Лекция 4
«Социологическая» теория причин преступности
Учение «антропологической» школы о «прирожденном» преступнике представляло собой слишком грубую попытку объяснить существование преступности, оно противоречило многим очевидным фактам, поэтому не могло выдержать той критики, которой подверглось со стороны ученых-антропологов, врачей, а также юристов классического направления.
Поэтому на смену, а точнее, в дополнение «антропологической» школе возникает новое течение – «социологическая» школа. Ведущими теоретиками новой школы явились немецкий криминалист Лист, бельгийский – Принс, голландский – Ван Гамель. Близко к этой школе примыкал и ряд французских криминалистов во главе с Тардом. В России «социологическая» школа была также представлена значительной группой криминалистов (наиболее крупные из них – Фойницкий, Дриль и Набоков).
С 1881 г. начал выходить журнал социологического направления, издававшийся Листом (Журнал общей уголовно-правовой науки), а в 1889 г. в Брюсселе состоялся I Конгресс Международного союза криминалистов, объединившего «социологов» различных стран.
Необходимо отметить, что «социологическая» школа не была цельным и стройным учением с ясной и четкой программой, а представляла собой течение, в котором сочетались взгляды ортодоксальных социологов и сторонников компромисса с «антропологической» и «классической» школами. В качестве предшественников «социологической» школы обычно называют основателя научной статистики Кетле и его учеников. В результате изучения статистики преступности они одни из первых стали утверждать, что общество в себе самом носит зародыш совершаемых преступлений. Само общество тем или иным путем неизбежно создает преступления, и преступник – лишь преступное орудие в его руках; каждая общественная форма порождает определенное число и определенный род преступлений, с необходимостью совершаемых в ее среде.
Самое существенное в учении Кетле положение о том, что преступность есть порождение общества, прочно вошло уже в общественное сознание к моменту возникновения «социологической» школы.
Сторонники «социологической» школы были убеждены в вечности преступления. Преступление вечно, как смерть и болезни, указывал глава «социологов» Лист. Важнейшим положением их теории было учение о так называемых «факторах преступности», согласно которому преступление представляет собой результат взаимодействия трех групп факторов:
1) индивидуальные факторы (происхождение и воспитание, образование, возраст, пол, семейное положение, физические и психические свойства личности);
2) физические факторы (времена года, климат, почвенные условия и т.п.);
3) социальные факторы (город и деревня, профессия, раса и религия, алкоголь, проституция, безработица, жилищные условия).
В учении о факторах преступности «социологическая» школа шла на компромисс с «антропологами», поскольку она придавала большое значение «индивидуальным», в частности, «антропологическим» факторам. Лист писал, что биологическое и социологическое изучение преступления не только не противоречат, но взаимно дополняют друг друга; только взаимодействие их делает возможным и обеспечивает нам объяснение преступности с точки зрения ее причинности.
В свою очередь, «антропологи», вначале исходившие из положения о том, что личные качества (физические и психические) человека безраздельно определяют его преступное или непреступное поведение, пошли на компромисс со сторонниками «социологической» школы, признав значение «физических» и «социальных» факторов преступности.
Конечно, сторонники «антропологической» и «социологической» школ не придерживались единого мнения: если «антропологи» считали решающими «индивидуальные» факторы преступности, признавая за «социальными» факторами лишь второстепенное значение, то, по утверждению «социологов», наоборот, социальные факторы имеют несравненно большее значение, чем фактор индивидуальный. Они замечают бросающееся в глаза соответствие между колебаниями в статистике преступлений, с одной стороны, и колебаниями в статистике хлебных цен, потребления алкоголя, внебрачных рождений и т.д. – с другой.
Вообще следует заметить, что в вопросе о предупреждении преступлений «социологи» исходили из убеждения о том, что преступность можно лишь ограничить или, самое большее, сократить, но ее нельзя полностью уничтожить. Это было совершенно ясно выражено в заявлениях Листа, в которых он отмечал, что мысль о возможности путем преобразования нашей общественной жизни полностью уничтожить преступность принадлежит к области утопий.
Подобно тому как «антропологическая» школа, исходя из биологической трактовки преступления, постулировала существование «прирожденного преступника», так «социологическая» школа, исходя из теории факторов преступности, выдвинула тезис о лицах, находящихся в «опасном состоянии».
Идея «опасного состояния» заключается в утверждении, будто существуют определенные категории людей, чья личность под влиянием различных «факторов преступности» оказалась в «опасном состоянии». Поскольку эти люди представляют «угрозу для безопасности общества», то общество должно постараться выявить этих лиц до того, как они совершат посягательство на его интересы, и «обезвредить» их.
Различные «социологи» по-разному определяли категории людей, находящихся в «опасном состоянии». Так, профессор Гарро в своем докладе на Копенгагенском съезде (1913 г.) Международного союза криминалистов наметил три группы лиц, находящихся в «опасном состоянии»:
а) те, которые опасны в силу их душевного состояния (сумасшедшие или полусумасшедшие);
б) те, которые опасны в силу своих предшествующих судимостей (рецидивисты);
в) те, которые опасны в силу своего образа жизни (бродяги, нищие, сутенеры, шулеры).
Смысл идеи «опасного состояния» заключается не столько в применении репрессии к душевнобольным и к лицам, которые, подобно бродягам и нищим, лишены средств к существованию, сколько в возможности признания «опасными» и подлежащими «обезвреживанию» политических противников. И, к сожалению, классическим примером реализации данной идеи были положения УК РСФСР 1922 г. и проводимая, особенно в 20— 30 гг. XX в., в СССР уголовная политика. Несомненно, заслуживает осуждения, прежде всего, сама идея возможности применения репрессивных мер к лицам, не совершившим преступления.
Следует отметить, что концепция «опасного состояния» разделялась не всеми сторонниками «социологической» школы. В частности, в ней довольно сильны были позиции так называемого «левого крыла» (итальянцы Турати и Колаянни, голландец Бонгер, некоторые русские криминалисты), которое выдвигало на первый план значение экономических факторов преступности и сопротивлялось проведению наиболее реакционных мероприятий, предложенных другими «социологами».
«Классическая» школа в уголовном праве провозглашала «nullum crimen sine lege» (нет преступления без закона) важнейшим своим принципом, что соответствовало идее справедливости. Рост преступности и неумение «классиков» объяснить этот процесс требовал новых идей в проведении уголовной политики, которые и были предложены «антропологами» и «социологами».
Они потребовали признать право вмешательства государства даже туда, где нет ни преступления, ни проступка. Признав же принципиальную возможность применения репрессии к лицам, еще не совершившим никакого преступления, сторонники нового направления объявили второстепенными и различия в составах преступления. Тем самым они отрицали за составом преступления значение важнейшего основания уголовной ответственности. Это наглядно проявилось в словах немецкого криминалиста Р. Франка, утверждавшего, что в будущем следовало бы ломать себе голову не над тем, совершено ли простое или же квалифицированное убийство, разбой или кража, а наоборот, собственно криминалистическая проблема состоит в глубоком изучении классов преступников, в отнесении преступной личности к тому или другому классу и в соответствующем каждому классу обращении с преступником.
Самому же факту совершения преступления «антропологи» и «социологи» придавали значение лишь постольку, поскольку он свидетельствовал о «преступной сущности», об «опасности» лица, совершившего деяние. Тот же Франк утверждал, что значение преступления ограничивается лишь тем, что оно является средством распознавания дефекта личности. Таким образом, антрополого-социологическое направление переносило центр тяжести уголовной репрессии с «деяния» на «деятеля».
Отныне пределы и основание уголовной ответственности должны были определяться не характером и тяжестью совершенного деяния, а тем, какова «личность» преступника (настоящего или будущего). В частности, один из лидеров «социологов» Лист прямо ставил вопрос: «Караем ли мы человека за то, что он совершает, или за то, что он собой представляет?» и недвусмысленно высказывался в пользу второго решения вопроса[18,7].
Конец ознакомительного фрагмента.