Глава 2
Кобра
В маленькой уютной спальне с плотно зашторенными окнами, уткнувшись лицом в подушку и пряча свое блаженное таинство под широким ватным одеялом, спала очаровательная блондинка по имени Светлана. В квартире никого, кроме нее, не было: муж с пятилетней дочкой минут уже десять как ушли. (По дороге на работу, примерно, к положенному часу, Василий заводил девочку в детский садик.) Пользуясь их отсутствием, Светлана выкраивала пятнадцать – двадцать минут для неги, которую уже никто не мог потревожить. Сон был сладким и вожделенным. Ей снился любимый мужчина. Он страстно целовал и ласкал ее тело. Затем нежно прижимал к своей груди и вновь, прикасаясь к чувственным местам, заставлял вздрагивать и утопать в безумии экстаза. Она отчетливо ощущала его пламенное неровное дыхание, прикосновение губ, их приятный вкус и запах, до боли родной и очень сексуальный. Огнем загорались щеки, затем теплом наполнялась грудь, от которого она теряла над собой контроль, небесная сила экстаза медленно опускалась в низ живота, переходя в блаженство. Светлана пыталась во сне с нею совладать. Перевернулась с одного бока на другой, затем легла на спину. Но подавить природную энергию не удавалось, неземные мысли путались, она цеплялась за каждую, в надежде понять, что с ней происходит. Ее уже начала бить предательская дрожь, и она с криком проснулась. Сбросила с себя одеяло и, не открывая глаз, села на тахте. Но сон перебарывал ее порыв, и она вновь повалилась на ложе. Только теперь она испытывала наслаждение от приятной истомы пробуждения, в которой хотелось находиться как можно дольше: и нежиться, и улетать в небытие, и вновь возвращаться в реальность. Она, наверное, могла бы так лежать, нет, парить, до бесконечности, но утро начинается с рассвета, а день с новых дел и забот, иногда даже приятных, томительных и долгожданных. Ей пора было вставать, чтобы успеть на свидание, которое должно было сон превратить в реальность. От сознания приближения приятных минут она окончательно проснулась, широко потянулась и открыла голубые глаза. Провела рукой по бедру, животу, задержала ее на груди, затем прикрыла ладошкой долгий зевок и после этого решительно встала с кровати.
Светлана Понкратова работала старшим инженером и курировала от сектора обработки корпусных деталей выполнение отделом снабжения поданных заявок. Ей приходилось большую часть рабочего времени, в буквальном смысле, лазить по складам в поисках необходимых материалов, простаивать часами в длинных коридорах в ожидании маленьких и больших начальников, загружать вытребованный товар на машины и отправлять на экспериментальный участок родного отдела. Работа для девушки, прямо скажем, не легкая. По всем критериям эта должность предназначалась молодому энергичному пробивному парню. (Но где таких взять?) Чтобы там ни говорили, со своей работой она справлялась. Бывали, конечно, заминки, с кем не бывает. Но чаще не по ее вине, а из-за плохой работы отдела снабжения. Можно было бы посетовать на судьбу, что она не раз и делала, только место это было уж очень блатное, с какой стороны ни посмотри. На оборотной стороне пропуска имелась наклейка. На ней красовалась роспись заместителя начальника института по режиму, дающая право свободного входа и выхода с территории института. То есть на свободный график работы. Для женщины такая работа это кладезь, для агента английской разведки просто необходимость. Но об этом позже.
Светлана накинула на «ночнушку» желтый махровый халат и не спеша, потягиваясь и зевая, дошла до ванной комнаты. Ополоснула лицо холодной водой, чтобы окончательно согнать сонливость. Почистила зубы и после некоторого раздумья отдала предпочтение контрастному душу перед блаженством теплой ванны. Затем, взглянув на часы, она поставила наполовину наполненный водой чайник на газовую плиту, и, не дожидаясь, пока он закипит, начала спешно собираться на работу: глядя в зеркало трюмо, слегка подкрасила тушью ресницы и расчесала волосы. Открыла шкаф, просмотрела гардероб и выбрала на день строгий английский костюм. Отложила его на спинку кресла. Оглядела комнату и вернулась на кухню. Чайник уже закипел. Она сделала себе чашку кофе и бутерброд с сыром. Поглядывая на часы, с аппетитом их проглотила. Спешно ополоснула чашку водой из-под крана и вытерла полотенцем руки. Затем вернулась в комнату. Поправила и застелила кровать, надела пиджак и юбку, подкрасила губной помадой губы и специальным карандашом подчеркнула их плавный, красивый изгиб, наконец, в завершение, массажной расческой поправила прическу, надела туфли и выбежала из подъезда на улицу.
Институтский городок в эти часы был безлюден. С началом рабочего дня каждый законопослушный гражданин необъятной страны вносил свою лепту в строительство социалистического общества. Наиболее грамотные и эрудированные были задействованы в программах военно-промышленного комплекса, в так называемых почтовых ящиках, в которые граждане свободно входят, а потом всю жизнь живут по часам и под секретом. Светлана больше всего ненавидела эту обязаловку, когда есть работа или ее нет, обязан сидеть положенное время. Она больше любила работать аккордно. Только в жизни часто получается так, что люди становятся заложниками обстоятельств. Вот и ей ее работа была не по душе, но ей сказали надо, и она ответила: есть. А затем уже приспосабливалась к обстоятельствам. Для человека нет ничего невозможного, нужно только, чтобы желания совпадали с объективной реальностью. Она, в отличие от других, смогла освободиться от жесткого, почасового режима работы только потому, что ей этого очень хотелось и было нужно.
В безлюдных улицах провинциальных городов есть свое таинство, убеждающее сознание в незыблемости мироздания и скоротечности веков. В весенние утренние часы, вместе с пробуждением природы, они навевают к тому же теплую сердечную радость, рождают душевное равновесие. С таким приподнятым настроением, оказавшись на улице, Светлана быстро зашагала под горку к автобусной остановке. Завернув за угол дома, она поначалу зажмурилась от яркого солнца, но глаза ее быстро привыкли к уличному контрасту. И все же она надела темные, солнцезащитные очки, которые придавали ее европейской внешности определенный шарм и новомодный стиль. У автобусной остановки она замедлила темп ходьбы, огляделась по сторонам. Все для нее сегодня складывалось благополучно: автобус, по всей видимости, только, что ушел, и у нее были все причины и основания для того, чтобы пойти вслед за ним пешком. Метров через сто она отклонилась от движения автобуса вправо на девяносто градусов и, пройдя по узкой, длинной, извилистой улице оказалась в нужном ей месте, где уже встретиться с кем-либо из знакомых можно было по случайному недоразумению. Сто метров пути от остановки всегда были сопряжены с риском, обнаружить попутчиков. Обычно в таких случаях, она вынужденно меняла свое решение идти пешком, возвращалась на остановку и стоически дожидалась появления автобуса. Проезжала вниз одну остановку и выходила с тем, чтобы, пользуясь моментом посетить Дом Быта. Затерявшись в его павильонах, она выходила в нужное ей место, пусть даже с другой стороны и с небольшим опозданием. Но ведь ей как женщине это прощалось.
Частный деревянный дом с небольшим яблоневым садом прятался в тупике переулка, к которому вела едва заметная тропинка от основного ряда домов. Этот дом принадлежал в прошлом деду Анатолия, но вот уже пять лет как старики умерли и теперь в нем жил его старший брат Алексей. Семьи у Алексея не было. (Рожденный пить – любить не может.) А дом без семьи, будто приют для бездомных, принимает всех желающих. К тому же часть дома по закону принадлежала Анатолию. Так, что он хозяйничал в нем по полному праву. Для любовных утех место мало привлекательное. Но человек ко всему привыкает, а с милым и в шалаше рай. И вот Светлана неожиданно стала хозяйкой большого дома и порой четко осознавала, что так же заботиться о нем, как о своей квартире. Приходя в этот дом, она заметила одну для себя закономерность: если она шла сверху пешком, свидания удавались и были куда как интереснее и содержательнее, нежели когда ей приходилось пользоваться транспортом и подниматься после этого в гору. Может быть, это были всего лишь предрассудки, и ей это просто казалось. Ведь настрой на ту или иную ситуацию – это великая сила, которая порой подчиняет и обстоятельства. Но она непременно каждый раз так думала, поднимаясь в гору. Потому что никак иначе не могла себе объяснить: отчего у возлюбленного сегодня плохое настроение? Почему он так мало уделяет ей внимания и холоден в общении? Почему именно сегодня в их безоблачной сладкой любви возникли взаимные претензии, которые при своей кажущейся незначительности, перерастают в скандал?
Сегодня ей было особенно легко и радостно идти на свидание. Сегодня она не сбивалась с пути. Шелест молодых листьев, теплый ветерок, яркое солнце переполняли сердце предчувствием предстоящей встречи. Какие могут быть основания не испытывать подобные чувства? Обложенный белым кирпичом старый трухлявый дом казался милым теплым уголком; тропинка, ведущая к нему, сказочной извивающейся дорожкой счастья, по которой хотелось бежать, нет лететь на крыльях любви. Да, она по – настоящему была влюблена, и это чувство, внезапно открывшееся для нее, ошеломило разум, терзало и выворачивало наизнанку душу, мучило сердце. Она то горела огнем в присутствии любимого человека, то дрожала, словно от озноба в его объятиях. И этому нахлынувшему на нее потоку чувств она не только не могла и не хотела противиться, даже боялась об этом подумать. Как вообще без этого можно жить? (А ведь она жила.) Не чувствовать теплоты больших красивых рук, не осязать родной, принадлежащий только ему, дурманящий запах, не целовать и не испытывать божественных мгновений от близости с ним. Порой ей как таковая физическая близость была и не нужна. Она испытывала вожделение от одного его присутствия, от одного только взгляда на него. Вот он сидел в своем старом любимом кресле, в убогой обстановке, привычной для умирающих, больных развалюх, курил сигарету и о чем-то думал. Увлеченный своими мыслями он не сразу повернулся в ее сторону, а еще несколько мгновений продолжал разглядывать в окне облака. Но это только краткий миг. Затем он увидел ее и улыбнулся:
– Привет…
Она сказала: «Привет» и положила на холодильник свою сумочку. Сбросила туфли, надела домашние тапочки и бросилась к нему в объятия. Она не хотела и не могла больше ждать. Сев к нему на колени, Светлана, будто маленький ребенок почувствовала свою защищенность от холодного, жестокого мира. Она ощутила тепло, которого ей так не хватало многие годы.
Мир детства обдавал холодом воспоминаний, хотя внешне все выглядело обыденно, как и у многих ее сверстников: детский садик с песочницей, школа с первой учительницей, ВУЗ, выбранный с учетом возможностей и способностей. И семья из разряда благополучных. Мама долгие годы работала экономистом на заводе. Отец – инвалид войны, ушел на пенсию по состоянию здоровья с должности начальника цеха. Она была гордостью и любимицей всей семьи. Но как часто за внешним благополучием кроется душевная трагедия. Когда душа то мечется в груди, пытаясь освободиться от ненавистной ей сущности, то будто металл в раскаленной печи горит, обжигая внутренности. Воспаленный внутренней борьбой мозг не позволяет правильно оценить ту или иную ситуацию; становиться еще сложнее принять правильное решение. И все вокруг тебя плохо: жизнь серая и скучная, друзья – обманщики, подруги – завистницы, безнадега – спутница всех дел. Девиз жизни: что такое невезение и как с ним бороться? И все самое лучшее еще впереди.
Это переходный возраст. Вот только расстаться с детским садом и стать школьницей, затем стать октябренком и пионером, комсомольцем и студентом, но вопреки ожидаемому прорыву, улучшения не наступает. Снежный ком житейских неурядиц, опрометчивых поступков, неразрешенных задач, все растет, делает человека злым и равнодушным. Он, сам того не сознавая, становиться центром притяжения несчастья и злополучия.
В школьные годы Светлана дружила со своими одноклассницами, до восьмого класса с Наташкой Грушко, дочерью школьного учителя физики. Наташке очень легко давалась учеба. Она училась на одни пятерки, и невольно в ее суждениях по отношению подруги появились нотки превосходства и исключительности. Светлана, конечно, бы могла с этим смириться, но они перешагнули определенный, временной барьер, где определяющим фактором становится любовь. Наташка со своей мозговой исключительностью и неудавшейся фактурой от этих вопросов была далека. А кто ее знает, может быть, рожденные перед зеркалом комплексы, подсказывали ей в неведении надежную защиту чувств? Какие могут быть для нее танцы, это дурацкое время провождение? Когда столько хороших не прочитанных книг. А пацаны, эти дебилы, ну, что от них можно ожидать хорошего? Одни неприятности…
Противостоять подобным аргументам, изложенным в безоговорочной форме, было бессмысленно. И они расстались. Хотя ссоры никакой не было. Просто оказалось, что две подруги живут в разных мирах и говорят на разных языках. Ну, а потом в их девятом классе появилась новая ученица, в которую влюблялись все мальчишки одноклассники. И очень захотелось быть рядом с преуспевающим человеком. Научится его обаянию, манерам поведения, да даже просто вкусить частичку удачливости, находясь рядом. Ведь очень трудно в молодые годы трезво оценить и правильно выбрать свой, единственный, жизненный путь, не размениваясь на явные заблуждения, приносящие разочарования.
Ленка была лидером во всем, кроме учебы. Учиться она не любила и не скрывала этого. Ах, эта физика и химия! Ну, зачем они ей? Летящие на голову яблоки, формула воды, в которую можно вписать всю таблицу Менделеева и не ошибешься? Геометрия с непонятными углами, алгебра с умопомрачительными уравнениями? В жизни женщины самое главное знать формулу любви: это когда в отношении с мужчинами знак больше всегда на твоей стороне. И неукоснительно притворять ее на практике.
По всеобщему мнению одноклассниц, в Ленке ничего особенного не было. Самая обычная. Однако все ребята микрорайона хотели завести с ней дружбу. Она казалась доступной каждому, а юношеское воображение снимало все ограничения с любовного порыва. Взамен любви предлагалось все от чистого сердца до дорогих подарков с бабушкиной пенсии. Но сердце из сухого льда в этом не нуждалось. Дружба дружбой, а жизнь не разменная монета. Повеселились, посмеялись… За ручку потрогал? Что еще надо? До свидания.
С Ленкой всегда было здорово, если бы не один трагический эпизод, который перевернул всю жизнь. В конце десятого класса они зачастили с Ленкой на дискотеки в медицинский институт. Поочередно уже были пройдены танцевальные площадки почти всех военных училищ города, авиационного и индустриального техникумов, отработана манера поведения, накоплен опыт общения с парнями, вступившими в иную, самостоятельную жизнь. В то время самый модный вуз объединял в своих рядах всю золотую молодежь города. Ленкина старшая сестра Марина встречалась со студентом медиком, и шанс познакомиться с перспективным молодым человеком никто естественно, упускать не собирался.
На них обратили внимание в первый же вечер. Но Ленка быстро выяснила, что ребята, предлагавшие дружбу, иногородние из общежития, и что их звездный час наступит, в лучшем случае, лет так через десять. Конечно, можно было бы ради любви разделить их незавидную участь. Но, во-первых, никакой любви не было. Во-вторых, вовсе ни к чему опережать события. И действительно, вскоре последовали более интересные предложения. Двух будущих детских врачей, затем двух хирургов пятикурсников, двух психологов и даже двух аспирантов. Но видно так было угодно судьбе принять им приглашение двух братьев Хачатрян, Гошки и Гришки, провести праздничную вечеринку у них дома. Гошка был уже пятикурсник, а Гришка заканчивал третий курс. Баловни судьбы имели прочно закрепившуюся репутацию подонков и развратников. А стабильное денежное подкрепление со стороны отца – директора «Торгового центра», позволяло им, не обращать внимания, на общественное мнение. Если бы об этом знать заранее… И разве можно, не имея достаточного, жизненного опыта, быть сильнее обстоятельств?
Гошка с Гришкой с виду маленькие, слащавые, с первого взгляда создавали впечатление интеллигентных, воспитанных и очень образованных молодых людей. Именно такими они и были на людях. Но уже давно многие студентки открыли в них иной феномен. Когда, предаваясь совместным оргиям, они проявляли удивительную садистскую изобретательность.
И в тот вечер, встретив Светлану и Елену в своей большой четырехкомнатной квартире на набережной, они поначалу проявляли галантность. Легкая музыка, изысканно накрытый стол, богатое убранство дома могли вскружить голову не только школьницам. От такого набора, подкрепленного изысканными спиртными напитками, словно волшебная музыкальная шкатулка открывались души всех побывавших здесь красавиц. Гошка и Гришка и предположить не могли, что строившие им весь вечер глазки и дарившие надежды молодые обольстительницы, не дождавшись кофе, скажут: до свидания. У них как-то в голове не укладывался подобный реверанс. Тут даже дело не в том, что они за пятьсот рублей собрали стол и их за это не хотят отблагодарить. Не в печально потраченном, не зная на кого вечере. Братья рассматривали событие более глобально. Будто плевок в душу. Ведь только позволь одним так с собой поступить, тут же последуют и вторые, и третьи.
– Ты мне детка, трусиками забыла помахать, – удобно развалившись в кресле, зловеще улыбнулся Гоша.
– В следующий раз помашем, – небрежно бросила в ответ Ленка. И подала Светке знак, чтобы собиралась.
– В следующий раз у нас другая программа под названием «вертолет», а сегодня мы будем учиться с парашютом прыгать.
Гошка, как ни в чем не бывало продолжал дискутировать с Ленкой, по старшинству он выбирал ту, которая ему больше понравилась. Гриша Хачатрян никогда не возражал и соглашался с любой женской партией. Он был несколько крупнее своего брата, но отчего-то менее разговорчив. Оценивая ситуацию, он крепко держал Светку за тонкую талию, и казалось, не собирался с ней расставаться.
– Вы у нас оказывается еще и вертолетчики. Интересно, – растягивая последнее слово, опрометчиво шутила Ленка.
– Да!!! И еще капитаны эсминцев, которые сражаются с подводными лодками.
– Как интересно, мы в следующий раз обязательно всю программу посмотрим, – Ленка потихонечку подкрадывалась к выходу. Она даже попыталась разобраться в сложных дверных замках, но безуспешно.
– Ладно, давайте девчонки еще по пятьдесят граммов выпьем, и разбежимся, – вдруг неожиданно стал сговорчивым Гоша. Он подморгнул то ли девчонкам, то ли брату. И попросил того принести его любимый ликер.
Гриша действительно вскоре принес из соседней комнаты красивую бутылку с темной жидкостью. С трудом откупорил накручиваемую пробку, и разлил густой напиток по наперсткам.
– Не, я пить не буду, – категорично заявила Ленка.
– Я тоже, – пыталась быть солидарной с подругой Светка.
– Ну, вот видите, что мы ни предложим все вам не нравиться. Так нельзя, девчонки, – вдруг неожиданно вступил в разговор Гриша.
– Можно, можно, – защищалась за себя и за подругу Света.
– Вы, что с нами поругаться хотите? Пока не выпьете, не уйдете.
Гоша взял со стола два наперстка, один для себя другой протянул Ленке. То же проделал и Гриша, протягивая рюмку своей избраннице.
– Ну, ладно, только последнюю, и мы уходим.
Ленка взяла наперсток и, не дожидаясь остальных, выпила содержимое. Светка даже и не поняла, что произошло с ее подругой. Она вдруг неожиданно со всего размаха упала на пол возле двери. Светка от испуга завизжала, но от сильного удара по голове тоже потеряла сознание.
Очнулась она в три часа ночи в подъезде какого-то дома. Ее притащили и оставили лежать среди хлама и строительного мусора возле двери, ведущей в полуподвальное помещение, обычно предназначенного ЖЭКом под бытовку слесарей – сантехников. Скорее она даже не очнулась, а вернулась в реальность. Потому что все, что с ней происходило, Светка ощущала и понимала, но ни сопротивляться, ни кричать не могла. Тело и воля были не подвластны ей, душа будто отделилась от телесной оболочки и с равнодушием наблюдала за происходящими событиями. А через какое-то время вновь вернулась на свое прежнее место, только теперь равнодушие переросло в жгучую боль от нахлынувших воспоминаний. В тот момент она даже не понимала: какая боль ее беспокоит больше – душевная или физическая? Братья глумились над ее телом поочередно. Удовлетворив свою ненасытную похоть, стали совместно отрабатывать навыки в области медицины, используя при этом то скальпель, то зажим, то пинцет. Как она все это выдержала? Как она, в разодранной одежде, ночью добралась до дома? И стоило ли ей после этого жить?
Две недели пролежала она в больнице, но безуспешно. Причина была не в синяках и ссадинах, причина заключалась в душевной травме, которая, как нарыв, с каждым мгновением увеличивает силу и площадь поражения. Уголовное дело против братьев – подонков в милиции возбуждать отказались за неимением достаточных доказательств. Кроме того, следователь совсем неожиданно предъявил предоставленную участковым милиционером и составленную Светкиной классной руководительницей характеристику, из которой она узнала, что уже давно считается девушкой легкого поведения. И Ленка, и Ленкины родители от каких бы то ни было совместных действий по наказанию насильников, наотрез отказались, и желали лишь одного, чтобы это дело не получило громкой огласки и не испортило дочери дальнейшую жизнь.
Хорошо тем, кто знает свое место в этой жизни, для которых этот падший мир не кроет загадок и позволяет освободить воображение от иллюзорных, возвышенных планов. К сожалению, Светкиному папе – фронтовику, прошедшему войну, легкую контузию и после инфарктную реабилитацию в мирное время, подавить в своем сердце чувство несправедливости оказалось невозможным. Повторный инфаркт приковал к больничной койке. Чувство стыда, обиды и обреченности душило и доводило его до отчаяния. Для него всегда честь и достоинство по – настоящему отличали человека от человекообразного существа. А если их нет, то, как бы ты о себе ни судил, твой удел быть в числе презираемых.
Но как же горько осознавать, что общество не только не разделяет твое горе и не понимает твоего беспокойства, оно осуждает твои поступки, презирает наивность и за деньги защищает изуверов, представляя их образ жизни как саму праведность. Но ведь лживый образ праведности формирует уродливое общественное сознание, которое соответственно определяет отношения между людьми в этом обществе. Едкие ухмылки одноклассников, надоедливые причитания сердобольных старушек, косые взгляды педагогов – все это заставляет понять, что у тебя только два пути: либо в петлю, либо, превратив душу в твердый камень, противостоять злорадству людей и по возможности мстить своим обидчикам. Светка еще не знала, как. Воображение рисовало жуткие картинки, на осуществление которых она сама никогда не смогла бы решиться. К сожалению, поражающий импульс мщения, выпущенный воспаленным сознанием, лишь ранил больное сердце отца и мучил болями поясницу матери. Но Светлана точно знала, что пройдет время и час возмездия обязательно настанет. За причиненные страдания в той или иной форме по заслугам получает каждый, только Светлане хотелось, чтобы карающий меч в ту минуту находился в ее руке, чтобы братья не мучились догадками, за какие такие грехи их постигло горе.
У Светланы от нахлынувших воспоминаний вновь сжалось сердце. Как же быстро состарились тогда ее родители. Всегда сильный и мужественный отец на глазах превратился в немощного старика, мама стала походить на сгорбленную старуху. И век их после тех событий оказался не долгим. Но в ее памяти родители по-прежнему оставались молодыми и жизнелюбивыми.
Светлана неожиданно сильно укусила обнимавшую ее мужскую руку. От боли Анатолий вскрикнул и попытался освободиться. Но Светлана, опережая его негодование, несколько раз поцеловала укушенное место, приговаривая:
– Прости, прости, ну прости меня, пожалуйста.
Душевная рана в груди за десять лет только рубцевалась, но до конца не заживала. В минуты болезненного приступа необходим был эмоциональный всплеск, который помогал освободиться от негативной энергии. Светлана себя не сдерживала, да и не старалась сдержать. Она уже давно относилась к плеяде людей, которые делают по наитию все, что угодно их душе.
Анатолий попытался высвободиться. Но Светлана была начеку и, повернувшись на бок, обхватила руками его голову.
– Не отпущу…
– Отпусти… Кобра…
Но в его словах не было злобы. И Светлана в ответ лишь рассмеялась.
– Так значит, кобра. Что еще?
Они лежали обнаженные на старом раскладном диване, прикрывшись пледом. Приятная истома блаженства и умиротворения совсем не располагала к спорам и пререканиям, но Светлане очень хотелось в такие минуты быть повелительницей, не терпящей возражений. Она сильно, до боли обняла Анатолия за шею и переспросила:
– Так кто я? Не слышу, повтори…
– Отпусти…
Анатолий безуспешно пытался высвободиться. Он боялся применять силу, от которой на женском теле в одночасье могли появиться синяки.
– Не слышу!.. – в женском голосе появилась наигранная требовательность.
– Кролик…
– Кто?!
– Ласточка…
– Уже ближе… Еще кто?
– Сердце мое… любовь моя.
– То-то же…
Силы стали покидать Светлану, она ослабила хватку и легла рядом с ним на спину, позволяя ему отдышаться.
В комнату через большое окно кухни и распахнутые двери залы заглядывало солнце. В его лучах было видно едва уловимое хаотичное движение пылинок, медленно опускающихся на красный палас в форме неправильного четырехугольника. Яркое, словно луч прожектора, сияние придавало убогой обстановке некую таинственность и позволяло почувствовать закономерную связь с тонким миром. Анатолий рассказывал, что после смерти родителей часто слышал скрип половиц и чьи-то шаги. По ночам брату отчетливо слышались голоса мужчин и женщин в этой половине дома. Конечно, возможно, это признаки белой горячки, но чтобы не испытывать судьбу, Анатолий в передний угол комнаты поставил икону, на то самое место, на котором она стояла при жизни родителей. Светлана невольно взглянула на нее и поправила плед, пряча под ним свою очаровательную наготу.
– Давай будем собираться.
Анатолий попытался встать. Но Светлана обхватила его за плечи и притянула вниз.
– Лежать…
– Ну, хватит дурачиться… Время скоро одиннадцать. А мне нужно еще на работе показаться, я все же какой – никакой начальник.
– Ладно, ладно будем собираться.
Светлане самой необходимо было попасть домой, чтобы успеть принять душ и ванну. Она уже сейчас мечтала об этом. Но в условиях частного дома это мероприятие было проблематичным.
– Ты чай будешь? – спросил Анатолий.
– Мне лучше кофе и не очень горячий.
Светлане показалось, что любимый мужчина уже тяготится ее присутствием, но, тем не менее, отступать не стала.
– Мне бы хотелось с пирожным.
– Я шоколадку принес…
– Где это ты ее взял?
– Теща из Москвы привезла.
– Ну, раз от тещи, это надо попробовать.
Светлана прошла на кухню и вымыла у рукомойника руки. Затем открыла косметичку, достала пудреницу, глядя в маленькое зеркало, попудрила лицо и причесалась. После этого громким щелчком закрыла сумочку, села на свое излюбленное место возле окна и мило улыбнулась возлюбленному.
Анатолий вынул из кармана меленькую шоколадку и положил на стол, который хотя не отличался габаритами, занимал почти половину комнаты. Газовая плита, рядом с печкой занимали вторую часть кухни.
– Ну, что начальник, ухаживай за женщиной.
Светлана три раза пробила пальцами по столу барабанную дробь.
– Ты, что шоколадку сама не можешь развернуть?
– Кофе подавай…
– Чайник закипит, тогда и подам.
Анатолий раскурил сигарету и пододвинул к себе пепельницу.
– Ты же знаешь, я не люблю горячий.
– Пусть хоть немного согреется…
– Тогда рассказывай, что там за переполох в институте? Говорят, англичане нам иск выставляют на огромную сумму.
– А ты откуда знаешь?
– Дорогой, слухами земля полниться… Ты разве этого не знаешь? Впрочем, не хочешь рассказывать, не надо. Мне кто – нибудь другой об этом расскажет.
– Кто же это другой?
Глаза Анатолия сверкнули в порыве ревности.
– Не важно.
– А что я могу рассказать? Перерисовали у англичан машину, вот они иск и выставляют.
– Какую же машину?
– По очистке масла. Зачем только скажи, это тебе надо?
– Все знают, а я что хуже других.
– Пока никто ничего не знает. Вчера только письмо в институт пришло.
– Не вчера, а в среду на прошлой неделе. И об этом весь институт два дня, словно пчелиный улей гудит. Говорят, целый год премию не будем получать.
– Что ты всякие сплетни собираешь? Когда тебе премию не давали?
– Если институт штраф будет платить, с кого деньги будут брать? Только с рядового инженера.
– Какой штраф? Вы что, все с ума сошли? За что?
– За то, что чужие чертежи использовали в производстве.
– Но это надо сначала доказать. Что в принципе не возможно. Наши чертежи прошли патентную чистоту. На этой установке успели три кандидатские диссертации защитить молодые ученые. А тут вот англичане попросили, и мы в одночасье от всего этого будем отказываться, да еще штраф заплатим?
– Но ведь формально они правы.
– Правы? Да если хочешь знать, весь мир, весь технический прогресс, и основан на шпионаже. Шпионаже умов, информации. Иначе мы все бы до сих пор жили в пещерах.
– Ну, наверное, есть какие-то международные нормы?
– Есть… Только мы клали на них большой с прибором серп и молот!!! Все… Все, голубушка, время. Мне пора.
– Ну, хорошо ухожу, только что уж ты так разнервничался. Два слова сказать для тебя целая проблема.
– Светка, ни будь вредной. Ты сама видишь, как много времени уже прошло.
– У… счет потеряла.
Светлана накинула на ноги туфли, как одолжение, подставила щеку для поцелуя и вышла на улицу.
Майское полуденное солнце пьянило. Теплый ласкающий ветерок обдавал своим свежим, бодрящим дыханием. Хотелось вновь и вновь утопать в объятиях любимого и наслаждаться. Светлана миновала извилистую тропу, закрыла за собой дверь скрипучей маленькой калитки, бросила взгляд на дом, после чего порылась в сумочке и выключила миниатюрный диктофон.
***