Глава 1. Гвинейский берег
Это путешествие в Гвинею оказало влияние на жизнь капитана Линча не только в ХVIII веке, но и на все последующие его жизни в другие времена. Потому что именно здесь он встретился женщиной, изменившей его природную суть. Точнее, именно после этой встречи ему стало понятно, что он не такой, как все.
Но сначала ничего не предвещало этого.
Капитан, джентльмены и кок Пиррет высадились на берегу, узкий мыс которого основательно вдавался в океан. Там их шлюпку уже ждала орава полуголых африканцев и африканок с ребятишками. Перебивая друг друга, они кричали на разные голоса и тянули к морякам корзины. В корзинах лежали фрукты, но больше было гвинейской рыбы – плоских квадратных скатов с тонкими и упругими, как стальной прут, хвостами, серебристо-синих мелких акул, рыбы по имени «капитан» и рыбы «бонга», которую ловят ночью, когда она поднимается со дна на поверхность.
Оставив доктора Легга и мистера Трелони возле шлюпки любоваться красотами океана, а кока закупать фрукты и рыбу, капитан с Платоном ушли в факторию.
А океан, как огромное количество воды, впрочем, как и огромное количество любого другого вещества – явление по своей красоте исключительное. Мощно и плавно катил он свои воды к пологому берегу, и волны накатывали, вылизывая берег до идеальной чистоты и гладкости. Вскоре испёкшийся под солнцем мистер Трелони снял ботинки, засучил штаны, залез в воду, и тут же повернул назад, как ошпаренный.
– Да что такое, доктор? Этакая холодища! – сказал он, стремглав выбираясь на берег. – Солнце печёт вовсю – а не искупаться.
– А чего вы ещё ожидали от океана, сэр? – ответил ему доктор снисходительно, с видом опытного моряка.
– Ну да! Всё, как всегда. Ожидал «морских купаний», а тут – извольте, купанья океанические, – согласился мистер Трелони, раскатывая штаны обратно.
Когда капитан вернулся, он рассказал, что нанял проводника, точнее, двух проводников:
– И самое любопытное, что это отец и сын… Отец – португалец, мне его рекомендовал капитан Бортоломео из Лисса, а сын – мулат… Наши проводники вам понравятся.
Проводники, которые поднялись на палубу к вечеру, и правда, понравились джентльменам.
Отец, дон Родригу – старый португальский аристократ знатного рода, в модном французском платье, был сухой, изящный, небольшого роста, с гордой, но чуть расслабленной, осанкой. Туфли и гладко выбритые щеки его сияли, напомаженные усы загибались кверху, седоватые густые волосы прикрывала шляпа.
В его сыне трудно было заметить признаки белой расы. Юноша имел чёрную, как уголь, лоснящуюся кожу, негритянские черты лица, и был невысокого роста, ладный и мускулистый. Звали его Жуан. Юный проводник разговаривал с Платоном у борта. Вместе со всеми за столом, поставленным на палубе «Архистар» он не сидел.
Дон Родригу поднял бокал и пригубил вино. Руки у него были старческие, в коричневых пятнах, но они не дрожали, а движения были чёткие и быстрые. Разговаривал он на неплохом английском языке.
– Мы, португальцы, ещё в середине XV века назвали Гвинею «Берегом ливней», – сказал он. – Вы прибыли к концу сухого сезона, джентльмены… Скоро, в июне, здесь начнутся страшные ливни, и тогда западная Гвинея, её горная часть с плато Фута-Джаллон, будет непроходима.
Отодвинув стаканы, капитан развернул английскую карту Гвинеи и сказал, показывая на ней пальцем отмеченную точку:
– Дон Родригу, нам нужно попасть вот сюда… Это возможно?
– В общем-то, да, – ответил португалец, всматриваясь в карту. – Сначала мы пойдём по территории Нижней Гвинеи, это два или три дня пути… Надеюсь, что дожди нас ещё не застанут – на побережье их выливается особенно много. Потом мы пойдём по землям Средней Гвинеи. Тут начинаются скалы из песчаника. Массив называется Фута-Джаллон. Хотя, в основном, там изобилуют саванны.
– Простите, дон Родригу, – перебил португальца доктор Легг. – А саванны – это где львы?
– Да… Львов в саваннах предостаточно… А ещё антилоп, буйволов, гиен и слонов, – португалец внимательно посмотрел на доктора и усмехнулся. – Но лучше будет нам со львами не встречаться.
– Да я просто так спросил, – сказал доктор, опуская глаза.
– А Фута-Джаллон – это ведь ещё и государство? – капитан вернул португальца к разговору.
– Да, государство кочевников фульбе… Образовалось лет пятнадцать тому назад. Почти все фульбе – мусульмане, но есть и фульбе-язычники. И это очень плохо для нашей экспедиции.
– А почему? – спросил капитан.
– Видите ли, господин капитан, там сейчас идёт война… Фульбе-мусульмане начали войну против племён дьялонке, а также против фульбе-язычников. Так что поставки слоновой кости на побережье практически прекратились, да и на ту кость, что есть, цены взлетели.
– Жалко, мы как раз хотели купить слоновую кость, – сказал мистер Трелони, до этого молчавший.
– Слоновую кость будет лучше купить в районе Гвинейского залива, – ответил старый португалец и добавил. – Кстати, там самые большие невольничьи рынки во всей Африке.
– Мы не интересуемся рабами, дон Родригу, – заметил капитан коротко.
Португалец быстро глянул на капитана, и взгляд его потеплел, потом он посмотрел на своего сына и ответил:
– Мне приятно это слышать. После рождения Жуана я стал по-другому относиться к работорговле… Теперь я, как видите – проводник.
– И нас это устраивает, – сказал капитан и протянул португальцу через стол руку.
Тот крепко её пожал. Джентльмены простились с проводниками до скорой встречи.
****
Сначала, наняв лодки с гребцами-туземцами, они плыли по реке до первого порога.
В этом месте начинался первый уступ плато Фута-Джаллон, которое такими невысокими ступенями, медленно и неспешно, уступ за уступом, поднималось на северо-восток. Лодки повернули к берегу и причалили. Африканцы занялись устройством лагеря. Мистер Трелони достал зрительную трубу и принялся осматривать окрестности. Доктор Легг старался объясниться с чернокожими гребцами по-английски. Сначала он кричал, ругался, пытаясь им что-то доказать, потом, когда те, не слушая его, всё же перенесли все вещи на вершину холма, стал тихо и покорно улыбаться. Вскоре к нему на выручку пришёл Платон – он заговорил с гребцами на языке народности сусу.
С самого утра тяжёлые серые тучи заволокли небо, и, посмотрев вдаль на уступы гор, капитан увидел в этом безотрадном небе стаю птиц. Ему почему-то вспомнились журавли Московии, как они летят, вытянувшись в прямую линию, а потом перестраиваются клином. Ему почему-то стало грустно. Он опустил трубу и поправил платок на голове.
К капитану подошёл дон Родригу, аккуратный и подтянутый, словно бы он не сидел, скрюченный, все эти дни в лодке.
– На этом плато начинаются три самые большие реки всей западной Африки, – сказал он, проследив за взглядом капитана. – Нигер, Сенегал и Гамбия… Местные так и называют плато Фута-Джаллон – «Отец вод».
Капитан опять посмотрел вдаль. К подножию синих уступов подходила саванна. Плоская, местами выжженная до основания земля была покрыта редкой травой соломенного цвета. Тут и там из этой земли торчали совсем голые прутики, палки, деревца, кусты, высокие стебли сухих растений, и поэтому казалось, что саванна ощетинилась в ожидании дождя.
– Здесь всегда так? – спросил капитан.
– Нет, конечно, – ответил дон Родригу. – Просто сейчас земля выжжена за сухой сезон. Но само плато покрыто тропическим лесом. И скоро пойдут дожди, и воды будет столько, что… Сами увидите… Хотя климат в Средней Гвинее скорее засушливый.
Раздался звук барабана – это один туземец, устроившись на пригорке, весело бил в барабан. Белые зубы его сияли на чёрном лице.
– Барабанщик передаёт в другое племя, что они благополучно доставили нас сюда, – объяснил дон Родригу. – Скоро за нами придут другие проводники и носильщики.
Барабанщик перестал бить, сложил свои палки и словно прислушался. Так он сидел какое-то время, потом заколотил опять. Барабан был большой, устрашающего вида. Звучал он громко, воинственно, звук был сухой и резкий, он монотонно разносился окрест. Барабанщик опять прислушался и заулыбался, он словно услышал что-то. Скоро и капитан услышал далёкое «тэп-бум-тэп».
Гребцы лодок засобирались в обратный путь и скоро отчалили. Отряд остался на берегу среди разбитых палаток. Матросы стали разжигать костёр. К дону Родригу подошёл его сын.
– Жуан говорит, что он согласен с гребцами. Он тоже считает, что скоро пойдёт дождь, – сказал дон Родригу капитану. – Нам надо поторопиться с ужином.
С ужином расправились быстро, а потом все сидели у костра, и дон Родригу по просьбе мистера Трелони рассказывал о барабанах Африки.
– Ни одна смерть или рождение в тропической Африке, ни одна война или даже простая охота не обходятся без того, чтобы барабанный бой не разнёс эту новость от деревни к деревне, – говорил проводник. – Барабанщик на гвинейском берегу – очень важное лицо, у него в племени нет других обязанностей, он даже не смеет переносить свой барабан с места на место. Считается, что от этого он может сойти с ума, а в Африке очень боятся этого. Женщины также не имеют права прикасаться к барабану. И нельзя на барабане выстукивать некоторые слова – это табу.
– А какие слова, дон Родригу? – спросил доктор Легг.
– Например, нельзя выстукивать слова «череп» и «кровь».
– Значит, я не смогу послать сообщение своему коллеге?
– Почему? Сможете. Барабанные сообщения могут быть и очень сложными, и содержать сообщение о чьей-то болезни. Только без вашей подписи.
– Это как же?
– Ну, вместо вашего имени «мистер Легг» будет стоять что-то вроде прозвища: «красный человек» или «человек с зелёными глазами» – что-то понятное для африканцев, им знакомое.
Тут сквайр, хитро улыбаясь, вставил:
– Или «человек с волшебной трубкой»!
– Такое сообщение услышат на пять миль в округе… Главное, чтобы барабанщик не ошибся, – продолжал дон Родригу. – За ошибку барабанщику отрезают ухо.
У костра поднялся гомон – матросы обсуждали ухо.
– Как же они это делают? – спросил мистер Трелони, потирая свой шрам на щеке.
– Насколько я что-то понимаю, это такой музыкальный язык, – ответил проводник. – Обычные фразы превращаются в музыкальные такты. Секрет – в самих африканских языках: во всех словах каждый слог имеет основной тон – или высокий, или низкий. Изменяется тон – изменяется смысл слова. Искусный барабанщик передаёт сообщения, воспроизводя «мелодию» слов… Но барабаны не могут выразить идеи, с которыми туземцы не знакомы.
Капитан прикрыл глаза руками и так слушал дона Родригу какое-то время. Потом он отвернулся от костра, открыл глаза и посмотрел вдаль. Луны и звёзд сегодня не было, и саванна показалась ему будто залитой смолой. Треск цикад безуспешно пытался заглушить другие напевы саванны, незнакомые и потому пугающие. И тут раздался отзвук далёкого грома. У костра все смолкли.
– А не пойти ли нам по палаткам? – осторожно предложил дон Родригу. – Поспать перед дождём.
«А чем нам может помешать дождь», – подумал мистер Трелони, но спорить не стал и первым пошёл в свою палатку. Скоро лагерь затих.
Шквалистый ветер налетел ближе к утру. Он рвал и трепал палатки так, что все сразу проснулись, вскочили и стали с ужасом думать, что этот ветер вполне может унести палатки вместе с ними. Капитан зажёг фонарь и выскочил наружу.
Костёр погас, вахтенный матрос безуспешно пытался закрепить палатку, в которой были припасы отряда – яростный ветер рвал её у него из рук. Платон выскочил наружу за капитаном и бросился на помощь к вахтенному. Капитан спешно обежал лагерь – ему навстречу торопились проснувшиеся матросы. И тут обрушился ливень, который заглушил собой все звуки на свете, кроме звуков рокочущего громом неба. Полыхающие молнии освещали страшную картину ненастья: трепещущие под ураганным вихрем палатки, перепуганные лица людей, которые мгновенно вымокли так, словно в одежде ныряли в реку.
Но ливень потушил бурю, которая утихла, а потом постепенно кончилась. Скоро разгорелся костёр из дров, которые предусмотрительно укрыл от дождя дон Родригу. Все опять собрались у костра и сидели вокруг него уже до рассвета, стараясь просушить одежду.
****
После завтрака, когда солнце поднялось и снова заполыхало, стремясь безжалостно, до трещин, высушить разбухшую землю, капитан подошёл к доктору Леггу.
– Доктор, – сказал он. – Сейчас все свободные от вахты матросы будут фехтовать на саблях. И вы в том числе… Сегодня вам не удастся увильнуть, вы совсем плохо дерётесь.
Доктор молчал. Капитан упорно смотрел на него.
– Слишком сыро и грязно, – наконец, брюзгливо ответил доктор.
– Ничего… Можно, особо не двигаясь, тренировать только кисть. Она у вас совсем зажата, – капитан был напорист, чувствовалось, что он просто так не отстанет.
Доктор молчал.
– В чем дело, Джеймс? – с нажимом спросил капитан.
– Видите ли, капитан, – сказал доктор, закладывая руки за спину. – Я считаю, что фехтование – не моё кошачье дело… Я никому не хочу делать лишние дырки на теле.
– А я считаю, сэр, что это как раз – ваше кошачье дело, – сказал капитан сурово. – Вы лучше о дырках на своём теле подумайте.
Доктор упрямо молчал, опустив глаза, лицо его побагровело от гнева.
Тут капитан взял доктора за рубашку, потянул к себе и произнёс тихо, проникновенно глядя ему в глаза:
– И потом… Меня просил за своего сына дон Родригу. Он хочет научить Жуана сражаться на саблях. Покажете ему хотя бы «мулине». Это же так просто.
Доктор Легг оживился.
– Ну, если дон Родригу просил! Я с большим удовольствием, – сказал он. – Сейчас я возьму свою саблю.
И доктор Легг бегом направился в свою палатку. Капитан, отыскав взглядом дона Родригу, подошёл к нему и стал что-то тихо говорить. На лице старого проводника появилось изумление, несколько раз он глянул в сторону сына и, наконец, утвердительно кивнул изящной головой. Капитан бросился в свою палатку, а дон Родригу подошёл к Жуану и заговорил с ним. Жуан заулыбался. Вскоре вернулся капитан и вручил Жуану саблю.
Через какое-то время окрестности огласились звоном абордажных сабель и азартными криками матросов, сражающихся друг с другом. Доктор стоял рядом с Жуаном и что-то ему показывал. До капитана, мистера Трелони и дона Родригу, которые уходили на охоту, доносился командный голос доктора, говорившего по-английски:
– Вытяни руку с саблей. Кисть должна быть в кварте… В кварте, говорю тебе! Это значит – вот так. Понял? Эфес на уровне подбородка. Кончик сабли слегка приподнят. Лезвие – наклонно вниз и влево. Вот так, смотри!
И доктор, встав в позицию, стал делать «мулине» – быстро-быстро водить запястьем, выписывая саблей по кругу диагонали и восьмёрки. Чувствовалось, что он очень старается. В общем, всё шло именно так, как и хотел капитан. Дон Родригу отвёл взгляд от пригорка с фехтующими и сказал капитану с тихой, удовлетворённой улыбкой:
– Жуан – очень смышлёный мальчик. У него должно получиться. И английский будет ему совсем не лишним. Я вам очень благодарен, капитан…
И джентльмены с проводником пошли в саванну, а через пару минут их догнал Платон.
– Зверей здесь много? – спросил мистер Трелони у португальца, на ходу поправляя на плече ремень своего патронной сумки.
– О! Огромное количество, – ответил тот, кротко улыбаясь. – Мы даже не пойдём никуда далеко от лагеря. Нам просто надо найти тропу, по которой антилопы идут к реке на водопой.
После небольшой паузы он продолжил:
– И что интересно. При таком огромном множестве, звери не мешают друг другу – все нашли своё место под здешним солнцем… Одни кормятся травой, другие – молодыми побегами кустарников, третьи поедают кору, четвёртые – только почки и бутоны. И даже побеги животные берут с разной высоты… Слоны и жирафы срывают их на высоте кроны дерева, газели дотягиваются до побегов, расположенных в середине дерева, а чёрный носорог, как правило, ест побеги у самой земли… Та трава, что нравится гну, совершенно не привлекает зебру, а та, что щиплет зебра, оставляет равнодушной газель. Она проходит мимо, даже не посмотрев на неё.
– А все вместе? – спросил капитан. – Они же всю траву мигом съедят!
– И этого не происходит, – уверил капитана проводник. – Дикие стада всегда в движении… Они никогда не выбивают пастбища, как это делают домашние животные. А огромные пространства позволяют траве полностью восстановиться за короткий срок. Но здесь вы видите не саванну, а только её маленький кусочек. Настоящие бескрайние саванны находятся севернее.
Было душно и жарко, страшно палило солнце, и мистеру Трелони вдруг показалось, что после ночного дождя красноватая земля на глазах зеленеет травою, он даже потряс головой, потому что решил или даже скорее ощутил каким-то внутренним озарением, что слышит, как лопаются почки, как скрипят о землю побеги, ползущие и лезущие из нее, как эти побеги распирает от влаги, и они кряхтят, вздыхают и охают от натуги и собственного удовлетворения. Он быстро оглянулся через плечо.
«Ну, конечно, травы стало больше, а вот тот куст на спуске так просто вдвое зазеленел», – подумал он… Как это у них здесь, однако, быстро происходит…
Тут раздался гортанный рёв. Охотники, повинуясь руке дона Родригу, пошли за ним в обход зарослей из кустарника и увидели семью антилоп – самца с большими вертикально завинченными рогами и трёх самок, которые, между тем, на них не смотрели. Кто-то другой отвлёк антилоп, и самец продолжал реветь. Вдруг из зарослей выскочил кто-то удивительно хищный, с пятнистым телом и длинным хвостом, посмотрел пристально в сторону охотников, прыгнул несколько раз огромными гибкими прыжками прочь и скрылся в дальних кустах.
– Это – гепард! – воскликнул дон Родригу. – Не трогайте его!.. Стреляйте в самца куду, пока он не удрал!
Капитан и мистер Трелони почти одновременно выстрелили. Самки антилопы бросились врассыпную, задрав хвосты, а самец, сделав несколько шагов, закачался и упал. Капитан первым подбежал к нему – антилопа была мертва. И она была великолепна: серо-бурая шерсть с тонкими белыми поперечными полосками, большие рога, стройные ноги.
– Это – куду, малый куду, – сказал подошедший дон Родригу.
– Есть и большой? – спросил капитан.
– Да, он гораздо больше, – ответил проводник. – Но мы вспугнули гепарда!.. Вы видели? Мы испортили ему охоту!
– Ничего. Нам самим нужна пища, – сказал капитан. – Донести бы теперь.
И он с надеждой посмотрел на Платона.
– Донесём… До лагеря недалеко, – ответил Платон и, отложив свой мушкет в сторону, присел на корточки спиной к антилопе.
Капитан подошёл к голове антилопы, ухватил её за рога и ногу и сказал мистеру Трелони, глядя на него снизу вверх:
– На «раз-два-три».
На счёте «три» сквайр с капитаном подняли животное и взвалили его на плечи Платона. Платон закряхтел и, уцепившись за ноги куду, встал – куду лежал на его плечах, свесив голову на длинной гибкой шее. Капитан поправил на Платоне сбившуюся шляпу, подобрал его мушкет и бросил коротко:
– Пошли.
В лагере было тихо – не слышно было ни звона сабель, ни бравых вскриков. Матросов на пригорке тоже не было. Доктор Легг сидел в тени палатки, вытянув длинные ноги, и время от времени разморено водил кистью с зажатой в ней саблей, в который раз показывая Жуану очередное движение мулине. Жуан стоял перед ним в стойке, увлечённо повторяя движения. Он был бодр, хоть и вспотел, обнажённое по пояс чёрное тело его мокро лоснилось, но казалось, что жара и влажность на него совершенно не действует.
Увидев Платона, нагруженного добычей, доктор сунул саблю в ножны, отбросил её в сторону и быстро вскочил на ноги. Жуан подобрал свои ножны с земли, аккуратно вложил в них саблю капитана и подбежал к охотникам. Потом он отдал саблю отцу и стал помогать Платону сгружать антилопу на землю.
– А где все? – спросил капитан у доктора.
– Все извозились в грязи, как черти, и пошли к реке купаться, – ответил тот, ухмыляясь, потом он добавил, кряхтя и прогнувшись всем телом, чтобы размять поясницу: – Поздравляю вас с прекрасной добычей… А львов вы не встретили?
– Нет, ваши львы нам не попались, доктор, – ответил капитан.
– А это кто? – спросил доктор, с интересом вглядываясь в антилопу.
– Это малый куду, – ответил капитан и переспросил: – А разве в реке нет крокодилов?
И тут он замер, уставившись на дона Родригу, который, побелев как полотно даже сквозь загар, стал спрашивать про крокодилов у Жуана по-португальски.
– О, господи, – выговорил чуть слышно доктор. – Я совсем забыл.
У Жуана вытянулось чёрное лицо. Он мгновение смотрел застывшими зрачками на отца и вдруг кинулся к костровищу. Там он выхватил из кучи хвороста топор, которым матросы утром рубили сучья для костра, и, подскочив к туше антилопы, стал отрубать у неё ногу целиком. Отсёк он ногу быстро, в три удара – лихо, чётко, мощно, потом закинул её на плечо и, подхватив окровавленный топор, бросился бежать к реке.
Капитан, который сначала удивлённо смотрел за действиями Жуана, встрепенулся, подхватил с земли заряженный мушкет Платона и кинулся за чернокожим проводником. Мистер Трелони, Платон и доктор Легг ринулись следом. Дон Родригу, потерянный и бледный, остался стоять в мгновенно опустевшем лагере, держась за сердце.
Чернокожий проводник, а следом за ним Платон и капитан, вылетели на берег реки и огляделись.
Берега у реки были разные: тот, к которому причалили их лодки и на котором сейчас они стояли и озирались, был выше, деревья теснились здесь у самой воды, уходя вниз по течению плотной массой. Противоположный берег был низкий, голый и песчаный. Между этими такими непохожими берегами текла река, ещё мутная после ночного дождя, и в этой мутной воде Жуан первый увидел пловца: кто-то из матросов плыл к их берегу, возвращаясь с середины реки. Остальные матросы подбадривали его криками. Жуан протянул руку с топором и показал им капитану на пловца. Тут к ним подбежали запыхавшиеся доктор Легг и сквайр. Жуан бросился вниз по тропе, оставленной здесь животными, идущими к реке на водопой. За ним по тропе сбежали и остальные, оскальзываясь на ещё не просохшей земле.
У самой воды чернокожий проводник бросил топор, уцепился двумя руками за ногу антилопы и стал крутиться, разматывая эту ногу вокруг себя. Потом он вскрикнул и с силой выпустил ногу из рук. Нога стремительно полетела в реку и упала с плеском в воду позади плывущего матроса, который от неожиданности перестал грести и обернулся назад.
И тут пловец увидел, да и все остальные увидели, как вода в месте падения антилопьей ноги вскипела, и на поверхности показалось несколько дерущихся друг с другом крокодилов. Мощные хвосты и челюсти извивающихся чудовищ подняли на бурой воде волну.
Жуан закричал что-то по-своему. Капитан, вбежав в воду с мушкетом в руках, завопил пловцу что есть мочи:
– К берегу!.. К берегу греби, дубина! Что ты встал?
На берегу поднялся истошный крик. Пловец рванул к берегу и через минуту оказался в руках капитана и Платона, которые тянули его из воды за что попало. Выскочив на сушу, они оглянулись назад – в реке никого уже не было, и только длинные круги по поверхности напоминали о том, что здесь только что произошло.
– И подумать только, что новорожденные крокодилы питаются насекомыми! – с сердцем вскричал доктор Легг. – Какие огромные твари!.. Ужас!.. Мерзость!
Мистер Трелони стоял с широко раскрытыми глазами, он только открывал и закрывал рот, словно хотел что-то сказать и не решался. Капитан накинулся на пловца – им оказался матрос Брусок, который на спор решил показать, как надо переплывать африканскую реку, да ещё при этом стирать одежду. Бледный Брусок глядел на капитана, вытянув по швам длинные руки и не в силах вымолвить ни звука – губы его тряслись, он всё ещё был не в себе от испуга. С его одежды, волос и бороды стекала вода, он являл собой жалкое зрелище.
Жуана у реки уже не было. Матросы подхватили с прибрежной травы свою ещё влажную одежду, и гурьбой пошли в лагерь. По дороге матросов охватило какое-то ненормальное, взвинченное возбуждение – они смеялись, хлопали друг друга по плечам, вспоминая, кто первый предложил переплыть эту реку и как красиво летела по воздуху нога антилопы, спорили о длине крокодилов и об их количестве, и по мере приближения к лагерю крокодилов в этой истории становилось всё больше и больше, и они вырастали, просто разбухали в размерах.
– Чему радуетесь, черти? – наконец, осадил их капитан. – Что мы из-за вас, купальщиков, без ноги остались?
Грянул новый взрыв хохота. Так, гогоча, они и вошли в лагерь, где капитан сразу отыскал взглядом Жуана: тот стоял возле отца, что-то ему рассказывая, и были они удивительно непохожи – мускулистый чернокожий Жуан и изящный португальский аристократ. Капитан, а следом за ним доктор Легг и сквайр, подошли к проводникам.
– Дон Родригу, если бы не ваш сын, – сказал капитан. – Передайте ему от меня искреннюю благодарность.
Капитан протянул Жуану руку, которую тот охотно пожал, так же как и руки мистера Трелони и доктора.
Чуть позже стали разделывать безногую антилопу, шкура которой была испорчена, что, впрочем, не должно было повлиять на её вкусовые качества. К вечеру мясо начали жарить, потом есть. И целый день у костра слышались развесёлые упрёки в адрес матроса Бруска.
– Из-за тебя, с якорем тебя ешь, мы все без ноги остались, – говорил ему кто-нибудь нарочито свирепо.
– Хорошо, что у нас их было четыре, – вторил, ухмыляясь до ушей, кто-то другой.
И все смеялись. Брусок терпеливо сносил это, улыбаясь всем своим длинным лицом и покорно моргая глазами. Но только он вставал, чтобы идти из лагеря, его кто-нибудь обязательно окликал:
– И куда это ты похрял?.. Никак за ногой собрался?
Так продолжалось весь день, и до самого вечера матросы возбуждённо гомонили. Под конец кто-то из них сделал вывод, что крокодилы не едят английского матроса, и с ним все сразу охотно согласились.
– Самое удивительное, что матросы трезвые, – тихо сказал капитан уже ближе к ночи, когда джентльмены, поужинав и закончив дневные дела, разлеглись и расселись у костра.
– Да ладно, они просто здорово напугались, – ответил ему доктор Легг.
– Я сам здорово напугался, – сказал мистер Трелони.
– Мы все здорово напугались, – успокоил его Платон. – Крокодилы нападают даже на львов и слонов.
– Ах, твою наперекосяк… Вот твари! – сказал доктор восхищённо и подложил в костёр ветку.
Костров сегодня почему-то было решено развести три, и на ночь оставить двоих вахтенных. Дон Родригу и Жуан сидели у костра с капитаном и остальными джентльменами. Жуан что-то сказал, и дон Родригу перевёл:
– Сын говорит, что крокодилы прекрасно передвигаются по суше, причём на большие расстояния… А мне рассказывали туземцы, что они могут даже скакать галопом, несмотря на свои короткие лапки и большой вес.
Джентльмены притихли.
– А не разжечь ли нам четыре костра? – вдруг спросил доктор Легг.
– Завтра ночью разведём четыре, – сказал капитан. – Сегодня дров мало… А что вам ещё рассказывали, дон Родригу? Про крокодилов?
Дон Родригу мягко улыбнулся, сложил ладони вместе и прижал их к губам. Несколько секунд он молчал, собираясь с мыслями, потом пригладил усы и стал рассказывать, как всегда медленно и степенно, в своей необыкновенно приятной, завораживающей манере:
– Свою будущую добычу крокодил поджидает в воде… Возле самого берега. В ожидании может пройти несколько часов, прежде чем какая-нибудь живность подойдёт к водопою.
Услышав, что проводник стал рассказывать, к офицерскому костру потянулись моряки – всем хотелось послушать про крокодилов. Жуан, который ничего не понимал из того, что говорил его отец, смотрел на него с тихой улыбкой.
– И всё это время крокодил лежит под водой, – продолжал рассказывать португалец. – И только глаза и ноздри его находятся на поверхности…
Мистер Трелони отвернулся от костра и посмотрел в саванну. После яркого пламени он ничего не различал какое-то время, а потом посмотрел наверх и увидел звёзды. Небо было сегодня свободно от туч, и оттуда, сверху, как из-под купола огромного величественного храма, на него смотрели миллионы синих, зелёных и багровых огней. И эти звёзды сверкали так, как никогда они не сверкают в Англии, и ему представилось, что это мерцание уж точно на что-то намекает, что-то хочет сказать ему, ему одному, и он, силясь понять смысл этих таинственных, загадочных речей, закинул голову и смотрел, и смотрел, не в силах оторваться, но уже начинал с горечью понимать, что ему никогда в жизни не разгадать этого…
– Что, мистер Трелони? Звёздами любуетесь? – раздался вдруг за его спиной голос доктора Легга.
Сквайр словно очнулся и обернулся.
– Да, в Африке сумасшедшие, просто какие-то мучительные звёзды, – продолжал доктор. – Смотришь, бывало, на них до одури, до умопомрачения смотришь, да так и пойдёшь с палубы, не поняв ничего.
Сквайр молчал, не зная, что на это ответить, он словно бы слов не мог найти. Где-то рядом, заглушая стрёкот цикад, раздался громкий смех матросов.
– А мы все уже спать пошли. Пойдёмте, дружище… Надо ещё намазаться на ночь от москитов и посмотреть змей в палатке – вдруг забрались, – сказал доктор и зевнул.
Не слыша ответа, он подозрительно глянул на сквайра, который по-прежнему сидел в той же позе, не шелохнувшись, и тёмными глубокими провалами глаз смотрел на него.
– Э-э, голубчик, однако, как вас развезло! Разве можно смотреть на африканские звёзды так пристально? – воскликнул доктор.
Он закрутил головой, высматривая кого-то, и вдруг закричал испуганным, всполошенным голосом:
– Платон!
Когда на его зов прибежал Платон, доктор Легг велел ему взять сквайра и отнести в палатку.
Тут мистер Трелони окончательно очнулся. Он сердито отпихнул руки Платона, обозвал доктора «волшебной трубкой» и пошёл спать.
****
На следующее утро ничто, казалось, не напоминало им о вчерашнем происшествии с крокодилами.
Ночь прошла спокойно, дождя не было, но саванна на чуткий взгляд мистера Трелони продолжала зеленеть. Матросы угомонились, но, когда кто-то из них в присутствии капитана попробовал возобновить вчерашнее подтрунивание над матросом Бруском, капитан осадил остряка.
– Джон, – сказал он ему строго. – Ещё раз услышу, мокну в смоляную бочку.
И все матросы сразу всё поняли, а когда новый день принёс и новые события, случай с крокодилами сам собою отодвинулся на задний план.
Около двенадцати дня, – джентльмены только-только закончили подводить и сверять свои часы, – вдали, со стороны Фута-Джаллон, показалась длинная цепь африканцев. Первым их увидел Жуан: он ожидал носильщиков именно сегодня и всё время смотрел в нужную сторону. Джентльмены и матросы, и без того вооружённые, напряглись, доктор Легг по знаку капитана скользнул в палатку к коробу с оружием, готовый по сигналу капитана доставать мушкеты. Но вот первые африканцы в цепи приблизились к лагерю, и дон Родригу и Жуан пошли к ним, дружески улыбаясь. Капитан, на лице которого ясно читалось облегчение, двинулся следом за проводниками.
Судя по приветствиям, которыми обменялись вновь пришедшие и проводники, к месту стоянки пришли именно те, кого ждали. Это были чернокожие высокие, хорошо сложенные и почти неодетые люди. Они расположились лагерем неподалёку, и через некоторое время у них запылал костёр, на котором они принялись жарить какое-то животное, убитое по дороге. Потом к ним потянулись матросы, сначала робко, явно стесняясь, потом смелее и развязнее, и скоро и те, и другие стали смеяться, что-то друг другу рассказывая, а больше показывая, размахивая руками и даже подпрыгивая.
И мистер Трелони, поглядывавший изредка в ту сторону, подумал, что все люди, в сущности, предельно одинаковы и прекрасно уживаются вместе, пока один не начинает угнетать другого, и тогда их отношения обязательно перерастают во взаимную неприязнь и даже ненависть. Он вместе с доктором Леггом и Платоном сидел у офицерского костра и принимал участие в беседе, которую капитан через обоих проводников вёл со старшим туземцем.
Это был рослый и статный мужчина зрелого возраста. Звали его Йаро, он был из племени мандинка и, в отличие от своих соплеменников, оказался одет в домотканую полосатую накидку, которая красиво оттеняла его тёмно-коричневую кожу. Его негритянские черты лица были приятны, волосы – очень курчавые, длинные, борода негустая, но хорошо развитая у подбородка. Его большие умные глаза не явно, но тщательно ощупывали белых людей и особенно капитана. Разговор шёл уже долго, но к сути своей так и не приблизился.
– Надо запастись терпением, – предупредил всех дон Родригу.
И разговор по традиции шёл о погоде, о том, как туземцы дошли сюда, о здоровье семьи и урожае. Отвечая на неспешные вопросы Йаро, старый португалец успевал рассказывать англичанам о некогда могущественном племени мандинка, которое основало большое государство Мали и даже подчинило себе соседей.
Беседа длилась и длилась, и казалось, что ей не будет конца. Наконец, Йаро на мгновение прикрыл глаза тяжёлыми веками и что-то сказал.
– Многоуважаемый Йаро говорит, что они снимутся с лагеря завтра на рассвете… Мы должны быть готовы, – перевёл дон Родригу.
Капитан церемонно поклонился. Предводитель мандинка встал и, ничего больше не говоря, направился в свой лагерь. Капитан поднял белёсые брови, хмыкнул и, объяснив джентльменам, что ему надо сделать кое-какие записи, пошёл в свою палатку.
****
Они вышли в путь с восходом солнца, шли уже очень давно, а плато, которое, казалось бы, находилось от лагеря в двух шагах, что-то совсем к ним не приближалось.
Этот участок саванны, по которому они брели за отрядом носильщиков-мандинка, был совсем сухой, и доктору Леггу показалось, что они опять попали в пекло Сахары: раскалённые камни и земля обдавали его жаром снизу, беспощадное солнце пекло сверху, в глазах у него плыли круги, ноги уже давно налились ватной мягкостью, а во рту было сухо и отвратительно… Откуда-то налетели назойливые мелкие мушки, и эти серые живые тучи особенно одолевали: они лезли в нос, в глаза, повсюду… Калебас* свой он уже и не помнил, когда опустошил, и сейчас мечтал только о том, как бы напиться воды… Любой, хоть из лужи.
Но вымочивший их несколько дней назад ливень не зацепил здесь, видимо, ни клочка земли, или она моментально высохла… «А может её выпили животные, чёрт их возьми совсем», – думал доктор, оглядывая саванну… Вон, побежал кто-то, целой стаей побежал, выпил всю воду и припустил радостно, задрав белые хвосты. Дон Родригу говорил, что местные чёрные могут чуть ли не сутки обходиться без воды. Интересно, а смогли бы они отказаться сейчас от холодного крепкого чая, да ещё с сахаром…
К доктору, пропустив остальных, подошёл Жуан и пошёл рядом, искоса посматривая на него. Доктор постарался улыбнуться и что-то сказать юноше, но в голову нечего не пришло, а улыбка получилась, наверное, очень вымученной, потому что Жуан вдруг остановился и потянул доктора за рукав. Доктор моментально встал, внутренне радуясь, что на какое-то время можно не шевелить ногами. Тут Жуан протянул ему свой калебас.
Доктор взял в руку сосуд-тыковку и ахнул – она была совершенно полная, приятно увесистая. Он вытащил деревянную пробку и припал губами к горлышку, сделав большой глоток – вода была почему-то даже холодная. Тут сзади раздался голос Платона, который сказал доктору:
– Жуан говорит, что сейчас будет небольшой подъём, а потом мы напьёмся.
– Я готов подниматься, – сказал доктор и, вернув калебас Жуану, благодарно ему кивнул.
Они нагнали отряд и пристроились в хвост, и их путь запетлял между большими камнями, закривился змеёй и начал подниматься, всё круче и круче, и скоро доктор уже лез вверх, цепляясь и за эти камни, и за землю, и за что придётся. Потом подъём кончился, и они, спустя какое-то время, вышли на высохшее болото, заросшее слоновой травой.
Через это болото, в туннеле из слоновой травы, шла тропа, и доктор пошёл по ней в общей цепи следом за Жуаном. Кто-то немаленький и явно тяжёлый протоптал эту тропу здесь на болоте – земля под ногами была изрыта большими глубокими ямами. Изредка их путь пересекали тропинки более узкие, испещрённые мелкими копытцами. Слоновая трава была высокая, больше десяти футов высоты, ветвистая и сухая, а длинные тонкие листья её неподвижно торчали в стороны. Некоторые стебли травы образовывали кусты толщиной в три фута, состоящие из многих-многих побегов. Подняв голову, доктор увидел высоко вверху над собой травяные соцветия – колосовидные метёлки длиной в целый фут.
Начался спуск в долину, и он был крут, а местами даже обрывист, но обвитые лианами деревья и кустарники, растущие на их пути, им помогали – при спуске все цеплялись за эти лианы, как за верёвки, и благодарили бога за то, что те оказались не колючие. Но внизу, в душной мари долины, солнце сильней навалилось на доктора, и, хотя Жуан давал ему время от времени пить, голова у доктора вдруг закружилась, в глазах поплыли круги, и он почувствовал, что теряет сознание. У него хлынула носом кровь. Доктор, зажав себе нос рукой, закачался и стал медленно оседать на землю.
К нему бросились, подхватили и потащили куда-то. Потом доктор почувствовал, как он погружается в воду, а через секунду он уже пил и пил, и никак не мог остановиться. Потом он лежал в воде и приходил в себя, снова и снова переживая первое наслаждение от мокрой прохлады – сознание его постепенно прояснялось. Он находился в реке, на мелководье, над головой его высился обрывистый берег высотой в десять футов, а справа и слева от него стояли Жуан и Платон по колено в воде и сторожили его от крокодилов.
На обрыве сидел на корточках капитан и смотрел на них.
– Ну что?.. Будем подниматься? – крикнул капитан им вниз.
– А как мы сюда спустились? – спросил доктор у Платона.
Тот помолчал и ответил удивлённо:
– Не помню… Как-то спустились… Хорошо, что целы остались.
Капитан им уже сбросил верёвку.
Остаток дня прошёл без происшествий. На ночь отряд, преодолев ещё один уступ, остановился в лесу, в небольшой долине. Склоны уступа были совсем неприступны, и если бы не устроенные здесь кем-то многоступенчатые деревянные лестницы из рогатин, скреплённых лианами, забраться на отвесный обрыв высотою в семь футов было бы весьма сложно. Первыми по этим лестницам поднялись туземцы, поднялись легко, им даже не мешал груз, который они несли. Белым залезть на уступ помогла их морская закалка.
По традиции разбили два лагеря, и после ужина в лагерь белых пришёл предводитель Йаро. Его посадили возле костра и предложили ему отведать кофе. Йаро уже был знаком с кофе, он с достоинством поклонился и принял кружку. После кофе дон Родригу, по просьбе капитана, спросил у предводителя мандинка, сложен ли путь до северных гор.
– Если идти от вашей деревни до высоких гор… Сложно туда попасть? – спросил дон Родригу.
Йаро понял и стал задумчиво качать головой, потом он погладил бороду и сказал:
– Там никто не живёт… Там когда-то жили люди, но однажды они бесследно исчезли… И остался там лишь злой дух в облике ужасного козла, пожирающего всякого, кто рискнёт появиться в тех горах. А само это место – окаменевшее тело богини плодородия – великой Меинтоа… И все, кто отважится поселиться там, исчезают, потому что богиня забирает к себе сначала мужчин и юношей, а за ними в её подземных владениях пропадают разыскивающие своих мужчин жены, матери и сестры.
Дон Родригу перевёл его слова, и от себя добавил, что ему кажется, что это совершенно обычные горы, ничего в них страшного нет.
– Вы проводите нас туда? – спросил капитан у Йаро.
Йаро выслушал дона Родригу и ответил:
– Передайте вождю Линчу, что идти или не идти куда-либо за нас решает наш колдун, а ещё вождь.
Капитан согласно кивнул. Платон что-то прошептал капитану на ухо. Капитан сказал дону Родригу, а тот спросил у Йаро:
– А не согласится ли достойный Йаро обменять нам два лука со стрелами?
– А на что будем меняться? – быстро спросил тот, он как-то сразу оживился, от его сдержанности не осталось и следа.
– На платок, – ответил Платон и бросился к своему мешку.
Вернувшись, он развернул платок и встряхнул его – платок был ярко-красный, из тонкой бумажной материи. Глаза Йаро загорелись, он согласно кивнул и протянул руку за платком. Получив платок, Йаро стал прилаживать его на голову. Платон помог ему, а Жуан протянул Платону зеркало, и тот показал Йаро его отражение. Йаро жадно смотрел на себя в зеркале, потом с большой неохотой выпустил зеркало из рук.
Когда он ушёл из лагеря, мистер Трелони с усмешкой спросил у Платона:
– Из луков с Жуаном пострелять хотите? У вас же настоящее оружие есть…
Ответил сквайру капитан.
– У лука, мистер Трелони, перед огнестрельным оружием есть два огромных преимущества, – сказал он. – Это бесшумность и большая частота выстрелов… Были бы стрелы… Пусть Платон с Жуаном стреляют, это может пригодиться.
Ночь прошла спокойно, а вот утром, перед завтраком, к доктору, сидящему у костра, подошёл сзади матрос Брусок и что-то стал шептать ему на ухо.
– Дик! Как ты умудрился? Мы же все в платках! – вскричал доктор, он вскочил на ноги и потащил матроса за руку от костра.
Через некоторое время доктор вернулся, удручённый и растерянный.
– Что случилось, доктор? – спросил его мистер Трелони.
– Случилось то, чему и следовало случиться! – воскликнул тот с сердцем. – У наших матросов вши!.. Я их всех послал мыться и вычёсываться к ручью… Потом буду их мазать серортутной мазью.
– Ну, что вы хотите, доктор? Первые упоминания о вшах встречаются уже в трудах Аристотеля! – сказал мистер Трелони успокаивающе.
Доктор расстроенно поджал губы. Он ещё какое-то время потоптался у костра, явно не находя себе места, потом решительно направился в палатку, вышел оттуда со своей сумкой в руках и устремился в сторону ручья. С ним пошёл Жуан. Дон Родригу проводил сына долгим взглядом.
Капитан с Платоном уже разделали тушу сегодняшней добычи, они стали отрезать от неё куски и нанизывать их на толстые прутья. Из лагеря туземцев доносились неясные звуки, мистер Трелони время от времени напряжённо посматривал в ту сторону.
Матросы, доктор и Жуан вернулись в лагерь, когда мясо было уже почти готово. Скоро все тихо принялись за еду, изредка обмениваясь замечаниями. Неловкую тишину нарушил доктор, которого последний эпизод с матросами явно вывел из себя.
– А вы думаете, почему в старину все ходили исключительно в шляпах? – вдруг спросил он высоким голосом. – Посмотрите на парадные портреты вельмож!
– Ну, вы уж скажете, доктор, – откликнулся сквайр. – По-вашему, из-за вшей? Фи… И потом, мы тоже ходим в шляпах.
– Конечно, ходим – того и гляди подцепишь какую-нибудь заразу, – проворчал доктор и вдруг заговорил совсем другим, вдохновенным тоном. – Но я верю, что в будущем, лет через сто, шляпы носить никто не будет… Они отомрут. Останутся, если только для красоты.
– Ну, доктор, вы неисправимый фантазёр, – ответил мистер Трелони, улыбаясь.
– Да точно вам говорю! – вскричал доктор обиженно, потом примиряюще продолжил. – Ну, хорошо… Ну, не через сто – пускай через двести, через триста… Люди не будут носить шляпы… Шляпы останутся только у тех, кому они действительно нужны – у воинов или у моряков!
– Доктор! Вы завираетесь! – воскликнул капитан восхищённо.
Доктор Легг заулыбался, склонил голову на бок и оглядел всех добрыми глазами: матросы, которым надо было идти за дровами, отходили от костра, беззлобно посмеиваясь, дон Родригу отечески щурился, у Платона рот был до ушей, а мистер Трелони, сидя по-турецки, насмешливо качал головой, как китайский божок.
– Да что это за жизнь за такая – никогда не соври? – закричал вдруг доктор громко и возмущённо.
И у него было такое лицо, что все вокруг содрогнулись от хохота – даже Жуан, который не понял из сказанного ни слова.
****