Глава 5
Роскошное небо кружилось, звезды водили хороводы, как водят его крестьянские девушки в русских березовых рощах. Березки такие белые-белые, девушки румяные и упитанные, а ленты у них в волосах разноцветные – алые, зеленые, бывает, что и синие. Еще и не так бывает… Только почему при этом тошнит, Злата понять не могла. А тошнило, и голова кружилась, даже с закрытыми глазами это было понятно – открывать их пока было рановато, но врожденное любопытство взяло свое. Мир вокруг пару раз мигнул, покачнулся, но после остановился и прояснился.
Полутемная маленькая комната, на столе горела единственная свеча в золотом подсвечнике, а в кресле у кровати сидела женщина средних лет и не сводила взгляда со Златы. У женщины было умное узкое лицо, не очень красивое, но благородное; кожа смуглая, выдававшая в ней уроженку Востока, и прекрасные глаза – темные, миндалевидные, про такие говорят – глаза лани. Женщина была одета в скромное темно-серое платье, обрисовывавшее фигуру, расшитое цветными и серебряными нитями. На шее блестела нитка жемчуга.
Злата попробовала повернуться – и обнаружила, что привязана к кровати. Веревки не резали тело, но держали крепко, и невозможность встать сильно разозлила девушку.
– Развяжите меня, – приказала она незнакомке.
Женщина не пошевелилась; Злате показалось, что она даже не моргает. Но она, конечно же, моргала, она была живая, только вот не понимала или не хотела понимать то, что ей говорили.
– Где я?
И на этот вопрос ответа не было. Как и на последующие. Злата быстро поняла, что незнакомка с ней общаться не будет, и умолкла: зачем тратить время и силы на то, что все равно бесполезно?
Комната была какой-то безликой, как будто специально, чтобы не дать Злате угадать, где она находится. Белые стены, никаких картин или украшений, пустой стол – только свеча горит. Окон не было. И давила на уши тишина.
Все говорило о том, что она находится в истинно мусульманском доме: никаких картин на стенах (изображения людей и животных строго запрещались), стрельчатый дверной проем, мраморный пол, покрытый ярким ковром. Впрочем, какие глупые мысли, чего она еще ждала от Дамаска? Если она по-прежнему в Дамаске. Злата не знала, сколько прошло времени с момента нападения в переулке, день или час, или, может быть, неделя. Во рту ощущался странный травяной привкус, может быть, ее опоили чем-то. Злата снова попробовала заговорить с неподвижной женщиной, и опять та не пошевелилась и не ответила. Оставалось ждать.
Что же теперь делать? Бежать невозможно, от пут не освободиться, да и куда бежать? Здесь сидит женщина и не спускает со Златы взгляда, и наверняка за дверью не вход в ту гостиницу, где они остановились с отцом, а незнакомый дом, стоящий на незнакомой улице. Злата гнала от себя страх, но он возвращался, накатывал холодными волнами, и стоило больших усилий заставить себя не дрожать. Если бы ее хотели убить, ее уже убили бы, вот только бывают вещи хуже смерти.
Тишина, неподвижность и духота сделали свое дело: девушка почти задремала, когда бесшумно открылась дверь, и на пороге появилась еще одна женщина, помоложе. Она что-то сказала по-арабски, та, что сидела в кресле, встала, и обе женщины вышли, оставив дверь распахнутой. Сон мгновенно сбежал от Златы, она вновь попробовала освободиться, но веревки держали надежно. Как бы там ни было, похоже, сейчас она выяснит, зачем она здесь.
За дверью послышались неторопливые уверенные шаги, и в комнатушку вошел мужчина. Одет он был просто: в белую хлопковую рубашку с широкими рукавами, в шерстяные штаны и кожаные туфли без задника. На широком, богато расшитом поясе висел кинжал в украшенных самоцветами ножнах.
Лицо мужчины показалось Злате одновременно и притягательным, и отталкивающим: нос с горбинкой, тонкие бледные губы, раздвоенная бородка и лисий взгляд. Незнакомец цепко оглядел Злату, приблизительно так, как она сама вчера разглядывала на рынке чудесные чашки ручной работы.
Если бы Злата могла гордо вздернуть подбородок, она бы вздернула, но когда лежишь привязанная к кровати, это невозможно. Оставалось сверлить похитителя презрительным взглядом и презрительно же молчать. Не рассказывать же ему, как ей страшно, да ему и все равно, наверное.
Игра в гляделки продолжалась минуты две. Мужчина неподвижно стоял посреди комнаты и молча смотрел на девушку, девушка пронзала его ответным взглядом. Наконец, терпение Златы лопнуло, и на смену удушающему страху пришла здоровая злость.
– Отпустите меня немедленно! – сказала она по-французски.
Незнакомец раздвинул губы в улыбке; зубы у него оказались белые, ровные и красивые, но, как ни странно, улыбка при этом выглядела неприятно.
– Отпустите! Я подданная Российской Империи, вы хотите международного скандала? – пригрозила девушка.
Злата сама понимала, что говорит чушь, если уж ее украли, то никого возможность скандала не волнует. Ну что, что сказать, чтобы этого красавца проняло? Злата была слишком молода, у нее не хватало воображения, чтобы придумать, как повлиять на этого человека. Она ведь не знает, чего он хочет.
А почему бы не спросить прямо? Хуже не будет.
– Чего вы от меня хотите?
Мужчина мягко опустился в кресло, где сидела давешняя женщина и, наконец, заговорил:
– Чтобы ты не делала глупостей.
По-французски он говорил еще лучше Фарида, а значит, был образованным человеком и наверняка принадлежал к местной знати. Но почему он удерживает ее здесь? Может, это какой-то восточный розыгрыш, и сейчас из-за угла выпрыгнут местные скоморохи?
– Все люди временами совершают глупости, – сказала Злата, вдохновленная духом противоречия. – Как я могу сделать глупость, если не знаю, что вы таковой считаете?
Мужчина снова улыбнулся: девушка его явно забавляла.
– Ты не должна задавать вопросов. Не должна пытаться бежать. Тебе не будет плохо, и тебя никто не тронет. У тебя будет одежда, еда, украшения. Ты можешь просить хоть звезду с неба, но ты не сможешь уйти.
– Но зачем? – беспомощно переспросила Злата. Взгляд мужчины смущал ее. Незнакомец смотрел на нее так, будто она была вовсе без платья, и был в его глазах странный безумный огонек – такие глаза бывают у диких лошадей, Злата однажды видела одну взбесившуюся лошадь и навсегда запомнила ее вспыхивающий сумасшедшей синевой взгляд… Но лошадь была всего лишь животным, ее можно было усмирить, и усмирили, в конце концов, и она покорно пошла за конюхом в денник; а человек, сидевший в кресле перед Златой, казался отчетливо опасным – и на него было бы непросто накинуть узду. Он и был опасен, опасность была в его руках, в плавных движениях, в наклоне головы. Он мог сделать со Златой все, что захочет, и ощущение беспомощности превратилось в жгучий стыд, из стыда стало злостью, а потом снова удручающей беспомощностью.
– Не задавай вопросов, – напомнил он.
– Но хоть какие-то права у меня есть? – сердито спросила Злата.
– У тебя есть право жить, – холодно ответил мужчина, – пока я тебе это позволяю.
Злата не имела ни малейшего понятия, какие у него планы на ее счет, и почему он сохранил ей жизнь, и зачем эта жизнь ему нужна. Она хотела задать ему все эти вопросы – но толку? Незнакомец не стал бы отвечать, это чувствовалось. Он был здесь хозяином, и это чувствовалось тоже. Нет, это не восточная шутка, увы…
Мужчина, прочитав все это в ее лице, как в открытой книге, ухмыльнулся. Он встал и склонился над девушкой, а она попыталась сжаться, но веревки не пускали. Мужчина протянул руку и провел кончиками пальцев по щеке Златы; девушка дернулась, а незнакомец засмеялся. Смех у него был, как ни странно, приятный. И все же скрытое безумие в его глазах пугало. Он сказал что-то по-арабски и потянулся за кинжалом. Злата забилась: обманули в очередной раз, сейчас убьет, зарежет, как кролика! Но мужчина, выхватив сверкающий клинок из ножен, одним движением перерезал веревки и отступил. Злата села на кровати, не зная, что делать теперь. Попробовать вцепиться ему в бороду – но толку? Девушка была абсолютно растеряна, хотя обычно отличалась здравым смыслом. Сейчас здравый смысл молчал, не в силах справиться с дикостью ситуации.
– Запомни, женщина, – сказал незнакомец, больше не улыбавшийся, – исполняй то, что тебе велят, и ты будешь жить. Если ты будешь покорной, твоя жизнь станет… – тут он сделал паузу, потом ухмыльнулся уже вовсе мерзко, – раем.
Он вложил кинжал в ножны, развернулся и вышел, а Злата осталась сидеть на постели, растерянная и злая, такая злая, что готова была рвать и метать, бросать тяжелые предметы в обидчиков и разбивать посуду об их головы. Но без зрителей все это делать глупо.
Впрочем, в одиночестве девушка пребывала недолго: вернулась та женщина, что охраняла ее вначале.
– Мое имя Джанан, – произнесла она по-английски, коряво, но понятно. – Я покажу тебе, что ты должна делать. Идем.
Злата была босиком – ее туфли куда-то исчезли, и на просьбу вернуть их Джанан даже головы не повернула. Ну и пусть. Узким коридорчиком женщины прошли в другую комнату, больше и светлее; окно ее выходило в сад.
Комната показалась Злате очень милой, несмотря на то, что девушку до сих пор трясло после встречи с похитителем. Белое полотно полностью закрывало начищенный дубовый паркет, сохраняя прохладу. В комнате стояла софа, накрытая желтым сатином, отороченным золотой бахромой; кресла и диванчики окружали полированный стол, инкрустированный слоновой костью. Восточная мебель соседствовала с тумбой времен Людовика XV. Конечно же, имелась роскошная кровать под прозрачнейшей занавесью. Стены были увешаны картинами, в основном пейзажами, – вот вам и истинно мусульманский дом, Злата растерялась даже, – обрамленными турецкими надписями, сделанными золотыми буквами по черному бархату. Расписной потолок изображал виды Босфора, это была явная копия какой-то работы. Вход задрапирован был роскошной портьерой.
Воздух еле заметно золотился: особый вечерний свет, солнце скоро сядет, но какой это вечер, какого дня?
– Мой господин велел мне сказать тебе, как себя вести здесь, – промолвила Джанан, остановившись у окна. – Ты будешь жить здесь. Ты не должна убегать.
– Да, это он мне уже сказал, – буркнула Злата, осматриваясь. Хотя бы в подвале со склизкими стенами держать не будут, и то ладно. Хотя здесь, наверное, все подвалы сухие, тут же вода на вес золота. И все равно, Злате не улыбалось соседствовать с крысами, неважно, сухими или мокрыми.
– Ты должна слушаться господина и меня. Если господин пришлет кого-то с приказом, ты должна слушаться этого человека. Ты не джарийе, и ты не должна слушать джарийе. – Монотонно, будто читая заклинание, рассказывала Джанан.
– Кто такая джарийе? – нахмурившись, спросила Злата.
Джанан помолчала, явно подбирая нужное слово.
– Джарийе – это рабыни, – произнесла она, наконец.
Злату осенило.
– Я буду жить в гареме? Это гарем?
– Да. – Подтвердила Джанан.
Ситуация стала яснее, и картины на стенах объяснялись, ведь в одной из книг, которые успела прочесть девушка, было написано, что для гарема и обитающих в нем женщин их господин не жалеет ничего. Значит, ее украли, чтобы сделать наложницей в гареме этого сумасшедшего! О таком Злата только слышала, и то краем уха. О жизни в гареме она вообще имела слабое представление, в основном приходили на ум одалиски, рахат-лукум и персики. Девушка вопросительно взглянула на Джанан, которая пустилась в неторопливые объяснения. Женщина говорила короткими фразами, и понять ее было достаточно легко, хотя, конечно, акцент был ужасен.
– Ты все выучишь. Господин велел учить тебя арабскому языку. Я буду тебя учить. Наш гарем большой, господин богатый человек. Он достойно содержит женщин. – Она помолчала. – Ты будешь жить здесь и поймешь.
– А кто ты? Ты джа… джарийе? – полюбопытствовала Злата, с трудом вспомнив незнакомое слово. Нет, не так она представляла себе рабынь. Рабыни – это же вечно угнетенные, забитые существа с испуганными взглядами. Эта утонченная женщина никак не вписывалась в сложившийся у Златы смутный образ.
– Нет, я катибе-уста, хранительница покоя и дисциплины. – Джанан чуть улыбнулась, но ее лицо от этого почему-то сделалось неприятным. – В гареме сейчас сто восемьдесят три женщины, не считая охраны и детей. Надо следить за покоем. Нужно, чтобы, приходя сюда, господин и мужчины этого дома отдыхали душой и телом.
Ничего себе, они сюда отдыхать приходят! У Златы немного кружилась голова – от усталости, голода и непонятно, чего еще; то приходила злость, то наваливалась апатия. Джанан внимательно посмотрела на девушку.
– Тебе следует поесть и лечь спать, я покажу тебе все завтра.
– Какой сегодня день? – вздохнула Злата.
– Хороший, – опять чуть уловимо улыбнулась Джанан и вышла, закрыв за собой дверь. Злата даже не подумала встать, чтобы проверить, заперли ее или нет, и есть ли в коридоре стража. Похоже, информацией ее снабжать никто не собирается. Но она сама выяснит все, что ей нужно. То, что она находится в доме очень богатых людей, само по себе любопытно. Богатые люди не торгуют рабами. Или торгуют? И именно поэтому они такие богатые? Злата встала и подошла к окну: за ним был виден кусочек ухоженного сада, под окном пышным цветом цвел неведомый куст. Этот куст, явно обихаживаемый местным садовником, показался Злате символом здешнего благополучия. Глянцевые листочки блестят, цветы радуют глаз… И не выбраться отсюда, похоже, кустом прикинуться не удастся. Злата вернулась, села на кровать, а потом легла. Глаза закрылись – усталость и пережитое потрясение подействовали лучше снотворного, девушка уснула прямо в одежде на неразобранной постели.
Когда Джанан вернулась с легким ужином, Злата спала, свернувшись клубочком на огромной кровати.