Глава 20
Ким взяла чашку и прошла в гараж. Барни шел за ней по пятам.
Инспектор облокотилась на рабочий стол и осмотрела лежащую на полу груду металлических деталей. Некоторые люди расслаблялись осенними вечерами, сидя на патио с бокалом вина в руке и наблюдая за цветами, ветвями деревьев или за чем-нибудь еще. Некоторые избавлялись от дневных хлопот под пение птиц в сумерках. Ким же предпочитала стоять в гараже и любоваться на кучу мотоциклетных запчастей.
Но в голове у нее постоянно вертелись мысли о текущем расследовании. Кое-что в смерти Дианы Брайтман не имело для детектива никакого смысла. Стоун уже доводилось видеть убитых одним ударом ножа. И каждый раз в таких случаях было понятно, в каком направлении надо искать: домашнее насилие, наркотики, бандитские разборки, иногда даже простая драка или хулиганство. Но нынешний случай не подпадал ни под одну из этих категорий, что сильно беспокоило Ким. Казалось, что для убийства Дианы Брайтман не было вообще никаких причин. Инспектор встряхнула головой, вспомнив саркастическое замечание Кевина по этому поводу: и тем не менее Диана мертва. С этим было трудно спорить. А значит, где-то была причина ее убийства.
Ким вздохнула и обошла вокруг подстилки, на которой лежала система выхлопа. Женщине хотелось опуститься на колени и полностью погрузиться в это простое и понятное царство хрома, но ее взгляд постоянно возвращался к стене, отделявшей гараж от кухни и от шкафа, в котором все еще лежало письмо. По какой-то необъяснимой причине Стоун не смогла его выбросить.
Часть ее испытывала любопытство по поводу того, что могло содержаться в этом конверте – возмутителе спокойствия, но все воспоминания о ее встречах с Алекс были заперты в коробочке, спрятанной в самой глубине ее сознания. Единственный вопрос, который иногда возникал у Ким, был связан с тем, насколько близко была она от того, чтобы потерять разум. Но когда он всплывал в ее сознании, женщина от него отмахивалась.
Так что вскрытие этого конверта было для нее больше, чем просто распечатыванием письма. Этот конверт открывал шлюзы. Александра Торн находится в тюрьме за то, что организовала несколько смертей, – больше Ким ничего не хотела знать.
С этой мыслью она решительно направилась на кухню и стала просматривать полученную почту.
Там не было ничего необычного, пока инспектор не добралась до последнего письма. Это был простой коричневый конверт с окошечком, в котором был виден ее напечатанный адрес. Но внимание Ким привлек почтовый штемпель. Конверт был опущен в Честере.
Единственным, что связывало ее с Честером, было медучреждение Грантли[34]. Очаровательное название для психушки, в которой последние двадцать пять лет находится эта сука, ее мамаша.
Раньше они никогда ей не писали.
Пальцы Стоун слегка дрожали, пока она вертела конверт. В деле ее матери было письменное распоряжение, что с ней необходимо связаться только в одном случае – в случае ее смерти.
Правда, Ким почему-то думала, что ей сообщат об этом по телефону. Детектив полагала, что ей позвонит Лили – женщина, с которой она общалась около двадцати лет.
Инспектор замерла на мгновение, намереваясь открыть конверт. Развернув единственный лист бумаги, она глубоко вздохнула и приступила к чтению. Таким образом Стоун попыталась подготовить себя к тому, что ей предстояло узнать. Ее охватило душевное волнение, у которого не было названия. Это не было ни горем, ни сожалением о потере, ни огорчением, ни даже намеком на печаль. Но не было это и радостью или облегчением.
Чувство было неожиданным и очень острым.
Ким пробежала страницу глазами, выискивая ключевые слова: смерть, похороны, соболезнования. Она нахмурилась, когда не нашла их, но ее взгляд споткнулся о слова «условно-досрочное освобождение» и «комиссия».
Женщина перевернула лист, как будто ожидала увидеть на обороте клоунскую физиономию и объяснение этой жестокой шутки. А потом вновь повернула его текстом к себе. На листе был официальный логотип Грантли, и Ким поняла, что письмо настоящее.
Непроизвольно она отрицательно покачала головой, как будто это физическое действие могло уничтожить письмо.
«Как, черт побери, такое может случиться?» – подумала Ким и немедленно достала телефон.
– Черт! – прорычала она, потому что ее большой палец дергался на кнопке и не мог нормально нажать на нее. Остановить. И немедленно. Ни при каких обстоятельствах эта женщина не должна покидать данное учреждение.
Не выпуская телефона из рук, Стоун мерила шагами комнату. Что же, черт побери, произошло? Ее мать никогда не пыталась покинуть Грантли. Более того, перед каждой комиссией по УДО с ней случались приступы насилия, которые гарантировали ее дальнейшее нахождение за решеткой.
Ким не знала, что ее мать намеренно делала все, чтобы оставаться под замком, до тех пор пока социопат по имени Александра Торн не разложила ей все по полочкам.
– Дерьмо, – сказала инспектор, остановившись и глядя на кухонный шкаф, в котором лежало письмо Александры.
Вспомнив о том, что она получила накануне, Ким почувствовала себя так, как будто тонет. Но ведь не могло же быть так, чтобы эти два вмешательства в ее жизнь совпали не случайно!
Стоун два раза глубоко вздохнула и вновь нажала большим пальцем на кнопку. На этот раз экран загорелся. Отлично.
Она повернулась спиной к кухонному шкафу. Сил у нее хватит только на одну злобную суку зараз.
Пролистав список контактов, она нашла телефон Грантли и нажала кнопку вызова.
Сейчас там осталась только ночная смена, но на звонок все равно кто-то ответит. Трубку подняли после третьего гудка.
– Ким Стоун, – представилась детектив. – Родственница Патти Стоун. – Она не смогла произнести слово «дочь». – Могу я поговорить с Лили?
– Мне очень жаль, но Лили теперь редко работает в ночную смену. Может быть, я смогу вам помочь? – отозвалась ответившая ей сотрудница больницы.
Ким хотелось протянуть руку и выключить этот приятный, идеально модулированный и тренированный голос. В таком разговоре ему было не место.
– Я получила письмо, – заявила она, помахивая листом бумаги.
Мгновение ее собеседница колебалась, а потом сообразила в чем дело.
– Так вы о комиссии по УДО? Мы всегда информируем родственников, когда…
– Она об этом знает? То есть я хочу спросить, проинформировали ли… Патти об этом. Раньше она никогда не позволяла делу дойти до комиссии.
– Я это знаю. – В голосе женщины послышалась улыбка. – Мы тоже сильно удивлены. И медицинские, и психиатрические результаты, которые представлялись на комиссию за последние семь лет, были совершенно нормальными. За время заключения душевное состояние вашей матери значительно улучшилось. Лишь случайные вспышки…
– И не было никаких приступов агрессии? – уточнила Ким. С каждым ответом судороги у нее в желудке становились все сильнее и сильнее.
– Ни одного, – ответила дежурная. – Ваша мать – просто идеальный пациент. Приятная, услужливая, с хорошим поведением. Настоящая умничка.
Стоун почувствовала, как тошнота подступает ей к горлу. Мир переворачивается, а она ничем не может остановить его.
Эта женщина – прямое воплощение зла, и никто не сможет убедить Ким в обратном. Ей все равно, кто, как и сколько времени наблюдал за ней. Ведь никто, кроме нее самой, не испытывал на себе жестокость и мучения, которыми мать так легко ее одаривала. Всю свою сознательную жизнь Ким живет с последствиями этих действий.
– Вы можете ею гордиться, – жизнерадостно продолжал голос в телефонной трубке. – Мы все знаем, что изменилась она только благодаря вам.
– Не поняла, – пробормотала Стоун. Ведь с тех пор, как она выяснила, где находится ее мать, ничего не изменилось. Ежемесячные телефонные звонки, чтобы проверить, не умерла ли она, были максимумом того, на что Ким была способна, когда дело касалось жизни этой суки-убийцы.
– Ну конечно, это ваша заслуга. Все перемены начались, когда она стала получать от вас письма.
Больше инспектор ничего не услышала, потому что и письмо, и телефон упали на пол.