Глава 4
С бору по сотенке
– Значит, ты точно помнишь, что он это признал? – спросил Ермолаев у своего собеседника.
– Совершенно точно, товарищ следователь, – отвечал сидевший по другую сторону стола парень. – Он даже дважды это сказал. Один раз, значит, вначале – ну, когда он, типа, речь произносил. А потом еще раз, когда ему вопросы стали задавать. Его тогда один мужик спросил: «А чем вы, значит, будете эти проценты обеспечивать?» То есть, короче, откуда деньги? А он тогда говорит: «Выплата процентов будет обеспечена вложениями…» Ну, как точно, я забыл. Вот, давайте послушаем, у меня тут все записано.
И он включил лежавший перед ним на столе диктофон; поискал, нашел нужный фрагмент. Следователь Ермолаев фрагмент выслушал, сделал парню знак – выключай, мол, хватит – и сделал у себя в блокноте еще одну пометку. Допрос свидетеля был неофициальный – беседа, а не допрос, поэтому протокол не велся. Да и свидетель, сидевший перед Ермолаевым, был особенный – студент третьего курса местной Академии права, без пяти минут будущий коллега. Таких студентов, которые не просто просиживали штаны на занятиях, а уже в годы учебы активно делали карьеру, охотно сотрудничали со следователями и оперативниками, в полиции ценили. И ничего, что таким сотрудникам, как правило, не хватало грамотности – как юридической, так и обычной, не хватало опыта, знания психологии и понимания момента, – все эти недостатки искупались энергией и исполнительностью.
Вот и сейчас: парень по заданию Ермолаева не только сходил на собрание, которое проводил в их городе организатор пирамиды «ННН», не только задал там все нужные вопросы, но и записал все услышанное на диктофон и готов был подтвердить каждое слово. И не его вина, что добытые им сведения практически ничего не стоили: их нельзя было использовать как доказательство обмана и мошенничества со стороны организатора «ННН». Наоборот: если бы такой свидетель выступал в суде, то получилось бы, что он является свидетелем защиты, а не обвинения. Ведь из его показаний следовало, что гражданин Николов Н. Г., 1958 года рождения, уроженец Днепропетровска, зарегистрированный в городе Москве, на встрече с гражданами, которых он убеждал стать членами создаваемой им финансовой организации, дважды предупреждал собравшихся о том, что эта организация является финансовой пирамидой. А стало быть, признаков обмана и мошенничества в его действиях не усматривается.
Уже вторую неделю следователь Олег Ермолаев колесил по Сибири. Он ездил по городам, где незадолго перед этим устраивал свои встречи Николов. Он встречался с участниками этих встреч, с самыми разными людьми, подолгу с ними беседовал. В последний раз, узнав о предстоящем собрании в Омске, он заранее, по телефону, послал на встречу вот этого самого парня и таким образом получил проверенный, надежный источник информации. Однако и это не слишком приблизило Ермолаева к достижению поставленной перед ним цели: набрать достаточно материала, чтобы упрятать мошенника Николова за решетку, причем на этот раз – надолго. Все выглядело таким образом, что на сей раз организатор мошеннической пирамиды сумел заранее защититься от обвинений. И скорее всего, сделал это не сам: кто-то ему помог.
Впрочем, и заместитель министра Семен Семенович Чубушный, поставивший перед Ермолаевым задачу собрать материал на Николова в рамках открытого прокуратурой уголовного дела, намекал, что у преступника появились высокие покровители и прищучить его будет не просто. Однако Ермолаева это не смутило, и он уверенно заявил генералу, что с задачей справится и не позже чем через месяц представит достаточно доказательств, чтобы упрятать обвиняемого за решетку. А еще через два месяца уголовное дело будет готово для передачи в суд. Однако прошло уже десять дней из назначенного самим следователем срока, а дело пока не слишком продвинулось вперед.
– Ты эту запись мне скинь, – сказал Ермолаев парню. – Я ее потом еще прослушаю. А пока скажи: еще какие вопросы ему задавались?
– Какие вопросы… – парень наморщил лоб, припоминая. – Несколько человек спрашивали, когда можно будет получить деньги и как это сделать.
– Ну и что он отвечал?
– Ну отвечал, что в первый раз деньги можно будет получить через две недели, не раньше. А иначе, говорит, зачем вкладывать, если хотите сразу забрать? Чтобы получить, нужно обратиться к своему десятнику или сотнику. Он возьмет деньги из своей ячейки и отдаст. А если в ячейке в данный момент такой суммы нет, тогда обратится к другой ячейке.
– Десятник – это тот, кто привлек десять участников, а сотник – кто сотню, так?
– Верно. И это… не просто привлек, а ведет все их дела. У кого сколько на счету, все такое…
– Ладно. Еще что спрашивали?
– Вот про этих спрашивали – про сотников. Как стать сотником, какие условия.
– Понятно… – пробормотал Ермолаев и сделал себе в блокноте пометку: «Сотники». Возникла мысль: если не удается привлечь самого Николова, то можно открыть дела на его помощников, этих самых сотников. Они, небось, тоже ведут агитацию, что-то объясняют. И вряд ли они все так же определенно говорят, что их организация – это пирамида. Наверняка златые горы сулят! И потом – распоряжаются чужими деньгами, осуществляют махинации. За это вполне можно привлечь.
– И что, много желающих стать этими сотниками? – спросил следователь.
– Полно! Они ведь дополнительный процент получают за привлеченных новых участников. Однако этот… Николов сказал, что в сотники он берет не всех. А только тех, кто отвечает определенным требованиям.
– Ладно, ты пока иди, – сказал Ермолаев свидетелю. – Вот мой диктофон, запись скинь и иди. Если понадобишься, вызову.
Отпустив парня, Ермолаев встал и прошелся по кабинету. Так, на ходу, лучше думалось. Итак, что получается? Гражданин Николов, уже однажды осужденный за финансовые махинации, ездит по городам страны, устраивает собрания и на этих собраниях предлагает людям вступить в созданную им финансовую организацию. Нигде, между прочим, не зарегистрированную и не имеющую правового статуса. То есть, попросту говоря, предлагает отдать ему деньги. Есть тут признаки мошенничества? Несомненно, есть.
Далее, Николов призывает граждан стать его помощниками, десятниками, сотниками и тысячниками, обещая им за это вознаграждение. То есть вовлекает их в свою преступную организацию. Таким образом, совершаемое преступление становится групповым, что утяжеляет вину участников группы. Налогов с получаемых доходов вкладчики «ННН» не платят, нарушая налоговое законодательство.
Все это звучит убедительно, для любого суда таких доводов хватит. Особенно если они подкреплены свидетельскими показаниями. А этих показаний Ермолаев за десять дней собрал уже на два тома дела. Так что, с одной стороны, первую задачу можно считать выполненной: уже сейчас можно обращаться в суд – здесь, в Омске, или в Новосибирске, где Николов выступал позавчера, или в Заусольске, где состоялось его первое выступление. За решетку его можно будет упрятать. Но дальше что? С чем выходить на процесс? Вот тут начиналась заминка. Доказать факт обмана, а стало быть, и мошенничества будет трудно: ведь Николов постоянно предупреждает, что вклады участников ничем не обеспечены и есть риск, что создаваемая им структура является пирамидой. То есть он добросовестно ставит участников организации в известность о возможности потерять деньги. И если даже судья в том же Омске не примет этот факт во внимание и приговорит Николова за мошенничество к определенному сроку, то такой приговор позже может быть легко обжалован. А это не только брак в работе (чего Ермолаев старался не допускать). Это будет означать, что возбудить новое дело против обманщика будет сложно.
Кроме того, как доказать, что Николов присваивает чужие деньги? Своего счета у него нет, средств ему никто не перечисляет. Всеми деньгами распоряжаются сотники и тысячники. Вот и выходит, что надо заниматься этими офицерами армии Николова. Только так удастся прищучить их главнокомандующего. Так сказать, собирать с бору по сосенке. А в нашем случае – по сотнику.
Итак, надо решить: достаточно ли материала, чтобы вызвать на допрос создателя пирамиды, предъявить ему обвинение и избрать такую меру пресечения, как арест? Ермолаев вновь сел к столу и стал перелистывать собранные документы. Так, это показания свидетелей… протоколы допросов директора Дома офицеров в Заусольске, директора цирка в Иркутске, директора филармонии в Новосибирске – тех руководителей, что предоставляли аферисту помещения. А, вот любопытный материал: показания журналистки из Заусольска Надежды Заикиной. Любопытен этот материал не только своим содержанием, но и личностью свидетельницы. Заикина пришла к нему без вызова, сама. Прямо рвалась дать показания против Николова. Какое-то глубоко личное отношение к мошеннику у нее было, личная ненависть. Хотя сама она, как уверяла следователя, ни в каких пирамидах денег не теряла. Что ж, бывает такое личное неприятие обмана. Ермолаев и сам был такой.
Среди прочего свидетельница Заикина сообщила, что Николов во время своих встреч применяет приемы гипноза и коллективного внушения: манипуляции со светом, с голосом, особый «жгучий» взгляд… Это было интересно. Это можно было использовать. Надо только заручиться мнением экспертов, чтобы не провинциальная журналистка, а ведущие специалисты подтвердили, что внушение действительно имело место.
Кстати, об экспертизе! Он уже заказал в Москве проведение экспертной оценки николовской схемы. Если крупные ученые авторитетно заявят, что схема «ННН» устойчиво работать не может и средства вкладчиков не могут быть возвращены, то тем самым будет доказан факт обмана. Ведь Николов на каждой встрече заявляет, что он разработал некий механизм, позволяющий вернуть деньги даже в случае прекращения деятельности. Надо узнать, готова ли экспертиза.
Ермолаев набрал номер, терпеливо выслушал длинную серию гудков, а затем раздраженный голос руководителя экспертной группы. Оказалось, что ученый уже покинул свое рабочее место и находился в данный момент на даче, и звонок следователя оторвал его от заслуженного отдыха. Ладно, переживет. Ермолаев произнес полагающиеся извинения, а затем спросил главное, ради чего звонил: готова ли экспертиза? Оказалось, что готова на 80 процентов. Даже, пожалуй, на 90. Осталось только все оформить – и можно получать.
– И когда можно будет ее увидеть? – спросил Ермолаев.
– Да, пожалуй, через неделю, – отвечал эксперт. – Хотя нет, давайте заложим для верности еще два-три дня. Через десять дней.
– Почему так долго? – возмутился Ермолаев. – Вы же сказали: «Готова на 90 процентов»!
– Спешка в нашем деле неуместна, молодой человек! – строго заявил голос в трубке. – Каждый наш вывод всегда строго выверен и научно доказан. И стиль изложения тоже играет важную роль. Подобный материал нельзя писать кое-как!
– Хорошо, а в общих чертах вы мне можете сообщить результаты вашей работы? – спросил следователь. – Хотя бы главные выводы? Мне это очень важно!
– Хорошо, главный вывод могу сказать, – сжалился его собеседник. – Все эксперты – а над вашим заключением работали трое – сошлись во мнении, что функционирование организации «ННН» не является замкнутым. Эта организация носит принципиально открытый характер. То есть она может существовать, только постоянно получая финансовую подпитку извне.
– То есть это означает, что в случае остановки деятельности вернуть деньги всем вкладчикам невозможно? – уточнил Ермолаев.
– Совершенно верно, – подтвердил его собеседник.
– И никакой резервный фонд не поможет?
– Вопрос о так называемом резервном фонде у нас вынесен в отдельную главу, – объяснил руководитель экспертной группы. – Вы меня просили сказать вам главный вывод, я и сказал. А эту главу еще надо редактировать.
– Огромное вам спасибо! – ответил Ермолаев и повесил трубку.
Что ж, это уже было кое-что. С таким заключением, да с показаниями многочисленных свидетелей уже можно и в суд идти. А если добавится еще одно заключение, от психологов, специалистов по гипнозу – это уже будет вполне полноценное дело.
Впрочем, до суда еще далеко. Теперь пора вызвать на допрос самого обвиняемого. Он и так с этим здорово затянул. Надо сказать, Ермолаев сделал это вполне сознательно. Зачем заранее предупреждать врага о готовящемся нападении? Правильнее нанести удар, когда будут собраны главные улики. А в случае, если будет жалоба адвокатов (а у такого гуся наверняка будет не один адвокат, а целая группа) – почему, мол, не поставили вовремя в известность, у Ермолаева будет хорошая отмазка: обвиняемый постоянно переезжал из города в город, найти его и вызвать на допрос было невозможно.
Вот теперь можно и вызывать. Где он у нас проживает? Ага, в гостинице «Ермак». Ну конечно, такой человек должен жить в самой лучшей гостинице, в номере люкс. Вот туда я завтра утречком и позвоню. Извольте, мол, Николай Георгиевич, явиться. И не когда-нибудь, а через час. У вас встреча? Какая встреча? Ничего не знаю, будьте любезны явиться в кабинет следователя.
А не придет – так еще лучше. Запишем в деле: уклоняется от явки. Так будет легче получить в суде согласие на арест. Хотя какой суд откажется арестовать такого человека, как Николов? Посмотрел бы я на такого судью!
Олег Николаевич взглянул на часы, затем в окно, за которым темнели сумерки. Ого, уже девятый час! Можно и заканчивать. Он собрал бумаги, запер сейф и направился к выходу.
…Семен Семенович Чубушный не случайно поручил вести «дело Николова» именно следователю Ермолаеву. Олег Николаевич выделялся среди коллег, и выделялся довольно сильно. Отличия начинались уже с биографии.
Олег Ермолаев закончил школу в памятном 1990 году. Сверстники боялись армии как огня – из казарм чуть не каждый день приходили новости о самострелах, повешенных, забитых до смерти, о целых взводах, подавшихся в дезертиры. А Олег не то чтобы не боялся – просто податься было некуда. Рос он без отца, мать поднимала его в одиночку – откуда взять деньги врачу или военкому, чтобы освободить единственного сыночка от армейского ужаса? Защититься вузом Олег тоже не мог – учился он не слишком прилежно, оценками не блистал. Зато многолюдная школа на окраине и улица с ее жестокими нравами научили его стоять за себя и правильно выстраивать отношения с людьми.
Армия эти умения еще укрепила и развила. Ничего плохого с ним вопреки материнским опасениям ни в учебке, ни в части не случилось. Может, потому, что Олегу, можно сказать, повезло: служил он не в мотострелковых частях, которые (наряду со стройбатом) считались самым рассадником дедовщины, а в артиллерии. Хотя и у них, конечно, были свои «дедушки» и были неприятные моменты – как без этого? Но Олег Ермолаев успешно прошел через эти испытания.
Выдержал он и другое испытание – ностальгию по беззаботным армейским годам. Нет, он вовсе не считал их лучшим временем в жизни. Олег смотрел не назад, а вперед. Теперь, в 19 лет, ему хотелось учиться. И еще в нем крепла страсть к справедливости. Она жила в Олеге еще со школы – видимо, это было его собственное, природное. А в армии укрепилась благодаря сержанту Мулгоджонову – здоровенному таджику, который своими кулаками поддерживал в роте справедливость, в своем ее понимании.
Ермолаев проработал год на заводе, а затем пошел в милицию – рядовым в полк ППС. Прошел еще год службы – и он с отличными рекомендациями поступил в юридический институт МВД.
Внешне он не слишком отличался от своих сверстников; можно даже сказать, повторял их путь. В те годы все кругом самозабвенно изучали право, юридические вузы множились, как грибы после дождя. Олег встречал своих школьных товарищей, которые учились по тем же учебникам, что и он, – кто в Академии права, кто на юрфаке университета. Но сходство тут было чисто внешнее. Они мечтали стать известными адвокатами, прокурорами; пределом мечтаний была должность судьи. Считалось, что человек, достигший такого места, не будет знать никаких проблем – и уже никогда. А Ермолаев с самого начала хотел стать именно следователем. Он не хотел зарабатывать на преступности – он хотел с ней бороться. Искоренять ее. Формула капитана Жеглова «Вор должен сидеть в тюрьме» стала его жизненным принципом. И как только он закончил институт, как только получил свое первое дело, то начал осуществлять это свое желание – наказывать преступников.
При этом Ермолаев вовсе не был тупым исполнителем или жестоким фанатиком, стремившимся посадить за решетку как можно больше людей. Нет, он видел разницу между чиновником, каким-нибудь председателем комитета в мэрии, укравшим десяток миллионов из городского бюджета, и многодетной матерью, исправившей цифры в документах, чтобы лишние полгода получать грошовое пособие. Дело такой исправительницы документов он стремился переквалифицировать по более мягкой статье, а то и вовсе закрыть – если была такая возможность. Зато чиновник получал у него по полной.
Особую же ненависть Олег Ермолаев питал ко всякого рода мошенникам, любителям обмануть сограждан – а таких в девяностые и нулевые годы развелось достаточно. Он преследовал их с упорством наемного убийцы, выслеживающего жертву, и вцеплялся в них, как клещ. Немало он вывел их на чистую воду за 15 лет следовательской работы. К сожалению, не всех ему удалось упрятать за решетку: некоторые умело пользовались прорехами в законодательстве, так что на них нужной статьи не находилось, а у некоторых оказывались высокие покровители, которые закрывали успешно начатое Ермолаевым расследование. Последние случаи он переживал особенно болезненно. Но Олег не носил розовых очков, понимал, среди каких людей живет, и, пережив очередную неудачу, вновь упорно принимался за дело.
Работа всегда была для него главным в жизни, все остальное находилось как бы на периферии. Там, на периферии, помещались и женитьба, и жизнь с женой Любой (вполне дружная, согласная жизнь), и рождение сына, а затем и дочери, и их садиковские, а затем школьные успехи, и отдых, и всякого рода увлечения. Собственно, и увлечений особых не было, кроме собирания сведений о военной технике разных стран. Вначале такие вырезки оформлялись в альбомы, занимавшие немало места, а затем, с появлением дома компьютера, превратились в бесплотные электронные файлы.
Да, Ермолаев не носил розовых очков, он был реалистом. И он видел, как его сослуживцы приобретали вначале «Волги» и «девятки», на которые, по всем расчетам, их зарплат никак не должно было хватить, а затем пересаживались с них на новенькие «Ауди» и «Шевроле». Как ездили каждый год на отдых за границу, забираясь во все более далекие и дорогие места. Как строили коттеджи и покупали дорогую мебель. Да, все это он видел и понимал значение и смысл этих приобретений. И при этом он не впадал в отчаяние, которое заставило бы его бросить службу, и не стремился непременно разоблачить преступников в собственных рядах, ведь это могло бы совсем плохо для него кончиться. Он только крепче стискивал зубы, услышав об очередном таком приобретении, и с еще большим ожесточением принимался за новое дело.
Однажды в передаче «Что? Где? Когда?» – единственной программе, которую Ермолаев регулярно смотрел по телевизору (чаще всего в записи), он услышал о философии стоиков, которые учили, что человек должен уметь мириться с тем, что он не может изменить, и направлять свои усилия только на то, что поддается изменениям. «Старайся выполнить свой долг, остальное же предоставь богам», – учил какой-то античный мудрец, имя которого Ермолаев не запомнил. Имя не запомнил, а изречение накрепко засело в его памяти. Он понял, что всю жизнь следовал этому учению, не зная, как оно называется. С этого момента он обрел прочную опору в жизни.
Потому следователь Ермолаев заслужил у начальников и сослуживцев репутацию человека со странностями, но в то же время исполнительного работяги, которому можно было поручить самое сложное и тонкое дело. Как, например, дело организации с названием «ННН».