Крах под Москвой. Генерал-фельдмаршал фон Бок и группа армий «Центр». 1941–1942. Глава 2. Приготовления в Позене (Альфред Тёрни, 1971)

Когда фельдмаршал фон Бок прибыл из Парижа в Берлин в сентябре 1940 года, немецкие войска уже начали концентрироваться в Восточной Пруссии и оккупированной Польше. Несмотря на то что весь мир ожидал, что Германия вторгнется в Англию, командование вермахта отдало приказ об уменьшении численности войск на Западе. Производилось оно под прикрытием приготовлений к вторжению в Великобританию (операция «Зелеве» – «Морской лев»). Несколько недель, последовавших за капитуляцией Франции, в переброску на восток была вовлечена только пехота, поскольку ее присутствие близ границы СССР было легче замаскировать. Танковые и моторизованные дивизии, с их более агрессивными характеристиками, временно оставались во Франции, Бельгии и Голландии, якобы для будущей переброски через Ла-Манш, на самом же деле с целью поддержать прикрытие концентрации на востоке. Позже они сами должны были быть перемещены уже под другим предлогом¹.

Естественно, фон Бок был в курсе того, что вермахт перебрасывал свои силы с запада на восток. В конце июня 1940 года, будучи еще в Париже, он, по распоряжению Главного командования сухопутных войск (ОКХ), перебросил 15 пехотных дивизий из своей группы армий в Восточную Пруссию. Несколько других было расформировано, чтобы предоставить личный состав для планировавшегося увеличения количества танковых дивизий. Но похоже, что фон Бок сперва или неверно оценил, или вообще не догадывался об истинных причинах этих действий. Кажется, будто он понятия не имел о том, что к сентябрю 1940 года Гитлер уже отложил планы захвата Англии и принял важное решение вторгнуться в Советский Союз не позднее весны 1941 года. И что вермахту уже был отдан приказ в обстановке строжайшей секретности подготовить план операции этого жуткого грандиозного предприятия². Не склонный вмешиваться в политику и большую стратегию, фон Бок сосредоточил свое внимание на воздушных атаках на Англию. Он был склонен возложить решение проблемы успешного завершения войны на вышестоящее начальство и, похоже, искренне верил, что вскоре Англия будет вынуждена просить мира³.

В то же время фон Бок не был противником скопления войск на востоке. Он помнил, как двадцать шесть лет назад, в 1914 году, русские вмешались в военные планы Германии и как их армии с невероятной быстротой вторглись в Восточную Пруссию (не завершив сосредоточения всех сил, поскольку надо было спасать разбитых в пограничном сражении 21–25 августа французов и англичан – 22 армейских и резервных корпуса и 7 кавалерийских дивизий немцев против 22,5 корпуса и 7,5 кавалерийской дивизий у союзников, которые начали отход на фронте свыше 230 км). Это заставило военное командование Германской империи перебросить некоторые соединения из Франции, когда захват Парижа казался уже неотвратимым[20]. Теперь же, как отмечал фельдмаршал, не только Париж, но и вся Западная Европа были в руках Германии, поэтому «было бы полезно использовать нашу великую военную мощь как защиту от возможной опасности со стороны России»⁴.

Незамедлительно после прибытия в Берлин фон Бок провел серию совещаний в Главном командовании сухопутных войск (ОКХ). Совещания были созваны главнокомандующим сухопутными силами фон Браухичем. Требовалось присутствие начальника Генерального штаба сухопутных войск Гальдера, командующих группами армий и начальников их штабов. На этих совещаниях не велось обсуждений нападения на Советский Союз. В основном обговаривались технические вопросы: наиболее удобные места размещения военных штабов (включая и штаб фон Бока) на Востоке, вопросы логистики и коммуникаций, структура и возможности недавно созданных моторизованных и танковых дивизий, программы военных игр и другие подобные темы.

Во время одного из совещаний фон Бок согласился с Гальдером, что Позен (Познань), старый польский город примерно посередине пути между Берлином и Варшавой, должен стать местом ставки командования группы армий «Б». Фон Бок согласился и даже не стал сразу же собираться в Позен (Познань), чтобы принять командование, хотя подчиненные ему офицеры были уже там. Вместо этого фон Бок почему-то наивно согласился временно остаться в Берлине⁵.

И фон Бок, и Гальдер вместе заявляли, что причиной просьбы фон Бока остаться в Берлине на несколько дней дольше была негодная связь между Берлином и Позеном (Познанью). Внешне это выглядело веским доводом, хотя германская армия и была технически способна организовать связь между важными точками за очень короткое время.

Реальная же причина того, что фон Бок оставался в Берлине, к техническим вопросам устройства коммуникаций между Берлином и Позеном (Познанью) не относилась. На высших уровнях германской военной иерархии начались движения, которые вели к тому, чтобы вытеснить фон Бока со службы⁶. Фон Бок был недоволен тем, что его группа армий сыграла сравнительно второстепенную роль во время Западной кампании. Он последовательно выражал свое недовольство и зачастую очень цинично критиковал ход военных операций в Голландии, Бельгии и во Франции. Иногда во время Западной кампании он так яростно возражал против некоторых конкретных решений Главного командования сухопутных войск, что его поведение могло быть расценено как проявление недвусмысленного нарушения субординации. Школа более молодых генералов, сторонников остававшейся успешной концепции блицкрига, воспринимала профессиональный подход к ней фон Бока как старомодный и лишенный гибкости. В прошлом фон Бок не раз очень скептически относился к вторжению танковых колонн далеко в глубь территории противника. Он считал, что это делает фланги атакующих войск чрезвычайно незащищенными перед ударами противника и ставит под угрозу всю операцию. Фон Бок предпочитал более консервативную доктрину массированных атак на широких фронтах, более тесную координацию действий между пехотой и бронетехникой, а также между наземными и воздушными силами. Недавние успехи вермахта в Польше и на Западе, когда быстро движущиеся танковые колонны проникали в глубь вражеской территории, не заботясь о безопасности с флангов, не заставили фон Бока хоть сколько-нибудь пересмотреть свой консервативный подход.

Более всего гнев и ненависть некоторых командующих германской армии по отношению к фон Боку вызывала его холодная и властолюбивая натура. «Фон Бока трудно в чем-либо убедить» – такой комментарий чаще всего можно было услышать как непосредственно в Главном командовании сухопутных войск (ОКХ), так и в Верховном главнокомандовании вооруженных сил. «При фон Боке трудно служить», – обычно заявляли подконтрольные фельдмаршалу командующие⁷.

Вопрос сохранения фон Бока на посту командующего группой армий обсуждался в высших военных кругах тайно. К сентябрю 1940 года разговоры велись уже не о том, чтобы отставить фон Бока – к тому времени уже очень многие генералы желали его смещения, – а о том, кем его заменить. Тут возникли значительные разногласия. Чтобы дойти наконец до конца этого тернистого пути, Главное командование сухопутных войск составило конфиденциальный список, в нисходящем порядке перечислявший допустимых компетентных командующих, способных заменить фон Бока. Возглавлял список фельдмаршал Гюнтер фон Клюге, командовавший 4-й армией в группе армий «Б». Далее шли фельдмаршалы Зигмунд Вильгельм Лист и Вальтер фон Рейхенау. Последний был одним из немногих профессиональных командующих, которые, вместе с фон Боком, остались на службе во время предвоенного кризиса между Гитлером и генералитетом. Квалификация Рейхенау не оценивалась так высоко, как у Листа или фон Клюге, но он принимал национал-социализм с куда большим энтузиастом, чем большинство его коллег, и по этой причине противники фон Бока решили, что ему будет легче найти общий язык с Гитлером. Список завершали два или три командующих рангом пониже, включая одного генерал-майора⁸.

К середине сентября полемика достигла своего пика, дойдя до состояния «сейчас или никогда». Если и нужно было сместить фон Бока с поста командующего, то только в то время, когда он находился в Берлине. Если он снова примет на себя командование, заставить его уйти будет сложнее. Список выбранных возможных претендентов лег на стол Гитлера 14 или 15 сентября. 17 сентября фюрер уже принял решение относительно фон Бока. С жесткими ремарками он отклонил каждое имя, значившееся в списке, и довел до общего сведения, что намерен без всяких неопределенностей оставить фон Бока на посту командующего⁹.

Факторы, повлиявшие на то, что Адольф Гитлер решил принять сторону фон Бока, до сих пор остаются неясными. Опираясь на свои необъяснимые, часто непредсказуемые суждения, Гитлер ясно видел в фон Боке профессионального командующего, который не будет ставить под вопрос политические решения руководства Германии, а будет просто выполнять поставленные боевые задачи. К тому же в конфронтации вокруг фон Бока Гитлер мог видеть возможность еще больше усилить свое влияние на генералитет, еще раз показать, как он уже делал два с половиной года назад во время дела Фрича и Бломберга, что только он один наделен властью разрешать споры в военной иерархии.

Таким образом, фон Бок в сентябре 1940 года сохранил положение командующего. Публично он не придал всему этому эпизоду значения, если вообще был осведомлен о степени его напряженности. 21 сентября он уже готовился покинуть Берлин и отправиться в Позен (Познань), но на следующий день всерьез заболел и слег из-за язвы желудка. Этим недугом он страдал уже давно, и из-за заговора, который Гитлер окончательно прекратил несколькими днями раньше, его состояние только ухудшилось. «Моя старая проблема с желудком опять меня беспокоит, – лаконично писал фон Бок. – Но в нужное время я возьму командование над своей группой армий, пусть даже не вставая с постели»¹⁰.

Но, как оказалось, не смог, болезнь затянулась на четыре месяца. 26 сентября Главное командование сухопутных войск, действуя по прямым инструкциям Гитлера, отстранило фон Бока по состоянию здоровья от исполнения служебных обязанностей до 1 декабря. По истечении этого срока фон Бок все еще физически не мог осуществлять функции командующего, и вопрос о его возвращении на свой пост был отложен на неопределенное время. С 26 сентября по 15 декабря фон Бока на посту командующего группой армий «Б» временно замещал фельдмаршал Лист. В последние дни Лист был направлен на Балканы, и, совместно с Гитлером, командование принял фон Клюге.

На протяжении долгой болезни фон Бока клеветники из высшего руководства, видимо, больше не пытались убрать его с поста командующего. Пока он лежал в постели, его коллеги периодически звонили ему, заботливо справляясь о его здоровье. Фельдмаршал Кейтель, начальник штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил (ОКВ), посещал его раз или два, пока фон Бок находился дома. То же делали фон Браухич, Гальдер и некоторые другие командующие из Главного командования сухопутных войск (ОКХ). Особенно часто звонил начальник штаба фон Бока, генерал-лейтенант Ганс фон Зальмут. По меньшей мере раз в неделю он проделывал путь в 250 километров по прямой между Позеном (Познанью) и Берлином, чтобы информировать фон Бока о положении дел в группе армий.

11 ноября, в двадцать вторую годовщину поражения Германии в Первой мировой войне, фон Бока приехал навестить Адольф Гитлер. «Фюрер просидел у моей постели полчаса. Он проявил сердечность и сильную обеспокоенность о моем здоровье… Мы обсуждали основные вопросы… Перед уходом фюрер пожелал мне скорейшего выздоровления»¹¹.

Но состояние фон Бока улучшилось не скоро. Это вводило его в депрессию, однако он сохранял интерес не только к делам своей группы армий, но и к развитию текущих событий. О них он узнавал главным образом из газет и радиосообщений. В это время фон Бок не имел допуска к секретной военной информации, не считая той, которую узнавал от фон Зальмута.

3 декабря, в день 60-летия фон Бока, Гитлер приехал снова.

«Фюрер преподнес небольшой подарок и принес поздравления. После предварительных расспросов о моем здоровье он сказал мне, что настала необходимость стереть Советский Союз с лица земли. Тогда Англия потеряет свое устойчивое влияние на мир. Я был удивлен таким заявлением фюрера и отметил, что огромная территория России и ее не проверенная нами военная сила сделают задачу трудной даже для наших могущественных войск. Фюрер сразу же сделался холодным и жестким и сухо ответил, что судьба Германии состоит в том, чтобы поднять крестовый поход против большевизма. Перед тем как уйти, фюрер вновь стал более дружественным и выразил надежду, что я скоро поправлюсь, потому что он ожидает, что я сыграю решающую роль в предстоящем крестовом походе на Советскую Россию…»¹²

Таким образом фон Бок впервые узнал, что Германия готовится к войне против СССР. Забавно, что узнал он это не через обычные военные каналы, а от Гитлера лично.

В следующие несколько недель состояние фон Бока стало постепенно улучшаться. 18 декабря позвонил Лист, чтобы попрощаться перед своим отправлением на Балканы и поблагодарить фон Бока за привилегию командовать группой армий «Б». В тот же день позвонил Гальдер и сообщил, что до окончательного выздоровления фон Бока представлять его на совещаниях в Главном командовании сухопутных войск будет фон Клюге.

И еще в тот же самый день в рейхсканцелярии Гитлер поставил свою подпись под длинным, совершенно секретным документом, озаглавленным как «Директива номер 21. Операция «Барбаросса». В этом документе говорилось, что «вермахт должен быть готов уничтожить Советскую Россию в быстротечной кампании, даже до завершения войны с Англией… (и что) конкретная дата начала кампании будет назначена за восемь недель…¹³

Фон Боку не сразу удалось увидеть этот документ. Отпускной сезон 1940 года он провел, восстанавливая силы. В сочельник Гитлер обратился к элитному соединению (в то время бригаде, позже выросла до дивизии) «Лейбштандарт СС «Адольф Гитлер» в Берлинском дворце спорта. Это обращение транслировалось по радио и для всей нации. Гитлер объявил, что Германия в данный момент находится на вершине своего могущества, что ее враги – особенно Англия – проявляют глупость, продолжая сопротивление, и что предстоящий год будет решающим во всей войне. Слушая это в своей квартире, фон Бок вспоминал слова Гитлера, сказанные несколькими неделями ранее, и ждал, чтобы его физическое состояние успешно восстановилось и он мог принять активное участие в предстоящем «решающем году войны».

2 января 1941 года фон Зальмут и несколько штабных офицеров прибыли в Берлин и сразу же отправились прямо в квартиру фон Бока. Зальмут принес с собой копию Директивы номер 21 и дополнительный сверхсекретный приказ Главного командования сухопутных войск, в котором группе армий «Б» приказывалось подготовить военноштабные учения «для предстоящей войны с Советской Россией»¹⁴. По мере того, как фон Бок изучал документы, в нем снова проснулась прежняя горечь по поводу Главного командования и Верховного главнокомандования. «Просто невероятно, что я должен узнавать об этих вещах от своих подчиненных!»¹⁵ Тем не менее фон Бок был доволен поставленной задачей и согласился с Зальмутом, что военную операцию против Советской России следует начать, взяв в расчет громадную и неисправляемую техническую отсталость этой страны. И что абсолютно необходимо уничтожить русские войска у западной границы СССР до того, как они смогут отступить на восток за реки Западная Двина и Днепр.

После совещания с фон Боком Зальмут поспешил обратно в Позен (Познань) и в течение двух недель утвердил план в Главном командовании сухопутных войск (ОКХ). Этот план, по сути, отражал те же концепции, что были утверждены Директивой номер 21. В нем поддерживался тот же оптимизм – оптимизм, который «мог быть объяснен только легкими победами вермахта в Польше и Франции»¹⁶. План соответствовал планам главнокомандования вермахта использовать на пограничном фронте с Советской Россией три группы армий. Сходились они и в том, что центральная группа армий – та, которую возглавит фон Бок, – должна быть наиболее сильной, чтобы нанести в ходе наступления главный удар и быстро продвинуться севернее Припятских болот в направлении Смоленска, по пути уничтожая военные силы противника в Белоруссии. Но, вразрез с Директивой номер 21, этот план предполагал обойти Ленинград и Кронштадт, а основная масса сил вермахта – под командованием фон Бока – должна быть сконцентрирована в полосе центральной группы армий, чтобы использовать предполагавшийся крах русских вооруженных сил и занять Москву настолько быстро, насколько возможно. Главным командованием сухопутных войск это предложение было отклонено¹⁷. Ленинград, Кронштадт и Киев, так же как и Москва, оставались территориальными объектами, которых нужно было достичь совместно с основными ударами, уничтожающими вооруженные силы России.

Причина предложения фон Бока обойти Ленинград и Кронштадт была проста. С того момента, как на него легла ответственность за главный удар в наступлении по плану «Барбаросса», он вынужден был видеть, как силы тратились на то, что он считал второстепенными задачами. Он не хотел рисковать ослаблением войск Германии и ее союзников, распыляя их по всей Западной России. Для фон

Бока захват столицы Советской России и главного коммуникационного центра имел величайшую важность, и только потом нужно было быстро уничтожать военные силы русских полностью. Факт того, что его группе армий поручалась такая задача, усиливал его гордость и воскрешал решительность. В захвате Москвы фон Бок предвидел выполнение вопроса своей чести, славу за совершение подвига, которого не добились, потерпев крах, такие завоеватели прошедших веков, как шведский король Карл XII в 1708–1709 годах и император Франции Наполеон I Бонапарт в 1812 году (который занял Москву 2 (14) сентября и оставил 7 (19) октября, а в дальнейшем погубил при отступлении почти всю свою армию, вторгшуюся в Россию, проиграл кампанию 1813 года в Центральной Европе и отрекся от престола после того, как русские и союзные войска 18–19 (30–31) марта 1814 года взяли Париж). В захвате Москвы он видел главное достижение за свою долгую и почетную военную карьеру – карьеру, в которой он подчинил каждый аспект своей жизни служению славе своего Отечества, не считая свои собственные личные амбиции.

И еще фон Бок предвидел, вполне практично, что возлагать на вермахт опасную задачу одновременного захвата удаленных друг от друга территориальных объектов – значит исключить шанс на достижение каждого из них в отдельности. Это более чем противоречило интересам фельдмаршала фон Бока, которого теперь снедала идея стать первым в современной истории настоящим покорителем Москвы, несмотря на его консервативный взгляд на новую германскую доктрину ведения войны. Он больше не испытывал возражений по поводу открытости своих флангов ударам неприятеля. Его больше не волновала проблема того, чтобы пехотные и танковые соединения наступали, взаимодействуя друг с другом, или, проще говоря, чтобы танки не отрывались от пехоты. Фон Бок готовился подчиниться всем решениям, ведущим к разгрому русских вооруженных сил и захвату Москвы.

31 января 1941 года впервые за четыре месяца фон Бок приступил к выполнению своих обязанностей. Он не был уверен, возобновятся ли его проблемы с желудком и когда это может произойти, но он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы встретить решающие дни, которые ему предстояли. Первым его делом было присутствие на совещании в ставке фон Браухича для командующих армиями и группами армий. На совещание фон Бок прибыл рано, выглядев еще более похудевшим, но зато отдохнувшим и находясь в форме.

Когда совещание началось, фон Бок быстро отметил среди присутствовавших преобладающее пессимистичное настроение.

«Фон Браухич рисовал нам мрачную картину… Атака на Англию была определенно отменена; план Германии втянуть в войну Испанию окончился провалом, и дела итальянцев в Северной Африке были плохи. Фон Браухич детально обсуждал предстоящие операции против русских и особо подчеркнул важность уничтожения русских войск в приграничных зонах, чтобы войска Германии могли быстро получить свободу передвижений. Я спросил Гальдера, который сидел рядом со мной: «Откуда у нас может быть уверенность, что русские будут смирно сидеть перед Западной Двиной и Днепром, пока мы будем их уничтожать?» Гальдер умно улыбнулся и в своем ответе просто повторил слова фон Браухича»¹⁸.

На следующий день, когда фон Бок готовился наконец-то отправиться в Позен (Познань), он получил сообщение от личного адъютанта Гитлера, полковника Рудольфа Шмундта, который просил его явиться к Гитлеру. Заседание у Гитлера продлилось почти час.

«Фюрер был радушен и выразил радость, узнав о моем хорошем самочувствии. В контраст вчерашнему пессимизму в ОКХ, он говорил о русском поражении как о заведомо свершившемся факте. Я отметил, что мы сможем разгромить русских, но будет трудно заставить их заговорить о мире. Фюрер ответил, что мы находимся в отличном военном и экономическом положении и что если русские продолжат сопротивление после потери Украины и Москвы, мы с легкостью проделаем путь и до Сибири. «И тем не менее, – сказал я ему, – мы должны быть готовы к изменениям». Гитлер остро ответил: «Они решат, что их накрыл ураган, я убежден в этом!» Как и на прошлых встречах с фюрером, я заметил, что его отношение может быстро меняться от теплого и дружественного к холодному и подозрительному и обратно… Мы тепло распрощались, и он пожелал мне удачи в Позене»¹⁹.

Фон Бок покинул Берлин рано утром 3 февраля. На железнодорожном вокзале в Позене (Познани) он увидел, что к его приезду готовился целый прием. В нем участвовали Артур Грейзер, гауляйтер (областной руководитель) гау Вартеланд (чьей столицей был Позен), а также мэр города, некоторые другие гражданские представители и все генералы, около двухсот, которые были приписаны к группе армий «Центр» фон Бока. Присутствовали почетный караул и военный оркестр. Оркестр сыграл «Славу Пруссии», любимый марш фон Бока. Гауляйтер Грейзер, фельдмаршал фон Клюге, генерал-полковники Адольф Штраус, Хайнц Гудериан и Герман Гот и несколько других высших военачальников произнесли по короткой приветственной речи. Фон Бок был польщен, хотя в этих обстоятельствах он предпочел бы менее пышную встречу. Но он поблагодарил каждого и воспользовался случаем, чтобы призвать своих слушателей приложить все усилия в эти предстоящие славные, но непростые дни²⁰.

В Позене (Познани) фон Бок приступил к восстановлению своего статуса командующего. Первые несколько дней он проводил долгие часы за столом, изучая горы донесений. Фон Бок совещался с подчиненными командирами и штабными офицерами, одобрял учебные занятия по картам и военно-штабные игры, проводимые в корпусах и дивизиях в ходе подготовки к предстоящему наступлению. И занимал себя большим числом технических деталей и вопросов, связанных с гигантским личным составом, насчитывающим миллион человек. Среди постоянно наведывавшихся в штаб фон Бока людей в дни после его приезда был молодой офицер из Главного командования сухопутных войск (ОКХ), который назвался полковником Хорстом Ратке. Под видом конфиденциального обсуждения с фон Боком вопроса личного характера он попросил о приватном разговоре, и фон Бок просьбу выполнил. После предварительных слов Ратке заявил, что представляет группу офицеров ОКХ, которые убеждены, что Германии нельзя начинать войну против Советской России, пока Англия продолжает воевать, и что некоторые старшие офицеры ОКХ организовали заговор с тем, чтобы осуществить coup d’etat[21] в Берлине и тем спасти Германию от катастрофы. Полковник просил фон Бока присоединиться к заговору. В ответ фельдмаршал разгневался и немедленно выставил Ратке, заявив, что совершенно недопустимо даже обсуждать подобные вещи²¹. Насколько теперь известно, вплоть до самого конца войны фон Бока больше не донимали участники каких-либо антигитлеровских заговоров.

В течение февраля и начала марта 1941 года фон Бок контролировал приготовления к предстоящему наступлению. За этот период он постарался хоть раз посетить каждую из своих дивизий, которых было больше пятидесяти. Он совещался с командующими армий, корпусов и дивизий; инспектировал полки и батальоны; разговаривал с рядовыми, фельдфебелями и унтер-офицерами. Он с удовольствием отмечал, что боевой дух в основном находится на высоком уровне, хотя несколько солдат осмелились доложить своему фельдмаршалу, что имели место сокращения пайков. Фон Бок проинструктировал своего офицера по снабжению генерал-майора Людвига Кюблера[22] определить, какие меры можно принять, и, к своему неудовольствию, услышал, что ОКХ запланировало даже дальнейшее сокращение дневного пайка. «Меня одолевают сомнения, – писал фон Бок. – Если уже сейчас сокращают пайки, что случится, когда мы войдем в глубь России, далеко от наших баз снабжения?»²² И снова, как и во время прошлой Западной кампании, фон Бок начал жаловаться в Главное командование сухопутных войск по этой и другим причинам, но предотвратить сокращение поставок продовольствия и другого жизненно необходимого снабжения в свою группу армий ему не удалось.

Пока проходило множество военно-штабных игр и учебных занятий по карте, фон Бок обычно решал споры между своими упрямыми подчиненными командирами, видя необходимость утвердить свой авторитет командующего группой армий. Однажды командующий 9-й армией Штраус и командующий 3-й танковой группой Гот вступили в жаркую дискуссию во время совещания в штабе фон Бока по вопросу координации действий пехоты и танков. Гот резко оспаривал закрепление пехотных дивизий за его танковой группой в предстоящем наступлении. Он доказывал, что это замедлит его продвижение вперед. Штраус занимал противоположною позицию, заявляя, что базовый принцип командного единства будет нарушен, если Гот будет управлять только танковыми силами без поддержки пехоты.

Фон Бок переубедил Гота в этом вопросе и приказал приписать пять пехотных дивизий, около 70 тысяч человек, к его 3-й танковой группе. Фон Бок объяснил Готу и Штраусу, что ограниченная, некачественная сеть русских дорог будет быстро перегружена и что Готу, командующему 3-й танковой группой на запланированном направлении удара 9-й армии, придется учиться руководить как танками, так и пехотой. Тогда Гот сможет приказать пехоте уступить дорогу, если она будет создавать опасность замедления продвижения танков. В другой раз фон Бок разрешил подобный спор между фон Клюге, командующим 4-й армией, и Гудерианом, командующим 2-й танковой группой²³.

Фон Бок, похоже, очень не любил огорчать своих подчиненных в ходе подобных споров, но позднее это стало неизбежным. Он был искренен в своем желании установить гармонию в обширной, сложной военной машине, которой командовал. Возможно, события сентября 1940 года преподали фон Боку урок. Но более всего, он, как опытный профессиональный солдат, понимал, что никогда не сможет выполнить поставленную перед ним противоречивую боевую задачу без лояльности, сотрудничества и скоординированных действий своих подчиненных, людей, которые должны будут производить ежесекундную оценку ситуации и принимать решения прямо на поле боя.

Несмотря на благие намерения, единственным командующим, с которым фон Бок смог сохранить стабильно хорошие отношения во время подготовительных мероприятий к вторжению в Россию, был командующий 2-м воздушным флотом, обеспечивавшим с воздуха действия группы армий «Центр», фельдмаршал Альберт Кессельринг²⁴.

На протяжении месяцев подготовки, предшествующей наступлению, фон Бок решил не упускать из виду ни один фактор, который мог уменьшить его шансы на успех. Среди многих вопросов, которым он уделял особое внимание, были донесения разведки, собираемые командующими армий, корпусов и дивизий и передаваемые в его штаб. Одно такое донесение определило отношение фон Бока к предстоящему наступлению. 11 марта генерал-майор Ганс фон Оберниц, который командовал 293-й пехотной дивизией, передал лично фон Боку донесение разведки, в котором утверждалось, что русские проводят широкие учебные маневры к югу от Вильно[23] в Литве (с 1940 года Литовская ССР в составе СССР). Оберниц был взволнован этим сообщением, потому что агент, доставивший его, утверждал, будто маневры русских были прикрытием запланированной атаки на Германию. Фон Бок успокоил Оберница и решил не обращать на донесение внимания. В это же время он осознал, что невозможно скрыть такую гигантскую концентрацию германских войск на русско-германской демаркационной линии в Польше и что русские определенно знают, что что-то готовится, и, возможно, принимают контрмеры²⁵.

12 марта по приказу фон Бока фон Зальмут подписал судьбоносный приказ о наступлении. С грифом совершенной секретности этот приказ имел очень ограниченное число копий – по одной на каждую из трех армий фон Бока, по одной – для каждой танковой группы, и еще копии, чтобы информировать главнокомандующего сухопутными силами фон Браухича и начальника Генерального штаба сухопутных войск Гальдера. Согласно приказу Главного командования сухопутных войск (ОКХ) от 31 января, датой для наступления группы армий на Советский Союз было назначено 15 мая 1941 года. Приказ удивительно просто определял миссию группы армий:

«Группа армий наступает в северо-восточном направлении и, пользуясь сильной поддержкой с флангов, уничтожает противника в Белоруссии. 3-я танковая группа наступает своими моторизованными и танковыми соединениями севернее Минска; за ней будет следовать 4-я армия. Как только Минск будет пройден, эти силы соединятся в окрестностях рубежа Борисов – Орша, с целью быстрого продвижения к Смоленску. После захвата Смоленска все силы, включая резервную 2-ю армию, соединятся с северной, или левофланговой, группой армии для быстрого продвижения к Москве»²⁶.

План оценивал противостоящие группе армий силы противника примерно в 50 дивизий, или около 800 тысяч человек. Около двух третей этих сил были сконцентрированы в районе Белостока в Польше; оставшаяся треть была расположена близ Минска. Все эти силы именовались Западным фронтом, командовал ими генерал-полковник Д.П. Павлов[24]. Приказ не давал расчетов, когда именно будет достигнут Смоленск. Он довольно точно оценивал военные силы русских, а в его основании лежало утверждение, что русские войска, хоть и приблизительно равны по численности немецким, хуже подготовлены и должны были быть удивлены и потрясены внезапным нападением и разбиты в максимально короткие сроки.

В тот же день приказ о наступлении был распространен в группе армий фон Бока, фельдмаршал записал в своем дневнике, что Соединенные Штаты приняли акт о ленд-лизе[25]. Он был подавлен и отметил, что «…..они (Соединенные Штаты) сделали уже все, кроме непосредственной отправки своих солдат в Европу…..»²⁷.

На протяжении этих недель фон Бок совершил несколько деловых поездок из Позена (Познани) в Берлин. Эти поездки давали передышку, в которой фон Бок периодически нуждался по причинам здоровья. 18 марта он отдохнул, посетив новое официальное открытие оперного театра в Позене (Познани), прошедшее под покровительством правительства Германии (захватившей Познань в сентябре 1939 года). Некоторые высокопоставленные лица, включая министра пропаганды Иозефа Геббельса, прибыли, чтобы присутствовать на этом событии из Берлина. Во время антракта фон Бок коротко переговорил с Геббельсом. Последний, в свою очередь, рассказал фон Боку, что в работе германской пропаганды наблюдаются значительные трудности и как ему, Геббельсу, тяжело даются попытки донести до флегматичных и упрямых англичан, что их положение безнадежно. «Геббельс выглядел очень встревоженным, – писал фон Бок, – и, похоже, не испытывал особого энтузиазма по поводу нападения [на СССР]»²⁸.

Последняя неделя марта и начало апреля для фельдмаршала фон Бока были полны событиями. 27 марта он отправился в Берлин, чтобы принять участие в совещании в ОКХ. Он остался рассерженным и недовольным результатами совещания. Фон Браухич сказал фон Боку, что танковым группам будет необходимо вступить в непосредственный контакт к востоку от Минска. Фон Бок протестовал, заявляя, что это слишком трудоемкая задача и что болотистые территории вдоль реки Березины поставят под угрозу соединение его танковых сил. Кроме того, он считал особенно важным, чтобы танковые группы продвигались быстро, независимо от соединения друг с другом, пока они не достигнут Смоленска.

«Они (Главное командование сухопутных войск) не углубляются в детали и отказываются понимать полную картину этой многогранной операции! Я не получаю четкие ответы на поставленные мной вопросы. Что случится, например, если русские контратакуют до того, как мы достигнем Минска? На мне ли лежит ответственность решать, когда и где мы будем пересекать Днепр? Я настаиваю, что он должна быть на мне, но они уклоняются от темы»²⁹.

Несколько дней фон Бок оставался в Берлине. На следующий день после совещания, 28 марта, он присутствовал на завтраке в рейхсканцелярии, устроенном в честь министра иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуоки. Фон Бок сидел между фон Браухичем и японским послом в Берлине, генералом Хироси Осимой. Случай был фон Боку приятен и, похоже, сгладил его вчерашние разочарования. Он писал, что генерал Осима невероятно интеллектуальная личность и поддерживает великое стремление Германии уничтожить русский коммунизм.

30 марта фон Бок снова отправился в рейхсканцлерию, чтобы послушать обращение Гитлера к высшему командному составу вермахта. Гитлер говорил четыре часа. После обозрения положения в мире фюрер неоднократно повторил слова о важности уничтожения Советского Союза и о главнейших целях предстоящего наступления. Все это, по мнению фон Бока, имело смысл. Но потом Гитлер сказал своим слушателям, что война против Советского Союза должна быть войной другого рода, войной, основанной на идеологической, этнической и политической противоположностях.

«Война будет такой, что ее не удастся вести согласно понятиям рыцарства… Она должна вестись с беспрецедентной, беспощадной и безжалостной жестокостью. Весь командный состав должен избавить себя от старомодных и отживших свое теорий. Я понимаю, что ведение войны в такой манере лежит за пределами вашего понимания, но я не могу и не буду менять приказы и настаиваю, чтобы они исполнялись без вопросов и с безоговорочным повиновением»³⁰.

Фон Боку все это не понравилось. Пока Гитлер говорил, он с изумлением повернулся сначала к фон Браухичу, потом к Гальдеру и спросил: «Что фюрер имеет в виду? Нам нужно стрелять в гражданских и нонкомбатантов?[26]»³¹ Фон Бок был недоволен, снова получив уклончивые ответы, и это был не последний раз, когда он с энергично опротестовывал методы ведения войны в Советском Союзе.

В тот же вечер Гитлер устроил прием для Главного командования сухопутных войск и генералов, командующих на Востоке. Фюрер был гостеприимен и свободно и просто переходил от одного гостя к другому. Как и в прошлые встречи, он был радушен с фон Боком и справлялся о его здоровье. Потом Гитлер подчеркнул в разговоре с ним важность свободы передвижения его танковых сил после прорыва за Минском и координации с войсками на севере, чтобы захватить Ленинград и Москву. В своей откровенной манере фон Бок заявил фюреру, что это будет очень сложный для выполнения план и что наиболее важным является захват именно Москвы. Фельдмаршал утверждал, что это упростит боевую задачу, иначе возложенная на танковые силы двойная миссия может оказаться очень трудной. Далее фон Бок сказал фюреру, что он не уверен относительно практики ведения войны. К русским, убеждал он, мы должны относиться согласно международным правилам ведения войны, иначе «они окажутся еще более упорными противниками»³².

Реакция фюрера на эти комментарии фон Бока неизвестна, хотя можно полагать, что Гитлер был совсем не доволен высказываниями фельдмаршала. Позже фон Бок писал, что в тот самый момент, когда Гитлер уже собирался возразить, рядом с ним появился фон Браухич и «заиграл ему в тон», высказав несколько комментариев, произнесенных, чтобы продемонстрировать его поддержку основной политики фюрера. Обращаясь к фон Боку, фон Браухич напомнил о необходимости поддержки взаимосвязи между войсками на Востоке и что международные законы ведения войны могут изменяться в зависимости от создавшегося положения. Результатом было то, что вопрос для фон Бока остался неразъясненным³³.

1 апреля Главное командование сухопутных войск издало приказ, определяющий организацию и субординацию войск на Востоке. Группа армий «Б» фон Бока была переименована в группу армий «Центр». С левого фланга у фон

Бока находилась группа армий фельдмаршала Вильгельма риттер фон Лееба. Она была названа группой армий «Север». На правом фланге силы фельдмаршала фон Рундштедта стали группой армий «Юг».

Группа армий «Центр» была наиболее сильной из трех. Официально в нее входили три полевые армии – 2, 4 и 9-я – и две танковые группы, 2-я и 3-я, силы каждой из которых соответствовали силам армии. Приказ постанавливал, что до тех пор, пока группа армий «Центр» не прорвется к Смоленску, 2-я армия под командованием генерал-полковника Максимилиана фрайхерра фон Вейхса будет оставаться в армейском резерве. Так под командованием фон Бока, включая 2-ю армию, были 1 кавалерийская, 7 моторизованных, 11 танковых и 53 пехотные дивизии и 2-й воздушный флот, всего около 1 миллиона 200 тысяч солдат и офицеров. Группа армий «Центр» была самой большой военной силой, находящейся под командованием одного военачальника, когда-либо собранной за всю военную историю.

6 апреля началась Балканская кампания. Германские войска (а также венгры, болгары и сражавшиеся с греками еще с 28 октября 1940 года итальянцы) под командованием коллеги фон Бока, Листа, напали на Югославию и Грецию с такой яростью, что эти две страны были быстро захвачены (югославская армия капитулировала 17 апреля, 27 апреля немецкие войска вступили в Афины, 24–29 апреля разбитый английский экспедиционный корпус, бросив тяжелое вооружение, бежал из материковой Греции, 20 мая – 2 июня немцы в ходе блестящей Критской десантной операции захватили остров Крит, разгромив намного превосходящие силы британцев и греков). Главное командование сухопутных войск переместило свой штаб в город Пресбург[27] на Дунае, чтобы контролировать операции с более близкой и выгодной позиции. В тот же день Верховное главнокомандование перенесло наступление на Советский Союз с 15 мая на 15 июня 1941 года.

В своей ставке в Позене (Познани) фон Бок продолжал приготовления к наступлению. На протяжении этих недель он испытывал удивительную смесь чувств из заботы и облегчения. Он был обеспокоен, не повлияет ли отсрочка начала вторжения на состояние боевого духа войск, как это уже было в Польше и во время Западной кампании. И он испытывал облегчение от того, что, возможно, за счет этой отсрочки он получил время на разрешение проблемы разницы во мнениях относительно политики ведения войны между ним самим и ОКХ.

На протяжении второй недели апреля он провел новые военно-штабные учения, в которых участвовали командующие его армий, танковых групп и корпусов. По результатам учений фон Бок решил, что его южные танковые силы, 2-я танковая группа Гудериана, должны нести основной груз первоначальной атаки. Он все еще беспокоился за правый фланг Гудериана, поскольку при прохождении края Припятских болот танки и вспомогательная техника могли завязнуть. Гудериан презрительно отверг эти опасения, и фон Бок успокоился, но оставил за собой право изменить направление продвижения, если того потребует необходимость.

В начале мая старший штабной офицер фон Бока, фон Зальмут, был отправлен в группу армий «Север»[28], чтобы принять командование 30-м армейским корпусом. «Зальмут долгое время был моим доверенным коллегой как на войне, так и в мире, – писал фон Бок. – Я бы предпочел не терять его, но я рад, что он наконец-то получил назначение командующего. Он слишком долго был штабным офицером…..»³⁴ Перевод Зальмута стал причиной еще одной ссоры между фон Боком и Гальдером. Поскольку информация о преемнике Зальмута из ОКХ поступила не сразу, фон Бок сам связался с Гальдером, чтобы узнать о том, кого же пришлют на замену. Гальдер предложил генерал-майора Антона фон Грейфенберга[29], который ранее принимал участие в Балканской кампании и теперь освободился. Фон Бок не знал Грейфенберга лично и заметил Гальдеру, что хотел бы подумать над этим вопросом день или два. Не дожидаясь ответа фон Бока, Гальдер назначил Грейфенберга начальником штаба группы армий «Центр». Фон Бок был в ярости от того, что такой важный вопрос был решен без его участия, и не замедлил проинформировать об этом Гальдера. «И кроме того, тогда же я, к сожалению, потерял двух других работников своего штаба, компетентного генерала Грёбена и начальника службы разведки полковника Мантея. Оба были заинтересованы в получении назначений на командные должности, и, несмотря на свое нежелание, я согласился отпустить их из своего штаба»³⁵.

Остаток мая и начало июня фон Бок много ездил или между Позеном (Познанью) и Берлином, или инспектируя свои широко раскинувшиеся войска. В течение четырех дней в середине мая он путешествовал на специальном поезде в районе германо-русской демаркационной линии в расположение 4-й армии, в компании фельдмаршала фон Клюге. На второй день поездки фон Браухич телеграфировал, что намеревается посетить штаб группы армий «Центр» в Позене (Познани). Вместо того чтобы вернуться в Позен и встретить фон Браухича, фон Бок только прочнее укрепился в решении придерживаться своего инспекционного расписания и отправил вместо себя фон Клюге. Фон Бок в ходе своей поездки посовещался с командующими большинства корпусов и нескольких дивизий 4-й армии, и снова он проявил интерес к индивидуальному общению с солдатами разных званий. «Войска везде выглядят довольными и посвежевшими, – писал фон Бок, – но, когда я спрашиваю, достаточно ли продовольствия, они отвечают: «Так точно, но нам бы пригодилось больше!» А с 1 июня мясной рацион снова будет сокращен! Интересно, они (ОКХ) собираются сражаться на этой войне только стволами»³⁶.

Возвращаясь из инспекционной поездки, фон Бок договорился встретиться с фон Клюге в Варшаве. Он внес предложения по улучшению обстановки в 4-й армии, а потом узнал, что после совещания с фон Браухичем фон Клюге остался недоволен. Фон Браухич хотел изменить намеченный план действий 4-й армии. Фон Клюге оспорил это решение, основываясь на том, что осталось слишком мало времени. Фон Бок согласился с фон Клюге в этом вопросе и заверил, что планы останутся без изменений.

Это любопытный эпизод. Почему фон Бок сам не пошел на разговор с фон Браухичем, своим непосредственным начальником? Возможный ответ заключается в том, что отношения между этими двумя командующими были натянуты еще со времени приема в рейхсканцелярии Гитлера в конце марта. И фон Бок, возможно желая утвердить свою самостоятельность, решил какое-то время просто не говорить с фон Браухичем. Вдобавок к сложным взаимоотношениям между двумя этими людьми, в чьих руках находилась судьба Германии, далее на короткий промежуток времени фон Бок и фон Клюге оказались предоставлены сами себе. Через день или два после их встречи в Варшаве фон Клюге, очевидно находясь под воздействием своих долгих раздумий, написал фон Боку личное письмо. В нем фон Клюге жаловался, что в его полномочия вторгаются, и настойчиво требовал предоставить ему больше свободы в его командовании или же изъявлял желание уйти в отставку. Фон Бок ответил коротким жестким письмом, снова указывая на нехватку продовольствия, которую он обнаружил в 4-й армии во время инспекционной поездки, информируя фон Клюге, что «ответственность за командование группой армий лежит на мне, и, следовательно, я не могу позволить себе, чтобы меня тормозили ваши требования»³⁷.

Хотя, казалось бы, письмо фон Бока к фон Клюге и быстро разрешило данную проблему, оно не улучшило, а только усилило антипатию между этими двумя фельдмаршалами.

В конце мая фон Бок отправился в похожую инспекционную поездку в 9-ю армию, основная масса войск которой была сконцентрирована в районе города Сувалки. И снова фон Бок увидел высокий боевой дух солдат, хотя в своей перфекционистской манере он отметил дефицит и в армии

Штрауса. Также он заметил, что земли вокруг Сувалок были приведены в запустение, а простой народ оказался провинциальным, если не сказать примитивным, и выглядел «напуганным и подозрительным»³⁸.

По возвращении в Позен (Познань) его ожидала секретная директива. В документе сообщалось, что вторжение в Советский Союз откладывается до 22 июня 1941 года. 4 июня фон Бок получил другую потрясшую его директиву от ОКХ. Она была следствием устных секретных инструкций Гитлера вооруженным силам, данным на мартовском совещании в Берлине. Директива утверждала, что политические комиссары, прикрепленные к русским войсковым формированиям, не должны рассматриваться как военнопленные, но без промедления расстреливаться сразу после захвата. Далее говорилось, что каждый германский солдат имеет право стрелять в русского солдата или гражданского, которого он заподозрит в партизанской деятельности, вне зависимости от обстоятельств. Директива допускала, что эти действия могут нарушать международное право. Чтобы обойти его, Гитлер с этого момента формально снимал вину с германских солдат в предстоящей кампании, «не допуская, что такие нарушения закона, как убийство, насилие или грабеж, имеют место»[30]³⁹.

Фон Бок был в бешенстве. Он незамедлительно попытался связаться с фон Браухичем по телефону, чтобы проинформировать его, что этот приказ недопустим, что он нарушает элементарные правила ведения современной войны и что он уничтожит воинскую дисциплину, а потому не может и не должен исполняться. Фон Боку не удалось связаться с фон Браухичем по телефону. Тогда он позвонил Гальдеру и в целом передал ту же мысль, которую собирался донести до фон Браухича. Гальдер ответил, что он информирует фон Браухича, но не может обещать, что приказ будет ощутимо изменен. Он согласился, что по своей сути директива нарушает общепризнанные правила ведения войны, но заметил, что сделать почти ничего не может.

До 7 июня в группу армий «Центр» не поступало ответа на яростные телефонные звонки фон Бока. Поэтому он позвонил фон Браухичу снова. На этот раз ему удалось убедить главнокомандующего сухопутными силами обсудить проблему, и он заявил, что не станет подписываться на огульную стрельбу в русских гражданских лиц и политических комиссаров. Фон Браухич возразил, но пообещал перезвонить. Он сделал это в течение часа и сказал фон Боку, что «дух» директивы остается прежним, что верховная судебная власть Германии считает, что законно защищаться от партизан и мстить за их атаки любого сорта и что основные законы войны здесь не пострадали. После продолжительных споров фон Бок встал на позицию «что-ж-вы-сами-так-захотели» и завершил разговор. Неофициально он принял решение модифицировать закон так, чтобы заставлять военные суды придерживаться установления правосудия в России до тех пор, пока это не будет создавать чрезмерно тяжелую административную рабочую нагрузку[31].

12 июня к фон Боку пришел Гудериан – с новым предложением по объединению танковых и пехотных частей. Фон Бок это предложение отклонил по причине того, что не увидел в нем ничего нового или полезного. Позже он цинично отметил в дневнике, что Гудериан не был той личностью, которая может командовать пятнадцатью дивизиями. «Думаю, каждый хоть раз бывает виновен в том, что не знает, чего хочет!»⁴⁰

Двумя днями позже фон Бок снова отправился в Берлин, чтобы посовещаться с Гитлером. В своем последнем обращении к собранным до начала наступления генералам фюрер повторил причины и цели кампании. В этой речи фон Бок не услышал ничего нового. Во время поездки он оставался отстраненным и уклончивым по поводу спорного приказа Гитлера о политических комиссарах, уже решив для себя, что он, генералы, офицеры и солдаты его группы армий «Центр» будут, насколько смогут, этот приказ игнорировать.

Последние несколько дней до дня вторжения фон Бок провел в своей ставке в Позене (Познани). Во второй половине дня 20 июня фон Браухич отправил шифрованное сообщение, утверждающее приблизительное время начала наступления и предписывавшее войскам группы армий «Центр» определить конкретное время начала вторжения совместно с войсками групп армий «Север» и «Юг». Фон Бок был будто сражен молнией. «Неожиданно в последний момент мы потеряли координацию, – сокрушался он, – и все потому, что у фон Браухича не хватило смелости или возможностей назначить конкретное время! Я посоветовался с Рундштедтом, с которым у меня хорошая связь; он согласился, что 3:10 утра подойдет. Но фон Лееб хотел начать атаку на 10 минут раньше! В конце концов, посовещавшись втроем, мы сошлись на 3:15 утра. И снова я должен страдать из-за нерешительности фон Браухича!»⁴¹

Накануне великого вторжения фон Бок прочитал штабеля донесений разведки и позже принял у себя «некое официальное гражданское лицо», прибывшее из Москвы. Этот человек просил фон Бока использовать его влияние высокопоставленного военного лидера, чтобы остановить войну. Он информировал фон Бока, что, хотя русские и ожидают войны, но не представляют, когда она наступит, и искренне пытаются остаться верными своим обязательствам по отношению к Германии согласно Пакту о ненападении 1939 года. Фон Бок проявил снисходительность и симпатию. Но он заверил своего посетителя, что, даже если не выполнить все колоссальные приготовления и планы, уже слишком поздно, чтобы предотвратить войну, и все его попытки в этом направлении в последний момент будут восприняты как мятеж. Более того, фон Бок заверил своего собеседника, что судьба Германии была в том, чтобы стереть бич коммунизма с лица земли и принести культурную и политическую свободу русским людям. Никогда еще в современной истории, утверждал фон Бок, возможно, не было такой необходимости исполнить эту великую миссию, как теперь, и никогда раньше Германия не была подготовлена лучше⁴².

Позже на протяжении этого последнего вечера мира между Германией и Россией в 1941 году фон Бока также посетил его коллега, фельдмаршал Кессельринг, командующий 2-м воздушным флотом, который должен был поддерживать с воздуха войска группы армий «Центр». «Кессельринг дружествен, спокоен и готов к взаимодействию больше, чем обычно, – писал фон Бок. – И все равно мы оба чувствуем тяжесть громадной ответственности, которая лежит на нас»⁴³.

Велев разбудить его в 2:30 утра, фон Бок рано лег спать.

Ровно в 3:15 утра 22 июня 1941 года германская артиллерия открыла мощный сокрушительный огонь на протяжении всей западной границы Советского Союза, от Балтики до Черного моря. Пятью минутами позже, когда на востоке забрезжил рассвет, германская авиация, как пчелиный рой, перелетела границу, бомбардируя заранее установленные цели – аэродромы, скопления войск и склады с продовольствием. На земле германская Восточная армия, огромная военная машина, состоящая из трех с половиной миллионов хорошо тренированных солдат[32], с тысячами танков, грузовиков, бронемашин и техники всех видов, миллионами тонн снаряжения и продовольствия, начала вторжение в Советский Союз. Величайшая в истории война началась.

И примерно в этот же момент фон Бок сел за свой стол с чашкой разбавленного кофе, ожидая первых донесений от его войск, начавших это гигантское противостояние.