Глава 1
Наконец-то власть!
Череда дворцовых переворотов в России XVIII в. являет собой пеструю картину получения и захватов российского престола. Как ни парадоксально, но воцарение императора Павла I не стало исключением, хотя формально он получил престол законно. В то же время говорить о переходе власти по формуле «король умер, да здравствует король!» не приходится.
Мало найдется монархов, начало правления которых столь бурно и эмоционально описывали современники. «Наконец он взошел на престол, и был в восторге от перешедшей к нему полноты власти», – писал в своих воспоминаниях Ф. Головкин. По словам другого очевидца тех событий, дворец «…в один миг приобрел вид местности, захваченной императорскими войсками: настолько солдаты, начавшие нести здесь караульную службу, отличались поведением и формой одежды от тех, кого можно было видеть здесь еще накануне»[20]. Это замечание Ш. Массона наилучшим образом характеризует атмосферу начала царствования Павла I, ставшую лейтмотивом к последующим годам. Почему так случилось? Ведь совершенно очевидно, что цесаревич Павел Петрович долго был надеждой и опорой трона, гарантией продолжения династии.
1796 год. Великий князь Павел Петрович жил с семьей в Гатчине фактически «частным» лицом. В свои 67 лет Екатерина II была еще вполне активным политиком. Ничто не предвещало скорой смены власти. 2 ноября 1796 г. императрицу последний раз видели на публике вполне здоровой и бодрой. Не вызвало опасения и то, что 3 и 4 ноября она не выходила из своих покоев, такое также уже бывало не раз. Однако 5 ноября утром ее нашли лежащей на полу, с багровым лицом, без сознания, еле живую. Хотя по описанию Ф.В. Ростопчина утро 5 ноября начиналось как обычно: Екатерина II рано встала и собиралась выйти прогуляться в Эрмитаж с Платоном Зубовым[21].
О случившемся немедленно было сообщено графу Алексею Григорьевичу Орлову-Чесменскому, графу Николаю Зубову, графу Безбородко, графу Н.И. Салтыкову, генерал-прокурору А.Н. Самойлову и митрополиту Гавриилу. Кого известить первым: Павла Петровича или Александра Павловича? Этот вопрос был тогда далеко не праздным…
Рождение великого князя Павла Петровича – законного наследника престола было важнейшим событием в неспокойной истории Российской империи середины XVIII в. Наконец-то! У законно объявленного наследника престола родился сын, надежда династии. Как долго этого ждали, целых 9 лет! Неудивительно, что буквально сразу поползли слухи о реальности отцовства великого князя Петра Федоровича.
Известно, что, получив власть, Петр III не торопился признать великого князя Павла наследником. Однако, зная нравы того времени, маловероятно, что императрица Елизавета Петровна могла бы так рисковать, выдавая за сына Петра чужого ему ребенка, а утаить подобное почти нереально. Более того, есть явное портретное сходство Петра III и Павла I. Здесь, конечно, можно говорить о субъективизме автора, манере письма. Для примера можно посмотреть портреты одного художника, Ф.С. Рокотова, выполненные в сходной манере.
Традиция оценивать первые годы жизни великого князя Павла Петровича как крайне неправильные и нездоровые для ребенка была заложена Екатериной II. Она с ужасом описывала спальню царевича: «Его держали в чрезвычайно жаркой комнате, запеленавши во фланель и уложив в колыбель, обитую мехом черно-бурой лисицы; его покрывали стеганным на вате атласным одеялом и сверх этого клали еще другое, бархатное, розового цвета, подбитое мехом черно-бурой лисицы…»[22] Сетовала об излишней заботе о нем, его окружении из «мамок и нянек». Однако подобное воспитание в детстве было нормой для того времени. Вот как описывает первые годы жизни Петра I Б.Б. Елинский: «Колыбель ребенка отличалась роскошью… из пуха и тафты были сделаны и подушки». В том, что царственного ребенка забрали от матери, нет ничего удивительного, даже в «простых» аристократических семьях детей воспитывали специально приглашенные учителя, что уж говорить о монарших детях. Нет никаких сведений, кроме замечаний самой Екатерины II, а также указаний, повторенных в ряде воспоминаний, что Павел Петрович часто простужался: особых проблем со здоровьем у великого князя Павла, да и в дальнейшем императора, не было. Более того, учитывая его страсть к парадам в любую погоду, можно как раз говорить о крепком здоровье наследника.
Для формирования будущего правителя важнее, конечно, была не столько забота о здоровье, хотя это тоже важно, сколько вопросы его обучения. Здесь же даже самые ретивые критики политики Павла I вынуждены признать, что к этому вопросу и Елизавета Петровна, и Екатерина II подошли со всей ответственностью. Больше того, великий князь был фактически первым наследником российской монархии в новое время, за которым с рождения безоговорочно признавалось право на престол, к чему его готовили с малолетства.
Первыми наставниками-воспитателями великого князя были Федор Дмитриевич Бехтеев и Мартын Карлович Скавронский, которые учили его грамоте и счету. Ф.Д. Бехтеев зарекомендовал себя опытным педагогом, найдя подход, в сущности, к еще очень маленькому ребенку. Он быстро научил Павла читать и считать, прикрепив цифры и буквы на игрушечных солдатиков, и устраивал между ними «сражения».
По старой традиции монархов обучали вместе с ровесниками – отпрысками аристократических родов. Однако юному великому князю таковых не определяли, и он с раннего детства вращался в кругу только взрослых людей. Более того, чтобы привить мальчику чувство ответственности, Ф.Д. Бехтеев издавал специальные «устыдительные» и «одобрительные» ведомости, в которых описывались успехи и неудачи юного великого князя. Причем он уверял Павла Петровича, что эти ведомости распространяются не только в России, но и за рубежом. Весь мир знает, как начинает постигать науки наследник российского престола! Подобные шаги, кроме чувства ответственности, наверняка способствовали формированию таких черт характера Павла, как высокомерие, убежденность в его абсолютной исключительности.
29 июня 1760 г. главным воспитателем и наставником великого князя Павла был назначен Н.И. Панин. Он оказал колоссальное влияние на формирование личности и взглядов Павла Петровича. Можно сказать, что он стал ему «вторым отцом».
Самого Никиту Ивановича Панина можно назвать «персонажем второго плана», о котором всегда упоминают, но особо не распространяются исследователи. Родился Никита Иванович 18 сентября 1718 г. в Данциге, детство провел в Пернове, где отец его был комендантом. Иван Васильевич Панин удачно женился на племяннице князя А.Д. Меншикова Аграфене Васильевне Эверкаловой. Благодаря этому родству Никита Панин еще ребенком был представлен двору, он был вхож в том числе и к великой княгине Елизавете Петровне. Службу Н.И. Панин начал хоть и с нижних чинов, но в элитном конногвардейском полку. Поэтому неудивительно, что он участвовал в «дворцовом перевороте» в пользу Елизаветы Петровны, был пожалован в камер-юнкеры и стал даже приобретать некоторое влияние при дворе. Однако он привлек излишнее внимание императрицы Елизаветы, вызвав опасения у близко стоящих к Елизавете Петровне Ивана и Петра Шуваловых. Дабы не рисковать, Шуваловы посодействовали резкому изменению карьеры Н.И. Панина, который был направлен послом в Данию, а затем в 1748 г. – в Швецию, где пробыл 12 лет.
В ноябре 1759 г. судьба Никиты Ивановича снова неожиданно изменилась. Ему, полномочному министру при шведском дворе, камергеру и генерал-поручику, было поручено в кратчайшие сроки покинуть Стокгольм по случаю назначения воспитателем и обер-гофмейстером великого князя Павла Петровича. Императрица Елизавета Петровна не забыла о нем. Ее выбор был продиктован тем, что Н.И. Панин не был связан с придворными группами, к тому же сам получил прекрасное образование.
Н.И. Панин действительно стал хорошим воспитателем и даже в чем-то другом цесаревичу Павлу Петровичу и, как истинный дипломат, поддерживал хорошие отношения с его матерью, Екатериной Алексеевной. Он участвовал в заговоре против Петра III, в ходе которого, правда, он считал необходимым возвести на престол Павла Петровича при регентстве Екатерины Алексеевны. Однако, как известно, законодательной основы для этого не существовало, и поэтому Н.И. Панин счел необходимым составить соответствующий документ. Это, конечно, не имело перспективы. По сути дела, он совершил ту же ошибку, что и «верховники», – стремился действовать по закону или «придать законный вид» явно незаконному мероприятию – государственному перевороту.
В дальнейшем Н.И. Панин принял участие в составлении манифеста о восшествии Екатерины II на престол, проектов реформы Сената, также он был оставлен воспитателем Павла Петровича.
Настраивал ли Н.И. Панин своего воспитанника против матери, императрицы Екатерины II? На этот вопрос сложно ответить однозначно. С одной стороны, он весьма критически относился к императрице Екатерине II, что не могло быть тайной для наследника. С другой – Панин был крайне осторожен и никогда не толкал своего воспитанника против матери-императрицы.
Н.И. Панин сделал все, чтобы цесаревич получил прекрасное образование, способствовал формированию его политических взглядов, весьма передовых для того времени. Даже после отставки в 1773 г., вплоть до смерти, он сохранил теплые, доверительные отношения с великим князем Павлом Петровичем, который находился у его постели в последние часы. Не исключено, что проживи Н.И. Панин дольше – история бы имела иного императора Павла.
При Н.И. Панине у великого князя появился товарищ по играм и общению, его племянник, князь Александр Борисович Куракин. На протяжении всей жизни цесаревича и Куракина связывали почти дружеские отношения. А.Б. Куракин был известным масоном (вступил в ложу в 1773 г.). Во время поездки в Стокгольм, куда он был направлен известить о втором браке великого князя Павла, Куракина посвятили в высшие масонские степени с правом (наказом) принять гроссмейстерство русской ложей. Через Куракина Павел Петрович, вероятнее всего, также был посвящен в масонство, что сказалось на его взглядах и жизненной позиции. Подробнее об этом будет сказано позже.
О натуре и склонностях великого князя, а затем императора Павла I спорили современники-мемуаристы, историки и даже психиатры[23]. Наибольшую информацию о характере великого князя мы черпаем из записок (дневника) С.А. Порошина, одного из учителей Павла Петровича. Порошин был искренне привязан к своему воспитаннику, и тем важнее его мнение о нем. Все биографы Павла I опирались в своем анализе именно на этот дневник, и каждый находил в нем именно то, что хотел: подтверждение врожденной патологии или абсолютной нормальности Павла Петровича. Беспристрастный взгляд показывает, что рос «обычный» наследник престола. При этом прекрасно уже в 10 лет отдающий себе отчет в той высокой миссии, которая ему уготована судьбой. В записи от 26 августа 1765 г. Порошин приводит такой диалог с цесаревичем: «Долго говорили между прочим его высочеству, что сия кончина (цезаря) ему, как принцу немецкой крови, более всех должна быть чувствительна… Он изволил все отвечать: «Что вы ко мне пристали, какой я немецкий принц, я великий князь российский»[24].
Безусловно, внимательный взгляд писателя-математика показал те черты характера будущего императора, которые рельефно проявились в дальнейшем. И потом, если верить психологам, характер человека, его натура формируются примерно к 5–7 годам, дальше уже идет шлифовка отдельных черт характера. Порошин замечает, что великий князь «вдруг влюбляется почти в человека», но так же быстро остывает. Его расположение легко заслужить, но так же легко потерять. Эта черта характера в дальнейшем сильно повредит уже императору Павлу: никто не будет уверен в его благорасположении. В молодости эту черту характера явно никто не стремился корректировать. Великий князь Павел прекрасно осознавал свое будущее предназначение и хотел, чтобы и окружающие это признавали, причем публично. Известна история посещения театра цесаревичем, когда он был недоволен, что зрители партера хлопали тогда, когда он не изволил. Павел Петрович размышлял, что хорошо бы «их выслать вон». И конечно, никто ему и здесь не объяснил, что подобная мелочная регламентация неприемлема в такой ситуации.
Порошин и другие современники замечали нетерпеливость великого князя Павла – явно сказывался холерический темперамент. В записи от 20 декабря 1764 г. Порошин описывает присутствие цесаревича на вечере у Екатерины II: «Сперва весел был… наконец, скучилось ему. Зачал подзывать Никиту Ивановича домой… Зачал великий князь с ножки на ножку переступать, подмигивать и смотреть на плафон, чтобы скрыть нетерпение». Конечно, Павел был еще юн, но он слишком явно выказывал свое нетерпение, не давая себе труда скрыть эмоции. Его наставники хоть и журили его за такое поведение, но он же был наследник престола и поэтому мог себе такое позволить.
Терпению и умению контролировать свои эмоции Павел I так и не научился. Очевидно, что умение не просто контролировать свои истинные эмоции, но демонстрировать «необходимое» настроение является одним из неотъемлемых качеств политика. Увы, Павел был его начисто лишен. Н.К. Шильдер считал, что это ему стоило жизни. Так, в последний день жизни императора руководитель заговора П.А. Пален не желал допустить до него известного иезуита Габриеля Грубера. Зная нетерпеливый характер Павла, перед самым разводом войск, пропустить или опоздать на который Павел не мог, Пален буквально завалил монарха докладами. Поэтому император, будучи уже в состоянии раздражения, категорически отказался принимать Грубера. Е. Грубер был родом из Вены, получил прекрасное образование и уже в 15 лет вступил в орден иезуитов. После его роспуска в 1773 г. работал инженером при дворе австрийского императора Иосифа II, автор ряда архитектурных сооружений. С 1784 г. он перебрался в Российскую империю и преподавал в Полоцкой иезуитской коллегии. О его деятельности знала Екатерина II, Павел также отнесся к нему благосклонно, тем более что Грубер смог избавить жену Павла Марию Федоровну от зубных болей. В июне 1799 г. Грубер обратился к императору Павлу с просьбой просить папу римского о призвании ордена иезуитов в Российской империи (чем они хуже ордена святого Иоанна Иерусалимского, которому так покровительствовал Павел I). В августе 1800 г. Павел I исполнил просьбу Грубера и направил письмо папе римскому, получил положительный ответ как раз в марте 1801 г. Кто знает, как мог отблагодарить императора иезуит Грубер!
Очень рано в великом князе проявилась такая черта, как упрямство. Порошин описывает эпизод, как Павел страшно разозлился, когда его камердинер не принес ему старый зеленый бархатный кафтан, сославшись на то, что он уже потерял вид. Мальчик просто впал в неистовство, что его приказание не было выполнено сразу, и не принимал никакие разумные аргументы. Подобные эпизоды встречались на протяжении всей его жизни.
Вспыльчивость великого князя и его нетерпимость к малейшим проявлениям невнимания к его персоне замечали современники. Федор Ростопчин в переписке с Семеном Воронцовым так оценивал цесаревича в 1793 г.: «Малейшее опоздание, малейшее противоречие выводит его из себя, и он воспаляется гневом. Замечательно, что он никогда не осознает своих ошибок и продолжает сердиться на тех, кого обидел»[25]. Через два года, после длительного общения с Павлом Петровичем, Ростопчин делает вывод: «Зная лучше, чем кто-либо другой, сколь изменчив его нрав, я не очень доверял тем чувствам, которые он высказывал в данную минуту, и делал все возможное для того, чтобы он не слишком приблизил меня к своей особе»[26].
Другой мемуарист, Шарль Массон, так описывает нетерпение уже императора Павла I: «Случилось ему ехать из Царского Села в Гатчину… Вдруг, вспомнив что-то, Павел сказал кучеру сию секунду возвращаться. Кучер: «Минутой позже, государь! Дорога здесь слишком узкая». Павел: «Как, негодяй! Ты не хочешь повернуть тотчас же?» Кучер вместо ответа поспешил доехать до места, где можно было повернуть. Между тем Павел кинулся к дверцам кареты, подозвал берейтора, приказал ему наказать и арестовать мятежного кучера»[27]. При всем этом ни великого князя, ни в последующим императора Павла I никто не называл злым, но указания на его взбалмошность и даже сумасшествие и тому подобное можно встретить во многих воспоминаниях того времени. Сюда стоит добавить еще и указание на мнительность Павла Петровича, веру в приметы.
Известно, что цесаревич Павел очень любил собак. Один раз его любимую собаку побил один из гвардейских офицеров за то, что она хотела стащить у него кусок мяса. Павел Петрович, узнав об этом, рассвирепел и требовал наказания офицера, так как считал, что тот побил собаку исключительно из ненависти к нему. Когда же ему сказали, что офицер это сделал не зная, чья это собака, цесаревич впал еще в большую ярость, сочтя это более тяжким оскорблением[28]. Любовь к собакам Павла Петровича отмечали мемуаристы и в бытность уже его императором. Так, адмирал А.С. Шишков, более известный своими литературными, нежели военными достижениями, в своих воспоминаниях привел любопытную историю. Как-то к государю Павлу I на прогулке привязалась паршивая, то есть беспородная, собачка. Павел приласкал ее, и с тех пор она стала неотступно за ним следовать. Как-то во время вахт-парада она залаяла, чем разгневала императора. Он, разозлившись, велел отослать ее, но собачка повалилась на спину, забрала лапки, как бы моля о пощаде. На том гнев императора закончился[29]. Все эти примеры показывают, что великий князь Павел Петрович от природы не был злым и жестоким человеком, а уж тем более сумасшедшим. Однако именно в детстве у него сформировались те черты характера, которые не способствовали его успешному правлению.
Мемуаристы с наслаждением перечисляют факты и истории вспыльчивости и взбалмошности великого князя Павла. А если покопаться в юности Петра I, в особенностях правления Анны Иоанновны? Мы еще и не такое отыщем.
Более того, даже недоброжелатели Павла Петровича отмечали его высокую образованность, эрудицию и увлеченность наукой. Как заметила автор одной из недавно вышедших книг о цесаревиче Павле, точнее о его заграничном путешествии, Н.Н. Зазулина, Павел Петрович был истинным сыном эпохи Просвещения![30] Наследник престола увлекался астрономий, театром, архитектурой, а не охотой, например, как это было принято в монарших семьях. Павел вообще любил животных. Историк на основе записок английского дипломата Дж. Харриса указала, что цесаревич Павел «совершенно серьезно спрашивал, знает ли дипломат, насколько мощная обсерватория, в которой работал Джон Гайдак»[31]. Цесаревич Павел наряду с астрономией увлекался еще и физикой с математикой, о чем писал его учитель математики и биограф С.А. Порошин. Павел Петрович любил и понимал музыку (в отличие от Екатерины II), ценил театр. Конечно, наследник интересовался и военным делом, и в этом не было ничего особенного или предосудительного для будущего монарха. Почти все европейские принцы носили военную форму, цесаревич Павел был, среди прочего, полковником кирасирского полка. Порошин описывает, какое воодушевление у еще совсем юного Павла вызвали учения 1765 г. в Красном Селе, в которых он принимал участие. Н.К. Шильдер, да и другие биографы Павла I считают, что именно подобные мероприятия и оказали неизгладимое впечатление на цесаревича, который отказывался учиться, дабы посвятить себя военным «мелкостям». Но разве дети не любит играть и сейчас? Итак, воспитание и развитие юного наследника было вполне обычным и закономерным. Казалось, ничто не предвещало трагических последствий его последующего правления… Как же, когда произошел надлом?
На наш взгляд, большую роль в формировании личности великого князя Павла Петровича, в том числе появлении тех черт, которые в дальнейшем оказались для императора Павла губительны, сыграли ряд взаимосвязанных факторов и событий. Безусловно, каждая в отдельности черта характера наследника не играла критической роли, но, взятые все вместе и помноженные на ряд неблагоприятных событий, сыграли с ним злую шутку. К таким негативным фактам следует отнести неудачный первый брак, последующую смерть жены, известие о ее неверности с лучшим другом; длительное заграничное путешествие уже со второй супругой, похожее на ссылку и, самое главное, томительное ожидание трона.
20 сентября 1772 г. Павлу Петровичу исполнилось 18 лет. Отметили это тихо, без особых торжеств и награждений – тогда не было точного возраста «совершеннолетия». Однако очевидный факт, что цесаревич стал уже взрослым, достиг детородного возраста, не замечать уже не получалось.
Великому князю необходимо было выбрать жену для продолжения династии, что было делом особой государственной важности. Выбор пал на семейство ландграфа Гессен-Дармштадского. 6 июня 1773 г. ландграфиня Гессен-Дармштадская прибыла в Ревель в сопровождении трех дочерей: Амалии, Вильгельмины и Луизы. Как известно, цесаревичу приглянулась принцесса Вильгельмина, которую уже 15 августа 1773 г. крестили под именем Натальи Алексеевны.
Если верить Н.К. Шильдеру, то за этим выбором стояли прусский король Фридрих Великий и Н.И. Панин. Датский посланник в Петербурге, барон А.Ф. фон Ассебург, в письме к Панину, с которым они состояли в дружеских отношениях, крайне негативно отозвался о выборе цесаревича. В частности, он писал, что «сердце у нее гордое, нервное, холодное, может быть, несколько легкомысленное…»[32]. Однако кто будет слушать датского посланника!
29 сентября 1773 г. состоялось бракосочетание цесаревич Павла Петровича и великой княгини Натальи Алексеевны. Павел Петрович был счастлив и влюблен в свою супругу. Поначалу она понравилась и императрице. Цесаревич влюблен, значит, можно ждать скорого продолжения рода. Екатерина II прекрасно понимала, что это крайне важно как для страны в целом, так и для ее собственной власти в частности. Известно, что, когда летом 1771 г. цесаревич сильно заболел горячкой (разновидность лихорадки, которая сегодня не встречается), что был на грани жизни и смерти, это рассматривалось как государственное бедствие. Наследник был очень нужен престолу.
Очень быстро великая княгиня стала разочаровывать императрицу. Она не желала учить русский язык, часто болела и даже была замечена в интригах. При этом она полностью подчинила своему влиянию мужа, Павла Петровича. Казалось, начавшееся сближение Екатерины II и ее сына Павла снова под угрозой.
История донесла до нас такую «интрижку». В мемуарах декабриста М.А. Фонвизина, повествующего о так называемом «конституционном проекте Н.И. Панина – Д.И. Фонвизина», в числе прочего указывается, что Панин допускал вероятность передачи (или захвата) власти от Екатерины II цесаревичу Павлу Петровичу. Посвящены в обсуждение (или состояли в заговоре), кроме самого Панина и великого князя Павла, секретари Никиты Ивановича: собственно Д.И. Фонвизин, Я.Я. Убри, В.П. Бакунин. О заговоре знала и участвовала в нем великая княгиня Наталья Алексеевна. Главой же Фонвизин называет голштинского дипломата К. Сальдерна, который, будучи доверенным лицом великого князя, склонял его к тому, чтобы он потребовал от императрицы Екатерины II или уступить ему власть, или стать соправителем. Эти идеи активно поддерживала и молодая великая княгиня. Именно поэтому Павел вначале вроде бы поддался на уговоры, но позже признался Екатерине II, которая уже все знала об этой «интрижке» от В.П. Бакунина. Она пожурила цесаревича и, не глядя, бросила в камин список участников заговора.
Казалось, этот эпизод не стоил столь пристального внимания, если бы не тот факт, что многие сановники в целом ободряли идею передачи власти. В это время начала восходить «звезда» Е. Потемкина, менялись политические группировки у трона. Екатерину II от возможных интриг оградила крестьянская война под предводительством Е. Пугачева, разом объединившая дворянство у трона. Тем не менее она ясно показывает, что вместо «союзницы» императрица приобрела опасную соперницу за власть, а она ведь тоже была когда-то немецкой принцессой, как и молодая великая княгиня Наталья Алексеевна.
Однако судьба все решила по-своему. Великая княгиня не смогла разрешиться от бремени и 15 апреля 1776 г. умерла. Поговаривали даже, что Екатерина II отравила невестку. Это маловероятно – ей очень был нужен наследник. Проблема родов была очевидна, а делать кесарево сечение тогда не очень умели.
Смерть любимой жены и первенца стала ударом для Павла Петровича, но еще большим шоком оказалось известие о ее измене с его лучшим другом: предательство людей, которым он доверял более всего. В бумагах близкого друга великокняжеской четы графа АД. Разумовского была найдена его любовная переписка с великой княгиней Натальей Алексеевной. Узнав об этом, Екатерина II посвятила в эту сердечную тайну Павла Петровича, дабы он быстрее пришел в себя. Средство, безусловно, жестокое, но прагматичное, так как проблема продолжения династии по-прежнему стояла остро. Будучи прекрасным политиком, императрица считала, что это был лучший способ «отрезвить» великого князя и в дальнейшем обеспечить скорый второй брак. И совершенно очевидно, что вся эта история прошла для впечатлительного и самолюбивого Павла крайне болезненно. Все эти перипетии отрицательно сказались на характере Павла Петровича касательно его доверия людям.
Тем не менее Екатерина II достигла своей цели. Такой поворот событий позволил цесаревичу быстро прийти в себя после смерти супруги и уже 13 июня 1776 г. отправиться в Пруссию для знакомства с Софией-Доротеей Вюртембергской, будущей великой княгиней Марией Федоровной. Тем более что официальный траур по великой княгине Наталье Алексеевне не объявлялся. 11 июля состоялась их встреча на балу у прусского короля Фридриха. Павел и София-Доротея понравились друг другу – иначе и быть не могло. Однако цесаревич Павел, наученный горьким опытом, составил для будущей жены наставления, где предостерегал ее от возможных интриг, рекомендовал быть набожной и бережливой. 26 сентября 1776 г. состоялось бракосочетание цесаревича Павла Петровича и великой княгини Марии Федоровны. Этот союз полностью оправдал надежды Екатерины II. Вторая супруга цесаревича не вмешивалась в политику и уже в 1777 г. родила первенца Александра, а в 1779 г. Константина, тем самым укрепив династию. Как известно, бремя воспитания наследников Екатерина II взяла на себя.
Павел Петрович оказался не у дел: к управлению государством императрица его не допускала, как, впрочем, и до воспитания сыновей, что также было делом большой политической важности. Поэтому было решено отправить великокняжескую чету в длительное заграничное путешествие, да еще инкогнито.
Заграничное путешествие великокняжеской четы под именем графов Северных завершило образование Павла Петровича, познакомило его с западноевропейскими монархами, причем перед Великой французской революцией: путешествие состоялось в 1781–1782 гг. Екатерина II тщательно продумала маршрут и свиту для поездки своего сына и наследника. И хотя Павел Петрович сетовал, что императрица окружила его соглядатаями, с ними среди прочих путешествовал его друг детства А.Б. Куракин, а среди фрейлин, сопровождавших великую княгиню Марию Федоровну, была Е.И. Нелидова, к которой цесаревич относился с особой симпатией.
19 сентября 1781 г. «графы Северные» со свитой двинулись в путь, который лежал через Киев, далее Польшу, в Вену, где Мария Федоровна встретилась с родителями. Затем они посетили Венецию, Неаполь, Рим, Флоренцию. В Риме цесаревич Павел Петрович встретился с папой римским Пием VI. Из Флоренции они продолжили путешествие в Ливорно, Парму, Милан и Турин. Далее их путь лежал в Париж, где великокняжеская чета пообщалась с Людовиком XVI и Марией-Антуанетой. Оттуда они поехали в Брюссель, где Павел Петрович посетил Лейденский университет. Из Нидерландов они направились в Швейцарию в Штутгарт и далее снова в Вену. Из Вены Павел Петрович и Мария Федоровна через Краков, Еродно, Митаву и Ригу вернулись в Петербург.
Каковы итоги этой поездки? Н.К. Шильдер пишет об окончательном охлаждении Екатерины II к сыну. Но в чувствах ли тут дело? Семья разрастается, и опасности династического кризиса уже нет. Павел Петрович за границей вел себя достойно, был очень хорошо встречен европейскими дворами, что отчасти было признанием и заслуг Екатерины II. Павел же воочию увидел блеск европейских монарших домов. Как писал князь Е.А. Штаремберг императору Иосифу II: «Русский принц получил мало кому выпадающий шанс из монархов, когда придет время, этому пытливому молодому человеку будет очень легко править. Принц узнал в Европе всех ближайших союзников России на десятилетия. Мало кому так везло… Он строптив, но честен и благороден, а это важнее приятных манер»[33]. Однако, как известно, Павлу Петровичу не суждено было воспользоваться этим опытом, так как грянула Великая французская революция, которая похоронила старый мир. Именно этим объясняется патологический страх Павла I перед любыми оппозиционным проявлениями, будь то идеи или круглые шляпы.
После приезда из длительного путешествия Екатерина II подарила Павлу Петровичу имение Гатчину. Малый и большой двор живут каждый своей жизнью. Начинается длительное ожидание трона, окончательно надломившее цесаревича.
Вопрос престолонаследия в монархиях всегда был ключевой проблемой. В российской действительности он усугублялся тем, что по указу Петра I верховный правитель должен назначить наследника сам. Формально Екатерина II сделала это при вступлении на престол, включив великого князя Павла Петровича как наследника в текст присяги. Однако с этого времени прошло 34 года ее правления и никаких более распоряжений от императрицы не последовало. Великий князь ждал власти и боялся быть лишенным престола: его сын великий князь Александр, хотя и демонстрировал отцу покорность, формально легко мог занять его место.
Прагматичная Екатерина II, не допускавшая великого князя Павла Петровича до управления страной, не могла не задумываться о будущем. Тем более что на стороне великого князя Павла было много «сочувствующих». После совершеннолетия положение Павла Петровича стало походить на гамлетовское. Один исторический анекдот гласит, что во время пребывания Павла Петровича в Вене предложено было в придворном театре в его присутствии сыграть «Гамлета». Однако актер, игравший главную роль, отказался, мотивируя это тем, что в таком случае в театре окажутся два Гамлета. Интересно также и то, что в течение всего правления Екатерины II этот спектакль был запрещен к постановке на русской сцене. Сам Павел, вероятно, хорошо знал об этом сравнении и поощрял его.
В Брюсселе в достаточно широком кругу Павел рассказывал о видении ему в Петербурге Петра I, обратившегося к нему со словами «Бедный Павел! Бедный князь!». И далее по тексту Шекспира, только с другими именами. Некоторые мемуаристы и исследователи видели в этом рассказе подтверждение начинающейся душевной болезни великого князя. Однако, учитывая, что все это было рассказано во время путешествия Павла Петровича по Европе, очевидна попытка великого князя создать вокруг себя «ореол мученика», а также несколько с иной позиции представить разумное правление «Северной Минервы».
Нет смысла отрицать (как и подробно останавливаться на этом сюжете), что особенности воспитания, положения при матери-императрице и томительное ожидание трона сделали Павла Петровича подозрительным, вспыльчивым, неуравновешенным человеком. Однако, несмотря на громадное влияние личности монарха на проводимую им политику, определять ее особенности только с помощью этого критерия невозможно. Естественно, большой отпечаток на формирование павловского режима наложили исторические реалии того времени.
Императрица Екатерина II прекрасно понимала особенности своего положения и положения собственного сына. Еще в начале царствования императрица сделала набросок Указа о престолонаследии. В этом небольшом отрывке Екатерина II указывает: «1) Называть сей закон императорской статьей Екатерины Второй; 2) Императорский престол не может быть порожен; 3) По смерти моей, сын мой наследует; 4) По сыне моем, если старшему сыну его двадцать один год миновало, то сей старший сын наследует, если же он менее двадцати лет с годом, то короновать мать его, пока царствует во всю жизнь ея, ибо от малолетства самодержца империи было бы опасно; 5) Если б мужское колено пресеклось, то старшая дочь…»[34] По сути этот указ – оправдание захвата власти, гарантом которой был великий князь. Поэтому дальше небольшого наброска дело не пошло.
Несколько позднее, когда Екатерина II укрепила свою власть, она снова задумалась о законодательном закреплении передачи престола. К 80-м гг. XVIII в. относится еще один проект манифеста о престолонаследовании, найденный историком В.А. Григорьевым только в 1914 г. В нем императрица предлагала передавать престол по мужской линии и наследником самой Екатерины II напрямую назывался цесаревич Павел Петрович[35].
Однако придворный историк и биограф Н.К. Шильдер подробно описывает шаги, как будто предпринимаемые Екатериной II по передаче престола великому князю Александру Павловичу. Как он писал, императрица задумала нечто особенное. Она прекрасно понимала, что простое «завещание» трона великому князю Александру Павловичу не будет гарантией получения власти. Поэтому ее необходимо обеспечить силой авторитета самой императрицы Екатерины II: передать ему трон еще при своей жизни.
Начиная с 1791 г. (Александру исполнилось только 14 лет), императрица в переписке с Гриммом намеками обозначала свое желание увидеть на престоле внука в обход сына. В письме от 14 августа 1792 г. она уже прямо писала своему корреспонденту: «…Сперва мой Александр женится, а там, со временем, будет коронован со всевозможными церемониями, торжествами и народными празднествами»[36]. В 1793 г. 16-летний великий князь Александр Павлович вступил в брак. Как известно, создание собственной семьи делало великого князя Александра Павловича совершеннолетним и способным управлять страной. В 1794 г. Екатерина II собрала Совет с целью обсудить возможное отстранение от престола Павла Петровича. Однако члены Совета оказались глухи к ее увещеваниям. Не давал прямого согласия и сам великий князь Александр. Поэтому Екатерина II отступила. Могло ли так быть в действительности?
История сыграла с императрицей Екатериной II злую шутку – она получила власть вопреки всем возможным нормам и правилам престолонаследия, опираясь исключительно на собственный авторитет, подкрепленный гвардейскими штыками. В дальнейшем ей в течение всего царствования приходилось доказывать легитимность своего правления, особенно по мере взросления великого князя Павла Петровича. Он был и гарантом ее власти, и главным соперником. Павел Петрович не просто знал, он чувствовал это.
Конечно, императрица Екатерина II формально обеспечила легализацию своей власти, созвав Комиссию для составления проекта нового Уложения, фактически Земский собор последней трети XVIII в. Депутаты первым делом даровали императрице титул «матери Отечества». Цесаревич еще дитя, но в то время взрослели рано. Казалось бы, власть узаконена, но реально императрица была очень ограничена в своих возможностях по регулированию престолонаследия. Царь Петр I судил и казнил сына, женился на простолюдинке, да еще и неразведенной, короновал ее. Но ни у кого не возникло сомнения в легитимности его действий. Екатерине Алексеевне Н.И. Панин в свое время пояснил, что «госпожа Орлова» царствовать не сможет. И с этим Екатерина II вынуждена была считаться до конца своих дней. Поэтому все разговоры о желании Екатерины II передать престол великому князю Александру Павловичу при жизни или после смерти, скорее всего, вымысел, который распустили мемуаристы – участники заговора против Павла I – для оправдания своих действий.
Никогда бы на это не согласился и Александр Павлович. Как это сказать отцу, как принять такое наследство? Да и зачем? Это Екатерина II считала цесаревича Павла совершенно негодным управлять. Его сын поначалу думал явно иначе. Александр Павлович с раннего детства привык жить «на два Двора: большой и Малый». Он поддерживал доверительные отношения со своим отцом, цесаревичем Павлом Петровичем. Великий князь Павел по-своему сумел заинтересовать сыновей: оба великих князя (Александр и Константин) числились офицерами маленькой гатчинской армии. «Они отдавались обязанностям своей службы с удивительным рвением молодых людей, которым в первый раз дают какое-нибудь деловое поручение, с серьезным сознанием важности исполняемого дела»[37]. В тот период Александр Павлович верил или считал нужным это показать, что его отец, став императором, наведет в стране порядок. Тем более что при Екатерине II «все грабят, почти не встретишь честного человека», – сетует Александр Павлович в письме от 21 февраля 1796 г. к своему учителю Лагарпу[38]. Более того, он также не понимает, почему, не решив многих вопросов внутренней политики, Екатерина II ведет активную внешнюю. Империя и так обширна, в ней надо наводить порядок. Эти мысли великого князя Александра весьма созвучны тем идеям, которые его отец изложил в «Рассуждении о государстве вообще, относительно числа войск, потребных для защиты оного и касательно обороны всех пределов». Цесаревич Павел писал в этой работе, что Российской империи необходим покой, ей следует отказаться от наступательных войн и подчинить всю военную систему обороне государства. Кроме того, великий князь Павел критиковал систему судопроизводства в России при Екатерине II[39]. Александр Павлович писал, что реформы отца обеспечат процветание страны и он их продолжит или отойдет от дел, уступив трон более достойному правителю.
…Императрица Екатерина II умирала. Сообщить об этом наследнику отправился брат фаворита Николай Зубов. Когда он приехал в Гатчину, то не застал великокняжескую чету во дворце, отправил гонцов известить о своем приезде. Первой мыслью Павла Петровича было, не приехал ли Зубов его арестовать? Когда же он узнал истинную причину визита, то немедленно выехал в Петербург. Как пишет Ф. Ростопчин, «от Гатчины до Софии встретили наследника 5 или 6 курьеров, все с одним известием от великих князей, от графа Салтыкова и прочих… Не было ни одной души из тех, кои, действительно или мнительно, имея какие-либо сношения с окружавшими наследника, не отправили бы нарочного в Гатчину с известием; между прочим, один из придворных поваров и рыбный подрядчик наняли курьера и послали». Со слов Н.О. Кутлубицкого, Павел Петрович не сразу выехал – он дождался нарочного от великих князей Александра и Константина, князя Оболенского и только после этого выехал в столицу. Последние опасения развеялись! Как же цесаревич Павел боялся, что не получит власть! Впрочем, напрасно. Все эти дворцовые интриги были заметны только в столицах, высшему чиновничеству и офицерству. «Рядовое» дворянство едва ли понимало все сложности и могло оценить душевные тревоги Екатерины II, цесаревича Павла, великого князя Александра…В Павле Петровиче уже давно привыкли видеть наследника, и сложно представить, что должно было произойти, чтобы Александр Павлович при живом и здравствующем отце мог взойти на престол. И Павел это очень быстро понял.
Кому не вскружит голову такое начало царствования! Тем более что восшествия на престол ждали не одно десятилетие. Павлу с юных лет говорили о его предназначении быть правителем России, а срок все не наступал. И тут вот она, власть!
Во дворце Павла Петровича встречали уже не как наследника, а как государя. Павел устроился в угловом личном кабинете Екатерины II, расположенном за ее спальней. К нему приходили и уходили разные люди, вынужденные проходить мимо умирающей императрицы «как будто ее уже не было», как гневно заметила фрейлина Екатерины II графиня В.Н. Воловина[40]. Сделал ли это Павел Петрович сознательно или просто не придал значения – мы не узнаем, да и не так это важно. Интересно другое. Он торопился разобрать бумаги умирающей императрицы. Павел Петрович пригласил к себе А.А. Безбородко. Александр Андреевич был одним из немногих приближенных Екатерины II, ее докладчик по вопросам внутренней и внешней политики, автор многих законопроектов. Он недолюбливал ее фаворитов, не преклонялся перед Платоном Зубовым и имел возможность лично общаться с императрицей. Н.К. Шильдер повествует о том, что при разборе бумаг Безбородко молчаливо указал на один из пакетов и перевел взгляд на горящий камин. Павел, не вскрывая пакета, сжег его. Но, как верно заметил М.М. Сафонов, кто же тогда об этом рассказал? Вероятнее всего, это была еще одна легенда, которую придумали организаторы и участники заговора против императора Павла.
Вечером 6 ноября 1796 г. императрица Екатерина II умерла. Началось царствование императора Павла I.