Глава 4
Сальватор вдавил кнопку звонка. В квартире взорвалась резкая трель, вой смолк. Открывать никто не торопился. «Скандинав» опять позвонил, затем грохнул по двери кулаком:
– Перес, открой!
Я приник ухом: внутри слышался скулеж и стоны.
– Это Ортега и Вальдес! – крикнул я. – Можешь открыть?
– Не могу, – донеслось едва различимое.
– Ему не открыть, – передал я «скандинаву».
– Ты далеко от двери? – громко спросил он.
– Даль…ко, – разобрал я.
Сальватор отступил, разбежался на площадке – и с одного удара высадил хлипкую фанеру вместе с дверной коробкой. Все это загремело на пол, а мы ворвались внутрь.
Перес ничком лежал на пороге: ноги – в комнате, голова на вытянутых руках – в прихожей. Крови не было видно. Сальватор присел рядом на корточки:
– Что такое?
– Дьявол! – простонал наш скандалист. – Больно… Не трогай меня!
На площадку выглянули испуганная мать Пепе и соседка из другой квартиры.
– Не беспокойтесь, пожалуйста, – я поднял выбитую дверь и закрыл ею проем.
– Позвоночник цел? – спросил «скандинав» у Переса. – По хребту не били?
– Нет…
Сальватор осторожно перевернул его на спину.
– Эк тебя отделали!
Пуговицы на рубашке Переса были вырваны «с мясом», и на голой груди виднелись фиолетовые кровоподтеки. Его обрабатывали, не жалея ног.
Я сходил на кухню и принес мокрое полотенце, чтобы обтереть ему разбитое лицо, и чашку с водой.
– Пить не давай, смочи губы, – предупредил Сальватор, расстегивая Пересу ремень. – Ну и ну, – он разглядывал изукрашенный синяками жилистый живот. – Кто тебя приласкал?
Распухшие губы Переса страдальчески скривились. Сальватор посчитал ему пульс, пощупал руки, запустил пальцы под носки.
– Холодный. Надо «скорую». И полицию.
– Не надо! – Перес вскинулся, желая сесть, но не хватило сил, и он бы брякнулся затылком, не поддержи его «скандинав». – Только без полиции!
– Хорошо, – согласился я. – Но ты скажешь нам, кто бил и за что.
Он зажмурился.
– И второе: откуда ты знал, что сеньор Пьятта не придет сегодня на работу?
Перес жмурился, кривился.
– Пока ты думаешь, я вызываю «скорую». Но если после этого молчишь, звоню в полицию.
У него подергивались губы.
– Бытовая драка, – объяснил я «скорой помощи», – внутреннее кровотечение. – Я продиктовал адрес и наклонился над Пересом с «мобильником» в руке. – Ну? Что скажешь?
– Про Пьятту сглупа ляпнул, – пробормотал он. – Ничего не знал, чесслово… А били… – он широко раскрыл глаза и поглядел на меня с неподдельным отчаянием, – за длинный язык.
– Кто?
Молчание.
– Имя! Не то звоню в полицию – и будешь отдуваться вдвоем с сеньором Гули.
Его перекосило.
– Нет, – выдохнул он хрипло. – Генерал.
– Врешь, сволочь!
– Генерал, – повторил Перес. – За длинный язык… – У него закатились глаза. Или нарочно их закатил, симулируя обморок.
Не мог же я его заново бить, чтоб выколотить правду!
Дожидаясь «скорую помощь», мы осмотрели квартиру. Тесное, убогое жилье, скрашенное дорогим японским телевизором и музыкальным центром; среди бедной обстановки эти вещи казались крадеными.
Возле телефона лежала записная книжка. Сальватор взялся ее проглядывать; оттуда выпал вложенный листок. Я подобрал его – и вздрогнул. Знакомым, похожим на типографский шрифт почерком было написано: виа Монта, 69, затем наш с Дженом телефонный номер и инициалы – Г.М. Генерал Макнамара. Мой брат сам оставил Пересу свои координаты. Санта-Мария, зачем?!
«Скорая» увезла Переса, а мы перенесли к Пепе телевизор и музыкальный центр, затем приладили на место дверь. Получилось не очень-то надежно, хотя немногим хуже, чем было до нас, да и мать Пепе уверяла, что грабителей в их доме спокон веку не водилось и квартира простоит нетронутой до возвращения хозяина. Свидетелей расправы мы не нашли: никто из соседей не слышал шума и криков. Надо полагать, Переса лупили молча, а он без звука терпел и взвыл лишь перед нашим появлением.
– Вранье, – сказал я Сальватору, когда мы возвращались в «Генерал-М». – Джен не стал бы наказывать его ногами. С разрывом внутренних органов. Это не его стиль.
– А что бы он сделал?
– Попросту набил бы морду. Он же не зверь какой!
– Зверь сидит в любом из нас, – заметил Сальватор. – Вот ты, например: едва удержался, чтоб не приложить руки. Ответь честно: будь ты один, без свидетеля, удержался бы?
– Разумеется. Я мягкосердечный и жалостливый.
– Это пройдет, – «скандинав» улыбнулся.
Он затормозил, готовясь делать левый поворот на перекрестке. Мимо проехал грузовик с болтающимся задним бортом, из кузова щедро сыпались тонкие белые стружки, словно снежные хлопья; отличный реквизит для киностудии. Несколько «хлопьев» прильнули к нашему ветровому стеклу и поползли, как живые, когда Сальватор газанул.
– Мне показалось, Перес не врал, – продолжал «скандинав». – Когда ты помянул Гули, он перетрусил. Я бы поверил, что его отделал некий Генерал… не обязательно наш. И что за длинный язык, не сомневаюсь: он наверняка всюду вопит и на всех жалуется. А коли выплывет, что он разговорился перед нами, вразумление могут повторить.
Я обещал никому не проболтаться. И мне легла на душу версия, что со скандалистом расправился чужой Генерал. Мало ли в городе шпаны, которая может носить гордое прозвище. Или, например, тот плечистый «бандюк», виденный Пепе. Странно только, что именно сегодня. А если его покарали за ту самую фразу – «Пьятты сегодня не будет»? В таком случае, в нашей школе не один бандюк, а сразу двое. По крайней мере, возле Переса были преступные уши, которые слышали, и преступный язык, который донес информацию куда надо. Я поделился с Сальватором.
– Скверно, если мы куем кадры для местной мафии, – отозвался «скандинав». – Придется сообщить в полицию.
Я мысленно пожелал Пересу допроса с пристрастием. Тут ожил мой «мобильник».
– Тео Вальдес слушает.
– Говорит Энрике Моро. – Энрике – наш дневной дежурный в школе. – К тебе пришли из полиции. Я попросил подождать.
Кажется, с пристрастием будут допрашивать меня самого.
Полицейский ожидал в холле. Седой, но молодцеватый, без объемистого брюха, которое отрастили себе большинство эсталусийских полицейских, в строгом штатском костюме.
– Инспектор Гольдини из городского отдела убийств, – представился он, показывая удостоверение. – Ваш дежурный, – он кивнул на Энрике, который с видом неприступной скалы возвышался за своим столом, – отказался пускать меня дальше холла. Я даже не смог поглядеть тренажеры, а это любопытно.
– Я покажу, – вызвался Сальватор. – Пойдемте. – Он пропустил инспектора в коридор, а сам, обернувшись, ткнул пальцем в его сторону и в телефон перед Энрике, спрашивая у дежурного: «Ты проверил?»
Энрике со значительным видом покивал, затем ободряюще подмигнул мне: держись, мол, – в схватке с полицией ты должен победить.
Я двинулся вслед за Гольдини и Сальватором; они завернули в тренажерный зал.
– Неплохо живете, – прищелкнул языком инспектор, оглядев оборудование. – Кой чего и у нас нет. – Он включил ленту беговой дорожки и вздохнул, с трудом преодолев желание на нее встать; выключил. – Сеньор Вальдес, нельзя ли мне за отдельную плату у вас тренироваться? – Он добродушно улыбнулся, и я был волен принять его слова за шутливый комплимент либо за деловое предложение.
– Для наших друзей из полиции – бесплатно.
Он благостно кивнул, готовый быть моим другом.
– Прошу прощения; я на минуту вас оставлю. Сальватор, покажи сеньору Гольдини наш тир и затем проводи в мой кабинет. – Я не запнулся на слове «мой».
Инспектор хотел возразить против тира, но я уже смылся. Взбежал на второй этаж, влетел в кабинет и схватился за малый телефонный справочник, который мы с Рафаэлем лично составляли. Номер городского отдела по расследованию убийств нашелся в три секунды.
Мне сразу ответили.
– Здравствуйте; говорит Вальдес из «Генерала-М». У вас работает инспектор Гольдини?
– Работает. От вас уже спрашивали. Он как раз к вам выехал.
Я едва успел осознать, что именно мне сказали, как вошел инспектор. Сальватора он попросил остаться за дверью.
– Садитесь, пожалуйста, – я указал на диван; он довольно глубокий и располагает к лени и расслабленности.
– Благодарю. – Гольдини подтянул себе стул и уселся напротив меня; нас разделял лишь стол с компьютером.
Я вгляделся в лицо своего посетителя. Крупные, породистые черты аристократа, прямой твердый взгляд. Этот взгляд перебежал с меня на рекламный плакат, задержался на Рафаэле с Дженом.
– Я веду дело сеньора Пьятты, – начал инспектор. – Во-первых, – он полез во внутренний карман пиджака, – взгляните и ответьте: что это? – Гольдини положил передо мной визитку Рафаэля, на которой округлым почерком было приписано: Сальватор Ортега, Тео Вальдес.
– Это визитная карточка нашей школы. Мы их везде раздаем. – Напрашивался вопрос, где Гольдини взял именно эту, но я и сам догадался. И немало обеспокоился.
– Почему на ней значатся ваши с сеньором Ортегой имена?
– Мы с Сальватором дружны. Часто бываем вместе, знакомимся с людьми. Кто-то записал, чтоб не забыть, вот и все.
Взгляд Гольдини сделался тяжелым, давящим.
– Эту карточку, – инспектор забрал ее и вновь спрятал, – вы оставили сегодня у хозяйки придорожного кафе в Карна-Теги.
– Ну и что?
– О чем вы с ней говорили? – резко спросил Гольдини – точно захлопнул капкан.
– Мы купили питье и предложили охранные услуги. Чисто по привычке – у нее на это нет денег. А в чем дело?
– Возможно, она рассказала что-нибудь, что может помочь следствию? – спросил инспектор мягче.
Я повел плечами.
– Ничего она не рассказывала. С какой стати?
Если Гольдини рассчитывал, что я в два счета сдам Диану, его надежды не оправдались: я твердо стоял на своем. В конце концов он вроде бы поверил.
– Теперь о погоне за сеньором Пьяттой. Будьте добры, припомните в подробностях, что вы слышали в трубке.
В дверь постучали.
– Я занят, – отозвался я тем вежливым тоном, который предполагает продолжение: «Но коли вам невтерпеж, заходите».
– Сеньор Гольдини, извините, пожалуйста, – в кабинет со смущенным видом заглянул Сальватор.
Инспектор повернул голову. Дверь распахнулась, и «скандинав» ворвался с пистолетом в руке:
Конец ознакомительного фрагмента.