Софи
Посвящается Д. К.
Всегда – это пустое слово. Между капризом и вечной любовью разница только та, что каприз длится несколько дольше.
Я мечтал о ней с юности, с того самого момента, когда понял, почему по утрам «дымит» одеяло. Она стала моим идеалом красоты. И не только моим! В нее были влюблены все без исключения мужчины нашей огромной страны, когда СССР занимала шестую часть суши Земного шара. Актриса по имени Елизавета Денейченко просто не могла не нравиться. Она была символом утонченной женственности, несущим доброту, тепло и нежность. Пересматривая кассеты с ее фильмами, я уже не был собой. Отождествляясь с героями, проживал бурную экранную жизнь вместе с Лизой. Как будто бы режиссер создал этот иллюзорный мир специально для нас. Отныне и на века Елизавета Денейченко стала моей Лизонькой, моей мечтой!
«Боже, лишь бы она дождалась, пока я вырасту, хоть бы не выскочила замуж за одного из этих захудалых актеришек, они же все как барышни кисейные. Артист не сможет ее защитить, позаботиться, уберечь от невзгод, создать условия для расцвета ее таланта!»
Я смогу! Я все это предоставлю своей Лизоньке! Я заработаю! Я женюсь на ней! Я буду ее боготворить, холить, беречь, лелеять и любить, любить, любить!
Лизонька создана для меня! И это не мальчишеские мечты, мне пятнадцать, я – уже сильный и настоящий мужчина. Лизонька меня полюбит! Я ощущал это всеми фибрами своей души. Я это знал! Ей всего-то двадцать три, невелика разница. Моя малышка!
Тонкая, высокая, волосы цвета липового меда – длинные, ровные, словно сноп пшеницы в русском поле! А глаза – синее, синее небо… И все это такое родное, славянское, волшебное, как из сказки.
Я обожал славянских женщин. Не зря именно они славятся своей неземной красотой и являются самыми желанными в мире. Эти светлые создания несут в себе вселенскую тайну, к которой так хочется припасть губами и пить, пить, пить… Во внешности славянок соединилась гармония всех стихий: земли, огня, воды и воздуха. Красота их не броская, а скорее спокойная, не предвещающая зноя, опасности или бури. Славянки – само совершенство природы. В них сублимировалась нежность и трогательность березки, гибкость ивушки, звонкость горного ручейка. Это Ангелы во плоти. И мой светлый добрый Ангел Лизонька сошла с Небес ради меня и нашей любви.
Я рос в наполовину еврейской семье. Моя мама – настоящая русская женщина, а папа – красивый чистокровный еврей. В битве за мою внешность победили гены отца: от него мне достались карие глаза, черные кудри, смуглая кожа. К семнадцати годам я уже вымахал под метр девяносто и кружил головы всем красивым девчонкам школы. Некрасивые в меня тоже влюблялись, но до них у меня попросту не доходили руки, так как надо было еще и учиться. Я был отличником и лидером класса – в общем, успевал все: и похулиганить в меру, и задачки пощелкать. Всех девчонок, с которыми у меня был интим, я исправно укладывал в специальную «коробку для секса». Делал я это очень просто. На листке писал имя девочки, ее возраст, размер груди и затем клал эти фантики в жестяную банку из-под печенья. Здорово, правда? Как только крышка от волшебной жестянки закрывалась, мой мозг тут же аннулировал все ощущения и воспоминания от встречи с девушкой.
Вы не подумайте, что я был циником. Напротив! Я не позволял себе никаких чувств и привязанностей ради моего Ангела Лизоньки.
Партнерш я выбирал исключительно славянской внешности, хоть чем-то напоминавших мне Лизоньку. Девчушки и вправду были хороши, свежи, наивны и доверчивы. Это были достойные дочери своих родителей: воспитанные и неглупые. Только мне они были совершенно не интересны. Я жил ради встречи с Той. Я учился, работал по ночам, копил и вкладывал, вкладывал и копил – в результате, я поднялся. И все это только ради Лизоньки, ради моей неистовой любви к ней. Исправно посещая все ее спектакли, я как в юности вбирал в себя ее льняные волосы, васильковые глаза, белую кожу, легкую поступь… Но в течение восьми долгих лет, пока я пытался дорасти до Лизоньки на всех уровнях Бытия, она жила своей жизнью: вышла замуж и родила дочку. Теперь мне было двадцать три, а ей – тридцать один. Я не отчаивался, я знал, что Лизонька моя и только моя. Я ждал. Ждал, когда она оправится от родов, подрастет ее дочурка, и она снова выйдет на сцену.
Я дождался.
Нас познакомили. Мой звездный час, мой шанс, мое – всё! Случилось это на афтепати после спектакля, где играла талантливая и знаменитая актриса Елизавета Денейченко – мой Ангел!
На фуршете я не сводил с Лизоньки глаз, я наблюдал. Она выходила к прессе, общалась с коллегами, позировала на камеру, давала автографы – вокруг нее распространялась аура неземной красоты и нежности. Спектакль явно удался. Это был ее первый выход на сцену после рождения дочери. Как же она была хороша! Стала более наполненной и притягательной. Материнство, словно прикосновение луча Солнца к утренней кувшинке, позволило распуститься всем ее лепесткам и раскрыть в ней светлую Божественную сущность. Лизонька передвигалась по залу, согревая всех своим теплом, будто сотканная из лучей света.
Друг другу нас представил мой знакомый. Я прильнул устами к изящным рукам Лизоньки. Бархатные, теплые, они благоухали. Обручальное кольцо неприятным стальным холодом обожгло мои губы.
Все равно ты моя, я ждал этого момента восемь лет, да что там, я жил ради этой встречи! Если бы потребовалось, то ждал бы еще восемь лет, и еще восемь, да хоть всю жизнь! Ведь, по сути, Лизонька и была моей жизнью, она заполняла собой все мое пространство, помыслы и мечты. Она жила внутри моего тела, Души, сознания – всего, что являл собой я.
Было понятно – Лизонька каким-то шестым чувством осознала, что я ждал ее всю жизнь. В долю секунды она почувствовала, что мы созданы друг для друга. Ангел! Женщина! Актриса! Она всё знала…
В ее глазах блеснула надежда, они загорелись и прояснились, стали ярче, засияли каким-то внутренним светом. Но уже спустя мгновение поблекли и потухли.
Отведя взгляд в сторону, она произнесла: «Я замужем, у меня дочь».
– Я знаю, все равно ты – моя!
– Уедем отсюда? – спросила она быстро.
– Да! – коротко ответил я.
Ее глаза вновь засветились. Так быстро взаимности я не добивался еще никогда.
Наизначительнейшее событие моей жизни – нашу встречу – я представлял себе миллионы раз, прокручивая в голове как кинопленку. Фантазировал, замирал на стоп-кадрах, но все случилось вот так, естественно и легко.
Мы были знакомы вечность и в этой жизни встретились вновь, узнав друг друга. Я томился ожиданием встречи восемь долгих, скучных лет, а Лизонька смогла распознать меня за долю секунды. Доля секунды и восемь лет…
Мы приехали в мой шикарный двухэтажный особняк в центре Москвы, я снял с Лизоньки меха и сказал: «Я строил этот дом для тебя! Ты – не гостья здесь, ты – хозяйка!»
Лизонька нежно обняла меня, положила указательный палец мне на губы и прошептала: «Я ждала тебя всю жизнь! Тебя и только тебя. Мужа я никогда не любила. Но у нас дочь…»
В этот момент я крепко и страстно поцеловал ее в губы. О, Боги, в нашем поцелуе слились вечность и доля секунды. Голова пошла кругом, ноги как-то обмякли, все остальное набухло. Мы провалились в бездну любви, и я погрузился в атмосферу Лизоньки!
Уже через неделю я, Лиза и ее годовалая дочь Софи стали жить вместе. Разговор с мужем Лизы так и не состоялся, хотя я ожидал его звонка. В моем доме зазвенел детский смех, он наполнился любовью, радостью и теплом. Только тогда я смог понять, что означают слова: «Дом – полная чаша!»
Меня посетило то прекрасное ощущение легкости, от которого я не ходил, а летал. Испытывали подобное? Когда стопы не касаются земли, и тебя несет вперед какая-то неведомая сила.
Счастье длилось ровно год. Этот год вместе с Лизонькой пролетел как доля секунды. Мы проживали жизнь во всей ее полноте, строили планы на будущее, хотели завести ребенка, путешествовали и любили, любили, любили! Но случилось непоправимое – заболела Софи. Заболела какой-то редкой, неизлечимой болезнью. Я был убит горем. Понимая, что ничем не могу помочь малышке, я хоть как-то старался поддержать Лизоньку – своего нежного Ангела. Но все ангельское и нежное покинуло ее в тот день, когда врач объявил диагноз дочери. Два коротких слова навсегда засели в моей голове и сверлили виски: «Софи обречена».
Лизонька не истерила, нет. Она просто стала старше на десять лет. Вся легкость покинула ее, и из Лизоньки она в долю секунды превратилась в Лизу! Твердую, сухую, никогда не улыбающуюся Елизавету Денейченко!
Кроватку Софи перенесли к нам в спальню – доктор сказал, что так будет лучше для ребенка. Малышке нужно ощущать присутствие родителей днем и ночью.
В тот день я жутко задержался на работе и лег спать в комнате для гостей, чтобы не будить Софи и Лизу. Проснувшись в полдень, спустился в столовую.
«Странно, – подумал я, – где все? Девочки, должно быть, гуляют во дворе».
За окном стоял морозный солнечный день. «Сейчас поем и выйду на свежий воздух, – планировал я. – Слеплю для них снеговика! Что за ерунда, где горничная? Издеваются, что ли?»
Я пошел в комнату для прислуги. Резко отворив дверь, я обнаружил их сидящими подозрительно тихо.
– Приветствую вас, леди и джентльмены, чем обязан такому игнору?! – театрально заявил я.
Все молчали, в комнате повисла неприятная тишина. Я почувствовал неладное:
– Где Лиза? Где Софи? Что случилось?! Отвечайте же, мать вашу!
Повар дрожащими руками передал мне записку.
«Я вернулась к мужу, так будет лучше для всех… Прости меня!»
В глазах потемнело, ноги подкосились и я упал. Следующий месяц я провалялся в постели с температурой сорок и сотрясением мозга.
Зачем мне жить, если моя женщина ушла от меня?! Ушла к другому! Мой добрый светлый Ангел Лиза покинул меня, унося с собой солнце, небо и любовь.
Шло время, я оправился внешне, но не внутренне. Во мне поселилась черная дыра. Усмехаясь, она поглощала все светлые и добрые воспоминания о Лизоньке и нашем с ней счастье. И вскоре эта ненасытная черная дыра не оставила и намека на свет в моей Душе, проглотив меня целиком. Я погрузился во тьму.
Вечерами я практически не зажигал в доме свет, даже не читал. Возвращаясь после трудового дня в свой когда-то звенящий радостью дом, я садился в кресло и слушал пустоту. Иногда слуги разжигали камин – единственное светлое пятно в моем темном доме.
Через год я случайно встретил Лизу в аэропорту. Было видно, что она оправилась от горя, вернее сказать, свыклась с ним, приняла как данность. Ее нежность и светлость так и не вернулись к ней, их место заняли внутренний покой и смирение, отчего от Лизоньки веяло холодом. Но в моей памяти эта женщина навсегда осталась Ангелом.
– Как ты? – бесцветно спросила она.
– Без тебя плохо, – честно ответил я.
– Я приду завтра в восемь. Жди! – бросила Лиза и покинула аэропорт.
На следующий день, это был вторник, я стал ждать. Ждал молча, в привычном оцепенении и темноте. Ровно в восемь залаяли псы.
Приехала Она!
В этот момент черная дыра изрыгнула из себя какие-то обрывки трепета и света, я услышал стук своего сердца – оно выпрыгивало и рвалось наружу. Мое бедное истерзанное сердце! Оно еще живо! Оно еще может чувствовать и болеть!
Лизонька здесь!
Я заплакал.
Лиза молча вошла, скинула шубу. Подошла ко мне сзади, немного постояла, положив руки на плечи. Потом села на пол и обняла мои ноги. Все это – не проронив ни единого слова.
Я не шевелился, смотрел в одну точку: боялся спугнуть ожившее и так отчаянно бившееся в груди сердце, мое вырвавшееся на волю сердце. Слезы капали на грудь, оживляя меня, когда-то так жестоко преданного.
Я не знаю, сколько времени мы просидели в полной тишине и темноте. Очнулся я от знакомого ощущения погружения в атмосферу Лизы, в теплоту рук, горячего дыхания и трепета ее тонкого тела.
Мы скатились на пол. Наши руки, ноги и волосы сплелись как корни редких деревьев древней Амазонии, крепко и на века.
В середине ночи Лиза ушла. Так продолжалось целых восемь лет. Восемь лет я был счастлив на долю секунды. Черная дыра отступала по вторникам – и то лишь для того, чтобы я наполнился атмосферой Лизоньки. Потом дыра вновь пожирала этот свет и тепло, и уже в среду во мне зияла пустота. Я медленно сходил с ума.
Меня интересовало лишь одно: о чем думала Лиза все эти восемь лет, когда уходила посреди ночи. И через восемь лет я спросил ее об этом. В тот день черная дыра поглотила не только меня, но и дом. Я давно распускал прислугу по вторникам и оставлял двери открытыми. Лиза пришла, как всегда. Ровно в восемь. Интересно, что она говорила мужу все эти годы? Скорей всего, он не смел ее об этом спросить, как и не смог тогда позвонить мне. Тюфяк!
Она поднялась в спальню, я ждал за дверью, Лиза вошла. Не обнаружив меня, развернулась и направилась к выходу. Но тут выскочил я и, повалив ее на кровать, стал душить. Я душил ее и орал: «Почему, почему ты всегда уходишь? Отвечай мне, тварь холодная! Сейчас же отвечай, а то убью!!! Почему ты каждый раз оставляешь меня одного?! Я так больше не могу!»
Я придушил ее довольно сильно, испугался и отпрянул. Моя жизнь стала невыносимой. Я должен был знать, почему она так поступает со мной! Это развлечение? Может, так она черпает вдохновение для своей игры на сцене? Обновляет эмоции? Что ЭТО? Что ЭТО? Что ЭТО? Я должен узнать ЭТО сейчас!
Лиза отдышалась, села. Я тоже взял себя в руки. Она тихо произнесла: «Каждый раз, когда я уходила от тебя по вторникам, каждый раз все эти восемь лет я сбегала, чтобы не остаться навсегда. И каждый раз я плакала, – Лиза положила правую руку на грудь, не давая рыданиям прорваться наружу. – Потому что нам не суждено быть вместе в этой жизни! Я слишком сильно люблю тебя!»
На какое-то мгновение мое сердце остановилось, я даже не мог вдохнуть.
– Но я тоже слишком сильно люблю тебя! – я взял лицо Лизы в свои руки и заглянул ей глаза. – Так почему же мы не вместе? – меня затрясло.
Она отвела их и глухо произнесла:
– В тот день, когда я ушла от тебя, у Софи парализовало ноги. Если бы мы здесь остались, то наше счастье разбилось бы в долю секунды. А так у нас были эти восемь лет…