146. Долгожданное объяснение в любви
На другой день поутру сообщили Лале Бузони, что желает видеть ея хозяйка пансиона. Постучала девушка во дверь, открыла ея опосля разрешения милостивого и молвила почтительно, не удивившись ни капли:
– С добрым утром, мистер и миссис Смит!
Улыбнулся Джордж, ибо так звали родителей его «во плену расейском». Хозяйка же пансиона возмутилась:
– Ошибаешься, милочка! Гость наш уважаемый – маркиз высокородный…
Но тут посетитель Сиятельный так взглянул на даму говорливую, что та поспешно за дверь выскочила, про этикет позабыв!
– Владеет ли сия матрона уважаемая языком расейским? – вопросил маркиз юный на упомянутом языке.
– Владеет она лишь девицами своими подопечными и то, ко счастью, лишь во смысле переносном, хоть и не похабном!
– Ну так побеседуем, так называемая, то бишь так самоназываемая Лала Бузони на языке сем родном нам наполовину, дабы мымра сия эксплуататорская подслушать нас не была горазда.
– Рада Вас вновь лицезреть, Ваше Сиятельство. Хотя, честно глаголя, прошлые встречи почти не сохранились в памяти моей, ибо не часто посещали Вы табор курский, а я покинула оный в пятилетнем возрасте.
– Читал о факте сем в «Биографии…» сей. Не могу не похвалить за искусство конспиративное, ибо почерк не совпадает с почерком вот сей эпистолы, коюю Юдка Шафирова незадолго до «ухода в подполье» прислала сестрице моей Джейн и в коей сообщает о смертельной болезни Лалы Бузони, а о Смоленске, Ливерпуле и Лондоне ничего не сообщает.
– Многоуважаемый маркиз высокородный! – начала «цыганка» мнимая. – Во-первых, прошу при мне не упоминать революционерку сию, лишь во связи с успением ея не сосланную в Сибирь. Во-вторых, не сочтите за запудривание мозгов, но позвольте привести факт исторический, с нашей историей созвучный.
– Упоминать не буду, не сочту и позволяю.
– Около века назад кардинал Ришелье, обеспокоенный нерациональным расходованием кадров, издал указ супротив дуэлей. Некий младой дуэлист, скрываясь от полиции, пренебрёг техникой безопасности и явился в родительский дом, будучи загримированным. Видя горе отца по поводу исчезновения сына, дуэлист переоценил благородство полиции и раскрыл своё инкогнито. Естественно, он был арестован и обезглавлен в назидание другим дуэлистам. Возвращаясь к нашей истории, торжественно клянусь, что не испытываю ностальгию ни по Расее вообще, ни по Сибири в частности!
– Успокойся, … Лала! Уверен, что анонимная революционерка юная, да и вся семья ея преследуются не за злодеяния мнимые, а ради оправдания конфискации имущества зело немалого! Посему не грозит тебе Сибирь!
– Вздох облегчения! – молвила Лала.
Рассмеялся маркиз, но взял себя в руки и произнёс торжественно:
– Пришёл сватать самую прекрасную и умную воспитательницу!
– Надеюсь, что меня?
– Да.
– Надеюсь, что за себя?
– Нет.
– На «нет» и ответ: «нет»!
– И не хочешь узнать, кого отвергла столь поспешно?
– Сватались ко мне два остолопа шотландских шахматных – граф Уильям Гамильтон, озабоченный сексуально и чемпион шотландский многократный (до встречи со мной!) Ирвинг Макдональд, за пределами шахмат придурок редкий! Из характеристик моих догадаться не трудно, что не завоевал ни один из них сердце моё!
– Всю жизнь свою считал я, – проговорил бывший крепостной Егор Смит, – что не ошибается никогда графиня интеллектуальная, ныне не упоминаемая! Правда, один раз подумал иначе я, когда сия особа сиятельная заместо меня подо плётку полезла, за что ей, то бишь тебе, аки бы Лала, благодарность преогромная! Надеюсь, опосля эпистолы, моей сестре адресованной, не будешь ты отрицать, что именно ты спасла меня от гнева самодурной матушки своей!
– Убедил. Не буду. Однако не стОю благодарности я, ибо не под плётку лезла, а лишь на плаху. Догадывалась, что не позволит мать моя крепостническая пороть особу Сиятельную! И кто же просветил тебя, что занимая очередь на плаху, ни единого слова ложного не сказала я?
(Читатели, считающие иначе, могут вернуться к месту экзекуторскому, то бишь не токмо ко плахе, но и к тому месту в тексте, где про нея писано.)
– Маменька моя мудрая.
– И она же научила тебя так глаголить признание вины своей, что так же ни единого слова ложного не прозвучало?
(Читателям недоверчивым советует автор то же, что и в скобках предыдущих.)
– Она же и научила, – согласился Джордж.
– Начал ты речь свою о правдивости моей. Отсюда предположить смею, что далее планировал ты уличить меня в сокрытии факта третьего сватовства, столь же безуспешного.
– Ну да! Отвергла ты самого богатого жениха не самой богатой Шотландии, коий даже меня богаче, хоть я и не шотландец!
– Не скрою, были у меня трудности материальные, но теперича оне позади, благодаря бабушке твоей щедрой и работодателю парижскому узкоглазому. Но в тот момент, когда отказала я Николеньке (коий аки жених куда привлекательней двух ранееуказанных конкурентов!), положение моё было отнюдь не радостным.
– И кто же твой избранник, о любви твоей не ведающей, ради коего ты Николеньку (несмотря на трудности свои материальные) «продинамила»?
– Попытайся угадать со третьего раза.
– Попытаюсь. И именно со третьего раза! … Король Франции Людовик 15-й?
– Нет. Сей балбес не в моём вкусе.
– Джонатан Свифт?
– Увы! Сей писатель гениальный в моём вкусе, но токмо аки писатель, а вовсе не аки жених. И не токмо, ибо лик его не вызывает трепета сердечного, но и по той причине, что характер его (аки и у всех гениев!) оставляет желать лучшего! Итак – последняя третья попытка.
– Тогда остаётся, аки принято изъясняться, «твой покорный слуга»!
– Формально ответ сей неточен, ибо маменька не считала тебя покорным, а я не считала слугой!
– А коли не придираться к формальностям сим?
– То ответ таков, каковой ты слышать желаешь. Коли люба я тебе, то твоя навек, то бишь до кончины одного из нас, даже коли таковая ранее века наступит! А коли не люба, то ждёт меня участь незавидная.
– В виде утопления али под колёса экипажа бросания?
– В виде брака с нелюбимым, но любящим шотландцем богатейшим! Во браке обязательно, дабы влюблён был хоть кто-то один. А дабы оба сразу – не обязательно, … хотя и желательно!
– И ты будешь ему жизнь нелюбовью своею отравлять?! И изменять направо и налево?!
– Изменять, Ваше Сиятельство, можно токмо налево, даже коли путь при сем лежит направо!
Но для меня сие недопустимо!… Я могу быть свободной?
– Ты не можешь быть свободной! – воскликнул маркиз и вышел из кабинета.
Девушка несколько секунд крепилась, но не выдержала и зарыдала. Вдруг в комнату Джордж Гриффит ворвался (нарушив заповедь: «Уходя, уходи!») и бросился в объятья сей плаксы!
– Ты не можешь быть свободной, – воскликнул маркиз во промежутке промеж поцелуями страстными, – ибо теперь ты замужняя леди Лала Гриффит! … Хотя, нет! Во время бракосочетания нашего поменяешь ты имя «Лала», коее в память об усопшей подруге твоей ты уже достаточно прославила на имя «Джудит» в честь твоей столь же усопшей кровной сестры Юдки Шафировой! И станешь ты, наконец-то, «леди Джудит Гриффит».
– «Леди Джудит Гриффит» – понятие растяжимое, – молвила будущая леди Джудит Гриффит. – Но смею надеяться, что себя ты в виду имел, а не графа Колина Гриффита более богатого, но менее для меня желанного!
– Оправдались надежды твои смелые! Себя имел в виду я, … а брата моего шотландского имела в виду бабушка моя не менее шотландская. Просили меня сразу три «Светлости» (ибо ныне гостит у нас герцогиня Макдауэлл) сватать тебя за Колина.
– Думаю, не токмо возражать супротив брака нашего леди Макдауэлл не будет, но и возрадуется даже ибо сможет женить Колина на какой-либо принцессе, коих развелось немеренно!
– Чуть ни забыл! – герцог младой воскликнул. – Считая тебя усопшей, посватался я за одну из принцесс расплодившихся. Но милее мне воспитательница простая из пансиона захудалого!
– Ещё одна воспитательница?! – пока ещё Лала усмехнулась.
– ТЫ у меня одна!
Опосля очередной порции поцелуев девица грустно вздохнула:
– Мне жаль свою соперницу высокородную! Ведь твой разрыв с ней ранит не стокмо сердце ея, скокмо самолюбие. Одно дело проиграть другой принцессе и совсем другое – сотруднице пансионной!
– Точнее, графине расейской! – возразил жених.
– Графине, чей род лишь на пару лет старше нея самой! А ныне и вовсе пребывает там, куда Макар телят не гонял ввиду климата гиблого! … Надеюсь, бедняжка сия небедная не принцесса Маргарита бранденбург-ансбахская?
– Увы! Сие она и суть. Но ведая характер ея, уверен, что примет она сию неблагую весть с достоинством!
– Сие Я приму поражение своё с достоинством! – воспитательница прекрасная воскликнула. – Аки гласит, по-латински выражаясь, «вокс попули», то бишь глас народный,
«ко всем чертям с матерями катись
любая принцесса, но сию…»
Сию принцессу обидеть я не вправе, ибо хоть и недавно, однако является она спонсором главным пансиона нашего. А посему сообщи спонсору нашему второстепенному леди Макдауэлл, что принимаю я предложение брачное Колина и все силы приложу, дабы стать ему супругой верной и матерью добродетельной чадам нашим будущим!
И направилась графиня юная ко двери с ранее упомянутым достоинством, но на полпути не выдержала и с рыданиями из кабинета выбежала. И молвил маркиз младой с досадой к официальной невесте-разлучнице заочно обращаясь:
– Ну, Ритка, погоди! Сейчас явлюсь к тебе и всё наболевшее выскажу!