Вместо вступления. «Под кем работаете?»
Когда я мысленным взглядом обращаюсь в середину 80-х годов теперь уже прошлого XX века, из запасников памяти непременно всплывает удручающий образ длинной очереди, в которой терпеливо стоят усталые люди. Они молчат, лишь порой услышишь спор по формуле «вас здесь не стояло». Уверена, что этот образ преследует не только меня, потому что очередь была неотъемлемой чертой советского образа жизни. Люди выстаивали очереди за едой и ширпотребом, за билетами на поезда и самолеты, в кассах кинотеатров, в гостиницах – в надежде получить хоть какое-то место. Были и такие очереди, в которых не «стояли», в них «записывались» и «отмечались». А как еще рядовой гражданин страны развитого социализма мог добыть стиральную машину, холодильник или комплект кухонной мебели?
Слово «дефицит» прочно вошло во все сто с лишним языков народов и народностей СССР. Его отлично дополняли ставшие привычными понятия «из-под полы», «из-под прилавка» и «достать», успешно вытесняющие «купить».
Меня еще ребенком поражало: вот заходим мы с бабушкой в магазин с полупустыми прилавками, а выходим с кошелкой, груженной всякими вкусными вещами. Прямо-таки кошелка-самобранка получалась у бабушки!
Впрочем, для того, чтобы носить дефицитные вещи и есть дефицитные продукты, был и другой способ: суметь подняться по номенклатурной лестнице повыше. Такому умельцу щедрая рука власти и купоны на приобретение гречневой крупы и туалетной бумаги выдаст, и в очередях на получение квартиры и установку телефона продвинет. Да и саму «лестницу» надо выбирать с умом. Одно дело сотрудники НИИ из военно-промышленного комплекса и совсем другое, скажем, археологи из академического института. Последние – люди закаленные, привычные к работе «в поле», и без туалетной бумаги обойдутся.
Однако «свято место не бывает пусто», и, судя по рассказам, в середине 70-х годов в стране проявились первые признаки теневого рынка, еще неоперившегося и пугливого, как весенний ландыш. Проявлялся он в двух ипостасях – спекуляции остродефицитным товаром и зарождавшейся фарцовке. И то и другое преследовалось по всей строгости закона наравне с политическими преступлениями. А как же иначе, это ведь проявления буржуазного образа жизни, с неузаконенной же буржуазией у буржуазии номенклатурной разговор был короткий. В том случае, конечно, если «застукают», поймают, но переловить всех нарушителей оказалось просто невозможным.
Страх перед сталинскими репрессиями был в прошлом, и злоупотребление служебным положением на рабочих местах, начиная от продавца магазина до директора завода, стало обычным явлением.
Но в один прекрасный момент крупнейшее тоталитарное государство, прогнившее изнутри, словно по мановению волшебной палочки, обвалилось. Мне этот процесс представляется так: с горы катится большущий камень, сметая все на своем пути и постепенно раскалываясь на пятнадцать кусков. В тот год изменились все наши представления – и о рыночной экономике, и о роли денег в обществе, и о безошибочности курса Коммунистической партии как решающей и направляющей силе социалистического общества, и о распределении и перераспределении материальных благ, и о религии, и о сексе. Начало меняться и понимание преступного мира и его роли в нашей жизни.
Как нам представлялись персонажи криминального мира в социалистический период? Квартирные воры с бегающими глазками, которые вздрагивают от каждого неожиданного звука; «щипачи» в транспорте, вытаскивающие кошельки и бумажники у рассеянных пассажиров; маньяки-убийцы, подстерегающие свои жертвы в безлюдных местах.
Все они в нашем сознании рисовались темными и неумными типами со злыми и одновременно раскаивающимися глазами. Мы были уверены, что все преступления рано или поздно раскрываются силами доблестных работников нашей милиции. Нам очень редко бывало жаль тех, кто совершал преступления, мы с нетерпением ждали, когда справедливость восторжествует и заслуженная кара падет на головы преступников.
Уголовный кодекс бывшего СССР содержал множество подсудных статей, но я бы их разделила на три части:
политические статьи (агитация и пропаганда против государственного и общественного устройства СССР);
чисто криминальные статьи (грабеж, убийство, изнасилование, хулиганство и т. д.);
криминальные статьи с экономическим уклоном (валютные операции, хищения, спекуляция).
Советским криминальным миром тоже был выработан общий свод правил «жизни по понятиям», которым руководствовались профессиональные преступники, – Воровской закон. Согласно принятой в нем иерархии в криминальном мире правили воры в законе. Можно провести параллель между этим определением и понятием «крестный отец» в итальянской и американской мафиях.
Вор в законе – это, как правило, неоднократно сидевший преступник, которого коронуют другие воры в законе. При этом учитываются его моральные качества, профессионализм в совершении преступных деяний, умение разбираться в ситуациях и выносить решения по любым конфликтам между субъектами криминального мира.
Воровской закон включает большой свод правил, полностью регулирующих криминальный мир. Чтобы дать читателю представление об этих правилах, приведу некоторые из них в собственном изложении.
Вор в законе не смеет ни на шаг отступать от своей «профессиональной» стези; он должен не только контролировать процесс совершения преступления, но и быть вовлеченным в него; другими словами: ты вор до тех пор, пока реально подтверждаешь себя в деле.
Вор в законе не должен иметь никакого отношения к вооруженным силам и правоохранительным органам.
Вор в законе должен на зоне сидеть вместе со всеми, а не искать местечек потеплее (имеется в виду работа, скажем, в библиотеке или на кухне).
Придерживающийся воровских традиций никогда не будет угрожать другому вору, нападать на него и воровать у его семьи.
Этот список можно продолжать и продолжать. Но главное – в другом.
Воровские законы соблюдались и соблюдаются беспрекословно и более четко, чем государственные, хотя, конечно, могут быть исключения. Воры знают: один неверный, нарушающий закон шаг – и ты уже не жилец на свете.
В бывшем СССР воров в законе было несколько сотен, среди них большая часть в процентном отношении – представители южных республик, в основном Грузии.
С расшатыванием прежних экономических основ жизни общества и с появлением новых способов получения денег стало вырисовываться новое понятие – криминальный авторитет.
Чем он отличается от вора в законе?
Ну хотя бы тем, что звание вора в законе дает воровская сходка, а криминальный авторитет – это скорее милицейский термин, который отражает большое влияние того или иного человека на криминальные и криминогенные события, происходящие в обществе.
Далее, вор в законе обязательно должен был за свою жизнь намотать хоть один срок, а преступные авторитеты достаточно часто вообще не имеют судимостей. (Напомним: не каждый, отсидевший пятнадцать – двадцать лет в тюрьме, мог стать вором в законе, для получения этого звания должны быть более веские основания, о чем сказано выше.)
Криминальный авторитет может вообще не признавать воровской кодекс, это отнюдь не умаляет его остальных достоинств.
Так, многие авторитеты полностью отделены от реального исполнения дел, которые можно назвать криминальными, и занимаются только процессом управления. Таким образом, криминальный авторитет в равной степени может быть и отсидевшим свое квартирным вором, и бывшим спортсменом, получившим срок за рэкет, и народным депутатом, и министром.
Если количество денег не сказывается на влиятельности вора в законе, то значимость криминального авторитета часто прямо пропорциональна его материальному благосостоянию и связям в обществе.
Звание вора в законе можно получить и нести его до конца своих дней, только соблюдая принципы воровского закона. Вес криминального авторитета может падать и подниматься после каждого его поступка (в преступной среде и за ее пределами), как температура у хронически больного.
Поясню на конкретном примере, известном многим российским читателям. Вячеслав Иваньков (Япончик) – вор в законе, а Отари Квантришвили (Отарик) был криминальным авторитетом.
Обратимся к Украине. Часто мелькающие в милицейских сводках и прессе фамилии и клички – Владимир Кисель (Кисель), Игорь Ткаченко (Череп), Борис Савлохов (Солоха), Игорь Фадеев (Москва) – принадлежат, согласно милицейской терминологии, криминальным авторитетам, но ни один из них не был вором в законе. Более того, многие из них не придерживались, не придерживаются и не считают нужным придерживаться воровских принципов и открыто заявляли об этом. Некоторые из них даже и не считают себя криминальными авторитетами, хотя от слова «авторитет» предпочитают не отказываться.
Куда же смотрят правоохранительные органы? Как они мирятся с наличием воров в законе и криминальных авторитетов в нашей стране? Может, их вообще не выпускать из зоны? Может, это единственный способ снижения роста преступности в государстве?
Собирая материал для этой книги, я нашла две абсолютно полярные точки зрения: от убеждения, что их нужно уничтожать в зародыше, до утверждения, что именно их наличие сдержало рост неорганизованной преступности в период перестройки и гласности.
Одно бесспорно: перестройка, гласность, демократизация, а потом и распад СССР, новые формы хозяйственной деятельности, колебания курса рубля, укрепление доллара на внутренних рынках бывших социалистических стран – все это оказало огромное влияние на само понятие «криминальный мир» и на правила его функционирования. Изменилось и наше понимание преступности.
Что это значит? Уже упоминавшийся российский вор в законе Вячеслав Иваньков получил этот титул еще во время СССР. После выхода из тюрьмы в новых политических и экономических условиях он создал мощнейшую структуру, которая обслуживала предпринимателей и чиновников. Система, основанная Иваньковым, занималась возвратом долгов, защитой от бандитов, а впоследствии и закрытий проблем, связанных с проверками правоохранительных органов. Через небольшой промежуток времени структура Иванькова, предоставляющая различные услуги в этой области, имела влияние не только на предпринимателей, но и на государственные органы власти.
Если мы поднимем прессу, которая в разное время сообщала читателям о такой личности, как Иваньков, и всех его действиях, несущих угрозу всему живму, то перед нами предстанет человек- зверь, дикарь, место которому только на зоне.
Он оставил после себя кровавые следы от Риги до Свердлвска, от Казани до Москвы…
«Убить – что закурить», – говаривал Япончик.
Он насто увозил в лес должников и подвергал их пыткам – неоднократно писалось в газетах.
Но вот что примечательно. Согласно данным РУОПа Вячеслав Иваньков за свою громкую преступную карьеру сидел всего два раза: за пользование фальшивыми документами и за незаконное ношение оружия. И только в 1981 году его умудрились взять с поличным, осудили за бандитизм и приговорили к 14 годам тюрьмы.
Кажется, правда восторжествовала, преступник занял свое место в тюрьме и, как полагается, отсидел долгих десять лет. Самое интересное в этой истории состоит в том, что сразу после того, как дверь тюрьмы за ним закрылась, вереница людей, просящих о снисхождении к отпетому уголовнику, обивала пороги Верховного суда России. И что еще впечатляет: то были не его родственники, а достаточно известные люди, которыми Россия может гордиться. Например, офтальмолог и предприниматель Святослав Федоров, знаменитый певец Иосиф Кобзон, борец за права человека и давний друг Андрея Сахарова Сергей Ковалев. Список можно продолжить.
Один из известных в Москве людей Отари Квантришвили, который, по небезосновательным слухам, достаточно долго поддерживал бизнес Вячеслава Иванькова в России, в 1993 году сказал: «Вячеслав Кириллович – один из честнейших людей. Не в пример теперешним мерзавцам. По крайней мере, он не грабил страну и не был государственным преступником. Если он был преступником, то он был уголовным преступником, а уголовные преступники теперь ничто перед государственными преступниками, которые разорили Россию и строят себе дома во Флориде». (Цитирую по книге Павла Хлебникова «Крестный отец Кремля Борис Березовский, или История разграбления России», с. 22—23.)
Сходную точку зрения мы можем прочитать в книге Юргена Ротта «Олигарх» (с.205): «В Риге, столице Латвии, английский журналист Ник Гордон услышал от одного вора в законе: «Самой сильной мафией является наше правительство. Это настоящие крупные воры. Нашего президента мы видим как барабанщика государственного оркестра, а его заместителя – как начальника комиссии по отмыванию денег. Мы платили им, чтобы они били в барабаны и отмывали наши дела, а теперь они во всем обвиняют нас».
Вышеперечисленные люди, кроме Отари Квантришвили, просящие за Иванькова, имеют свою позицию, их не запугали и не дали по тысяче долларов за подпись в прошении о судьбе жестокого убийцы, вора в законе по кличке Япончик. Они действовали совершенно сознательно, давая свою собственную оценку действиям гражданина России Вячеслава Иванькова, которая разительно расходилась с приговором суда.
Мне, конечно, могут возразить, что завтра кто-то будет просить помиловать Чикатило. Ответ напрашивается сам собой: за Чикатило известные люди страны не просили. А вот за Иванькова просили. И благодаря множеству ходатайств Верховный суд России сократил ему срок. Не досидев четыре года, он в 1991 году был освобожден и в 1992 году уехал в США.
Может быть, Иваньков – исключение? Пролистав газетные вырезки о криминальной России, мы можем ответить, что, конечно, Иваньков неповторим. Но давайте посмотрим на лидера солнцевской группировки Сергея Михайлова (Михась). У него и Иванькова много общего, хотя различия тоже имеют место. И различия эти порождены временем.
Свои деяния Сергей Михайлов начал в середине 80-х годов. Бывший официант и картежник, Михайлов открыл сеть спортивных клубов, где за небольшую плату никому не нужная молодежь качает мышцы и зачитывается литературой по бодибилдингу. А спустя некоторое время Михайлов дает молодым парням возможность заработать, контролируя торговые точки.
Михайлов становится лидером солнцевской группировки и сразу же попадает на учет в милицию. В 1989 году он оказывается в тюрьме – по той же статье, что и Иваньков: УК 69 «Бандитизм», и выходит на свободу в 1991 году.
Вором в законе Сергей Михайлов никогда не был, смею предположить, что и не хотел им быть. Просто он начал свое дело именно в тот период, когда разница между предпринимателем и уголовником была минимальна.
В интервью у Сергея Михайлова спрашивают: что такое солнцевская группировка? Он отвечает, что не знает, и правильно делает, можем сказать мы. Михайлов считает, что он занимается бизнесом и государство должно по крайней мере не мешать ему в этом. Государство не может его ни от чего защитить, вот он и держит хорошо тренированных молодых людей, которые блюдут его интересы. А понятие «солнцевская группировка» – это всего лишь ярлык, прикрепленный милицией к части его деятельности, и не больше…
При первой криминальной проблеме, связанной с Михайловым, количество людей, просящих за него, было не меньше, чем в случае с Иваньковым. Но самым показательным стало задержание Михайлова в Швейцарии по подозрению в отмывании денег и организации преступной группировки.
На Сергее Михайлове, как и на многих других, ярлык особо опасных преступников был так надежно подвешен, что швейцарская прокуратура с нетерпением ждала передачи досье на него из Прокуратуры России, чтобы именно на этих материалах построить обвинение. Напрасно ждали законопослушные граждане Западной Европы, напрасно надеялись швейцарские следователи, желавшие выполнить миссию санитаров и спасти демократическую Россию от преступника. Российская Прокуратура стоически выдержала это давление. Из ее недр ничего чернящего Сергея Михайлова не поступило.
Из этого мы, простые граждане, можем сделать два вывода: либо у нее не было ничего такого, чем можно испугать швейцарских законников, либо в Российской Прокуратуре не захотели передавать иностранцам материалы, которые определенным образом будут характеризовать деятельность не только Михайлова, но и российской правоохранительной системы. Складывается впечатление, что российские структуры охраны правопорядка решили действовать по отношению к Михайлову подобно Тарасу Бульбе, заявившему младшему своему сыну Андрию: «Я тебе породив, я тебе і вб’ю».
Через некоторое время – еще одна новость: задержан Павел Бородин, тоже по подозрению в причастности к отмыванию денег.
После этого для меня как человека, достаточно далекого от процесса отмывания денег, разница между государственным чиновником высочайшего уровня Бородиным и лидером организованной преступной группировки Михайловым свелась почти на нет.
Так как данная книга об Украине, точнее – о Киеве, примеры из московской жизни мы приводим только для того, чтобы подчеркнуть интернациональный характер процессов, происходящих в среде под названием «криминальный мир». Нельзя не заметить, что в период стихийного накопления капитала на постсоветском пространстве после развала Союза деньги криминальных авторитетов, известных предпринимателей и крупных государственных чиновников достаточно часто переплетались. Подобное сращивание, переплетение имеет место и в Украине. Во всяком случае, это не исключено.
В поисках ответа на вопрос, почему Святослав Федоров обивал высокие пороги ради кровожадного Япончика, я прочитала, что их деньги переплелись в двух больших московских гостиницах и в казино «Ройял». По всей вероятности, за годы их сотрудничества Иваньков был ему честным партнером. Надо отдать должное Федорову, который не побоялся, что его обвинят в связях с Япончиком. А капиталы Отари Квантришвили переплелись в крупном рекламном предприятии, можно сказать, с деньгами представителей политической элиты Российского государства и даже некоторых членов правительства. Но, возможно, все это только пустые разговоры. Их нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, ибо, как часто бывает на практике, регистрация бизнесов оформляется на подставных лиц или на иностранные компании.
Образ Отарика, сложившийся в Москве, напоминал этакого крестного отца мафии. Он улаживал самые сложные проблемы, возникающие вопросы между различными ветвями криминальных группировок. Он занимался благотворительной деятельностью в период безразличного отношения государства как к престарелым ветеранам спорта, так и к подрастающему поколению. В одном из его интервью можно прочитать: «Очень много у нас развелось педерастов и наркоманов, а спорт – это единственное средство сохранить нацию. Вот я строю детские спортивные школы и прививаю любовь к спорту, для того чтобы отвлечь от наркомании. Вот моя основная задача – сохранить генофонд нации. А бандитам я не плачу, наоборот, они платят мне».
Выражение «платить бандитам» я услышала с первых дней работы в бизнесе. На первых порах реформ пропитанные коммунистическими идеями мозги советского народа не понимали и не хотели понимать разницы между понятиями «бизнесмен» и «бандит». Что ж, оба начинаются на б…
Однако я, принадлежа к прослойке людей, занимающихся бизнесом, различие между собой и некими персонами, приходящими в мой офис в спортивных костюмах и толстых золотых цепях, хорошо знала. Владельцы растущих как грибы мелких торговых частных предприятий в начале 90-х годов, зарабатывавшие копейки на экспорте и импорте, до ужаса боялись сборщиков дани с невыразительными лицами и низкими лбами.
– Под кем работаете?
– Под Москвой…
– Понятно, выясним.
Такой короткий, но весьма многозначительный разговор мог кого хотите лишить сна.
Москва, Савлохов, Череп, Кисель, Вата… Эти имена звучали, как пароли, в разных слоях киевлян на протяжении долгих лет.
За восемь лет работы совладельцем и директором крупного импортного предприятия мне не пришлось платить дань тем, кого называют бандитами. Но, оглядываясь назад, я не произношу эту фразу с некой особой гордостью. Просто обычная констатация факта, но сегодня она дает мне моральное право иметь и излагать свою точку зрения на процесс криминализации Украины. Добавлю больше: до написания этой книги мне не довелось близко познакомиться ни с одним из людей, чьи фамилии были у всех на слуху и неизменно внушали страх. Но почти регулярно, примерно раз в полгода, какой-то новый обследователь территорий заходил в офис и предлагал свои услуги по защите. Позднее он не только обещал защищать от «наездов», но рассказывал, что на средства, полученные от коммерсантов, они занимаются благотворительностью, помогают детским домам.
К 1995 году они заходили все реже, зато уже в 94-м ко мне явился сотрудник правоохранительных органов и пообещал создать хорошую «крышу»! Сотрудник был мелкий, а «крышу» предлагал большую, и платить за нее надо было как минимум в пять раз больше, чем парню в спортивной форме.
Но, с другой стороны, это понятно, надо же как-то поддерживать силовой государственный аппарат. До сих пор помню его предложение. «Зачем вам платить бандитам (он думал, что мы платим), надо гнать в шею этих паразитов. Лучше платить нам, мы защитим и от наездов бандюков, и от нечистоплотных сотрудников правоохранительных органов», – убеждал меня этот особо чистоплотный сотрудник доблестной правоохранительной системы.
После 1995 года подобные предложения поступали достаточно часто, и слово «крыша» уже не обозначало необходимость платить дань тем, кого мы называем бандитами. Чаще оно понималось как сотрудничество с милицией или службой безопасности, реже – но это тоже имело место – с прокуратурой. Надо отдать им должное: если бандиты предлагали в основном защиту от «наездов» своих коллег и возврат долгов, то некоторые из особо одаренных защитников правопорядка красочно расписывали возможные официальные проверки, которых ты сам сможешь избежать, но которые способны надолго заблокировать работу твоих конкурентов.
Перед моими глазами проходили милиционеры, сотрудники службы безопасности, вечно на шифре, каждый из них что-то предлагал, о чем-то просил. Молодые и постарше, худые и полные, женатые и холостые, они через какое-то время по манере вести разговор перестали отличаться от парней в спортивных костюмах и с внушительными цепями на шее. Одни и те же услуги и почти одинаковые методы. Какая разница, в чьих руках автомат, под дулом которого ты лежишь, уткнувшись лицом в лужу?
Меня заинтересовал вопрос: во многих ли странах существовала и существует организованная преступность наподобие наших «бандитов» разной природы происхождения? Да, практически все страны имеют свой криминальный мир, свой криминальный бизнес, и многие из форм и методов отечественной организованной преступности поистине интернациональны. Этот мир можно уменьшить, ограничить его влияние, но искоренить практически невозможно, как невозможно, чтобы каждый человек выполнял все библейские заповеди. Однако чем цивилизованнее государственная система, чем успешнее контролируются общественностью действия чиновников на ключевых постах государственной службы, чем прозрачнее операции с государственными средствами, тем уровень криминализации страны ниже.
Как часто криминальный мир срастается с государством в других странах? Как плюс и минус, они всегда будут тянуться друг к другу вне зависимости от экономического уклада и политического устройства. С этим явлением надо бороться, и многие страны стремятся усовершенствовать законодательство с тем, чтобы криминальный мир, который окончательно побороть нельзя, не переносил свои методы работы на государственный аппарат и не сращивался с последним.
Но как могло случиться, что в середине 90-х годов государственная система в нашей стране переняла методы организованной преступности? И сразу же хочется задать следующий вопрос: неужели это только в Украине?
На мой взгляд, основная причина разветвления криминального мира и сращивания его с различными ветвями государственной власти в Украине имеет абсолютно объективный характер. Любое тоталитарное государство, а СССР таковым и являлся, воспитало не одно поколение людей, делящихся на касты. Что разрешено одной касте, то запрещено другой. Кроме того, тоталитаризм успешнее всего держится именно на бандитских методах: запугивание и истребление инакомыслящих возводятся в ранг государственной политики. Служба безопасности, идеологические отделы, милиция, бесчисленные комитеты в основном работали на то, чтобы сделать из народа удобную для власти биомассу.
В период распада СССР власть правительства начала разрушаться, как дома при землетрясении, но отдельные стены в виде комитетов, главков сохранили свое управление материально-технической базой, которая должна была работать и приносить деньги. А для того чтобы она работала, необходимы не только коммерческие структуры, суды и милиция, но и бандиты, которые тоже должны были заставлять людей выполнять свои обязанности и обязательства. В такие моменты времени – или, точнее, безвременья – и происходит сращивание госаппарата с организованной преступностью.
В период нестабильности государственной системы организованная преступность становится объективно необходимой, и если бы ее не было, то, наверное, стоило бы создать.
Если мы проанализируем судьбы и профессиональную деятельность известных криминальных авторитетов, то непременно придем к выводу, что многие из них зарабатывали свои капиталы на контроле государственной и муниципальной собственности. Криминальные структуры и незаконные службы охраны необходимы, теневому капиталу еще и по другой причине – для защиты своей виртуальной собственности от посягательств со стороны хотя бы до тех пор, пока не создадутся условия для легального закрепления за собой кусков от развалившегося Союза, его экономики, шоу-бизнеса, средств массовой информации, рекламы, кинопроизводства. А что потом делать с бандитами? От них надо вовремя откреститься, чтобы не запятнать свое честное имя. В этой связи уместно вспомнить замечательное высказывание Фридриха Ницше, не стареющее с годами: легче справиться с нечистой совестью, чем с дурной репутацией. Чтобы данное высказывание не было уж очень теоретизированным и заумным, предлагаем читателю один рассказ, максимально приближенный к жизни.
Рассказ о том, как Иван Иванович с Петром Петровичем «крышу» делали
Раннее весеннее утро начало 90-х. Директор завода по производству холодильников Кравченко Иван Иванович готовится к совещанию у себя в кабинете. Настроение безрадостное, он уже много лет руководит этим громадным предприятием, но сей- чае времена не те, что прежде.
Кравченко выглянул в окно и увидел невеселые лица рабочих, вышедших на первый утренний перекур, и такие перекуры почти через каждые полчаса. А с чего их лица должны быть радостными, на ту зарплату, что он им платит, теперь прожить нельзя. Себе Иван Иванович уже обеспечил повышенную зарплату, за счет сданного в аренду цеха, крохи и главному инженеру перепали.
Иван Иванович подошел к столу и вызвал главного инженера, ему хотелось с кем-нибудь посоветоваться, поделиться своей болью. В одиночку ему не справиться, не выбраться из сложившейся ситуации.
– Доброе утро, Иван Иванович, – пожал директору руку Петр Петрович.
– Доброе, как же, – с иронией отозвался Кравченко, – тут не знаешь, как в это утро концы с концами свести, а ты его добрым называешь. Как цеха работают?
– Ну на сегодня работают только два из пяти, – отчитался Петр Петрович. – Остальные стоят. Запчасти не пришли, эти сволочи комплектующие не поставили. Мы оплатили черт-те когда, а до сих пор ничего нет. Не знаю, что делать. Вы в министерство писали, чтоб нажали на них?
– Это министерство, чтоб оно сгорело! – в сердцах сказал директор. – Я в Киев мотаюсь почти каждую неделю, а толку? Бумажки да отчеты собирать, это все, на что они способны, а проблему попросил решить – послали в задницу. Да еще сказали, что будут снимать. Представляешь, меня снимать! Да кто лучше меня этот завод знает? Я тут мастером сразу после института начинал. Меня снимать… Твари. – Скупая мужская слеза скатилась по директорской щеке.
– Нет, нельзя допустить, чтобы сейчас сняли, – быстро отреагировал Петр Петрович. – Никак нельзя! Говорят, скоро акционирование будет, мы тогда сможем сами этот завод выкупить.
– Кто это мы?
– Весь трудовой коллектив.
– Да, я знаю, но когда это будет? До этого дожить надо. Тут подумаешь об этих проблемах, дышать не хочется. Давай по сто грамм, а?
– Давай, – поддержал Петр Петрович. – А что там суд, мы же подавали, что не исполняют своих обязательств, что деньги мы перечислили еще вон когда, а они обесценились за это время, и сейчас ни денег, ни комплектующих.
– Суд – это еще одни дармоеды. Ну давай, за здоровье, – поднял стопку Иван Иванович и с облегчением опрокинул ее в себя. – Жизнь налаживается, а?
– Так что там с судом? – повторил свой вопрос Петр Петрович.
– Да ничего, думаешь, мы одни такие? Суды завалены такими претензиями. Они по полгода рассматривают претензии, управы на них нет.
– А я слышал, что за ускорение дел в суде надо деньги платить.
– Еще какие, я в Киеве со своим знакомым ужинал, тоже директор, так он говорит, что по три тысячи долларов за такое ускорение платит. А представляешь, сколько таких договоров? Где брать эти самые доллары? – подвел к самому интимному моменту Иван Иванович.
– На воровство честных людей толкают, – незамедлительно откликнулся Петр Петрович.
– Я вот что, Петя, говорю, – перешел к изложению плана директор. – Пора прекращать эту игру в коммунизм, будем ждать, когда наши проблемы решат, так нас же и выгонят отсюда к чертовой матери. Надо делать так, как умные люди делают. Освободить заводскую территорию по максимуму и сдавать в аренду. Договор по пять копеек подписываем, а девяносто пять в карман, вот тебе и денежки – и в главк занести, чтоб нас не поснимали, и на суды, и на хлеб с маслом. Необходимо только хорошенько подумать, кому этим заняться, чтоб мне не светиться. Можешь сам этим управлять, тебе что, деньги не нужны? Дальше, я тут ребят нашел, они будут контролировать, чтоб нас не пробрасывали по договорам. Если все в норме будет, станем им платить проценты от контракта. Это дешевле обойдется, чем по судам таскаться. Они позвонят, пару раз в морду дадут, так что нам все будут аккуратно платить. Поддерживаешь?
– А чего… У нас что, разве другой выход есть? Если мы людей работой не обеспечим и зарплату не выплатим, так нас наши работяги тут, в кабинетах, ногами затопчут, – несколько неуверенно поддержал Петр Петрович.
– Ну давай, я рад, что ты меня понял. Но нам с тобой надо еще фирмочку организовать, частную, на родственников зарегистрируем, и все продукцию будем ей продавать по умеренным ценам, а она уже дальше станет торговать по рыночным. Я ж не могу напрямую с братками общаться, все сразу скажут, с бандитами связался. А через ту фирму можно. Идет?
– Идет.
– Так давай еще по "соточке" за свет в конце туннеля.
Иван Иванович был рад, что нашел единомышленника, потому что одному такой объем работы не поднять. Да и то сказать: за расхищение государственного имущества согласно Уголовному кодексу Украины срок полагался немалый. Вдвоем все-таки безопаснее. А выхода действительно другого нет: в министерстве явно подталкивали его к этому решению. Другие директора заводов уже регулярно заносят в министерские кабинеты откупные в конвертах, чтоб руководство смотрело сквозь пальцы на все нарушения. А он до сих пор – белая ворона. Не годится.
Организованная преступность, резко возросшая на обломках тоталитарного государства, превратилась в мафию. В свое время председатель Российской товарно-сырьевой биржи Константин Боровой сказал: «Мафия – это попытка имитировать государство. Значит, это собственная система налогов, собственная система безопасности, собственный способ управления. И как только возникает любая форма мафии, она оказывается сильнее, чем государство. Любой предприниматель помимо официальных налогов должен платить налоги это-му криминальному государству: подкупать санинспекцию, местную милицию, налоговую службу, арендодателей и, разумеется, платить бандитам за гарантию безопасности. Поскольку государство нерыночно, ненадежно, любой нормальный предприниматель, который считает деньги, выбирает мафию».
Тоталитарное государство воспитывает у большинства граждан уважение к правилам игры в обществе, и есть два слоя, которые их презирают, —
самый верх, то есть те, кто заказывает музыку, и самый низ, то есть те, которые не хотят ничего слышать. При развале СССР эти два слоя сомкнулись в организованную преступность, чтобы покрыть паутиной все общество.
Советский Союз, приоткрывший дверь перед и политическим плюрализмом, и экономическим – а точнее, экономической распущенностью, – в 1991 году приказал долго жить. Внезапно, за ночь рожденная независимая Украина на обломках министерств и ведомств старого образца не смогла оперативно решать все проблемы, которые как снежный ком накатывали на страну. Нельзя винить в этом кого-либо персонально. Абсолютно в любой стране ниши, не регулируемые законом, являются изначально незаконными. А у нас таких ниш было предостаточно, и они, естественно, заполнялись теми, кого мы называем криминальными элементами, и теми, кого стоит назвать криминальными двигателями. Однако в силу должностей и званий последних мы еще очень долго, а вероятнее всего – никогда не узнаем имена этих истинных «героев» перестройки.