доски. Попутно хватаю тряпку, которую недавно оставила на одной из парт, и обхожу Гаста. Я на мгновение поворачиваюсь к нему, а потом бросаю на его колени эту самую грязную тряпку. Ничего не говоря, я иду в сторону учительского стола и начинаю собирать бумажки, большинство из которых расположились именно там.
Я не вижу реакцию старшеклассника, но я почти что уверена, что он злится. Я какое-то время катаю ногой комки страниц, ленясь нагнуться, слушаю песню, почему-то совершенно не помня, как она оказалась в моём плей-листе, и на какое-то время забываю обо всём.
Я возвращаюсь в реальность резко и внезапно, когда на моё плечо ложится сильная ладонь, а пальцы сжимают кость. Я поворачиваюсь – наушник слетает из одного моего уха и повисает на проводе – и замираю, потому что к моей щеке прислоняется холодный металл лезвия. Моего лезвия. Я бросаю быстрый взгляд на сумку, оставленную на первой парте, и вижу, что она открыта.
– Забавная штука, верно? – тянет Гаст, продолжая сжимать моё плечо.
Его голос кажется каким-то тягучим и почти растворяется в музыке, однако я всё равно его слышу, пусть он и угрожающе тих.
– Кажется, в школе запрещены вещи такого типа, – парень переводит медленный взгляд от ножа к моим глазам. – Такие острые… – он перемещает лезвие к моему горлу, и я машинально поднимаю голову, открывая свою шею.
Сердце замирает. Никогда не знаешь, что на уме у таких, как Гаст. Парень немного надавливает на мою кожу, я прямо всем телом чувствую, что в моих глазах сейчас промелькнул мимолётный страх, тут же сменившийся безразличием.
Старшеклассник ещё мгновение смотрит на меня взглядом маньяка, а потом расслабляется и смеётся.
– Да я шучу, – он убирает нож и резким движением складывает его, а потом второй рукой ударяет по моему плечу. – Расслабься.
Он протягивает мне оружие и усмехается. Я начинаю злиться, ненавижу, когда со мной играют.
– Тебя не учили не лазить по чужим сумкам? – презрительно спрашиваю я и забираю нож.
Я обхожу парня и прячу предмет в рюкзак, закрывая его.
– А тебя не учили быть вежливой, ты же девушка? – задаёт он мне встречный вопрос.
Я медлю.
– Нет. К таким как ты – нет.
Я достаю сотовый и переключаю песню.
– К таким как я? – парень подходит к столу и берёт тряпку, начиная мять её пальцами. – Хочешь сказать, что я недостоин даже твоей чёртовой вежливости, Кроха?
Я морщусь и поворачиваюсь к нему лицом.
– Это я и хочу сказать. И никогда не называй меня так!
Гаст расплывается в гаденькой улыбке.
– Почему, Кроха? – он специально растягивает слова. – Почему я не могу называть тебя Крохой? Ты что, особенная такая, Кроха? А, Кроха?
Я прищуриваюсь, а парень не отстаёт.
– Или мне лучше называть тебя миссис «приставайте ко мне в туалете»?
Я спокойно вздыхаю. Знаю, чего он хочет. Чтобы я разозлилась. Чтобы показала, насколько я могу постоять за себя. Но он этого не получит.
– Извини. Мне так жаль, что я неудачница, – выдавливаю каждое слово с ненавистью, отчего улыбка постепенно меркнет на его лице.
Я победила.
– Засранка.
Гаст медлит, а потом кидает в меня тряпку. Я успеваю увернуться и отскочить в сторону, замечая, что парень снова начинает хихикать. Он пересекает класс и подбирает брошенный предмет, начиная медленно, словно кошка на охоте, подбираться ко мне. Я отступаю, сбивая парту, отчего она отъезжает в сторону. Старшеклассник ловко огибает препятствия и снова кидает в меня мокрой тряпкой, которой я недавно вытирала доску. Я уворачиваюсь, замечая, как тот опять подбегает, хватая пальцами повисшую на парте вещь. Гаст смеётся, а я даже не улыбаюсь. Какого чёрта он вообще делает? Заняться что ли нечем?
Через какое-то время бесполезных киданий в меня этой тряпки, старшеклассник загоняет меня в угол. Я поворачиваюсь к нему спиной, пряча лицо в ладонях, однако ничего не происходит. Я осторожно поворачиваюсь к нему и вижу, что парень весело улыбается, словно бы я была маленьким ребёнком, ничего не понимающим в играх.
– Кроха, – повторяет парень.
Я переступаю с ноги на ногу и немного улыбаюсь.
– Кстати, я Бобби, – говорит тот. – Решил представиться, раз уж нам придётся вместе работать после уроков.
Я смотрю на его руку, в которой всё ещё зажата тряпка, словно она вот-вот должна была полететь мне в лицо. Бобби замечает мой взгляд и кидает её на парту. Я рассеянно смотрю на него.
– А я Кэтрин… – вскоре отвечаю для приличия.
– Нет, – уверенно перебивает меня парень. – Ты не Кэтрин. Ты – Кроха.
Гаст усмехается и разворачивается, хватая с подоконника банку и направляясь к двери, наверное, чтобы набрать воды. Я остаюсь в одиночестве, всё ещё не понимая, что сейчас произошло. Что произойдёт потом…