Глава 4
Утро Макария, Тайного Дьяка, не отличалось от вчерашнего, а вчерашнее не отличалось от позавчерашнего. Рассвет, молитва, скромная трапеза в келье. Потом, не изменяя многолетней привычке, он посвятил час укрощению плоти, упражняясь с гантелями и штангой. И еще каждое утро двадцать минут он занимался стрельбой. Как обычно, из старинного карабина Симонова, который ему лично подарил Данила после того, как Дьяк выслушал рассказ о его подвигах. Стрелял Дьяк редко, тщательно целясь, не тратя больше трех патронов за тренировку. Окончив упражнения, он окатил себя из кадки холодной водой со льдом, обтерся грубым льняным полотенцем и, облачившись в черную рясу с глубоким капюшоном, удалился в свою келью. Там, опять же не изменяя строгому правилу, Дьяк стал изучать донесения, которые заранее сложил на столе из струганной березы его секретарь, подьячий Вавила. На третьей странице Макарий отложил документы и позвонил в маленький бронзовый колокольчик. Вавила явился немедленно и застыл в молчаливом ожидании.
– Поясни, – Макарий протянул секретарю тот самый третий лист.
– Яко глаголит Маре…
– Сколько раз говорить тебе, не на людях говори светски! Тоже мне, «иже-паки».
Вавила покорно кивнул и начал заново:
– Марена сообщил, что шамы, пришедшие с северо-востока, рассказали, что шайны напали на колонию. Христианскую.
– Шайны никогда не воевали с нашими. Грабили? Зачем нападать? Они же торговцы. – Дьяк в смятении отбросил бумаги. – И торговцами всегда были. Это основа устоев мира. Не может вол стать скаковым фенакодусом. А если кто-то его так попользует, ничего хорошего не получится. Ты уверен в этих сведениях?
– Это-то и непонятно. Шамы говорят, там поселение было мирное, пахари, и грабить особо нечего.
– Надо послать разведку, – заключил Дьяк. – Никогда не верил этим безбожникам шамам. Дьявольское отродье.
– Марену с его дюжиной? – поспешил предположить секретарь.
– Марена воин известный. Он всех сначала изрубит, а потом разбираться будет. Да и всегда перед походом шум поднимает. Не может он без этого, кураж так набирает. А тут дело деликатное. Следопыты нужны. Воевать с шайнами за куполом смысла нет. – Макарий встал, и, спрятав ладони в рукава рясы, медленно прошелся по своей келье.
– Остронега? – предложил Вавила.
– Зови, – кивнул Дьяк. – С языка снял.
Остронег, высокий худой человек, возник в келье, как тень. Дьяк, склонив голову над бумагами, не услышал ни привычного скрипа двери, ни шороха длинной одежды вошедшего. Одет Остронег был не так, как Макарий или Вавила. Длинный полотняный плащ скрывал атлетическую фигуру. Окладистая борода делала открытое лицо благородным и спокойным. Узкая кожаная полоска скрепляла светлые длинные волосы. Под плащом явно угадывался меч, хотя с оружием к Тайному Дьяку входить было строжайше запрещено. В руках Остронег держал шапку из белки-кидалы с длинным пушистым хвостом. Мех этого зверя, с золотым отливом, ценился выше соболя или давно исчезнувшего песца.
– Хорошо, скоро явился. – Дьяк жестом предложил сесть на лавку напротив. – Дело есть.
– Готов я, – смиренно ответил Остронег.
– Что-то быстро соглашаешься, а не знаешь, зачем звал.
– Я никогда наобум Лазаря не прихожу… Знать все должен заранее.
– Вавила поторопился? – сердито спросил Макарий. – Что-то в Москве я стал последний все узнавать, пора порядок наводить.
– Я и без Вавилы понимаю, что к чему, – упрямо повторил Остронег. – И про доклады все знаю. И знаю, зачем тебе понадобился. А про то, что шайны с катушек слетели, давно слыхал. Сволочь нерусская.
– Негоже в ересь расовой дискриминации впадать. Не все же они такие. – Дьяк поморщился от грубого слова, неуместного в его келье.
– Не все, но, видать, есть у них какая-то шайка…
– А ты не думаешь, что это может быть новой политикой всех шайнов? Торговали-торговали, с нами дружились, вместе, вон, наладили перевозку воска, их всю зиму свечами обеспечивали. Это же не просто на базаре свечку купить, это был грандиозный проект. И дороги строили, и охрану обеспечивали. Но это все давно было. Последние годы просто шайки околачивались, да и все. И что же теперь? – Дьяк пытал Остронега вопросами, на которые тот, конечно, не мог ответить. Скорее Макарий спрашивал сам себя.
– Я могу знать только то, что знаю. А то, что знаю, я сказал. Одна шайка, даже не клан, через всю Москву в поход пошла. Словно рыщут что-то и не считаются ни с кем.
– Воины они хорошие? – Дьяк сверкнул глазами из-под капюшона.
– Хуже некуда. Своих не жалеют, противника не жалеют. В бою на мечах слабые, хотя любят всякие финтифлюшки и мечи причудливые. Скорее всего, берут на испуг.
– Когда пойдешь? – перешел к делу Макарий.
– К вечеру. Только указ дай, чтобы уйти тайно.
– От кого тайно? – недовольно спросил Дьяк.
– От неба. И от глаз с ушами, – ответил Остронег.
– Ты-то понимаешь, что говоришь? Ты знаешь, что у меня на столе лежит, знаешь, что я думаю, – так что, и другие знают? С тобой все понятно, моей слабостью пользуешься, раз я на твою помощь могу рассчитывать, позволяешь себе все. Знаешь, что прощу. Другой бы уже давно на дыбе рассказывал, откуда и что знает, – Дьяк говорил спокойно, и от этого в словах слышалось явное неудовольствие.
– Дай ключи от лаза. Вавила проводит, – упрямо ответил Остронег, ничуть не пугаясь угроз Макария, – или не подавая виду, что испугался.
– Иди, собирай людей. – Дьяк снял с пояса связку ключей на большом кольце, отстегнул один и протянул разведчику. Если бы его лицо не скрывала тень, было бы видно, что Макарий довольно улыбается. Он очень любил этого ершистого, но верного ему язычника из клана «Говорящих с мечами».
– Моих собирать не надо.
– С Богом.
– С Богом, – многозначительно ответил Остронег, вкладывая совершенно другой смысл в эти слова.
Дьяк осенил себя крестным знамением. Остронег же демонстративно смотрел на стену, словно искал в ней скрытый изъян.
Когда над Кремлем начала сгущаться вечерняя тьма, пять человек тихо, не издав ни звука, собрались у маленькой двери справа у входа в Филаретову пристройку Успенской звонницы. Там их поджидал Вавила. Он отпер замок, и люди скрылись в темноте здания. Вавила шел первым, прекрасно ориентируясь в тайных ходах даже без лучины. Остановился он у кованой двери. Остронег открыл ее ключом, полученным у Макария, и отдал его подьячему.
– Свечи возьми, как запру – засветите, сейчас не надо. – Вавила вручил каждому по толстой восковой свече. – Удачи.
– Спасибо, – кивнул Остронег. Его люди поклонились Вавиле в полной темноте. Ходили слухи, что секретарь Тайного Дьяка видит в ночи, как кошка.
Дверь за разведкой закрылась беззвучно, только грустно звякнул механизм замка.
Затхлый сырой воздух наполнял тайный ход под Кремлем. По стенам расползлась гром-гнилушка – плесень, разрастающаяся в тоннелях, мерцавшая в темноте лиловым призрачным светом. Осклизлые камни, которыми были вымощены первые метры тоннеля, покрывал толстый слой плесени, издававшей неприятный запах тлена.
– Ждан, первым иди, – кратко скомандовал Остронег. – Мы на твой свет пойдем.
– Во имя Перуна, – ответил Ждан словами, которые на людях говорить не рисковал, и ловко поджег кресалом свечку.
Он крадучись направился по тоннелю вперед. Вслед за ним пошли и остальные, обнажив мечи, до этого замотанные в дерюгу. Открыто нести оружие по Кремлю не стали, чтобы не привлечь к себе внимания.
Неровные тени, порожденные огоньками свечей, дрожали на сводчатом потолке и стенах. Стелющиеся шаги были беззвучны, словно двигались призраки. Подземный ход был достаточно высокий, чтобы идти, не сгибаясь. Время от времени на отряд налетала волна воздуха – тоннель дышал, как живой; видимо, выход из него был открыт.
Внезапно Ждан остановился и поднял руку, сжатую в кулак. Все замерли, затаив дыхание. Тени перестали метаться и практически застыли. Только одна темная полоска на потолке, появившаяся невесть откуда, не хотела замирать. Она трепыхалась, будто рвалась идти дальше. Редедя, который шел следом за Жданом, самый высокий в отряде, не дожидаясь, описал мечом дугу по потолку. Действовал он быстро и изящно, как полагалось «Говорящему с мечами». Тень на потолке внезапно материализовалась двумя половинками рассеченного пополам мерзкого создания с фасеточными глазами и суставчатыми хелицерами. Дружинники еле успели отскочить в сторону, чтобы тварь не упала на них.
– Потолочник, – прошептал Остронег.
Но разрубленный поперек членистого туловища потолочник не погиб, – похоже, он только стал еще злее. Задняя часть твари морфировала, выпустив на месте белесого хвоста пасть. Две половинки встали рядом, выпустив жвалы, с которых капал яд. Для устрашения потолочник царапал лапами по панцирю, издавая отвратительный, почти неслышный скрип, который давил на уши и проникал прямо в сознание. Редедя, который оставался ближе всех к потолочнику, в похожем на фуэте развороте попытался рассечь мечом одну из страшных пастей чудовища. Меч скрипнул по панцирю и соскользнул, не нанеся потолочнику особого вреда. Зато мутант быстрым выпадом достал Редедю когтями. Тот, зашипев от боли, отступил во тьму тоннеля. Вторая половина потолочника, бывшая до того хвостом, ринулась за воином; отсутствие мозга лишило ее чувства самосохранения. Зная способности этой твари, разведчики довели дело Редеди до конца, исшинковав заднюю половинку потолочника на мелкие куски и не дав ему регенерировать.
Теперь у людей было преимущество – они зажали чудовище с двух сторон. Остронег воспользовался тем, что хитин на новой башке гадины еще не затвердел, и с рвущим легкие выдохом вогнал меч между оливковых глаз мутанта так, что пригвоздил того к полу тоннеля. Потолочник взвыл, встал на дыбы и подставил людям мягкое брюхо. Добить тварь уже было несложно.
Когда потолочник перестал биться в агонии, Ждан и Одинец кинулись назад, туда, где в темноте тоннеля скрылся Редедя. Тот сидел, прислонившись к стене, и руками сдерживал кровь, хлещущую из пореза на бедре. Ждан, не говоря ни слова, раскалил на свечке узкий засапожный нож и прижег рану. Редедя только тихо зашипел. Наложив повязку на бедро, Ждан и Одинец подхватили товарища под руки и вернулись к остальной группе.
– Идти дальше сможешь? – спросил Остронег, осмотрев кровавую повязку. – Еще не поздно тебе вернуться.
– Ерунда, – ответил Редедя. – Не так уж и глубоко, к утру оклемаюсь.
– Помоги ему пока, – сказал Оселе Остронег.
Группа двинулась дальше, и через полчаса, дважды поменяв лидера, дошла до выхода. Лаз был замаскирован кустами так, что никто посторонний никогда бы не догадался, что здесь, за валуном есть проход за стены Кремля. Но камень, на вид монолитный и тяжелый, изнутри был выточен, и со стороны подземного хода его удалось легко сдвинуть. Пройдя немного дальше, группа устроилась на привал. Ночью через окрестности Кремля идти не стоило. Остронег распределил дежурных, и через несколько минут над лагерем уже стояла тишина. Ничто не выдавало остановившихся здесь разведчиков.
Рассвет застал маленький лагерь в мнимой безмятежности. Последним дежурил сам Остронег, взяв на себя самую сложную, рассветную вахту. Но первые солнечные лучи подняли бойцов без всякой дополнительной команды. Рана Редедю уже практически не беспокоила, и они с Оселей провели разведку, убедившись, что никаких опасностей рядом нет. Одинец и Ждан приготовили еду на небольшом костерке, и на время над лагерем воцарились тишина и спокойствие.
– Значит так, – Остронег отхлебнул ароматный травяной чай из кружки, – первым делом нам бы до капища дойти.
– Ближайшее у Китай-города. В метро. – Ждан стал веточкой рисовать на земле план. – Но лучше туда не ходить.
– Что там не так? – Остронег подозревал, что беспокоит Ждана, но хотел, чтобы тот сам сказал.
– Говорят, кроме руконогов в метро и люди живут. Свирепые и веры странной. Они камлают за метро от моря до моря, верят, что по тоннелям можно аж до Киева дойти. Так что… Это не то место, откуда в дальние походы уходят. Да и вообще, метро – оно нам чуждо. Пусть те, кто там живет, там и лазают.
– Тогда куда?
– Лубянка. Там точно шамов найдем. Я почти уверен, что они там собираются, шаманят и рассказывают, что где делается, кто что видел, где поживиться можно. Но так говорят, что нормальный человек не поймет. По-своему, по-шамски, талдычат. Потом посидят, погудят свои дикие заговоры и разбредаются. Каждый, умножив знания, уходит по своим делам. И никто никому не говорит, куда, – рассказал Ждан.
– А нам польза от того какая? – поинтересовался Редедя, вытряхивая из кружки травинки от выпитого чая в угли костра.
– Я найду, кто куда пошел. Следы остались, дождя, поди, неделю не было, – уверенно сказал Ждан.
– Решено, веди! – объявил Остронег.
Спрятав в заплечные мешки свои длинные балахоны, привычные и нужные в Кремле, «Говорящие с мечами» выдвинулись в поход. Теперь они шли как боевой отряд, не скрывая своего оружия.
Густые заросли векового соснового бора заканчивались у полотна широкой дороги. Деревья не смогли пробить древнюю плитку Никольской улицы. Невысокие дома старинной постройки тоже сопротивлялись разрушению, их только сковали корни неведомых растений и хищные лианы. Ветром унесло запахи прелой хвои. Открытое пространство лишило людей хоть какой-то иллюзии безопасности.
Взяв мечи на изготовку, группа шла по узкой улице. Казалось, ничто не нарушало спокойствия утренней Москвы, но тишина пугала. Слишком уж безмятежной она была.
– Смотри. Ты то же самое подумал? – спросил у Ждана Остронег.
– Да, это помет бага, – ответил Ждан и ткнул носком сафьянового сапога круглый твердый комок. Тот, сухо тарахтя на стыках тротуарных плит, покатился по улице.
– Дня три ему, – сделал вывод Ждан.
– Давно тут были…
– Они тут и не бывают. Они из тоннелей наружу вылезают. Охотиться и гадить. Такая мерзость, что…
Какая мерзость, он рассказать не успел. Чудом сохранившиеся решетки ливневой канализации взлетели сразу в трех местах, будто их выкинуло вышибным зарядом, и следом на поверхность выбрались, неприятно шипя и шустро перебирая конечностями, дюжина багов-руконогов. Один из них, не спуская с людей взгляда громадных фасеточных глаз на человеческом лице, спокойно отбил задней лапой упавшую на него чугунную решетку, словно это был клочок бумаги. Решетка отлетела в сторону и впилась ребром в каменную стену. Баги не спешили нападать на людей. Они выстроились подковой, чтобы обойти отряд с флангов, и встали на четыре задние лапы, подняв передние сегменты туловищ в позе нападения. Пытаясь запугать людей, они шипели и хаотично водили передними конечностями.
– Вот же дерьмо, – выругался Одинец. – С утра день испорчен.
Группа построилась в боевой клин – впереди гигант Редедя, справа Ждан и Остронег, слева Одинец и Оселя. Держа мечи двумя руками, они не стали ждать, пока баги начнут атаку, и медленно, но решительно двинулись им навстречу. Руконоги, привыкшие, что добыча сразу пытается скрыться, нервно перебирали ногами на месте, но отступать не думали. Обычная тактика багов – испугать жертву, а потом молниеносно догнать и напасть со спины – не сработала.
Люди приближались неотвратимо. Когда между противниками осталось меньше метра, произошло то, чего меньше всего ожидали руконоги. Ждан и Одинец припали на одно колено, а Редедя, используя товарищей как трамплин, прыгнул вперед. В головокружительном кувырке он перелетел через бага, стоящего в центре. Меч описал большой круг; приземлившись, Редедя стал в боевую стойку. А средний баг, так и не шелохнувшись, распался на две аккуратных половинки, залив улицу смердящей желто-гнойной кровью. Редедя ухитрился попасть точно между хитиновых сегментов, защищающих тело твари. Глаза на двух половинках человеческого лица еще вращались в агонии, словно искали врага, но когтистые ноги уже не дергались. Баги, оказавшись в окружении, истерично зашипели. Они делали выпады, стараясь достать людей своими бронированными лапами. Одного удара когтистой конечности было достаточно, чтобы распороть тело человека от груди до станового хребта.
Стало ясно, почему люди держали мечи двумя руками. Мастерства их хватало, чтобы одинаково искусно фехтовать и левой, и правой. Баги не могли предугадать, с какой стороны будет нанесен удар. Остронег первым поразил крайнего в мягкое брюхо с левой руки в тот момент, когда тварь уже приготовилась отражать удар справа. Раненое чудовище попыталось закрыть рану двумя лапами, но двух оставшихся ему явно не хватало, чтобы отбивать выпады меча. Точный удар в сочленение отсек правую верхнюю клешню, и уже справа Остронег нанес проникающий укол в глаз. Баг упал, грузно шлепнувшись брюхом на каменные плиты. Стоящая рядом с ним тварь на секунду отвлеклась на мертвого собрата, и Редедя сзади отсек ей голову.
А тем временем Одинец, Ждан и Оселя взяли в кольцо двух последних багов. Те, понимая, что шансов нет, решили бежать. Один, видя спасительный люк в подземелье, стремительным прыжком попытался перелететь через головы людей, но кончик меча Одинца вспорол ему на лету брюхо. Грязно-желтая жидкость хлынула на Одинца, и он, фыркая и мотая головой, вышел из боя, понимая, что товарищи справятся и без него. Подавляя рвотный рефлекс, Одинец отбежал в сторону и сбросил с себя загаженную одежду. Тем временем его товарищи взяли в плотное кольцо последнего руконога и, уже куражась, дразнили его, заставляя сделать выпад. В конце концов Остронег нанес сильный удар между затылочных пластин, навсегда успокоив тварь.
– Ну что, устроили тут травлю насекомых, – весело сказал он товарищам. – Поиздевались над убогим.
– А что, отпускать его, что ли? – удивился Оселя.
– Нет, отпускать нельзя. Он бы своих привел, – ответил Остронег. – Ладно, будут знать, как людям прогулку после завтрака портить.
– Мужики, а у кого порты запасные есть? – раздался жалобный голос Одинца.
– Обделался? – поинтересовался Ждан.
Почему-то это вызвало радостный гогот. Сбрасывая нервное напряжение, бойцы смеялись и не могли остановиться. Впрочем, Одинец не обиделся и хохотал громче всех.
Лубянская площадь возникла перед глазами внезапно. Расступились руины, а вместе с ними исчезли лианы и плющи. Деревья, подступавшие к улице из дворов, тоже будто испугались открытого пространства и не посмели захватить старинную площадь. Капище шамов находилось посередине, на проплешине в толстом асфальте. Словно опасаясь силы шамов, ни одна травинка не росла там, и земля на капище была голой и утоптанной тысячами ног. Идол, стальной шар, оплетенный спиралями из черного металла, с пятнами запекшейся на нем жертвенной крови, возвышался над землей, наводя животный страх на любого, кто приближался к священному для шамов месту. Медленно, хотя никакой опасности поблизости не было, отряд подошел к площади. Только Ждан, вознеся хвалу Перуну, посмел ступить на проклятую землю. Он прошелся по капищу, потрогал ладонью черный от углей грунт, подобрал и выбросил клочок шерсти, потом понюхал обрывок тряпки и, удовлетворившись, вернулся к товарищам.
– Вчера тут камлали, человек десять было их. Один пошел на северо-восток. Я думаю, нам надо за ним идти, – доложил он.
– А как мы его найдем? – спросил Остронег. – Не взяли мы Канчара, а жаль.
– Жаль-то жаль, но шам крысособаку за версту почует. А у того, что пошел туда, посох с пятой кованой, по следу можно пока пойти, – не очень уверенно сказал Ждан. – А там, может, и увидим его. Немолодой шам, медленно идти будет, отдыхать будет часто. Бог нам поможет.
– Богу до нас особо дела нет, – буркнул Редедя.
– До нас дела нет, а вот скверну он не любит, потому поможет.
– Ну, если так, давай, веди.
Ждан не ошибся, – он сразу нашел еле приметную цепочку следов от посоха, которая вела на Мясницкую.
– Так, с этой улицы он не свернет и пойдет не туда, куда нам надо. Заведет еще куда-нибудь… Надо бы ему путь подправить. – Остронег озабоченно смотрел на белесые вмятины на дороге. – Что скажете?
– Шам никогда не пойдет туда, где баги, – подсказал Ждан.
– Так вот зачем ты мои порты совсем испоганил, – жалобно протянул Одинец.
Ему пришлось надеть свой длинный балахон, чтобы не сверкать голыми ногами.
– Ты правильно подумал, а я правильно сделал. – Ждан поднял импровизированный мешок, который смастерил из испачканных штанов Одинца. В мешке он нес отрезанные головы багов.
– Так, Ждан, нам надо точно определить, где сейчас шам, и потом потихоньку его на путь истинный направить.
– Я так думаю, он вчера недалеко ушел. Камлали они с вечера до ночи, он сразу в путь двинулся, видать, сейчас дрыхнет где-то. Лежку шам в развалинах не побоится делать. Так что идем, смотрим.
Следы шама и вправду очень скоро свернули к двухэтажному, с облупившейся штукатуркой на фасаде, дому. Решено было заложить неприятные сюрпризы на перекрестке с Кривоколенным переулком. Перейдя на него, шам уже никуда не денется, а точно пойдет к Покровке, откуда ему прямая дорога к Садовому кольцу. Переход через Садовое на Басманную всегда считался простым, там всякая мразь редко тормозила путников из Москвы; обычно они обирали идущих в обратном направлении. Да и с шамами никто связываться не хотел. Бандиты боялись порчи, как огня, и истово верили в ее опасность.
Заложив головы в выбранном месте, отряд прошел чуть дальше по Мясницкой. Через пару часов они с удовлетворением увидели согбенную фигуру с посохом. Шам, как и ожидалось, пошел по пути, по которому его направили люди.
За шамом шли уже второй день. Опытный следопыт Ждан видел на земле только одному ему понятные знаки, позволявшие не потерять преследуемого. Шам был совсем близко, и его чутья могло хватить, чтобы обнаружить отряд. Все «Говорящие с мечами» умели скрывать мысли, но только Ждан мог почувствовать, что кто-то рядом пытается прочесть их. А любая неосторожность может привести к тому, что шам учует людей.
Люди загоняли шама, осторожно, шаг за шагом оттесняя к Куполу. Но когда, наконец, постукивая своим посохом, шам приблизился к границе защитного поля и после часового камлания проделал проход, людям скрываться не понадобилось. Дико озираясь, не понимая, что происходит, шам наблюдал, как пять здоровых мужиков с оружием пробежали мимо него сквозь Купол, используя с таким трудом обретенный проход. Он захлопнулся за последним человеком, оставив незадачливого шама за барьером. Ругаясь, понимая, что сил на новый проход не хватит, шам достал из своего заплечного мешка пучок травы, набил им трубку и сел на землю. Тщательно раскурив трубку, он через мгновение улетел своими мыслями далеко от коварных людей и проклятой земли. Третий глаз покрылся поволокой, и шаму открылась истина. Он понял, что люди использовали его только лишь для того, чтобы воспользоваться проходом в Куполе, который он открыл для себя. Мироздание сказало шаму, что люди действовали не по злому умыслу, а ради справедливости. Шам успокоился и задремал.