Глава 1
Вы лежите на смертном одре: ваше последнее желание, или странный мужчина в кепке
– Вот что, Аристарх, давай в темпе на Земляной Вал, – шеф глядел исподлобья, кажется, он был не в настроении. – И чтобы минимум пять, а лучше – шесть синхронов были через час!
– Не получится через час, – сказал я, прикинув в уме, что если задать интервьюируемым гражданам тот вопрос, что придумал шеф, то надо будет опросить, по меньшей мере, человек двадцать. Из них пятеро точно пошлют нас куда подальше, еще человек пять просто откажутся отвечать, а из десятка оставшихся трое-четверо понесут такую ахинею, что в передачу это не включишь. Нет, часа для опроса двадцати человек явно маловато. А может, придется делать «постановку». Если не будет получаться с интервью. То есть надо будет найти подходящего человека, уломать его, сделать несколько дублей, поскольку сразу у него вряд ли получится… На все это тоже нужно время… – Придется повозиться.
– Это как вам угодно, – произнес шеф. – Только монтаж передачи должен быть готов к шести вечера.
– Но эфир же в половине восьмого? – удивившись, задал вопрос Свешников, монтажер и звукооператор одновременно.
– Правильно, – согласился шеф. – Успею посмотреть, что вы там напортачили, переделаете, и я еще раз просмотрю…
– Напорта-ачили, – протянул Свешников обиженным тоном. – Когда такое было-то?
– Помолчи, – сказал я Свешникову, а шефу ответил: – Все ясно, шеф. – Потом посмотрел на оператора: – Ну что, поехали?
– Ага, – кивнул Степа.
– Треногу не позабудь взять, – напомнил я.
– Зачем? – Степа почти обиделся.
– С плеча снимаешь, камера дрожит, – сказал я с наставническими нотками.
– Что я, с похмелья, что ли? Ничего у меня не дрожит, – начал сопротивляться Степа, к чему я, собственно, уже привык. Он ведь такой, наш Степан. Говоришь ему: сделай панораму, он снимает статично; скажешь – давай статику, начинает делать проезд за проездом. Так что, если надо добиться от него желаемого результата, следует говорить все наоборот: «общий план», когда надо сделать крупный, и «панораму», когда нужна статика. Ибо в нем давно уже поселился бес противоречия. И сидит где-то там, внутри, не доберешься…
– Ладно, не дрожит, – согласился я. – Но треногу все равно возьми. На всякий случай… Договорились?
– Лады.
Шефа звали Гаврила Спиридонович, он был монументальный, большой, будто памятник в парке культуры и отдыха, и всецело соответствовал своему имени-отчеству. За глаза мы называли его Буйволом, он буквально тащил на себе груз всех телевизионных проблем и в поединке с тяжестью всегда оказывался победителем. Новая программа шефа – «Последнее желание». Креативная такая программа, уже две передачи прошло, и, как написал о ней «Московский комсомолец», «интерес к программе возрастает с каждым ее выпуском». Мне кажется, эту статью написал сам шеф и проплатил, чтобы она вышла, но это не столь уж и важно. А важно то, что новая программа и правда креативная.
«Последнее желание» придумал сам шеф, чтобы поднять рейтинг нашего канала. А если точнее, приостановить его падение… Называется наш телеканал очень вкусно «Авокадо». Не слышали о таком? Ну и ладно! Кто-то все же о нас слышал и даже смотрит. Это люди среднего возраста с незаконченным высшим образованием, или с законченным, но так, на троечки. Еще – домохозяйки из новоиспеченных москвичек, приехавших из рязанских, владимирских, тульских и калужских городков и сел. И продвинутые бабушки и дедушки, желающие всегда быть в курсе всех происходящих в городе событий, дабы иметь относительно их собственное мнение. И безапелляционно высказывать его на лавочках у подъездов… Поскольку свобода слова у нас полная: на лавочках, кухнях…
Иногда наши передачи бывают вовсе даже ничего. Вполне «смотрительные», как выражается шеф. Несколько раз их показывали даже по Первому каналу.
Например, очень даже неплохой был цикл передач, посвященный бомжам. Оказывается, среди этих людей не только спившиеся граждане, потерявшие квартиры и семьи, и не только «откинувшиеся» заключенные, лишившиеся собственного угла… Встречаются весьма интеллигентные бывшие (прогоревшие или кинутые) предприниматели, поэты и писатели, архитекторы и даже научные сотрудники… Некоторые выбрали такой образ жизни сознательно. Был один такой бомж лет сорока с небольшим по имени Стасик, который заявил, что бросил хорошо налаженный консервный бизнес, жену и детей, взрослых уже, но продолжавших сидеть на его шее, оставил квартиру, собрал кое-какие манатки и ушел в никуда ради свободы.
– Зае… обязанности (первое слово мы старательно закрыли гудком), – заявил он в микрофон. – Только должен, должен, должен… Жене, детям – должен. Только давай, давай. А мне кто-нибудь что-нибудь должен? Мне кто-нибудь что-нибудь дает? Чтобы вот так: Стасик, возьми? Да ни х… (гудок). Крутился, как белка в колесе. А потом: все, насто… (опять гудок, на сей раз длинный). Ничего не надо, лишь бы от меня отстали. И я ушел. Теперь все двадцать четыре часа – мои. Хочу – лежу, хочу – хожу. Думаю… О жизни, о месте человека на земле. И вообще, зачем он, человек, рождается? Ведь конец-то один у всех. Теперь – на душе у меня спокойно, благостно – свободен. Свободен ведь не тот, у кого все есть: отнять могут, кинуть. По-настоящему свободен тот, у кого ничего нет, и терять ему нечего…
– А зимой как без жилья? – спросил его я тогда.
– Зимой – трудно. Но есть социальные приюты. Там можно приткнуться, когда места есть. В метро тепло, там мы кучкуемся… Еще заброшенных домов полно. Вы даже не представляете, сколько в Москве таких заброшенных домов… Костерок развел, и тепло. Или буржуйку из бочки можно соорудить. Тепла от нее на всю ночь хватает. Еще можно специально в ментовку загреметь, стащить что-нибудь. В камерах – тепло нынче, не то что при Ельцине. Менты же с нами возиться не любят: подержат, да отпускают, – чего с нас, бомжей, взять? Опять же бесплатные столовые имеются: и покормишься, и обогреешься…
Хорошая получилась передача. Смотрительная. После нее было много откликов. Зацепил тогда тот бомж за живое не только меня, но и очень многих. Была в его словах какая-то сермяжная правда, которая заставляла задуматься. Кстати, ту передачу смотрела его жена и просила нас, чтобы мы посодействовали ей вернуть его обратно в лоно семьи, но тот бомж наотрез отказался с ней встречаться. А другая дама приходила к нам в телецентр и слезно умоляла нас познакомить с этим бродягой, так как он очень напоминал даме мужчину своей молодости. Кто знает, может, он и был им…
Почему наш канал называется «Авокадо»?
Потому что наши передачи яркие, как и всякий тропический фрукт, экзотически вкусны (для восприятия), полезны (для ориентации в жизненном пространстве) и тонизируют (не дают расслабиться в гонке за удовольствиями и достатком). Название каналу, как и объяснение значения такого названия, тоже придумал наш шеф. Он у нас главный генератор идей. Собственно, канал «Авокадо» – это и есть наш шеф…
Мы встали прямо на тротуаре. Москвичи к съемкам на улицах привычны, а потому на нас мало кто обращал внимания. Ну, ходят тут себе какие-то с камерой. И ладно! Вроде бы не особенно и мешают. Итак, нам нужны: молодежь, люди средних лет и парочка благообразных стариков. Степа сначала поснимал улицу, чтобы придать сюжету соответствующую картинку, потом нацелился на прохожих, а далее началось…
Вот дама за пятьдесят. Приостановилась, любопытствует, значит, никуда не спешит…
КОРРЕСПОНДЕНТ, то есть я. Простите, можно отнять у вас минуту времени?
ДАМА. А вы кто?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Телеканал «Авокадо», программа «Последнее желание».
ДАМА. И что?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Можно задать вам вопрос?
ДАМА. Смотря какой.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Каким было бы ваше желание, если бы вы знали, что оно последнее?
ДАМА (удивленно). А вам-то это зачем?
Ресницы ее дрогнули, глаза широко раскрылись. Возможно, лет тридцать назад подобный прием и возымел бы свое действие.
КОРРЕСПОНДЕНТ (весьма дружелюбно и жизнеутверждающе). Наша программа называется «Последнее желание», и мы проводим опрос жителей Москвы на предмет того, что бы они пожелали, зная, что это их желание станет последним.
ДАМА (нерешительно). Занятно… Ну, я не знаю…
КОРРЕСПОНДЕНТ. Простите, как вас зовут?
ДАМА (слегка кокетливо). Надежда.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Какое замечательное имя… А, простите за бестактность, сколько вам лет?
ДАМА (быстро). Мне почти сорок.
КОРРЕСПОНДЕНТ. А на вид не больше тридцати.
ДАМА. Правда?
КОРРЕСПОНДЕНТ (весьма искренне). Правда (поскольку полтинник с хвостиком был просто нарисован у нее под глазами и на шее). Итак, ответьте, пожалуйста: каким было бы ваше желание, будь оно последним?
ДАМА. Я бы, наверное, снова захотела очутиться в Париже. Посетить Лувр и музей Родена, побывать в Опере Гарнье, побродить по улочкам Ксавье Прива и Юшет и посидеть в Люксембургском саду… И чтобы был месяц май, и цвели каштаны…
КОРРЕСПОНДЕНТ (восхищенно, – грубая лесть интервьюируемой даме никогда не бывает лишней). Вы так любите Париж?
ДАМА. Я его обожаю.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Вы, конечно, бывали в нем…
ДАМА. И не раз.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Это город влюбленных. Вы счастливая.
ДАМА. Наверное, я не знаю, как-то не задумывалась…
КОРРЕСПОНДЕНТ (чувствуя, что у дамы появилось желание еще о чем-нибудь поговорить. Это уже лишнее!). Спасибо, что уделили нам время.
ДАМА. Не за что.
Она чуть кивнула и удалилась походкой парижанки. Будто и правда шла по улочке Юшет…
Я переглянулся со Степой: неплохо для начала. И увидел, что он кивает в сторону молодой парочки, приближающейся к нам с тыла…
КОРРЕСПОНДЕНТ. Простите, вы не слишком торопитесь?
ПАРЕНЬ (заинтересованно). Нет, а чо?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Мы хотели бы взять у вас интервью.
ПАРЕНЬ (довольно улыбаясь). Вы из телика, что ли?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Точно, из телика. Программа «Последнее желание», канал «Авокадо». Можно вопрос?
ПАРЕНЬ. Ага.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Что вы хотите от жизни?
ПАРЕНЬ. Много чего.
КОРРЕСПОНДЕНТ (обращаясь к девушке). А вы?
ДЕВУШКА (капризно поморщив губки). Ну, короче, чтобы все было…
КОРРЕСПОНДЕНТ. Понятно… А каким было бы ваше желание, если бы оно было последним?
ПАРЕНЬ. Это чо, перед смертью, что ли?
КОРРЕСПОНДЕНТ (слегка раздосадованно). Где-то так…
ПАРЕНЬ. Мое желание исполняется, а потом я коньки откидываю, так, что ли?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Да. Самое последнее желание.
ПАРЕНЬ (обрадованно). Я бы хотел трахнуть Анжелику Джоли.
ДЕВУШКА (слегка обидевшись). Анджелину, придурок.
ПАРЕНЬ. Ну, да, Анджелину Джоли.
ДЕВУШКА. Ты, ваще, думаешь, что говоришь?
ПАРЕНЬ. А чо?
ДЕВУШКА. Да ничо, придурок! (Обращаясь уже ко мне.) Короче, мы пошли.
КОРРЕСПОНДЕНТ (уже им в спину). Спасибо!
– Ты это снял? – спросил я у оператора, когда парочка ушла.
– Снял, – ответил Степа.
– Больше такое не снимай, – сказал я, прекрасно зная, что Степа поступит наоборот.
– А вы чо, кино снимаете?
Я обернулся и увидел мальчишку лет восьми.
– Нет, у нас передача, – ответил я.
– И потом по телику покажете?
– Да, покажем, – сказал я.
– И меня можете снять…
– Можем, если ты ответишь на мои вопросы, – сказал я и посмотрел на Степу.
– А какие вопросы? – подошел ближе пацаненок.
– Например, такой: у тебя есть желания? – спросил я.
– Есть, – заулыбался мальчишка.
– А какие?
– Хочу кататься на водных горках в Аквапарке, не ходить в школу, хочу компьютер, чтобы играть в разные игры, хочу, чтобы у меня… – начал перечислять свои желания пацаненок.
– Стоп, – перебил я его, понимая, что одни только перечисления могут отнять у нас добрый час. – А, скажем, какое у тебя будет желание, если тебе скажут, что оно последнее? И больше ты уже ничего не сможешь никогда пожелать?
– Одно желание, после которого желания уже не будут исполняться? – уточнил пацан.
– Да, одно. Последнее. Самое важное для тебя, – посмотрел я на мальчишку и подумал, что сейчас он попросит миллион долларов… Ох, уж это современная поросль.
– Миллион долларов, – подумав, ответил мальчишка.
– А зачем тебе столько денег? – спросил я.
– Чтобы вылечить мамку. У нее рак…
– А где твой отец? – спросил я, обескураженный ответом, мальчишка-то, оказывается, не пустышка. Я-то ведь ожидал нового перечисления… Ошибся… Вот оно как бывает, действительность куда сложнее.
– Отец от нас ушел, – ответил пацан. – Мамка говорит, что он гад и сволочь.
– И он вам не помогает?
– Не-а, – ответил пацан и спросил: – А когда мне на себя смотреть?
– Ты его снял? – повернулся я к Степе.
Степа молча кивнул.
– Смотри сегодня в половине восьмого вечера, – сказал я. – Канал называется «Авокадо», а передача «Последнее желание»…
– Значит, в полвосьмого? – переспросил пацан.
– Да, в полвосьмого, – ответил я. – Не забудь!
Мальчишка убежал, и на нем наша удача закончилась. Как обрезало! Женщина с сумками и капельками пота над верхней губой едва не послала нас… в далекие степи, а мужчина в солнцезащитных очках оказался настолько занятым, что на мой вопрос лишь молча покачал головой и прошел мимо.
Ага, вот бабушка… Самый заинтересованный интервьюируемый и самый благодарный зритель.
КОРРЕСПОНДЕНТ (бодро). Здравствуйте. Бабуль, вы ведь на пенсии?
БАБУШКА (слегка подозрительно, чего это он вдруг на улице заговаривает). Ага, внучек.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Значит, время у вас есть?
БАБУШКА (заметив камеру, слегка оттаяла). Ну, это одному Богу известно, есть ли у меня еще время…
КОРРЕСПОНДЕНТ (бодро так, харизматично улыбнувшись). Ну, будем надеяться, что есть.
БАБУШКА. А чего ты хочешь-то от меня?
КОРРЕСПОНДЕНТ (несколько важно, как и подобает настоящим акулам репортажа). Мы с телевидения. Хотели бы задать вам вопрос.
БАБУШКА (проявив заметный интерес). А какой?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Каким было бы ваше последнее желание, если бы вы…
БАБУШКА (хмыкнув). Лежала на смертном одре, что ли?
КОРРЕСПОНДЕНТ (выказав некоторое смущение). Да, где-то так…
БАБУШКА (весьма бодренько). Ну, смерти я, милок, не боюсь. Сколько раз уже молила Бога, чтоб он прибрал меня.
КОРРЕСПОНДЕНТ. А что так?
БАБУШКА (в голосе печаль). Устала я, сынок.
КОРРЕСПОНДЕНТ (сведя брови к переносице). Я вас понял. Итак, бабуль, ваше последнее желание?
БАБУШКА. Поменялась бы с сыночком своим.
КОРРЕСПОНДЕНТ. То есть?
БАБУШКА. А то и есть. Убили Володеньку моего в Афганистане этом проклятом. Так я и хочу поменяться: пусть это меня убьют, а Володя жив останется…
Потом старушка еще минут сорок рассказывала о себе, своей жизни, и я не мог ее прервать, хотя терпение было уже на исходе. Да и Степа топтался с ноги на ногу, ожидая, когда мы продолжим съемки…
Обычно я прерываю подобные пространные рассказы, не в резкой форме, а начинаю благодарить, рассыпаться в любезностях… Есть у стариков такая привычка: рассказывать все подряд, начиная с самого голодного детства, военного или послевоенного… Потом обязательно идет рассказ о тяжелой работе в колхозе за трудодни («да и сейчас готов голодать, главное, чтобы войны не было»)… В конечном итоге все сводится к тому, что неплохо бы воскресить Сталина, чтоб цены снижали к каждому празднику и чтоб порядок был…
Наконец, бабушка спохватилась (куда-то ведь она шла), попрощалась. А к нам неслышной походкой индейца-охотника приблизился подвыпивший мужчина под руку с полной женщиной, наверное, супругой.
– А вы чего снимаете? – спросил он заинтересованно, подтягивая к себе цепляющуюся за него жену.
– Программу, – уныло ответил я. Поскольку общаться с выпившими мужичками на камеру – дело гиблое и никакого удовлетворения и результата не приносящее.
– Что, вопросики там разные прохожим задаете? – спросил мужчина.
– Задаем, – столь же неохотно ответил я.
– Ну, так вот, – мужик выпрямился и ударил себя кулаком в грудь: – Я тоже прохожий!
– Пошли, Сема, не приставай к людям, – недовольно потянула его за руку супруга, понимая, что роль звезды в этом телепроекте ей не светит.
– Да погоди ты, – попытался высвободить свою руку от хватки супруги мужик. Но у него не получилось. Жена держала его крепко и все время тянула к себе так, что он склонялся в ее сторону и балансировал на одной ноге. Потом ему удавалось подтащить жену к себе, и он снова становился на обе ноги. Для Степы, наверное, все это было снимать презабавно, но меня пьяный мужик начинал раздражать…
– Клава, – встав вновь на обе ноги, пьяно произнес мужик. – Я к людям не пристаю. Это они ко мне пристают со своими вопросами. Ну, ладно уж, валяйте. Задавайте быстрее, а то моя благоверная начинает нервничать!
– Хорошо, – ответил я. – Представьте себе, что вы лежите на смертном одре, – нарочно стал выдерживать паузу.
– Да чего вы такое говорите! – визгливо возмутилась супруга мужика.
Мужик несколько раз хлопнул глазами.
– Ничего себе начало…
– Вы лежите на смертном одре, представили? – повторил я мужику.
– Ну, – неопределенно ответил Сема.
– Пошли, я тебе говорю! – супруга Клава снова притянула мужика к себе, и он завис, стоя на одной ноге. – Они какие-то ненормальные!
– Каким будет ваше последнее желание? – закончил я вопрос.
Мужик снова хлопнул глазами:
– Пусть мне дадут стакан водки… Нет, два, пожалуй… Но только самой лучшей и дорогой водки. А потом пусть дадут мне сигару. Настоящую, гаванскую, – его лицо просветлело. – И чтобы подали мне все это… две красотки… Чтобы были без тру… – слегка покосился он на супружницу, – без этого… лифчиков, в одних плавках. Нет, в этих… стрингах! И чтобы грудь у них была третьего размера… А потом я с ними… И так, и эдак, и опять…
Он стал наглядно демонстрировать, как он будет с красотками…
– Сема, Сема! Чего ты такое вытворяешь, да еще на людях?! – пришла в ужас от увиденного супруга Клава. – Стыд-то какой, Господи.
– Что? – грозно посмотрел на нее Сема, и его отчаяние полилось из глаз бурным потоком. – Стыд для меня с тобой жить, змеюкой поганой. – Не поверишь, – обратился ко мне Сема, – каждый день пилит и пилит, пилит и пилит. Скандалы, ругань… Все жилы из меня вытянула, кобра! Веришь, – проникновенно посмотрел мне в глаза Сема, на минуту отрезвев, – мочи больше нет. А ведь живу…
– Понимаю, – ответил я и тоже честно посмотрел в глаза собеседнику.
– Вот! – обрадовался Сема и хлопнул меня по плечу. – Настоящий мужик! И все понимает, не то что ты, – с этими словами он обернулся к жене и с отвращением посмотрел на нее.
– Хорошо, хорошо, пошли, – Клаве удалось оттащить от нас супруга, который уже сник и перестал сопротивляться… – Вы ведь это вырежете, верно?
– Конечно, вырежем, не беспокойтесь, – пообещал я, солгав. Такие жизненные кадры мы обязательно вставим в передачу. Ведь людям всегда интересно посмотреть на тех, кому хуже в этой жизни, чем им самим. И порадоваться за себя…
Потом к нам приблизилась молодая элегантная женщина, очень любящая себя и явно знающая себе цену. На это указывала ее походка сугубо по прямой линии, неброский, но очень дорогой наряд и клатч под мышкой явно из натуральной змеиной кожи. Было понятно, что у нее все в полном порядке.
– Простите, – сказал я ей, когда она поравнялась с нами. – Вам можно задать вопрос?
– Нет, – ответила знающая себе цену и посмотрела на меня так, будто я был для нее пустым местом. Такой взгляд, конечно, покоробил и задел самолюбие. Собственно, он и был для этого предназначен – унизить и испортить настроение. Ибо для некоторых людей приятно сделать человеку плохо, нежели в чем-то ему помочь…
Однако она остановилась, что указывало на возможность продолжения разговора. И я не преминул бодро произнести:
– Мы представляем телеканал «Авокадо»…
– Не слышала о таком, – холодно ответила женщина.
– Вы скромничаете, – я решил не сдаваться перед фифой и вывести ее на чистую воду. Конечно, это не входило в планы передачи, но уж очень хотелось поставить «знающую себе цену» на ее законное место… – Я уверен, все же вы слышали о нас и время от времени смотрите.
– Почему вы так уверены? – сделала она презрительную гримасу.
– Потому что многие домохозяйки нас с удовольствием смотрят, – доброжелательно улыбаясь, сказал я. – И вы, мадам, не являетесь исключением…
– Я не домохозяйка, – длинные ресницы беспомощно захлопали, молодая женщина не хотела показывать вида, что я угодил в самое яблочко. – У меня есть домработница.
– Не сомневаюсь, что у вас есть домработница, – максимально наполнив свою фразу сарказмом, сказал я.
– А что это вы так со мной разговариваете? – возмутилась она.
– Как, так? – изобразил на своем лице полное непонимание. – Я очень хорошо с вами разговариваю, мадам… Итак, – сахарно улыбнулся, – вы готовы ответить, каким будет ваше последнее желание перед смертью? Может, вы вспомните о юноше, которого когда-то обидели?
Молодая женщина изменилась в лице. Теперь она стала походить на восковую куклу, красиво наряженную, и только! Сейчас она скажет «да пошел ты», чем тотчас выкажет свою сущность…
– Да пошел ты! – со смаком произнесла она и, повернувшись, пошла прочь, печатая слишком широкий шаг для настоящей леди. – Только одни сплетни и снимаете!
– И вам не хворать, – крикнул ей во след… – Снял? – повернулся я к Степану.
– А то!
– Отличный будет кадр!
И больше никто не желал отвечать на наши вопросы, и даже если не отказывали с ходу, то, услышав вопрос, резко менялись в лице, отнекивались, несогласно махали руками и уходили прочь. А потом нам попался мужчина лет под шестьдесят, высокий и худой. У него был потухший и усталый взгляд, какой бывает у людей, крепко побитых жизнью…
КОРРЕСПОНДЕНТ (громко, чтобы обратить на себя внимание). Здравствуйте!
МУЖЧИНА (приостановившись). Добрый день.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Судя по вашим глазам, день у вас не такой уж и добрый. Что-то произошло?
МУЖЧИНА (проявив интерес). Нет, ничего особенного не произошло, в том-то и дело.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Что значит «в том-то и дело»? Поясните, пожалуйста.
МУЖЧИНА. Это не жизнь, когда ничего не происходит, а тоска. Сегодняшний день как две капли воды похож на вчерашний. А завтрашний будет походить на сегодняшний. А все, что должно было случиться, – уже произошло. И нового, неизведанного уже не будет. Это не жизнь… Вы понимаете меня?
КОРРЕСПОНДЕНТ (возникло ощущение журналистской удачи, тьфу-тьфу, не сглазить бы!). Очень хорошо понимаю.
МУЖЧИНА. Хм… Сомневаюсь.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Зря… Вы думаете так: пусть случится не очень хорошее, но все же что-то случится, верно? И тогда вы почувствуете жизнь.
МУЖЧИНА (с еще большим интересом). Верно.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Вот сегодня, к примеру, с вами уже что-то произошло. Не каждый день у вас берут интервью?
МУЖЧИНА. Согласен. А о чем вы хотели у меня спросить?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Мы представляем телеканал «Авокадо».
МУЖЧИНА (заинтересованно). Как?
КОРРЕСПОНДЕНТ. «Авокадо»… Вы что, не смотрите нас?
МУЖЧИНА. Признаюсь, я вообще года три не смотрю телевизор.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Почему?
МУЖЧИНА (устало). Надоело. Одно и то же.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Я с вами не согласен, но спорить не буду. Вы сделали выбор. Он вполне осознан. А любой осознанный выбор достоин уважения.
МУЖЧИНА. А как называется ваша передача?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Мы делаем передачу, которая называется «Последнее желание». Какое, к примеру, у вас будет последнее желание?
МУЖЧИНА. Последнее?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Последнее!
МУЖЧИНА. После его исполнения – пустота и темнота?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Именно. Можете немного подумать.
МУЖЧИНА. Хм, интересная постановка вопроса. А мне не надо думать. Я уже размышлял над этим.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Вы уже задавались таким вопросом?
МУЖЧИНА. Да.
КОРРЕСПОНДЕНТ. И как вы на него ответили?
МУЖЧИНА. Я хотел бы попросить дать мне возможность исправить ошибки…
КОРРЕСПОНДЕНТ. А у вас их много?
МУЖЧИНА (с грустью). Достаточно.
КОРРЕСПОНДЕНТ. А какие ошибки вы хотели бы исправить? Если не секрет, конечно.
МУЖЧИНА. Не секрет… Я бы хотел успеть попрощаться с отцом. Однажды, когда я уходил в школу, отец, а он сильно болел, помахал мне рукой. А я ему не ответил. Был обижен на него, за что – уже не помню. Так вот, я хотел бы тоже в ответ помахать ему рукой…
КОРРЕСПОНДЕНТ. А еще?
МУЖЧИНА. Я неправильно вел себя с одной девушкой. Это была моя первая любовь. Был капризен и подозрителен. Сильно ревновал. Я бы хотел, чтобы ничего этого не было. А были бы цветы и музыка…
КОРРЕСПОНДЕНТ. Я вас понял. А еще?
МУЖЧИНА. А еще я незаслуженно обидел одного человека. Хотел бы перед ним извиниться.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Ну, так извинитесь сейчас.
МУЖЧИНА. Сейчас не могу.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Почему?
МУЖЧИНА. Его уже нет в живых.
КОРРЕСПОНДЕНТ. То есть вы хотели бы исправить ошибки, за которые вам теперь стыдно?
МУЖЧИНА. Да. Вы все правильно поняли.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Спасибо за откровенность.
МУЖЧИНА. Это все?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Да. Не смеем вас больше задерживать.
МУЖЧИНА. А как вы думаете, возможно такое, чтобы исполнилось мое последнее желание?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Думаю, да. В жизни возможно все.
МУЖЧИНА. Спасибо.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Это вам спасибо…
Что ж, он все сказал правильно. И честно. Я бы тоже, наверное, попросил дать мне исправить совершенные в жизни ошибки. Правда, мне не под шестьдесят, а около тридцати, но ошибок, которые хотелось бы исправить, уже хватает…
Под занавес нам попался неприметный мужчина в кепке, средних лет и среднего роста. На нем были китайские джинсы, футболка без рисунков и надписей и коричневая легкая куртка под кожу, которые продаются на рынках за тысячу рублей. На вопрос, есть ли у него минутка, он остановился и вопросительно посмотрел на меня.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Телеканал «Авокадо», программа «Последнее желание». Каким будет ваше желание, если вы будете знать, что оно – последнее?
МУЖЧИНА В КЕПКЕ (спокойно). То есть после исполнения желания я помру?
КОРРЕСПОНДЕНТ (едва улыбнувшись, хорошо, что камера направлена на человека в кепке). Представьте…
МУЖЧИНА В КЕПКЕ. Мое последнее желание будет – убить Санина.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Вот как?
МУЖЧИНА В КЕПКЕ. Именно так.
КОРРЕСПОНДЕНТ. А какого Санина вы хотите убить, позвольте вас спросить? Того, что заседает в Московской городской думе, или нашего известного актера?
МУЖЧИНА В КЕПКЕ (едва ли не обиженно). Актера, конечно.
КОРРЕСПОНДЕНТ. А почему его?
МУЖЧИНА В КЕПКЕ. Тот Санин, что в Мосгордуме, ничего не делает, только баклуши бьет. Поэтому убивать его не за что.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Интересное суждение. А Санина-актера есть за что убивать?
МУЖЧИНА В КЕПКЕ (очень твердо). Есть!
КОРРЕСПОНДЕНТ. Поясните, пожалуйста.
МУЖЧИНА В КЕПКЕ. Вы задали вопрос касательно последнего желания, верно?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Верно.
МУЖЧИНА В КЕПКЕ. Я на него ответил?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Ответили, и большое вам за это спасибо.
МУЖЧИНА В КЕПКЕ. Пожалуйста… А теперь – до свидания.
– До свидания, – ответил я машинально.
Этот тоже вполне откровенен. И даже слишком…
Степа снял еще пару-тройку панорам, – пустой двор с облупившейся стеной и кучей битого кирпича в конце улицы, эти картинки будут служить перебивками в передаче. Потом я сказал несколько слов на камеру, что, дескать, вот какие последние желания имеются у столичных российских граждан, и объявил, что репортаж с московских улиц (а была-то всего одна, лишь места для камеры менялись) вели я, корреспондент программы «Последнее желание» Аристарх Русаков, и оператор Степан Залихватский.
– Ну что, все? – спросил облегченно Степа и стал укладываться.
– Да, все, – ответил я.
– А хорошая должна получиться передача, – заметил Степа, спрятав камеру в чехол. – Жизненная.
– Это точно, – согласился я.
А потом мы дружненько сели в машину и поехали «на базу».