Глава II
Дагестан накануне нашествий надир-шаха афшара
§ 1. Этническая карта и границы размещения феодальных владений и «вольных» обществ (союзов сельских общин)
Источники 30-40-х гг. XVIII в. не сообщают достоверных сведений о территории Дагестана, границах расселения и численности дагестанских народностей и племен. Приблизительные данные об этом относятся в основном к концу XVIII – началу XIX вв., но они также страдают существенными недостатками: одни из них включают в состав Дагестана Кубинскую и Бакинскую провинции, другие исключают горные области и владения северных кумыков.[137]
Эти причины, с учетом застойности производительных сил и консервативности социальных структур феодальных владений и союзов сельских общин, с одной стороны, и встречающийся отдельными лакунами материал по этим вопросам касательно 30-40-х гг. – с другой, предопределяют необходимость пользоваться в качестве исходных данных не только этими сведениями, но и другими материалами, относящимися к более раннему или позднему периоду.
В этом плане некоторые ориентировочные сведения о местонахождении и границах отдельных феодальных владений и союзов «вольных» обществ (сельских общин. – Н. С.) Дагестана, о внешнеполитической ориентации и взаимоотношениях местных правителей и их сношениях с сопредельными странами, об их доходах, численности подданных и вооруженных сил касательно первой четверти XVIII в. сообщает А. И. Лопухин;[138]второй четверти – И. Г. Гербер;[139] 70-х гг. – И. А. Гильденштедт;[140]конца XVIII столетия – С. Броневский;[141] Д. И. Тихонов (Описание Северного Дагестана (1798 г. // ИГЭД. М., 1958); И. Т. Дренякин (Краткое исчисление по всем именованным владениям, сколько имеет каждый владелец деревнями дворов и во оных душ мужского пола… и сколько получает доходов и может выставить войска, 1796 г. // ИГЭД); Ф. Ф. Симонович (Описание Табасарана, 1796 г. // ИГЭД); П. Г. Бутков (Выдержка из «Проекта отчета о персидской экспедиции в виде писем», 1796 г. //ИГЭД. Он же: Сведения о силах, числе душ и деревень в Дагестане, 1796 г. // ИГЭД); И. А. Ахвердов (Описание Дагестана, 1804 г. // ИГЭД); А. П. Тормасов (Выдержки из «Ведомости, содержащей сведения о численности населения Дагестана», 1811 г. //ИГЭД).
Обобщив сведения этих авторов и других источников, можно установить, что северная граница Дагестана проходила по Тереку, восточная – по берегу Каспия, южная – по Самуру и юго-западная – от границ Азербайджана и Грузии до Андийского хребта.[142] Протяженность границ Дагестана с севера на юг составляла 260 верст, с востока на запад – 150–180 верст.[143]По другим исчислениям, наибольшая протяженность Дагестана в меридиальном направлении составляла 405 км, а в широтном – 213 км.[144]
В прёделах этой территории население Дагестана, насчитывавшее более 30 народностей и этнических единиц, с точки зрения географического размещения делилось на 2 массивные группы: плоскостную и горную. В свою очередь, в результате неравномерного социально-экономического развития горная группа разделялась на 2 части. В итоге сложилось 3 группы населения, размещенные в трех, отличных друг от друга зонах Дагестана.
В первой зоне, начинающейся на востоке у слияния горных рек с Сулаком и ограниченной на западе Андийским хребтом, а с юга – частью Главного Кавказского хребта, обитало население, состоявшее из 14 народностей и этнических групп (аварцы, андийцы, каратинцы, ахвахи, багулалы, идери, чамалалы, хуаны или дидойцы, капучины, гунзалы, ботлихцы, лаки (или казикумухцы) и арчинцы). Во вторую зону (Средний и Южный Дагестан) входило 8 народностей или групп: даргинцы, кайтагцы, кубачинцы, лезгины, табасаранцы, рутульцы, агулы и цахуры. К третьей зоне (Предгорный и Плоскостной Дагестан) относилось 5 народностей или групп: кумыки, ногайцы, азербайджанцы, теркемейцы и горские евреи.[145]
На этой же сравнительно небольшой территории расположилось около 30 крупных и мелких феодальных владений: в Предгорном Дагестане – 8 (шамхальство Тарковское, княжества Буйнакское, Эндиреевское, Аксаевское, Костековское, Эрпелинское, Карабудахкентское и Бамматулинское-Казани-щенское); в Южном Дагестане -17 (Дербентское, Отемышское, Элисуйское-Цахурское, уцмийство Кайтагское, майсумство Табасаранское, владения кадия Табасаранского, бекства Рутульское, Кюринское, Курахское, Какинское, Целягюнское, Испикское, Зухрабкентское, Кара-Кюринское, Микрахское и Гапцахское); в Среднем и Центральном Дагестане – 5 (ханства Аварское, Казикумухское, Мехтулинское-Дженгутаевское, бекства Сиухское и Гоцатлинское).[146] Кроме того, на территории Дагестана смежно с феодальными владениями или отдельно от них функционировало более 60 союзов сельских общин («вольных» обществ), из которых 41 – в Аварии, 9 – у даргинцев, 11 – у лезгин, 3 – в Табасаране, 2 – у агулов и 2 – в Рутуле.[147]
Наиболее обширными и влиятельными среди политических образований Дагестана были шамхальство Тарковское, Казикумухское и Аварское ханства, уцмийство Каракайтагское и феодальные владения Табасарана. Наряду с ними, в качестве самостоятельных правителей выступали владетели Буйнака, Дженгутая, Отемыша, Эндирея, Аксая, Костека, Цахура, Рутула и Элису.
Хотя процесс ослабления одних и усиления других феодальных владений и союзов сельских общин в последней трети XVII–XVIII вв. продолжался более интенсивно, шамхальство Тарковское и впредь оставалось наиболее обширным и влиятельным из них. Как заметил проезжавший по Дагестану в 1639 г. путешественник Адам Олеарий, здесь было много различных князей, но «главный из них именуется шамхал, как бы царь между ними».[148] Побывавший в Дагестане вслед за ним спустя 30 лет Яков Стрейс также счел нужным отметить, что среди дагестанских правителей «самые почитаемые из них шамхал и уцмий. Первый самый могущественный».[149]
В первой четверти XVIII в. границы шамхальства простирались от реки Сулак на юг до реки Орасай-Булак на границах Кайтага длиной на 110 верст и шириной от 50 до 60 верст.[150] На юго-западе оно граничило с Акуша-Дарго, на западе – с Мехтулинским (Дженгутаевским) ханством, на северо-западе – с так называемыми аварскими «вольными» обществами Койсубулу и Салатау.[151]
Несмотря на значительное сужение прежних границ, отмечает В. Г. Гаджиев, «шамхальство и в начале XVIII в. являлось одним из крупных и влиятельных владений… с шамхалами Тарковскими считались не только соседние владетели, но и ближневосточные государства».[152] Подчеркивая обширность этой территории в 1728 г., И. Г. Гербер писал: «Шамхалово владение простирается не только над всеми князьями и землями в Дагестане, но и над частью народа тавлинского и до самой почти Шемахи».[153]
По-видимому, Гербер имел в виду, что после Петровского похода за оказанные услуги шамхал Адиль-Гирей с помощью царя временно восстановил свои права на все принадлежавшие ранее тарковским шамхалам земли в Кумыкии, получил в собственность владения Султан-Махмуда Отемышского и право сбора податей с нескольких деревень в Мюшкюре и Ширване.[154] Под покровительством шамхала оставались Аку-шинское, Мекегинское, Усишинское, Мугинское и Цудахарское «вольные» общества.
Но такое положение продолжалось недолго. В течение XVII – начале XVIII вв. от шамхальства отпали и превратились в самостоятельные владения Бойнак, Эрпели, Эндирей, Аксай, Карабудахкент, Казанище и Мехтулинское ханство. Наряду с тарковским шамхалом Адиль-Гиреем Будайчиевым, на местах уже сидели самостоятельные владетели, также носившие титулы беков или биев: в Бойнаке – Муртузали, в Эндирее – Чопан, в Аксае – Султан-Махмуд, в Казанище – Умалат, в Эрпели – Будайчи. Номинальный общий правитель Кумыкии тарковский шамхал выдвигался из представителей четырех домов, наиболее близких к шамхальскому роду, – Бойнака, Казанища, Кафыркумуха и Гелли. Как отмечает Р.М. Магомедов, шамхал «властью над всеми кумыками… ни в начале, ни в конце XVIII в. не обладал… стремления шамхалов тарковских объединить все кумыкские земли под свою власть не имели успеха».[155]
По данным русских источников конца XVIII в.[156], Тарковские шамхалы вместе с подвластными акушинцами имели от 36 до 42 тыс. дворов, насчитывавших 98-100 тыс. душ мужского пола. Доходы шамхалов по двум статьям (взимание пошлин за провозимые товары и сдача в аренду зимних пастбищ) составляли 25–30 тыс. рублей, а по другим статьям – 80 тыс. рублей серебром. Вооруженные силы тарковских правителей вместе с акушинцами составляли 20–25 тыс. человек.
Бойнакское владение (или бийлик) располагалось между владениями шамхала Тарковского и уцмия Кайтагского. Граница бекства простиралась с севера на юг от реки Манас до реки Орасай-Булак.[157] По имеющимся сведениям, в первой трети XVIII в. в резиденции правителя («крым-шамхала») – Бойнаке насчитывалось 650 дворов.[158]
Отделившиеся от шамхальства земли между Сулаком и Тереком, включая область от Салатавских гор до Гумбета, составили Эндиреевское владение. Правители Эндирея, как и владетели Бойнака, играли заметную роль в политической жизни Дагестана, соперничая в борьбе за власть с тарковскими шамхалами. С начала XVIII в. Эндиреевский бийлик составлял территорию протяженностью 10 верст от правобережья Сулака до рек Яман-су и Козьма-озень. Резиденция эндиреевских владетелей располагалась на реке Акташ. По данным, относящимся к концу XVIII в., в Эндирее проживало 1000 семей, способных выставить 300 воинов, а вместе с окружающими деревнями – 6000 воинов.[159]
Выделившийся из Эндиреевского владения Аксаевский бийлик занимал земли по течению Терека, Аксая и Яман-су в сторону Каспийского моря. В состав бийлика входили также б чеченских аулов под названием Качкалык и несколько ногайских кочевий.[160] В конце XVIII в. в бийлике проживало 500 семей, способных выставить 1500 человек, а вместе с чеченскими деревнями – до 3000 воинов.[161]
Небольшой Костековский бийлик располагался на р. Койсу в 60 верстах от Кизляра и от Каспийского моря и состоял из нескольких деревень, расположенных вдоль Сулака, и улусов кочующих ногайцев. В начале XVIII в. владетели Костека имели общие границы с правителями Эндирея и во многом зависели от них. Несколько позднее пять «почетных» костековских семей переселились во владения аксаевских князей в Салатавии, получив возможность пользоваться присулакскими пастбищами.[162] В конце XVIII в. Костековский бийлик состоял из 300 семей и мог выставить 600 вооруженных ополченцев.[163]В общей сложности в Эндиреевском, Аксаевском и Костековском владениях насчитывалось до 12 тыс. дворов.[164] Наряду с ними в источниках упоминаются Эрпелинский и Карабудах-кентский бийлики, включавшие аулы Эрпели, Ишкарты, Верхний и Нижний Каранай, Ахатлы и Карабудахкент.[165]
С начала XVIII в. среди кумыкских владений заметно выделяется Бамматулинский (Казанищенский) бийлик, куда вошли Большой и Малый Казанище, Буглен, Муселим-аул, Халимбек-аул, Кафыркумух и Темир-Хан-Шура.[166] Примерно тогда же временную самостоятельность обрело Отемышское владение, расположенное между Бойнакским бийликом и границей Кайтага по реке Куц, «подле моря между горами Бойнак».[167] В начале XVIII века в нём насчитывалось 7 деревень с центром в Отемыше, где имелось 500 дворов.[168]
В политической жизни Дагестана важную роль играло уцмийство Кайтагское. В территориальном отношении оно занимало обширную область, простиравшуюся с севера на юг от реки Орасай-Булак до реки Дербах на 60 верст вдоль Каспия и от реки Дербах и Каспия с востока на запад на 100 верст, составляя в окружности 350 верст. На севере оно граничило с шамхальством, на западе – с Акуша-Дарго и Сюргинским союзом сельских обществ, на юге отделялось от Дербентского ханства рекой Дербах и горными вершинами Гургели и Баума.[169]
В топографическом отношении уцмийство Кайтагское, или Уцми-Дарго, делилось на 2 части: Верхний (Нагорный – Шабах-Хайдакъ) и Нижний (Плоскостной – Убах-Хайдакъ). В рассматриваемое время обе части Кайтага состояли из 13 магалов или союзов сельских общин (5 в Нижнем и 8 в Верхнем Кайтаге), причем каждый магал состоял из отдельных джамаатов числом от 4 до 22.[170] Население уцмийства во второй половине XVII в. составляло 50–60 тыс. жителей [171], а к концу XVIII в. в нем исчислялось 25 тыс. дворов, где проживало 75 тыс. душ обоего пола.[172] С начала XVIII в. в Кайтаге правил уцмий Ахмед-хан с резиденцией в кумыкском селении Башлыкент. Годовой доход уцмия с основных статей составлял 60 тыс. рублей, вооруженные силы – 10–12 тыс. человек.[173]
Кроме того, в Нагорном Кайтаге имелось 5 союзов сельских общин, включавших около 30 селений и магал Кубани, игравшие важную роль во внутренних и внешнеполитических делах Дагестана. Отдельные союзы сельских общин, например, Акуша-Дарго, не уступали по территории и численности населения некоторым феодальным владениям. По данным русских источников, в конце XVIII в. акушинцев и дженгутаевцев исчислялось 35 тыс. дворов,[174] отдельно акушинцев – 30 тыс. дворов или семей, где проживало 90 тыс. душ населения.[175]
Центральную часть Нагорного Дагестана занимало Казикумухское ханство, заселенное в основном лакцами, отделенными высокими горами с севера и северо-запада от аварцев, с востока – от даргинцев и с юга – от лезгин.[176] «Земля хассукумская, – писал Гербер, – граничит к северу с кайтагами, к востоку с Табасараном, к западу с малым владением кумыков».[177]
С начала XVIII в. правитель лакцев Чолак Сурхай энергично укреплял свою власть не только над ними, но и соседними народами. В результате его ассимиляторской политики границы ханства значительно раздвинулись, охватив «обширную территорию от Кумуха, Кюре и Самура до Кубы и включало в свой состав не одну народность, а множество, в том числе даргин, авар, агул, арчин, лезгин и табасаран».[178]
Среди них под властью Сурхая оказалось 10 аварских и 7 даргинских селений.[179] Если в начале XVIII в. под властью Казикумуха находилось 15666 дворов, или 200 населенных пунктов, где проживало 45–47 тыс. душ, то к концу столетия эти показатели увеличились в 2–3 раза: число дворов стало 46998, населенных пунктов -300, количество душ -108-150 тыс.[180] Годовой доход хана с основных статей составлял 80 тыс. руб., вооруженные силы -20 тыс., из них наёмного войска от 6 тысяч до 7 тысяч 855 чел.[181]
Обширную территорию в Нагорном Дагестане занимало Аварское ханство (или нуцальство), ядром которого являлось Хунзахское плато, где находилась резиденция аварских ханов – аул Хунзах. На территории Аварии смежно с ханством и отдельно от него располагалось более 40 «вольных» обществ, включавших, по неполным данным, около 270 джамаатов. Население Аварии состояло из представителей 14 мелких народностей и этнических групп.[182] Так же, как в Кайтаге и Казикумухе, аварские союзы сельских обществ (Андалал, Анди, Унцукуль и др.) выступали внушительной силой при решении внутренних и внешнеполитических вопросов. Усилиями аварских ханов в течение XVIII в. были подчинены многие соседние «вольные» общества, обширные пастбища на плоскости и пограничные с Чечней земли («Мичигика» – Чечен-Гала, Герменчук, Шали, Атака-Атаги)[183] и др.
В XVIII в. в личной зависимости от аварских ханов состояло 100 деревень, где проживало 90 тыс. душ населения, а вместе с зависимыми узденскими джамаатами – 210 деревень, составляющих 30 тыс. дворов. Годовой доход аварских нуцалов составлял 150 тыс. руб., вооруженные силы колебались от 15 до 18 тыс. человек.[184] Вместе с тем развитие феодальных отношений и междоусобная борьба привели к образованию на границах с Аварским ханством новых феодальных владений – бекств: Мехтулинского, Гоцатлинского и Сиухского. Наиболее влиятельное из них Мехтулинское бекство, расположенное между владениями аварских ханов и тарковских шамхалов, включало 13 аулов: Верхний и Нижний Дженгутай, Дургели, Кака-Шура, Кулецма, Оглы, Чоглы, Апши, Ахкент, Аймаки, Дуранги, Параул и Урма.[185] В период Дагестанской кампании шаха Надира в резиденции мехтулинского владетеля в Нижнем Дженгутае Ахмед-хана, являвшегося внуком кайтагского уцмия Ахмед-хана,[186]насчитывалось 750 дворов. К концу столетия под властью мехтулинских беков состояло от 10 до 16 деревень, насчитывавших 3000–3750 дворов, где проживало от 11250 до 21 тыс. душ обоего пола. Годовой доход дженгутаевских беков составлял 15 тыс. руб., вооруженные силы – 5 тыс. человек.[187]
К югу от Кайтага до реки Чираг протяженностью 50 верст и к юго-востоку от Дербентского султанства на 70–90 верст лежал Табасаран, граничивший на севере с кайтагами, на юго-востоке с Дербентским султанством и на юге с лезгинами, от которых отделялся высокими горами.[188] На территории Табасарана в XVIII веке, как и в предшествующий период, сохранялось два феодальных владения: в Нижнем – майсумство с резиденцией в Джерахе, где в рассматриваемый период правил Магомед-бек, и в Верхнем – владение кадия с резиденцией в Ерси, где в это время правил Рустам-бек.
Согласно источниками XVIII в., в майсумстве насчитывалось 7 тыс. дворов, 21 тыс. душ мужского пола; в кадийстве -10660 дворов, 31988 душ мужского пола. По другим подсчетам, в майсумстве имелось 70 деревень, в кадийстве – 20 и в Горном Табасаране (Дюбек-Елеми) – 15 деревень и 5 тыс. душ мужского пола. Годовой доход майсума составлял 20 тыс. рублей, кадия – 40 тыс. Вооруженные силы майсума составляли 3 тыс., а кадия – 5333 чел. Население всего Табасарана исчислялось в 40 тыс. жителей обоего пола.[189] Отмечая разночтимость этих и более поздних источников, В. Г. Гаджиев приходит к выводу, что «мы не сделаем большой ошибки, если укажем, что численность населения Табасарана в первой половине XVIII века могла равняться 25–35 тыс.»[190] Основную массу этого населения составляли табасаранцы и лезгины.
Территорию Южного и Юго-Западного Дагестана до границ Азербайджана и Грузии заселяли лезгины и родственные им народности – рутулы, цахуры и агулы.[191] Часть аварцев, лакцев, цахуров и лезгин проживала на северных пограничных землях Азербайджана и Грузии, расселившись компактно своими этническими группами или смешанно с местным населением.
Так, на территории Закаталы обитало 5 влиятельных союзов сельских обществ (Джарское, Белоканское, Тальское, Мухихское, Джанихское), причем наиболее влиятельное из них – Джарское объединяло более 20 селений, остальные – от 2 до 7 селений.[192]По данным начала XIX в., население Джаро-Белокан составляло 16 тыс. семей, или 96 тыс. душ, Элисуйского султанства – 4 тыс. семей, или 24 тыс. жителей.[193] По данным народной переписи тех же лет, из общего числа жителей Закаталы в 52 тыс. 80 человек аварцев было 25 тыс. 141, цахуров – 8 тыс. 269[194] и т. д.
Основную массу населения Южного Дагестана составляли лезгины, объединенные в 2 компактные группы: 1) Кюре – кюринские лезгины, граничившие на севере – с Табасараном, на востоке – с азербайджанцами, на западе и юго-западе – с агулами, рутулами и лакцами; 2) Самур-вилайет – лезгины Самурской долины.
По территориальному и административному устройству Кюре состояло из 7 магалов (союзов сельских обществ): 1) Гюнек, 2) Истал, 3) Кара, 4) Гугудже, 5) Котур-Кюре, 6) Рича, 7) Чирах.[195] По данным источников конца XVII в., в Кюре насчитывалось 10 тыс. жителей мужского пола, второй половины XVIII в. – 100 деревень, насчитывавших 12 тыс. того же пола, начала XIX в. – 8 тыс. 100 семей, или 48 тыс. жителей обоего пола.[196]
В Самурской долине – Самур-вилайет – располагалось четыре союза сельских обществ или магала: 1) Ахты-пара, 2) Докуз-пара, 3) Алты-пара, 4) Рутул. По данным конца XVIII в., Ахты-пара с центром в Ахты объединяло 600 дворов, Докуз-пара с центром в Мискинджи – 250 дворов, Алты-пара с центром в Келегуре – 150 дворов и Рутульский магал -12 деревень, где лиц мужского пола насчитывалось 2 тыс. человек.[197]И, наконец, компактную группу дагестанских народностей составляли цахуры, проживающие в самом южном феодальном владении Дагестана – Цахурском султанстве.
Важную роль в военно-политических событиях XVIII в., как и в предшествующий период, играл город Дербент, находившийся под властью Сефевидов с 1607 г. до Петровского похода. Эту власть осуществлял дербентский султан, назначаемый шахским именным указом из числа его ближайшего окружения. «Сам Дербентский уезд невелик, – определяет Гербер границы Дербентского султанства, – и к северу смежен с кайтаками, от коих он отделяется рекою Дербахом, находящеюся за 15 верст от города и составляющей границу Ширвана. К югу простирается он на 30 верст до реки Самур, а к западу только на 5 или по меньшей мере на 8 верст к нижним горам, откуда начинаеся Табасаранский дистрикт».[198]
Опорой султана служили гарнизон, состоявший из 600 человек конницы и 1 тыс. пехоты, а также особо отобранная гвардия – «корчи баши» под командованием наиба, подбираемого и утверждаемого шахом «из знатнейших тамошних жителей».[199]Политическая власть дербентского султана простиралась также на Табасаран и Мюшкюр.[200] Согласно данным конца XVIII в., в Дербенте с прилегающим уездом насчитывалось от 15 до 20 деревень, исчислялось 3230 дворов и 10 тыс. населения мужского пола.[201] Пятнадцать деревень Уллугского магала, управляемых также дербентским наибом, имели 780 домов.[202]
Что касается численности населения Дагестана в целом и его отдельных частей, указывают авторы сводного труда, то об этом «сколько-нибудь достоверных статистических материалов мы не имеем».[203] Вместе с тем, ссылаясь на карту маршрута 1725 г. и сообщения русских путешественников и военных обозревателей 1796 г., они перечисляют общее количество жителей, отдельно мужского пола, число дворов и домов в некоторых феодальных владениях, союзах сельских обществ и населенных пунктах, которые в целом совпадают с приведенными нами выше данными.
Так, за 1725 г. приводится следующее количество дворов: в Тарки – 110, в подвластных шамхалу восьми аулах – 1740. Касательно 1796 г. называется следующее количество домов: в Тарки -1400 – 1500, в Бойнаке – до 950, в двадцати двух подвластных шамхалу и кумыкским бекам аулах – 2950, в одиннадцати аулах Мехтулинского ханства – 3000, в Дербенте – 2180. За тот же год сообщается о наличии в трех лезгинских союзах сельских обществ Самурской долины 30 деревень и следующего количества дворов: в шамхальстве – 60000, в Мехтулинском ханстве – 3750, в уцмийстве Кайтагском – 25000, в Акуша-Дарго – 30000, в Аварском ханстве – 30000, у лакцев – 15666, в Ахты – 600, в Мискинджи – 250 и в Келегуре – 150 дворов[204] и т. д.
Такими представляют имеющиеся данные примерные контуры размещения и функционирования феодальных владений и союзов сельских обществ Дагестана. Отсутствие иных, более достоверных источников вынуждает нас ограничиться сделанным анализом по этим вопросам. Однако даже такой анализ дает представление о внутриполитическом состоянии и внешнеполитическом положении Дагестана в рассматриваемое время.
§ 2. Политический строй и взаимоотношения феодальных владений и союзов сельских общин
Внутриполитическое состояние и внешнеполитическое положение Дагестана определялось воздействием различных внутренних и внешних факторов, вызывавших неоднозначные процессы в феодальных владениях и союзах сельских обществ: политическая раздробленность, этническая разобщенность, междоусобная борьба, сепаратизм и деспотизм господствующего класса, гегемонистская политика противоборствовавших сторон – Ирана, Турции и России.
Из внутренних факторов решающим был политический строй, выражающийся в том, что верховными сюзеренами на подвластной территории выступали неограниченные правители: шамхалы, ханы, уцмии, султаны, майсумы, беки или бии у кумыков. Носители верховной власти формально выбирались на высшем совете феодальной знати по принципу старшинства. Младшие представители господствующей фамилии несли службу на местах, хотя их зависимость от центральной власти постепенно становилась номинальной.[205]
Административное устройство феодальных владений было несложным: они делились на отдельные территориальные объединения аулов и джамаатов, где представители верховной власти осуществляли свои функции совместно с членами сельской знати – старшинами каждой сельской общины, входящей в состав этих владений.[206] На должность старшин избирались наиболее почетные члены общины, власть которых в более развитых обществах стала принимать форму наследственности. Старшины занимались решением повседневных общественных и хозяйственно-бытовых вопросов, руководствуясь адатно-правовыми нормами.
Административные, правовые и судебные функции в княжествах осуществляла центральная власть с помощью постоянного войска – дружины, отдельные представители которой, связанные с сюзереном патриархальными узами, аталычеством и молочным братством, привлекались к выполнению особо важных княжеских поручений. Во время войны феодальные правители на местах собирали народные ополчения, выставляемые общинной знатью на селе.
Уровень развития производительных сил и производственных отношений, устойчивость патриархально-родовых пережитков наложили отпечаток на административное устройство и формы управления удельных княжеских владений и сельских общин, находившихся вне сферы непосредственной власти верховного сюзерена.
Если в феодальных владениях власть общинной знати – старшин была ограничена, то в независимых союзах сельских общин («вольных» обществах) сложившиеся условия содействовали усилению политических прав «сильных» семей, выросших в недрах общины. Должность старшины некоторых главенствующих союзов становилась достоянием исключительно определенного рода.[207] Наследственный характер должности старшины за влиятельными тухумами закрепляется и в отдельных общинах.[208]
Помимо старшин, у всех народностей и племен Дагестана функционировали как высшие органы самоуправления мирские сходы, на которых участвовали представители аулов, входящих в состав союзов сельских обществ. Однако и на этих сходах принимало участие определенное число представителей сельской знати, игравшей решающую роль в решении наиболее важных вопросов: распределение общинных земель и пастбищ, выборы должностных лиц, взаимоотношения между сельскими общинами и феодальными владетелями, решение вопросов войны и мира, утверждение новых адатных норм и решений общинной администрации.[209]
Фактически это означало, что сходы не всегда являлись носителями функций народной власти, которые переходили в руки промежуточных органов – так называемых советов, состоящих из узкого круга должностных лиц и верхушки богатых тухумов, ведавших на деле всеми вопросами внутренней и внешней жизни населения. Такую роль между сходами выполняли административные органы во многих местах, но наряду с ними, а иногда и над ними носителями верховной административной и политической власти выступали кадии, как, например, в Акушинском союзе, Верхнем Табасаране и Андалалском союзе.
Своеобразие этого феномена просматривается на примере Акуша-Дарго, представлявшем своего рода федерацию союзов сельских обществ, включавшей Акушинский, Усишинский, Цудахарский, Мекегинский и Мугинский союзы сельских общин. Решая самостоятельно свои внутренние проблемы, но выступая сообща при решении внешнеполитических задач, они сохраняли внутреннюю автономию и территориальную целостность даже тогда, когда оказывались под мощным давлением шамхальства Тарковского или уцмийства Кайтагского. Подтверждение тому – не только авторитетное мнение акушинского кадия при решении общедаргинских дел, но и его участие «от имени всех верх-недаргинцев… в «коронации»… шамхала Тарковского».[210]
Изменение характера политической власти в «вольных» обществах в таком направлении превращало органы управления сельских общин в надстроечную переходную форму, «сочетавшую в себе новые феодальные стороны со старыми первобытнообщинными институтами».[211] Наличие элементов этого явления в жизни разных народов наводит на мысль, что это был процесс трансформации демократической народной власти сельских общин в наследственную власть феодализирующейся знати.
Внутриполитическое состояние Дагестана в это время характеризовалось дальнейшим усилением феодальной раздробленности. Истоки политической нестабильности в феодальных владениях и союзах сельских общин сводились к тому, что уже в конце XVII в., по сравнению с предшествующим периодом, «политическая карта Дагестана стала еще более пестрой, дробной».[212]
Ввиду указанных причин в первой трети XVIII в. здесь не было заметных тенденций к государственной централизации, а продолжало сохраняться 30 с лишним феодальных владений и свыше 60 «вольных» обществ, не имевших постоянных границ между собой и с соседними странами, что облегчало их вмешательство во внутренние дела Дагестана.[213]
Наиболее крупными феодальными владениями, игравшими ведущую роль во внутренней жизни и внешнеполитических отношениях Дагестана с середины 30-х гг., являлись шамхальство Тарковское, уцмийство Кайтагское, Казикумухское и Аварское ханства, майсумство и кадийство Табасарана. В качестве независимых правителей с самостоятельной внешнеполитической ориентацией продолжали выступать владетели Бойнака, Казанища, Эрпели, Дженгутая, Отемыша, Эндирея, Аксая, Цахура и Рутула.
Этим обстоятельством нередко пользовались правители соседних держав для привлечения на свою сторону конфликтовавших между собой дагестанских правителей и предводителей «вольных» обществ. «Из дошедших до нас указов и грамот, охранных листов и других государственных актов русских царей и фирманов турецких султанов, – отмечает Р. М. Магомедов, – видно, что владельцы эндиреевский, костековский, казанищенский и эрпелинский всегда отмечались особыми знаками внимания и милости как правители подвластного им кумыкского народа и улусов кочующих ногайцев».[214]
Феодальные владения Дагестана по характеру политического строя представляли государственные образования типа восточной деспотии на ранней стадии развития.[215] В них не было особых отраслей управления по дипломатическим, военным и финансовым вопросам, отдельных административных и судебных органов. Как указывалось выше, главную военно-политическую и судебную власть на подвластной территории осуществляли верховные правители: шамхал, уцмий, хан, султан, бек (бий), майсум и кадий. В своей повседневной внутренней и внешней политике они опирались на советников из беков, носивших титулы визирей, назиров и мурз.[216]
Профессиональной армии, кроме отборного отряда нукеров от 3 до 4 тысяч, дагестанские владетели не имели. Основную их воинскую силу составляли узденские ополчения, призываемые поголовно во время внешней опасности. Таким путем уцмий мог выставить до 12000 чел. войска, казикумухский хан – до 20000, шамхал – до 25000, аварский хан – до 30000 чел.[217] и т. д. Но эти воинские силы оставались разрозненными, отношения между владетелями и предводителями «вольных» обществ – натянутыми, необходимой материальной базы для защиты своей независимости в отдельности они не имели. Основная часть войска набиралась по найму за счет призыв а узденей – свободных общинников.
Как было отмечено выше, наряду с феодальными владениями, в Дагестане было множество разбросанных повсюду «вольных» обществ, составлявших относительно самостоятельные административно-политические единицы со своими общинными органами управления. В интересах обороны и защиты «вольные» общества иногда объединялись в более крупные союзы, представляя внушительную силу, с которой не могли не считаться феодальные владетели Дагестана и монархи соседних государств. «Древнейшему и обыкновенно могущественнейшему аулу, – писал М. М. Ковалевский, – удавалось путем нередко молчаливо заключенных союзов взять на себя руководство судьбами соседних с ним обществ, и в этом случае старшина этого аула принимал на себя предводительство в военных походах».[218] Так образовались у даргинцев Акушинский и Цудахарский союзы, у кайтагов – Кубачинский и Башлинский, у аварцев – Андалалский и Андийский, у лезгин и рутулов – Ахтынский и Рутульский, на границе с Грузией и Азербайджаном – Джарский и Тальский союзы и др.
Такие крупные объединения общинников играли важную роль в политической жизни Дагестана. Во главе их стояли опытные старшины, пользовавшиеся признанием не только у соплеменников своего союза, но также далеко за его пределами. По решению высших органов наравне с феодальными владетелями они сносились с иностранными державами, заключали договоры, вступали в подданство, рассматривали вопросы войны и мира. Наибольшим влиянием из них в период Дагестанской кампании шаха Надира пользовались джарские старшины Ибрагим Диванэ и Магомед-Халил, аварские старшины Маллаччи и Галега, кубачинский старшина Баммат и др.
Ведущее место среди даргинских союзов сельских обществ занимало Акуша-Дарго, управляемое наследственным кадием и представлявшее свое войско за плату шамхалу Тарковскому. В военное время акушинский кадий предводительствовал ополчением. Его решения по духовным вопросам считались окончательными не только для жителей самого союза, но и Кайтагского уцмийства. Отдельными небольшими отрядами командовали магальные кадии. По форме правления Акуша-Дарго напоминало теократию. Наследственная власть кадия устанавливалась также в Цудахарском союзе сельских обществ.
Заметную роль в общественно-политической жизни Аварии играли хунзахский кадий (шейх-уль-ислам) и другие представители мусульманского духовенства, решавшие духовные дела по законам шариата.[219] Определенное влияние на политическую жизнь Кайтага оказывало общество Кубани, правовые нормы которого были типичными для многих «вольных» обществ Среднего и Нагорного Дагестана. «Жители в нем все мастеровые и торговые, – писал А. И. Лопухин о кубачинцах в 1718 г., – ни с кем ссоры не имеют и они никого не слушают, а живут сами с собой, а управителей из своей братии имеют погодно».[220] Спустя 10 лет И. Г. Гербер также подтвердил, что кубачинцы «никому ни в чем не уступают, а главное их старание состоит в том, чтобы защищать свою вольность».[221] Наиболее важные вопросы, особенно военно-дипломатического и внешнеполитического характера, кубачинские старшины обсуждали и решали вместе с кайтагским уцмием.
Однако соседние феодальные владетели покушались на самостоятельность «вольных» обществ, вынуждая их прибегать под свое покровительство. Таким путем под властью шам-хала в разное время оказывались Мекегинское, Мугинское и Цудахарское общества. От уцмия зависели союзы обществ Гапш, Мюйри, Ирчамуль, Шуравкент, Каттаган, Урахи, Гимры. В начале XVIII в. под видом покровительства Сурхай-хан установил власть над джамаатами Амух, Антлух, Ашты, Сайджи, Худуц, Цикра, Кунки[222] и др. До 1725 г., сообщает И. Г. Гербер, акушинцы были людьми вольными, но в этом же году «уцмий подговорил выступить их против России, а затем установил над ними свое господство».[223]
Но власть уцмия над акушинцами осталась номинальной. Управление джамаатами в повседневной жизни сохранялось в руках выборных старейшин. «Каждая деревня, – писал тот же автор в 1728 г. об акушинцах, – имеет своего старшину, которые ныне усмею послушны, только он, усмей, с ними вежливо поступать принужден, ибо оные себя подданными числить не дают».[224] Такие же взаимоотношения между владетелем и их полупокорными подданными были характерны и в других местах. На этой почве между «вольными» обществами и феодальными
владетелями происходили частые столкновения, что усугубляло нестабильность внутренней и внешней обстановки, содействовало дальнейшей политической раздробленности края.
Со времени ирано-турецкого договора 1639 г. приморская территория Дагестана номинально входила в состав Ирана. В этом смысле власть иранских феодалов распространялась и на джаро-белоканские «вольные» общества, лезгин, табасаранцев, Элисуйское султанство, уцмийство Кайтагское, шамхальство Тарковское. Однако многие местные владетели и предводители «вольных» обществ лишь формально признавали такую власть, получая за это денежное содержание и другие вознаграждения из шахской казны.[225] Дербент с 1607 г. находился под контролем иранских шахов.
Население Нагорного Дагестана не только не признавало иранское владычество, но и само переходило в активное наступление против иранских завоевателей. Имея в виду упомянутый договор, А. А. Неверовский писал, что «получившая в удел восточную часть Закавказья Персия никогда не могла обуздать Дагестан. Посылаемые в Дагестан персидские войска испытывали одни лишь поражения, и в Персии существовала пословица: «Если шах глуп, то пусть пойдет войной на лезгин».[226]
Этими обстоятельствами стремилась воспользоваться Турция, воздействуя на отдельных дагестанских правителей и предводителей «вольных» обществ через союзников из среды местных феодалов и мусульманского духовенства. Такая политика соседних держав усугубляла бедственное положение народных масс, подрывала производительные силы края, препятствовала процессу политической консолидации, сохраняла неустойчивость внутриполитического состояния и внешнеполитического положения Дагестана. Особенно трагически складывалась судьба народностей и племен (лезгин, табасаранцев, кайтагов, кумыков и других), расположенных вблизи Дербентского прохода, куда устремлялись иранские и турецкие феодалы. «С конца XVI века и вплоть до присоединения к России, – пишет С. С. Агаширинова, – лезгины, как и другие народы Дагестана, стали объектом почти беспрерывной и жестокой агрессии со стороны иранских шахов и турецких султанов. Борьбе с захватчиками мешала политическая раздробленность, являвшаяся следствием социально-экономической отсталости».[227]
Приведенный материал показывает, что со времени ирано-турецкого договора 1639 г. обстановка в Дагестане оставалась неустойчивой. Складыванию такой ситуации способствовали не только причины внутреннего порядка, о которых шла речь выше, но и политика соперничавших держав (Иран, Россия, Турция), уходящая своими истоками в более ранний период. Придавая важное значение овладению Северным Кавказом как связующим звеном между Европой и Азией, ведущее место в своей политике они уделяли Кабарде, стоявшей на пути османо-крымской агрессии со стороны Азова, и Дагестану, отсекавшему волну иранских и османских нашествий с юга. Ситуация в Дагестана особенно обострилась накануне нашествий Надир-шаха Афшара, когда этот край стал объектом острого противоборства между Россией, Турцией и Ираном.
§ 3. Дагестан в планах противоборствовавших сторон со времени ликвидации иранского гнета до начала вторжения Надир-шаха Афшара
Дагестан, расположенный на западном берегу Каспия – стыке Европы и Азии, издавна привлекал внимание соседних держав – Ирана, России и Турции. Занимая выгодное географическое положение между упомянутыми странами, Приморский Дагестан представлял собой не только богатую природными ресурсами часть Кавказа, но и имел первостепенное стратегическое значение. Древний город Дербент, замыкавший узкий проход между морем и горами, испокон веков являлся важным пунктом, связывавшим Восточную Европу с Передней Азией. Военно-стратегическое и торговое значение Дербентского прохода между двумя континентами было одной из причин неоднократного вторжения завоевателей в Дагестан.
«Дагестан… по географическому своему местоположению, – писал местный исследователь Д.-М. Шихалиев, – был путем всем древним народам, не раз чрез него проходившим по военным и мирным видам из Азии в Скифию и обратно. Недаром Дербенд назван Темир-капу (железные врата) или по-арабски Баб-ал-абваб (врата врат)… Путь в южную Азию для этих диких народов… был самый удобный чрез Дагестан… Против этих набегов еще в глубокой древности была воздвигнута Дербентская стена, которую возобновляли и поправляли неоднократно и персидские правители – Сасаниды и багдадские халифы… Скифы, хазары и Золотая Орда, одни за другими, врывались и опустошали славное ширванское царство, защищение которого и ограждение от набегов было предметом забот многих из государей, царствовавших на Востоке. В свою очередь, Аксак-Темир два раза провел через Дагестан свои полчища; шах Надир посетил край этот со своими войсками, крымские ханы не раз проходили чрез него, помогая туркам в войне против персиян. Русские, под предводительством императора Петра Великого, чрез Дагестан впервые познакомились с Закавказьем; словом, Дагестан был одним из первых путей всех древних и новейших народов, проходивших через Кавказские горы из Азии в Европу и обратно».[228]
Конец ознакомительного фрагмента.