Глава I
Походы надир-шаха в дагестан в источниках и исторической литературе
§ 1. Отражение походов Надир-шаха в сочинениях отечественных авторов XVIII–XIX вв.
Одной из значительных и ранних работ, повествующей о военно-политических событиях на Кавказе с начала XVIII в., особенно о завоевательных походах Надир-шаха, является анонимная «Хроника», составленная современником и очевидцем событий в их строго хронологической последовательности. Наряду с описанием многочисленных антииранских восстаний в регионе, автор отвел центральное место освещению событий в родном крае – Джаро-Белоканах, стоявших на пути иранской агрессии в Дагестан.
Касательно темы монографии в «Хронике» для нас представляют интерес сообщения автора о походах Надир-шаха в Закавказье, Ширван и Дагестан в 1734, 1735, 1741–1745 гг. Хотя изложение автора носит сжатый, фрагментарный характер, он, тем не менее, сумел увидеть и осветить главное – захватнический, грабительский, истребительный характер политики Надир-шаха, что вызвало решительный отпор со стороны свободолюбивых народов Кавказа. Так, описывая способы сбора налогов в начале 1735 г. в сел. Биладжик (в 20 км северо-восточнее Нухи. – Н.С.), автор подчеркивает, что «он (Надир) так жестоко и несправедливо собирал харадж, что население восстало против него, вызвало отряды из Джаниха, Талы и других мест, двинулось против него, перебив много воинов, и захватило их имущество».[1]
Естественно, что по своей значимости, характеру и масштабам более подробное освещение в «Хронике» нашли поход брата Надир-шаха Ибрагим-хана на Джаро-Белоканы в 1738 г. и Дагестанская кампания «Грозы Вселенной», проводившаяся в 1741–1745 гг. Так, касаясь первого из них, где было разгромлено 38-тысячное иранское войско и погибли виднейшие иранские военачальники, автор повествует: «А перед горой Джаних в этом бою кизилбаши были разбиты и обратились в бегство, потеряв убитыми Ибрагим-хана – главнокомандующего армией, Огурлу-хана, Авшар-хана, Беркусай-хана, Моурави Хизи-хари, Керим-агу, векиля Казиха и других ханов, султанов и воинов. От них досталось много добычи, в том числе 1500 ружей, три пушки, другие вещи. Убежали также коменданты окопов Каха, Шеки и Ширвана. После этого сражения джарцы и талийцы захватили округа Шеки и Каха».[2]
В «Хронике» нашли отражение совместные действия народов Дагестана, Азербайджана и Грузии против зарвавшихся захватчиков.[3] Скупо, но конкретно описываются последующие нашествия Надир-шаха в Дагестан, среди которых важное место занял третий – Дагестанский поход 1741 г., закончившийся неслыханным поражением надменных завоевателей в Аварии и Лакии.
Подводя итоги совместной борьбы народов Дагестана в ан-далалских сражениях, автор заключает, что в этих битвах шах потерял «почти половину своей армии, всех лошадей, много оружия, личных драгоценных вещей и т. п.»[4] В «Хронике» немало страниц, свидетельствующих о неоднократных поражениях иранских завоевателей в последующие годы, жестоких расправах карателей над местным населением, вмешательстве России и Турции в кавказские дела, сношениях предводителей «вольных» обществ с соседними государствами и правителями.[5]
Непосредственное отношение к теме имеют работы дагестанских исследователей Д.-М. Шихалиева и А. 3. Каяева. Первая из них отличается точным определением стратегической роли Дагестана в военно-политических событиях евразийского пространства[6]; во второй работе предпринята попытка сбора материала для написания истории разгрома Надир-шаха в Дагестане.[7]
Некоторое отношение к нашей теме имеют работы двух армянских историков – Абраама Креатаци и Акопа Шемахеци. Первый из них, пользовавшийся благосклонным отношением Надир-шаха, ставший по его воле патриархом Эчмиадзинского монастыря с 1734 по 1735 гг., старавшийся облегчить положение армянского населения, вел подробный «Дневник» событий своего времени. В нем отразились данные об экономическом состоянии Армении и Азербайджана в 30-х годах XVIII в. Автор характеризует области, разоренные ирано-турецкими войнами и иноземной оккупацией в начале 30-х годов, приводит многочисленные факты, связанные с налоговой политикой Надир-шаха и вызванным ею голодом, описывает произвол местных властей, свидетельствует о тяжелом положении крестьянства. Ценными для нас в сообщениях А. Креатаци являются сведения об организации феодального войска, структуре государственного аппарата, социальной политике Надир-шаха и ее последствиях.[8]
Другой армянский духовный деятель Акоп Шемахеци был преподавателем, а с 1759 г. – католикосом Эчмиадзинского монастыря. Свое сочинение, составленное в виде дневниковых записей, он посвятил описанию русско-иранских и русско-турецких отношений, а также военных действий в Иране, Ираке и на Кавказе с момента восшествия Надира на шахский трон. В записках Шемахеци наиболее интересны его наблюдения и характеристика личных качеств Надир-шаха Афшара, которые подтвердились в его дальнейшей деятельности. Так, касаясь свержения шаха Тахмаспа в 1732 г., а затем убийства его сына Аббаса III и созыва Надиром Муганского курултая для объявления себя шахом Ирана в 1736 г., чего он добился путем запугивания одних и подкупа других, автор приходит к выводу: «И возвратились по домам своим эти одураченные, и не поняли бедные, что властелин, не пощадивший шаха их, так же поступит с ними, ибо связывающий слабого, намерен разгромить и дом его, а также убивающий садовника не пощадит и сада его – и они, овцы, ставят своим пастырем волка».[9]
Несколько шире военно-политические события в Закавказье и Иране в 20 -30-х гг. трактует «Армянская анонимная хроника», переведенная и изданная академиком 3. М. Буниятовым. Начиная изложение событий с захвата Ирана афганцами и воцарения Мир-Махмуда, основное внимание автор уделяет османо-иранским взаимоотношениям и войнам периода правления шаха Тахмаспа II и Надир-шаха Афшара. Применительно к нашей теме автор сообщает, что после захвата Шемахи в 1734 г. Надир-шах подчинил жителей своей власти, «заставил платить дань и взыскал с них много денег».[10] Вместе с тем, касаясь взаимоотношений Надира с грузинскими князьями, военных действий с Турцией в Армении, Азербайджане, Грузии и Ираке, автор раскрывает тактику ведения им боя с противником, что представляет непосредственный интерес и для нас: «Он нападал на врагов внезапно и сеял среди них панику только потому, что совершал молниеносные броски, преодолевал за одну ночь трехдневный путь и за один день – четырех-пятидневное расстояние. Поэтому в пути гибло много лошадей, и потери в них надо было восполнять».[11]
Сам Надир-шах, касаясь осады и взятия армянского города Сунадана в июне 1735 г., так объяснил свой замысел: «Мои храбрые офицеры! Знайте, что если османские войска выйдут из своих укреплений, то Аллах отдаст победу нам, а если они не выйдут, то победа будет дарована им. Поэтому мы сначала бросимся на них, и, как только они откроют на нас огонь, мы сделаем вид, что отступаем, и станем отходить назад, чтобы они вышли из укрепления и стали нас преследовать. И как только они выйдут из-за укреплений, мы внезапно повернем назад и заставим противника бежать, и его оборонительные порядки будут разрушены».[12]
Заметное место среди сочинений современников занимают путевые заметки И. Я. Лерха – члена посольства С. Д. Голицына, дважды посетившего Дагестан, Азербайджан и Иран в 1733–1735 гг. и в 1745–1747 гг. Записки Лерха в виде извлечений из его труда опубликованы в «Новых ежемесячных сочинениях» (СПб., 1790, ч. 43,44,45,48, 50, 53; 1791, ч. 55, 58, 61, 62). Первая поездка Лерха по Кавказу и сопредельным территориям совпала по времени с кануном нашествий Надир-шаха в Ширван и Дагестан (1734–1735 гг.), когда через Северный Кавказ в Закавказье дважды устремлялись крымские войска, направленные туда турецким султаном на помощь своим войскам, терпящим поражение от иранцев. Лерх воочию наблюдал военно-политическую ситуацию в регионе, которая легла в основу его записок. «Кавказские горы и Кабарда, – писал он, находясь на Сулаке в апреле 1733 г., – представляют приятный вид. Татарские (местные. – Н. С.) князья, находившиеся в российском подданстве и имевшие определенное годовое жалованье, приезжали из гор для засвидетельствования своего почтения. Во уверение же своей преданности давали они заложниками (аманаты) нескольких своих детей».[13]
Однако походы крымских феодалов в 1733 и 1735 гг., на сторону которых перешли Сурхай-хан Казикумухский и Ахмед-хан Кайтагский, ускорили нашествие Надир-шаха Афшара, добивавшегося возвращения Ирану прикаспийских областей, находившихся под российской оккупацией со времени похода Петра I. Российское правительство, идя на активное сближение с Ираном, категорически выступало против усиления влияния Турции и Крыма, сурово расправляясь с их союзниками в регионе. Касаясь действий генерала В. Я. Левашова в отношении непокорных местных владетелей, имевших место в те годы, Лерх записал: «Он наказал также тех возмутителей спокойствия, кои чинили набеги, иных приказал повесить за ребра, а иным отрубить правую руку и левую ногу… При том не оставил он и тех без наказания, кои самые лучшие плоды из гор приносили. С тех пор настала паки на Сулаке тишина».[14]
Но тишина в этом крае сохранялась недолго. На этом фоне резким диссонансом звучат заметки Лерха, касающиеся нашествий Надира на Шемаху и Казикумух в 1734 и 1735 гг. Подводя итог этим экспедициям, Лерх подчеркивает, что после взятия Шемахи он «на тамошних обывателей великую наложил подать»,[15] а после двукратного поражения Сурхая шах отнял у него одну «горную крепость со всеми её сокровищами, что стоило невероятного труда».[16] Завершается эта часть записок замечанием о том, что «когда шах Надир из Индии возвратился», то «вознамерился искоренить»[17] горцев, изгнать их из гор, но описания военных действий в горах мы у него не находим.
Второе путешествие Лерха состоялось после краха завоевательных походов Надир-шаха в 1741–1745 гг. Не случайно записки этого периода отразили мрачную картину разоренного края и трагическое, бедственное положение самой иранской армии. «О бедственном состоянии персидской армии нечто еще упоминать можно, – повествует автор. – Она около 8 месяцев не получала жалованья. Солдаты, кизилбаши легко были одеты, без шуб… Большая часть их платья износилась; многие в разодранных сапогах или только в одном сапоге, а другие совсем босые шли по снегу и по грязи. Большая их часть была изнурена голодом: они просили милостыни и даже производили омерзение».[18] Останавливаясь на отдельных эпизодах борьбы горцев против иранского владычества, Лерх приходит к выводу: «Чрез долговременное пребывание свое на Кавказе ничего он (шах. – Н. С.) не учинил, но разорил только свое войско, да и чрез то славу, приобретенную им чрез завоевание Могольского царства (Индии. – Н. С.), довольно затмил».[19]
Не остались без внимания Лерха и жестокие методы, которыми шах пытался восстановить дисциплину в своей разлагавшейся армии. По его словам, когда 700 человек из армии шаха на берегу Куры пытались бежать к горцам, они были окружены и возвращены в иранский лагерь, где над ними учинили жестокую расправу. «Большая часть из них по велению его (шаха. – Н. С.) лишилась глаз, а остальные голов, – пишет И. Я. Лерх. – Для страха другим построил он каменную башню, подобную конусу, которая имела в окружности 18 шагов, а вышиною была около 25 или 30 аршин. Вокруг сей башни приказал он в 12 рядов вделать в стены 192 человеческие головы так, что лица их снаружи были видны».[20]
Интерес, проявленный современниками к Кавказу и кавказской политике Ирана, России и Турции в XVIII в., не угас и в последующий период. Среди таких исследователей конца XVIII–XIX вв., сочинения которых с различных сторон осветили стратегические цели противоборствовавших стран в регионе, средства и методы их достижения, особенно завоевательные походы Надир-шаха Афшара, выделяются П. Г. Бутков, А. П. Юдин, С. М. Соловьев, А. А. Бакиханов, Г. Э. Алкадари.
Академик П. Г. Бутков – участник Персидского похода 1796 г., долгие годы прослуживший на Кавказе, написал трехтомный труд, охвативший важнейшие военно-политические события этого региона с 1722 по 1803 гг. Это фундаментальное сочинение, отличающееся по богатству фактического документального материала от всех изданий XIX в., представляет собой изложение различных по характеру и содержанию многочисленных материалов, извлеченных из документов официального делопроизводства, государственных и личных архивов, письменных и устных источников, и содержит достоверные сведения экономического, политического, социального, военного и дипломатического характера, расширяющие данные других источников по этому кругу вопросов.
Среди них для нас представляют особую ценность сведения автора о позициях противоборствовавших сторон в регионе, походах Надир-шаха в Закавказье и Дагестан, антироссийских замыслах Турции и Ирана, поддержке агрессивной политики шахского двора на Кавказе западными державами, в частности Англией. Так, касаясь Дагестанской кампании шаха Надира, он пишет: «Надир в 1741 году обратился на восточную сторону Дагестана, имея более как в 100-тыс. войско… Не найдя в дагестанцах готовности к повиновению, он приказал учинить на них нападение в октябре 1741 г., но посланные от них (иранцев войска. – Н.С.) разбиты, и он принужден был в дербентской стороне остаться зимовать в земле усмия».[21]
Достоинство труда Буткова – изложение материала на широком фоне международных событий, обилие и насыщенность повествования многочисленными сведениями внутри– и внешнеполитического характера, определение позиций различных сторон, феодальных владетелей и старшин союзов сельских общин в регионе.
Бутков, более чем другие авторы, обратил внимание на непоследовательность акций Надир-шаха, на его попытки вторгнуться в российские пределы в случае успешного хода Дагестанской кампании. Так, рассматривая ирано-турецкий Эрзерумский договор 1736 г., противоречивший условиям русско-иранского Гянджинского трактата 1735 г., он заключает: «Этот мир Надира с Портою обманул ожидания России. Она для того наипаче уступила ему персидские провинции, чтоб имев Надира союзником, поражать турков в одно время в Европе, когда он занимал бы их в Азии».[22] По мнению Буткова, антироссийские замыслы шаха проявились в том, что зимой 1742 г., после отступления из Кайтага и Табасарана, он замышлял внезапно захватить Эндирей и Костек, развернуть наступление в сторону Чечни и Кабарды, «напасть на Кизляр и вторгнуться в российские границы».[23]
Отмечая поддержку Англией агрессивной политики шаха на Кавказе строительством морского флота, доставкой боеприпасов и провианта для его армии, Бутков подробно описывает крупнейшие сражения и мелкие стычки, в которых иранцы постоянно терпели неизбежное поражение. Итогом этого, по мнению автора, явилась жалкая, удручающая картина отступления иранской армии в феврале 1743 г. Голод был так велик в армии Надировой, – подчеркивает Бутков, – что из мертвых трупов человеческих маркитанты делали катламу, т. е. пирожки с мясною начинкою, и продавали. Столько людей померло и скота всякого звания пало от бескормицы, что от реки Самур даже до Шабрана, на расстоянии 55 верст, дорога человеческими трупами и падалицами устлана.[24] Подробные сведения по дипломатической и военно-политической истории Кавказа со времени похода Петра I (1722 г.) до начала XIX в. обуславливают особую значимость исследования Буткова для написания данной работы.
Достойное место среди отечественных публикаций XIX в. занимает небольшая по объему, но богатая фактическим материалом работа А. П. Юдина. Основанная на донесениях российских резидентов И. И. Калушкина и В. В. Братищева за 1741–1742 гг., она раскрывает наглядную картину освободительной борьбы народов Кавказа против иранского владычества, губительные последствия завоевательной и грабительской политики иранских феодалов. Говоря о неимоверных усилиях шаха, прилагаемых для снабжения иранской армии, в том числе укрепления им своего лагеря близ Дербента («Иран хараб». – Н. С.), Братищев подчеркивает: «В лагерь персидский со всех стран и из дальних и близких городов свозился провиант, хотя с великою тягостию», так как «по жестокосердному шахову распоряжению во многих уездах, за неимением скота, женский пол оной (провиант) на себе стан от стана с горестным воплем переносить принужден, причем свирепые побудильщики бесчеловечно с обывателями поступают».[25]
Вместе с тем опубликованные автором донесения русских дипломатов свидетельствуют об усилении внешнеполитической ориентации народов Кавказа на Россию, их героической борьбе против владычества Надир-шаха. Подтверждение тому – донесение В. Братищева, подводящее итог краху завоевательной политики Надира, о чем он писал: «Довольно показуются гнилые плоды действ его, что через два года в Дагестанской стороне достигнуть не мог, кроме что государство свое подорвал, народ истощил, войско растерял и остальное крайне изнурил».[26]
Значительный вклад в освещение внешней политики России, вступившей в противоборство с Ираном и Турцией на Кавказе, внес русский историк С. М. Соловьев. Его многотомное сочинение «История России», написанное на основе огромного количества архивных, нарративных и других источников, охватывает важнейшие события внутренней и внешнеполитической истории России с древнейших времен до конца XVIII в. В хронологических рамках данной монографии для нас представляют интерес кн. X (т. 19–20) и кн. XI (т. 21–22), в которых содержится богатейший фактический материал, характеризующий кавказскую политику трех держав с начала эпохи дворцовых переворотов в России (1725 г.) до гибели Надир-шаха Афшара в Иране (1747 г.).
В первой из них (кн. X, т. 19) приводятся подробные данные о дипломатических переговорах и подписании ирано-турецкого и русско-иранского договоров 1727 и 1732 гг., которые послужили прелюдией к наступательной политике Надир-шаха в прикаспийских областях сначала против Турции, а затем и России. Выражая беспокойство турецкого двора по этому поводу, С. М. Соловьев заключает, что «у Порты довольно было чаду в голове от персидских дел».[27] На страницах этой книги картины дипломатических переговоров чередуются с военными действиями между османами и иранцами на Кавказе и подготовкой к отправке крымских войск к театру военных действий через территорию Северного Кавказа. В следующем томе этой же книги мы наблюдаем развернутую картину боевых действий на территории Чечни и Дагестана между русскими и крымскими войсками, с одной стороны, и османами и иранцами в Закавказье – с другой, что ускорило возвращение Ирану прикаспийских областей и Дагестана до Сулака по Гянджинскому договору 1735 г. Оценивая негативно капитулянтскую политику немецких правителей России из окружения Э.-И. Бирона, С. М. Соловьев отвергает их фальшивый тезис о том, что эти области стали обузой для России, «служа кладбищем для русского войска».[28] Изложение событий в этих томах завершается победой Надир-шаха над османами в Иране, первыми вторжениями его в Дагестан и Ширван и восшествием на престол в 1736 г.
Более содержательный и конкретный материал о кавказской политике Надир-шаха и ее последствиях приводится в следующей, XI кн. С. М. Соловьева (т. 21–22). В этих томах автор дает образную характеристику личности Надир-шаха, раскрывает его гегемонистские замыслы, показывает жестокость, высокомерие, подозрительность и другие черты характера, которые оказывали пагубное влияние на его ближайшее окружение. Так, ссылаясь на донесения И. И. Калушкина, находившегося в свите шаха во время победоносного Индийского похода, автор пишет: «Прежде хотя с трудом, однако еще можно было говорить о делах, а теперь так неслыханно возгордились как шах, так и все его министры, что и подступиться нельзя: шах только и говорит, что нет в свете государя, которого можно было бы с ним сравнить, на какое государство оборотит свою саблю, то сейчас же покоряется, причем ругает скверными словами то Великого Могола (индийского императора. – Я.С.), то султана турецкого, не обходя жен и детей, причем не говорит, а кричит во все горло. Подражая государю, министры и придворные, набранные вновь из последней подлости, ни с кем говорить не хотят».[29]
Однако Соловьев верно уловил, что высокомерие шаха и его сановников сменилось паникой после катастрофического поражения в пограничных районах Аварии и Лакии, оказавшего существенное влияние на политику противоборствовавших сторон. Отметив, что «слух о движении русских полков к Кизляру заставил Надира приутихнуть», он подчеркивает, что «шах с большим уроном должен был поспешно отступить от Аварских гор, плача от досады, произнося хулы на бога».[30]
По словам Соловьева, поражение в Дагестане произвело на шаха тяжелое впечатление, привело в состояние психического расстройства, вынудило обратиться к индийскому астрологу для предсказания своей судьбы. Подчеркивая, что шах в глубоком отчаянии признался, что «или сам пропадет и все свое войско погубит, или добьется того, что весь Дагестан обратит в пепел», Соловьев полностью солидаризуется с мнением Калушкина: «Напрасно он столько труда принимает, потому что и без волшебства знать можно, что он скорее все свое войско растеряет и сам пропадет, нежели лезгинцев покорит».[31]
В работе Соловьева немало примеров усиления пророссийской ориентации горских народов в борьбе против иранского владычества, которое поддерживалось английской торговой компанией в России («Russland company») в лице капитана Джона Эльтона, чья деятельность имела также явно выраженную анти-российскую направленность. По мнению Соловьева, хотя после поражения в Дагестане Надир по-прежнему продолжал источать угрозы в адрес России, фактически теперь «самым сильным побуждением к походу в Россию служило для Надира загладить бесславие неудачного похода против горских народов».[32]
Определенный вклад в изучение истории отдельных частей Кавказа и сопредельных стран внесли местные исследователи XIX в. – А. А. Бакиханов и Г. Э. Алкадари. Первый из них – известный азербайджанский ученый и просветитель Аббас-Кули-Ага Бакиханов написал сочинение, посвященное истории Дагестана и Ширвана с древнейших времен до 1813 г. Как отмечает в предисловии подготовивший к изданию этот труд академик АН Азербайджана 3. М. Буниятов, благодаря знанию и использованию различных источников на русском и основных восточных языках автором создана «первая книга, которая содействовала формированию национального самосознания азербайджанского народа».[33] Извлечения из этого труда, касающиеся Дагестана, были опубликованы ранее отдельным изданием.[34]
Изложение событий касательно кавказских походов Надир-шаха мы находим в 4-м разделе сочинения Бакиханова, озаглавленном «От вступления на престол Сефевидов до смерти Надир-шаха (906/1501-1160/1747 гг.)». Следует отметить, что в этой части сочинения походы Надир-шаха преподносятся на широком фоне международных событий, хотя сами походы освещены не в равной степени, охватывая более подробно события, которые происходили на территории Азербайджана. Подтверждение тому – анализ автором военно-политических предпосылок и описание походов Надира на Ширван и Дагестан в 1734 и 1735 гг. и на Джаро-Белоканы накануне Дагестанского похода в феврале 1741 г.
Имея в виду, что первые два похода на Ширван и Дагестан нашли определенное место в работе Бакиханова, следует все же отметить более детальное и более глубокое освещение событий, происходивших на территории Азербайджана в преддверии третьего Дагестанского похода. Правильно отмечая тот факт, что подготовку к походу на Дагестан шах начал на обратном пути из Индии, для чего он предварительно отправил в Ширван прославленного полководца Гани-хана Абдали, он уточняет масштабы и силы, задействованные для разгрома джарских джамаатов и создания стратегического плацдарма на подступах к Дагестану.
«Фатх Али-хан, Коса Ахмед-Лу и Мехмед Али-хан, сардар азербайджанский, с 15 тысячами хорасанских войск и все начальники Грузии, – перечисляет автор эти силы и их дальнейшие действия, – получили приказание участвовать в походе Гани-хана. 23 февраля 1115 г.[35] (1741 г.) соединенные войска прибыли на берега Алазани. Лезгины укрепились в трех пунктах: в Джаре, Каныхе и Агзыбире. Военные действия начались осадой Джара».[36] Описывая далее падение Каныха и Агзыбира, Баки-ханов заключает: «Лезгины, отрезанные с северной стороны и не видя возможности спастись, бросались со скал в пропасть. Те же, которые не имели такой решительности, погибли под кинжалами победителей… Вся провинция была опустошена до такой степени, что от заселенности не осталось почти никаких признаков».[37]
Далее Бакиханов приступает к описанию непосредственно решающего, третьего Дагестанского похода Надира-шаха, но об этом сказано чрезвычайно скупо и с некоторыми хронологическими смещениями, вводящими иногда в заблуждение читателя. Он утверждает: «Надир-шах после завоевания весною 1154 (1742) г. Бухары и Хорезма двинулся на Дагестан… 2 июля того же года через Барду, Кабалу и Шах-даг Надир-шах прибыл в Казикумык. Лезгинские племена, на пути его следования, доставляли войску продовольствие. В Казикумыке к нему явились шамхал, уцмий, Сурхай-хан со многими почетными лицами Дагестана. Одарив их дорогими почетными одеждами, шах в начале августа предпринял поход в Аварию. После крупных военных действий в Андалалском округе, близ деревни Чох, он потерпел поражение и вынужден был отступить без всякого успеха».[38]
К сожалению, повествуя подробно о событиях на территории Закавказья, Бакиханов ограничился этим кратким абзацем для характеристики первого, самого решающего и катастрофического поражения Надир-шаха за всю историю его военных походов, развеявшего миф о «непобедимости» «Грозы Вселенной», оказавшего судьбоносное влияние на положение в его армии и империи в целом. К тому же в этом контексте допущены две неточности: во-первых, этот поход состоялся не в 1742, а в 1741 г.; во-вторых, предано забвению героическое сопротивление дагестанских народов на каждом шагу, что оказало влияние на феодальных правителей – Сурхая и уцмия Ах-мед-хана, боровшихся с противником до последней возможности, а не сдавшихся покорно надменному завоевателю, как это утверждается в приведенной цитате. Донесения многочисленных очевидцев, воочию наблюдавших эти сражения, – наглядное тому подтверждение.
Напротив, завоевательные походы Надир-шаха Афшара с большим акцентом на дагестанскую почву изображены в работе местного ученого и просветителя Гасана-эфенди Алкадари. Его сочинение, посвященное историческим событиям в Дагестане с древнейших времен, содержит 7-ю главу «О событиях после появления Надир-шаха в Дагестане до момента убийства его и распада Надировой державы», с которой непосредственно соприкасаются отдельные вопросы нашей монографии.
В ней Алкадари, как и Бакиханов, описывает первые два похода Надир-шаха в Шемаху и Казикумух, предпринятые в ответ на нашествие крымских феодалов во главе с калгой Фетхи-Гиреем в 1733 г. и крымским ханом Каплан-Гиреем в 1735 г. Касаясь первого из этих походов, состоявшегося в 1734 г., автор характеризует основные сражения, в частности сражение, происшедшее недалеко от Казикумуха: «В этой битве с обеих сторон было много убитых, – пишет он, – отряд Сурхай-хана был разбит и бежал, а сам хан поспешил в Казикумух и, взяв свою семью, бежал в Аварию… шах, вступив в Казикумух, завладел всем имуществом и ценностями хана, а также, приказав разграбить имущество и стада жителей Кумуха и других селений, собрал огромную добычу».[39]
Как видно из этого текста, Алкадари более подробно освещает события, происходившие в Дагестане, особенно в лезгинских районах, откуда он был родом. Сказанное больше всего относится ко второму походу Надир-шаха, где он, после повторного изгнания Сурхай-хана в Аварию, «сам выступил покарать население магалов Етег и Хиналарик и учинил им избиение. Затем, послав около шести тысяч войска, он подверг каре жителей докузпаринских и ахтыпаринских селений, а часть войска направил со стороны селения Кабир на преграждение путей людям, бежавшим из Ахты в Кумух, так что большинство бежавших оттуда лиц, наткнувшись на преграждавших дорогу, было последними убито или взято в плен. После подобной же расправы с населением Самурского округа Надир-шах с войском направился в Дербент 1147(1735) году 11 день ноября месяца».[40]
Характеризуя довольно подробно отдельные эпизоды упомянутых походов Надира в Дагестан, Алкадари очень сжато сообщает о разгроме Ибрагим-хана в Джаро-Белоканах в 1738 г. и карательной экспедиции иранских войск против джарцев в феврале 1741 г. под командованием Абдали Гани-хана, допуская при этом хронологические неточности. Так, касаясь второго из этих событий, он утверждает, что «в 1153 (1740[41]) (подчеркнуто мною. – Н. С.) году в 3-й день февраля месяца» персы начали наступление на джарские джамааты, завершившееся тем, что «они там не оставили следов оседлости и разрушили все селения».[42]
К сожалению, эта неточность повторяется автором и при описании Дагестанского похода 1741 г., который он, подобно Бакиханову, затронул очень поверхностно, обойдя молчанием героическую борьбу народных масс и многих горских владетелей против иранского владычества, не раскрыл условия и причины, вынудившие их временно покориться восточному деспоту. Подтверждение тому – следующее заключение Алкадари, где он пишет, что шах «в 1153 (1740) году… в начале лета прибыл в Дагестан в Кази-Кумух и около месяца оставался здесь. На этот раз Сурхай явился к нему, добился его расположения и был удовлетворен шахскими подарками и милостями. Шамхал Хасбулат-хан, уцмий Ахмед-хан, Акушинский кадий и прочие эмиры и старейшины округов явились к нему и все добились почестей. Только население Аварского края не покорилось ему, и сын Сурхай-хана Магомед-хан тоже остался на той стороне. Поэтому в августе месяце того же (1740) года Надир-щах с частью войска направился в Аварию, причем, когда он достиг горы над селением Чох Андалалского магала, аварцы сразились с ним, и с обеих сторон погибло много людей».[43]
Описание автором военных операций и многочисленных стычек горцев с иранцами в 1742–1743 гг. и восстаний на территории Дагестана и Азербайджана под руководством самозванцев (Сам-Мирза I, Сам-Мирза II и Сам-Мирза III) не восполняет, на наш взгляд, этот пробел.
Завершая обзор сочинений отечественных авторов XVIII–XIX вв., отметим, что если дневники А. Креатаци, А. Шемахеци, анонимные хроники, труды П. Г. Буткова и А. П. Юдина выступают в качестве первоисточников, то работы последующих авторов (С. М. Соловьев, А. А. Бакиханов, Г. Э. Алкадари) следует отнести к категории исторических исследований.
§ 2. Походы Надир-шаха в Дагестан в освещении историков XX– начала XXI вв.
Труды историков XX в., касающиеся отдельных вопросов темы монографии, написаны в основном за последние 70 лет и носят отпечаток своей эпохи. Естественно, что по своему характеру и концептуальной сущности они существенно отличаются от трудов своих предшественников, так как преследуют конкретные научные цели и решают задачи, стоящие перед исторической наукой своего времени.
Хотя работы современников событий, запечатлевших виденное и слышанное по свежим следам, и носили отпечаток политического влияния господствовавших сил своей страны, но не были задуманы как научные исследования и представляют интерес в качестве источникового и фактического материала. Что же касается трудов историков XX и начала нового XXI столетия, то они не ограничиваются простой констатацией описываемых событий, а освещают их на более документированной источниковой основе. Такой первоосновой в качестве источников послужили для них труды вышеуказанных дореволюционных авторов, архивные и опубликованные материалы, а также сочинения зарубежных авторов, составленные участниками и современниками событий.
Из использованных архивных документов наиболее существенными являются материалы, содержащие донесения русских резидентов из Ирана и Турции (И. И. Неплюев, А. А. Вешняков, С. И. Аврамов, А. Н. Баскаков), а также лиц, командовавших русскими войсками, и российских дипломатов, направленные с театров военных действий на Кавказе (В. Я. Левашов, А. В. Румянцев, И. И. Калушкин, В. В. Братищев), в которых отразились наиболее яркие, героические и трагические события, связанные с нашествием иранских, османских и крымских завоевателей.
Такими материалами особенно насыщены фонды 87 «Сношение России с Персией», 89 «Сношение России с Турцией», 103 «Азиатские дела» Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ); фонды «Военно-ученого архива» (ВУА), 20 «Секретная часть экспедиции военной коллегии», 410 «Материалы по истории народов СССР. Коллекции”, 182 «Военные действия в Закавказье и на Северном Кавказе» Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА); фонды 18 «Дербентский комендант», 334 «Походная канцелярия генерал-лейтенанта А. П. Девица», 340 «Канцелярия генерал-лейтенанта В. Я. Левашова»; 379 «Канцелярия коменданта г. Кизляр»
Центрального государственного архива Республики Дагестан (ЦГАРД); фонды 1452 «Коллекция персидских документов», 1453 «Коллекция турецких документов» Центрального государственного исторического архива Грузии (ЦГИАГ.)
Сосредоточенные в перечисленных архивах документы официального делопроизводства имеют первостепенное значение для определения стратегических целей противодействовавших держав на Кавказе, основных этапов, хода и итогов завоевательных походов Надир-шаха в регионе. Часть материалов аналогичного содержания хранится в фондах Института рукописных документов АН Грузии[44] и Рукописного фонда Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра РАН.[45]
Среди опубликованных документов конкретный материал по теме содержат донесения английских и французских послов в Петербурге и Стамбуле (К. Рондо, де ля Шетарди, де Маньяна и др.), сообщавшие своим правительствам о подлинных намерениях правящих кругов Ирана, России и Турции на Кавказе. Они же проливают свет на стратегические цели Англии и Франции в этом регионе, на их стремление ослабить влияние России и усилить здесь свои позиции, поддерживая агрессивные намерения иранских, османских и крымских феодалов.[46] Среди опубликованных материалов оказались также тексты русско-иранских и ирано-турецких договоров, определявших опорные базы и территориальные разграничения между Ираном, Россией и Турцией на Кавказе,[47] документы о взаимоотношениях горских владетелей с Россией, Ираном и Турцией.[48]Ценные материалы о политике иранских шахов и османских султанов в Дагестане и Закавказье опубликованы в оригиналах и копиях с переводом текстов на грузинский язык.[49]
Из сочинений зарубежных авторов, являвшихся очевидцами и современниками событий, с различных сторон описавших завоевательные походы Надир-шаха на Кавказе, к которым в качестве источников чаще всего обращаются современные историки, следует отметить труды Мирзы Мехди-хана Астрабади, Мухаммад-Казима, Сами, Шакира, Субхи и Иззи, П. Базена, Дж. Ханвея и др., которые донесли до нас отголоски бурных военно-политических событий, происходивших не только в данном регионе, но и на Ближнем и Среднем Востоке.
Среди них чаще всего исследователи ссылаются на сочинения Мирзы Мехди-хана и Мухаммад-Казима. Первый из них – личный секретарь и историограф Надир-шаха, участвовавший во всех его завоевательных походах, выполнявший важнейшие дипломатические поручения, – написал обширный труд, выдержавший ряд изданий на разных языках. Этот труд, известный читателям как «История Надира» («Тарих-е Надири»[50]), переизданный в 1962 г. под названием «Завоевания Надира» («Джанхонгоша-е Надири»[51]), представляет последовательное сжатое изложение военно-политических событий 30-40-х гг. XVIII в., происходивших во время завоевательных походов Надир-шаха на Кавказе, в Иране, Ираке, Афганистане, Средней Азии и т. д. Среди них значительное место занимают завоевательные походы Надир-шаха в Ширван и Дагестан в 1734, 1735 и 1741–1745 гг., которые преподносятся в виде победных реляций, хотя автор и вынужден признать тяжелые поражения иранских войск, стараясь объяснить эти поражения суровыми холодами, которые якобы вынудили шаха отступить из Дагестана в Иран.[52]
Второй из иранских авторов – Мухаммад-Казим, отец которого входил в число доверенных людей шаха и участвовал в его дагестанских походах, являлся визирем г. Мерва, имел доступ к официальным документам, что позволило ему написать трехтомный труд «Мироукрощающая Надирова книга» или «Книга о Надире»,[53] получивший высокую оценку видных наших востоковедов В. В. Бартольда, И. П. Петрушевского и подготовившего этот труд к изданию ленинградского ученого Н.Н. Миклухо-Маклая.[54] Современник и непосредственный участник описываемых событий Мухаммад-Казим на базе многочисленных документов и со слов очевидцев подробно осветил антииранские восстания на Кавказе и походы Надир-шаха, предпринятые для их подавления в 30-40-х гг. XVIII в. В отличие от Мирзы Мехди-хана, он подробно описывает ход военных операций, признает героизм кавказских народов, характеризует жестокость иранских завоевателей, показывая упадок их морального духа в результате понесенных на Кавказе, особенно в Дагестане, поражений в 1741–1745 гг., хотя, как и Мирза Мехди-хан, он пытается идеализировать личность Надир-шаха, оправдать его жестокие деяния.
По характеру и значимости содержащегося материала близко с трудами этих авторов можно поставить незаслуженно забытую работу – «Записки» личного врача Надир-шаха француза Пьера Базена, который непосредственно наблюдал Дагестанский поход 1741 г. и сделал интересные сообщения о его тяжелых последствиях для Ирана. В его «Записках», наряду с описанием различных событий, освещена кульминационная фаза кавказской политики Ирана в 40-х годах XVIII в. Автор приводит сведения о неоднократных поражениях на Кавказе шахских войск, численность которых, по его данным, составляла 150 тыс. чел.[55] «В 1741 г., – пишет он о Дагестанском походе, – покрытый славой и нагруженный богатствами, награбленными в Индии… он (Надир-шах) прибыл в Дербент… Его армия, сильно увеличившаяся в пути следования в разных походах, насчитывала 150 тыс. человек».[56] Касаясь далее хода военных действий в Андалале и методов ведения боя горцами, он приходит к выводу: «Застигнутый врасплох, государь принужден был отступить. Вся армия бежала в беспорядке, и победители взяли значительную добычу».[57]
Отдельные эпизоды русско-иранских, русско-турецких и ирано-турецких отношений на Кавказе в рассматриваемый период нашли отражение в совместной работе турецких хронистов Сами, Шакира, Субхи и Иззи «История» («Тарих»[58]). Политика противоборствовавших держав в регионе представлена ими на фоне завоевательных походов Надир-шаха, среди которых особое внимание уделено Дагестанской кампании 1741–1745 гг. Ценность труда указанных авторов прежде всего в том, что они дают описание главных направлений наступления иранских войск, численность сражающихся армий, основные районы решающих сражений, роль главных действующих лиц, понесенные потери с обеих сторон и их последствия для окончательного исхода борьбы между ними.
Из сообщений этих авторов, дополненных местными источниками, мы узнаем, что ведущую роль в андалалских сражениях, подорвавших военную мощь Ирана, сыграли сын Сурхай-хана Муртузали, приведший из Хунзаха силы родственного тухума Дайтилал, авторитетный духовный деятель Ибрагим-Гаджи Гидатлинский, многоопытный, закаленный в боях Чопалав Согратлинский и набиравший известность Ахмед-хан Мехтулинский, нанесший ощутимые потери врагу в Аймакинском ущелье.
В работе английского купца Дж. Ханвея «Историческое описание британской торговли на Каспийском море», неоднократно побывавшего в Иране и на побережье Каспия в 1743–1744 гг., сохранились сведения о характере вассально-подданнических отношений дагестанских владетелей с Ираном, походах Надир-шаха в Ширван и Дагестан, попытках Порты ослабить позиции Ирана путем выдвижения самозваных претендентов на иранский престол под видом защиты прав наследников Сефевидской династии.[59]
Из приведенного обзора источниковой базы темы монографии видно, что она состоит из документов и материалов разнообразного характера: архивных и опубликованных документов, источников нарративного, мемуарного и эпистолярного жанра, сочинений отечественных и зарубежных авторов, которые могут быть использованы в различной степени. Приводимый ниже анализ трудов исследователей XX – начала XXI вв. показывает, в какой мере они использовали вклад своих предшественников и что на этой базе они сделали сами для комплексного освещения темы монографии и дальнейшего изучения внешнеполитической истории народов Кавказа, в частности Дагестана, и сопредельных стран в рассматриваемый период.
Одним из первых разработкой различных аспектов истории Дагестана, куда главным образом были направлены завоевательные устремления Надир-шаха на Кавказе, занялся известный историк Р. М. Магомедов. В своих сочинениях, освещающих в основном социально-экономическую историю Дагестана с древнейших времен, он касается также и внешнеполитической истории родного края, особенно героических страниц освободительной борьбы народов Дагестана против иноземных завоевателей.
Одной из таких его ранних работ является публикация, посвященная разгрому Надир-шаха в Дагестане.[60] Основанная в целом на легендах и сказаниях, она воссоздает общую картину нашествий иранских завоевателей, героической борьбы дагестанских народов против грозного врага, поражений противника в многочисленных сражениях с непокорными горцами. В то же время отсутствие необходимой источниковой базы, популярный характер этой работы обусловили наличие в ней отдельных неточностей. Так, ссылаясь на одну из горских легенд, автор утверждает, что Надир-шах имел брата по имени Курбан, который попал в плен к горцам и был ими сожжен. По-видимому, здесь идет речь о брате Надир-шаха Ибрагим-хане, потерпевшем поражение в Джаро-Белоканах и подвергшемся этой участи в 1738 г. Недостаточно аргументированным представляется и тезис о том, что Надир-шах потерпел окончательное поражение при сел. Чох и навсегда был отброшен из Дагестана.[61] Однако свидетельства очевидцев и исследования ряда последующих авторов, в том числе и самой публикации, показывают, что после отступления с гор на плоскость шах возвел там ряд укреплений, откуда совершал неоднократные нашествия и набеги на различные районы Дагестана. К чести автора надо признать, что в последующих своих трудах он устранил эти упущения.[62]
Тема борьбы дагестанских народов с Надир-шахом Афша-ром нашла отражение и в других работах Р. М. Магомедова. Так, в капитальной монографии, посвященной общественно-экономическому и политическому строю Дагестана в XVIII – начале XIX вв., мы находим освещение Дагестанского похода 1741 г., в частности обращение Сурхай-хана к Чохскому джамаату, в котором он призывал жителей гор подняться на борьбу с «проклятыми каджарами»[63] (иранцами. – Н. С.). Представляют интерес конкретные сведения об истребительной политике Надир-шаха и борьбе горцев за независимость, собранные им во время поездок по местам главных сражений.[64]Важным подспорьем для полноты освещения темы монографии может послужить капитальное двухтомное исследование ученого, во второй части которого детально рассмотрены различные аспекты борьбы дагестанцев против Надир-шаха с соответствующими выводами и рекомендациями.[65]
Значительное место завоевательным походам Надир-шаха Афшара уделили в своих трудах В. Н. Левиатов и И. П. Петрушевский. Монография В. Н. Левиатова, представляющая очерки политической истории Азербайджана в XVIII в., содержит немало страниц, посвященных завоевательным походам Надир-шаха в Азербайджан и Дагестан. Хотя в центре внимания автора в основном находятся события в Азербайджане, они преподносятся в тесной увязке с событиями в Дагестане, которые составляли их неразрывную часть и являлись как бы их продолжением.
Так, подробно описывая нашествие Надир-шаха на Ширван и Дагестан в 1734 и 1735 гг., разгром Ибрагим-хана в джарских джамаатах в 1738 г., Левиатов особо подчеркивает совместную борьбу народов Дагестана и Азербайджана за свою независимость, в ходе которой на политическую арену выдвинулся Сурхай-хан Казикумухский. «Обстоятельства сложились так, – пишет он об этом, – что с этого момента Сурхай-хан Казикумухский стал одной из важнейших фигур в борьбе против иранского завоевания. С этих пор на некоторое время он привлек симпатии населения Дагестана и Азербайджана за свою борьбу против Надира, стремившегося к обладанию этими странами».[66]
Вместе с тем, описывая методы и средства, с помощью которых шах надеялся добиться реализации своих гегемонистских замыслов, Левиатов показывает, какие политические цели при этом он преследовал. Характеризуя карательные действия иранских войск в упомянутых операциях, автор особо подчеркивает, какие жестокости они творили накануне Дагестанского похода 1741 г., создавая плацдарм для наступления на территории Закавказья: «Иранские войска в течение нескольких месяцев разрушали и жгли десятки джаротальских селений, избивали жителей, уничтожали все хозяйственные обзаведения. Некогда оживленная многолюдная страна была опустошена. Оставшееся в живых население бежало. Не было видно каких-либо признаков жизни, селения лежали в пепелищах и развалинах… Карательная экспедиция совершенно опустошила Шекинскую область и большую часть Ширвана. Эти области, будучи смежными с Дагестаном, имели многочисленные и разнообразные экономические связи с населением гор. Опустошая Шеки и Ширван, военачальники Надир-шаха преследовали политическую цель: голодом заморить население непокорного им Дагестана».[67]
Продолжая эту мысль, в разделе «Третий поход Надир-шаха в Азербайджан» Левиатов останавливается на событиях 1741 г., особенно выделяя военно-стратегические цели иранского правителя в Северо-Восточной части Кавказа. «По всей видимости, – продолжает автор, – не столько богатства Дагестана и Азербайджана были тому причиной, сколько политическое значение этих стран. Азербайджан и Дагестан были яблоком раздора между тремя крупными государствами: Ираном, Турцией и Россией. Обладание Азербайджаном давало не только значительные материальные богатства, производимые трудящимся населением этой страны, но, что не менее важно, оно, укрепляя позиции государства, владевшего этими странами на побережье Каспийского моря, передавало в его руки важные торговые пути. Кроме того, военно-стратегическое значение Кавказских гор как труднопроходимой гряды, учитывавшееся едва ли не всеми иранскими монархами, также заставляло Надир-шаха упорно добиваться господства в Азербайджане и Дагестане».[68]
Однако о походе Надир-шаха непосредственно в Дагестан в 1741 г. сказано очень мало и то с некоторыми фактическими и политическими неточностями. Констатируя тот факт, что в мае 1741 г. Надир выступил из Закавказья и направился в Дагестан, Левиатов утверждает, что иранские войска вступили «в начале лета 1742 г. в Дагестан (Казикумух)… Ряд феодальных владетелей, в том числе Сурхай-хан, явились к нему с выражением покорности; они были одарены халатами и лошадьми с золотыми уборами».[69] К сожалению, здесь допущена не только фактическая (1742 г. вместо 1741 г. – Н. С.), но и политическая ошибка, так как искажена позиция многих владетелей, в том числе Сурхай-хана, которые вместе с народом упорно боролись против иранских захватчиков.
В несколько ином плане, с конкретными выводами о последствиях завоевательной и налоговой политики Надир-шаха повествует И. П. Петрушевский. Его работа, изобилующая ссылками на многие восточные, русские и западноевропейские источники, рисует удручающую картину положения народных масс под владычеством Надир-шаха. «Надировы завоевания (в Закавказье, Ираке арабском, Средней Азии и Индии), – резюмирует Петрушевский, – не сопровождались ростом производительных сил, как это имело место при шахе Аббасе I. Между тем расходы на военные предприятия вызвали новое повышение податей в небывалых до того размерах. Взыскание налогов, особенно жестокое в Закавказье, сопровождалось пытками и истязаниями налогоплательщиков. По словам Мухаммад-Казима, тех, кто проявлял упущения в уплате поземельного налога и других податей в диван, лишали глаз и языка, а у тех, кто занимался подстрекательством к волнениям, обрезав им уши, нос и язык, конфисковывали имущество».[70] Автор приводит конкретные данные о возрастании налогового гнета в Азербайджане с 3 тыс. туманов до 100 тыс. туманов в год, что было характерно и для других областей Закавказья и Дагестана и вызывало многочисленные антииранские восстания в 1743–1744 гг.[71]
На более обширной источниковой базе, по сравнению с трудами его предшественников, написаны работы дагестанского историка А. И. Тамая. Его кандидатская диссертация[72] и объемная статья,[73] посвященные краху Дагестанской кампании шаха Надира (1741–1743 гг.), представляют существенный вклад в историческую науку по этой проблеме. Не вдаваясь в анализ кандидатской диссертации, написанной более полувека назад, рассмотрим статью, в которой нашли концентрированное выражение основные положения и выводы, содержащиеся в кандидатской диссертации, но на более высокой научной основе.
В статье А. И. Тамая перед нами оживают героические картины совместной борьбы народов Дагестана против грозных полчищ Надир-шаха, главные маршруты движения вражеских войск, основные центры сражений, где противник потерпел сокрушительное поражение.[74] Автор конкретно излагает ход сражений у Чоха Согратля, Мегеба и в других местах Андалалских гор и долин, выделяет умелую тактику ведения боя горцами, их героизм и самоотверженность, приводит данные о потерях, поражении и бегстве разгромленных сил противника.[75]
Достоинства статьи А. И. Тамая в том, что в ней использованы многочисленные свидетельства очевидцев и современников событий – Мирзы Мехди-хана, Мухаммад-Казима, И. И. Калушкина, В. В. Братищева, И. Я. Лерха, а также труды, написанные на базе архивных и документальных источников, – П. Г. Буткова, П. А. Юдина, С. М. Соловьева и др. Кроме того, среди ценных источников, использованных автором, – «Хроника войн Джара XVIII столетия», совместная работа турецких летописцев Сами, Шакира, Субхи и Иззи «Тарих» («История»), сочинения английских авторов Джонса Ханвея, Лоуренса Локкарта и др. В статье также нашли отражение героические аварские, лакские, лезгинские и другие эпосы и сказания, существенно дополняющие документальные источники.[76]
Использование широкого круга источников и литературы позволило Тамаю раскрыть международное значение победы дагестанцев над многочисленной армией шаха, оценить их вклад в международные события своего времени. «Значение битв 1741–1743 годов в Дагестане было велико и выходит за пределы истории страны, – заключает автор. – Успешная борьба народов Дагестана ослабила военную машину шаха, облегчила борьбу порабощенных народов и показала им, что «Грозу Вселенной» можно победить. Участившиеся восстания в его владениях – в Грузии, Хорезме, Туркмении, Азербайджане, Парсе и других районах говорят о том, как был воспринят здесь успех этой борьбы, интересовались им также в Стокгольме и Париже. Из этого можно заключить, что борьба народов Дагестана имела широкое международное значение».[77] В статье выделены внутренние и внешнеполитические факторы, способствовавшие поражению иранских полчищ в Дагестане, показана решающая роль народных масс в осуществлении этого бессмертного подвига.
Определенное место внешнеполитическим проблемам Ирана в период правления Надир-шаха Афшара уделено в монографии московских ученых М. Р. Аруновой и К. 3. Ашрафян, посвященной характеристике общественных отношений в империи Надир-шаха.[78] Эта работа также отличается широким использованием архивного, опубликованного документального и нарративного источникового материала. Особенно часто авторы ссылаются на материалы АВПРИ, РГАДА, АКАК, ПСЗ, Сб. РИО, а также на работы восточных, западноевропейских и отечественных исследователей (Мехди-хан Астрабади, Мухаммад-Казим, И. Лариби, М. А. Хекмат, И. Я. Лерх, Дж. Ханвей, Г. Алкадари, П. Г. Бутков, А. А. Бакиханов, В. Н. Левиатов, И. П. Петрушевский и др.).
Непосредственно с нашей темой соприкасается V глава монографии «Народные движения в государстве Надир-шаха в 30-40-х гг. XVIII в.», где имеется специальный раздел «Народно-освободительные движения народов Кавказа и Средней Азии». В этом разделе со ссылкой на вышеуказанные источники кратко освещаются первые нашествия иранских войск в 1734,1735 гг. и более подробно – Дагестанский поход 1741 г.
Авторы монографии правильно подчеркивают, что Надир не оправдал надежд широких масс как освободитель от афганского и османского владычества, так как все достигнутые успехи и богатства использовал для укрепления личной диктатуры и проведения новых завоевательных походов. Касаясь этой стороны деятельности Надира, они приходят к выводу, что его походы «в Среднюю Азию (1740) и особенно в Дагестан (1741) явились подлинным бедствием для народа. В Дагестанском походе Надир терпел одно поражение за другим. Не добившись успеха, потеряв значительную часть войска и затратив колоссальные денежные средства (со всех областей страны в Дагестан посылалось много провианта, фуража, денег), Надир вынужден был в феврале 1743 г. вернуться в Иран».[79] Труд этих авторов охватывает широкий круг внутренних и внешнеполитических проблем Ирана, в том числе массовые и стихийные антииранские восстания, которые происходили в Закавказье и Дагестане под руководством различных претендентов на шахскую корону.
Отдельные эпизоды завоевательных походов Надир-шаха в Афганистан, Индию, Среднюю Азию и Дагестан нашли отражение в работе армянского историка Л. X. Тер-Мкртичян, посвященной его политике в отношении Армении.[80] После краткой биографической справки о Надире со времени службы у шаха Тахмаспа до восшествия его на престол автор описывает завоевание Афганистана, Индии, Средней Азии, а затем приступает к Дагестанскому походу. «В 1741 г. состоялась Дагестанская кампания, которую Надир предпринял с целью отомстить за смерть своего брата Ибрагим-хана, убитого в сражении с лезгинами, – утверждает она. – Эта кампания Надира не имела успеха. Упорная борьба горских народов деморализовала воинов Надира… Неудачная Дагестанская кампания, массовый террор, задержка жалования армии – все это вызывало недовольство и привело к восстаниям против иранских правителей (1743–1744 гг.). Восстания вспыхнули в районе Дербента, в Грузии, в Ширване».[81]
Наряду с этим, Л. X. Тер-Мкртичян, анализируя налоговую политику Надир-шаха, отмечает его благосклонное отношение к армянскому католикосу Аврааму Креатаци, который стремился облегчить иранский гнет. Однако добиться этой цели католикосу не удалось, и владычество Надир-шаха имело трагические последствия. «Положение армянского народа при Надире было очень тяжелым, – заключает автор. – Налоги достигали неимоверных размеров, и сбор их сопровождался пытками и тяжелыми истязаниями населения… Все это привело к тому, что все слои армянского общества осознали необходимость найти пути к освобождению от непосильного ига захватчиков, стремившихся полностью истребить армянский народ».[82]
Фрагментарные сведения о нашествиях Надир-шаха на Ширван, Джаро-Белоканы и Дагестан в 1735, 1738 и 1741 гг. содержатся в монографии X. X. Рамазанова и А. Р. Шихсаидова.[83] Написанная на основе достоверных источников, она дает представление о некоторых сражениях и численности армии захватчиков, их поражении и отступлении из Дагестана. Отмечая, что «отступление шаха по существу было паническим бегством», X. X. Рамазанов приводит следующую выдержку из газеты «Санкт-Петербургские ведомости» (1743 г., N 2): «Шах персидский уже через полтора года в Дагестане для желаемого себе тамошних народов покорения пребывания, но никакой удачи в том не получа, возвратился в Персию, уже действительно за Дербент прошел и через лежащую через оный Самур речку переправился и далее в Персию марширует».[84] Приведенный пример – одно из подтверждений интересных материалов, использованных в данной монографии.
Отдельные аспекты кавказской политики Надир-шаха в международном плане с учетом внутренних факторов рассмотрены в работах азербайджанских историков А. А. Абдурахманова, Г. Б. Абдуллаева и Ф. М. Алиева. При этом А. А. Абдурахманов акцентирует внимание на выявлении роли и места Азербайджана во взаимоотношениях России, Ирана и Турции в первой половине XVIII века,[85] Г. Б. Абдуллаев рассматривает Азербайджан в плане азербайджано-российских отношений в течение всего столетия,[86] Ф. М. Алиев – в русле борьбы азербайджанского народа против иранского и османского владычества в первую половину столетия.[87] Несмотря на то, что перед ними стояла задача освещения различных по характеру проблем, они уделили определенное внимание и интересующему нас кругу вопросов.
В этом смысле среди них выделяется монография Ф. М. Алиева, написанная на уровне современных требований, с использованием документов различных архивов, материалов рукописных фондов, опубликованных документальных сборников, сочинений восточных, западноевропейских и отечественных авторов. Этим и объясняется, что освещение походов иранских феодалов в Азербайджан и Дагестан отличается конкретностью, обилием многочисленных фактов, ранее не упоминавшихся другими авторами. В ней показана борьба народных масс против иноземного владычества, наносившая тяжелый урон захватчикам.
Вместе с тем нельзя не отметить, что автор подошел несколько поверхностно к оценке роли отдельных феодальных владетелей Дагестана в антииранской борьбе, что послужило причиной ряда неточностей политической оценки и хронологической неопределенности в освещении отдельных событий. Так, например, описывая Дагестанский поход Надир-шаха в 1741 г., Ф. М. Алиев утверждает, что еще «в начале лета» /?/ виднейшие дагестанские владетели, испугавшись жестокого обращения и польстившись на щедрые обещания шаха, отказались от борьбы, «изъявили свою покорность. Одним из первых в лагерь Надира явился уже неоднократно упоминавшийся, непоследовательный и неустойчивый в своих политических взглядах и не раз изменивший народу Сурхай-хан Казикумухский. Вместе с ним прибыли шамхал Тарковский и уцмий[88] Табасаранский».[89]
Однако многочисленные источники, составленные со слов очевидцев, подтверждают, что многие дагестанские владетели, в том числе и Сурхай, не только не сдались «еще в начале лета» добровольно на милость победителя, а пытались бороться против грозного врага всеми возможными средствами.[90] Допущенные Ф. М. Алиевым неточности, на наш взгляд, – результат некритического использования утверждений своих предшественников (П. Г. Бутков, А. А. Бакиханов, В. Н. Левиатов), которыми была допущена такая ошибка.
К новейшим исследованиям азербайджанских историков следует отнести публикации Н. Гезаловой и Э. И. Гусейнова, рассмотревших отдельные вопросы по теме монографии на основе англоязычных и персидских источников и литературы, что позволило им обогатить некоторые сюжеты новыми данными.[91] Заслуживает одобрения и перевод Н. Гезаловой на русский язык монографии Л. Локкарта о Надир-шахе, сделавший ее общедоступной широкому кругу читателей.[92]
Более углубленно в плане российско-дагестанских отношений рассматривает эту проблему дагестанский историк В. Г. Гаджиев. Среди его многочисленных работ кавказская политика Ирана в виде специальной главы «Освободительная борьба народов Дагестана против иранских захватчиков» представлена в монографии, посвященной роли России в исторических судьбах народов Дагестана.[93] Написанная на базе широкого круга архивных и опубликованных источников, а также трудов своих предшественников, в том числе зарубежных авторов, она дает представление о взаимосвязи событий на Кавказе в русле противоборства России, Ирана и Турции. С этих позиций вкратце описаны походы крымских феодалов и Надир-шаха в 1733–1735 гг., противодействие им со стороны России, особенно в период Дагестанской кампании 1741–1745 гг.
Что касается Дагестанского похода 1741 г., то автор делает правильный вывод: «В исторической битве близ аулов Чох, Бухты, Мегеб и Согратль объединенные силы горцев разбили войска Надир-шаха… Попытки Ирана покорить народы Дагестана позорно провалились и положили конец легенде о непобедимости шаха Надира».[94] В этой же главе автор показывает поддержку Россией освободительной борьбы народов Дагестана, которая отвечала ее стремлению не допустить господства Ирана на Кавказе, описывает антииранские восстания, происходившие в 1743–1745 гг.
Значительно подробнее эти события освещены в новой монографии В. Г. Гаджиева, посвященной разгрому Надир-шаха в Дагестане.[95] Опирающаяся на обширную базу отечественных и зарубежных истичников и литературы, она во многом расширяет круг представлений по данной теме, содержит специальный историографический обзор, отличается детальным описанием событий с определением маршрутов нашествий полчищ Надир-шаха, районов главных сражений, развеявших миф о «непобедимости» «Грозы Вселенной». Однако работа не лишена отдельных погрешностей: проблема завоевательных походов Надир-шаха в Дагестан и их провала оказалась рассеянной среди других, не адекватных по масштабам, значимости и последствиям событий, не вписывающихся в хронологические рамки походов Надир-шаха; отдельные авторские суждения не доведены до логического завершения; за пределами внимания автора остались работы иранских и турецких историков, содержащие конкретный материал с выводами концептуального характера; имеются неточности в ссылочном аппарате, грамматического и стилистического характера.[96] Тем не менее труд В. Г. Гаджиева – первое монографическое исследование, восполнившее существенный пробел в этой области, заслуживающее внимания за внесенный вклад в отечественную историографию.
Несколько шире – с уклоном в сторону Закавказья – на фоне международных отношений дает интерпретацию событий на Кавказе московский историк О. П. Маркова. Работа Марковой, богатая многочисленными источниками и литературой, отличается совокупным видением событий в регионе, особенно в закавказских областях побережья Каспия, четкими и ясными выводами. Касаясь международного аспекта кавказской проблемы, она правильно отмечает, что подписанием Гянджинского договора с Ираном в 1735 г. российское правительство фактически отказалось от покровительства народам Кавказа, что нанесло ущерб ее международному авторитету, развязало руки для наступления Надир-шаха Афшара. «Выполнение условий Гянджинского договора, – пишет О. П. Маркова, – не прошло без осложнений. Если возвращение Ирану Гиляна, его исконной провинции, было вполне закономерно, то передача ему закавказских территорий, им некогда насильственно захваченных, представляла собой акт жестокой несправедливости в отношении народов, населявших эти территории. Не случайно они восприняли его как новую катастрофу».[97]
Достоинство работы О. П. Марковой – в умении разглядеть побудительные мотивы политики противоборствовавших сторон, объяснить их позиции конкретно сложившейся ситуацией. Подтверждение тому – охлаждение российско-иранских отношений в период Дагестанской кампании Надир-шаха, что привело к укреплению дагестано-российских отношений. «В период неудач Надир-шаха в Дагестане, – пишет она об этом, – союзные отношения России с Ираном заметно ухудшились. Это благоприятствовало борьбе народов Дагестана за независимость и способствовало крушению планов Надир-шаха на установление иранской гегемонии на Кавказе. Но услуга, оказанная Россией дагестанским горцам в это время, была взаимной. В одной из записок (1748 г.) вице-канцлер М. И. Воронцов определенно заявил, что с Ираном была бы война, если бы горцы не остановили персов».[98]
Новые материалы о походах иранских войск в Джаро-Белоканы в 1737–1738 гг. и в Табасаран в 1741 г. нашли отражение в двух статьях А. Н. Козловой. В первой из них говорится о попытках подавить антииранские восстания в джарских джамаатах: ценой огромных потерь к концу 1737 г. брат Надир-шаха Ибрагим-хан вытеснил «лезгин» (дагестанцев. – Н. С.) из Кахетии, но главной цели не добился. Весной следующего года снова восстали 6 джаро-белоканских «вольных» обществ под руководством старшин Ибрагима Диванэ и Магомед-Халила. К восставшим присоединились сын Сурхая Муртузали и сын цахурского владетеля Магомед-бек. К ним на помощь дагестанцы прислали 30-тысячное войско. Попытки Ибрагим-хана расколоть восставших путем подкупа их предводителей не имели успеха, а его экспедиция потерпела полный провал.[99]
Вторая статья А. Н. Козловой носит источниково-историографический характер.[100] В ней освещается первый этап похода Надир-шаха на Табасаран, базируясь в основном на сочинении Мухаммад-Казима, который сопоставляется с другими источниками и историческими сочинениями (Мирза Мехди-хан Астрабади, А. А. Бакиханов, Л.Локкарт, В. Ф. Минорский и др.). Опираясь на их труды, автор описывает заблаговременную подготовку Дагестанского похода на обратном пути из Индии, определяет места многочисленных сражений, показывает героизм дагестанских патриотов, подчеркивает жестокость иранских завоевателей, особенно самого Надир-шаха. Перевод и анализ сочинения Мухаммад-Казима позволил А. Н. Козловой привести множество фактов, характеризующих политику иранских завоевателей, которые впервые начали терпеть крупные поражения на дагестанской земле.
Интересные сведения о политике Англии в бассейне Каспийского моря в 30-40-х годах XVIII в. на базе анализа английской историографии приводит Л. И. Юнусова. Применительно к теме монографии автором изучены работы агентов Русской торговой компании Джона Эльтона и Мунго Грема, принимавших участие в строительстве судов для армии Надир-шаха, снабжении ее боеприпасами и провиантом на случай войны с Россией и ведении военных операций в Дагестане. В статье подчеркивается, что вмешательство Англии в кавказские дела с позиций поддержки агрессивной политики Надир-шаха в регионе противоречило интересам России и вело к обострению русско-иранских отношений. Подтверждение тому – донесение английского посла в России К. Вейча от 9 декабря 1742 г., в котором сообщалось, что в Москве возникло опасение разрыва мира с Ираном, так как «шах Надир собирает очень значительные силы в Дербенте, и нескольким русским полкам уже приказано выступить к Астрахани».[101] В работе использованы и материалы других источников, проливающие свет на противоборство в бассейне Каспия России с Ираном, пользовавшимся активным покровительством Лондона.
К новым работам современных историков, имеющим отношение к походам Надир-шаха, можно отнести исследования автора данной монографии. Концентрированное выражение эта тема нашла в разделе «Крах завоевательной политики Надир-шаха»[102], являющейся частью опубликованной его докторской диссертации. Помимо вышеуказанных источников, трудов отечественных и зарубежных авторов, в ней использованы материалы исследований иранских и турецких историков (М. X. Годдуси, А. Т. Сардадвар, Ш. Зрел, Дж. Гёкдже и др.), обогатившие этот раздел многими, ранее неизвестными фактами и сведениями. Такой диапазон использованных источников и литературы позволил автору подробно проследить сложные перипетии внутри– и межрегиональных событий, выявить вклад кавказских народов в разгром «Грозы Вселенной», определить международное значение освободительной борьбы горских народов за свою независимость.
К сказанному следует добавить, что спустя 9 лет благодаря поддержке генерального директора ОАО «Дагэнерго» Г. М. Гамзатова появилось первое издание этого труда[103], ставшее следующим, после В. Г. Гаджиева, специальным монографическим исследованием по названной теме. Более углубленно дагестанские и каспийские аспекты исследуемой проблемы нашли освещение в совместной работе автора с Р. М. Касумовым.[104]
Завершая высказанную мысль отметим, что в этой и других работах автора красной нитью проходит идея о дружбе и взаимодействии народов Дагестана с другими народами Кавказа, благодаря чему они сумели не только отстоять родную землю, но и нанести тяжелый удар по Ирану, что ускорило падение державы Надир-шаха. Завоевательные походы Надир-шаха от их начала (1734 г.) до полного краха его политики (1745 г.) представлены на широком фоне международных событий, вызвавших живой интерес не только соперников Ирана – России и Турции, но и западных держав – Англии и Франции, стремившихся противодействовать успеху России, чтобы укрепить здесь собственные позиции.[105]
Следует отметить, что указанные геополитические свойства были присущи особенно Дербенту, что конкретно отмечено в работе Н. А. Магомедова[106]. Не остались в стороне от освещаемых в монографии проблем и азербайджанские историки Д. М. Азимли, Т. Т. Мустафазаде и Р. Нифталиев[107] с некоторой тенденцией к преувеличению роли Надир-шаха в мировой истории, оставляя в тени его жестокие деяния в отношении народов Дагестана, Закавказья и самого Ирана.
К числу новых работ по истории лакцев, оказавшихся одним из главных объектов нашествий Надир-шаха, относится совместная монография М. Р. Маршаева и Б. Б. Бутаева, базирующаяся в основном на русских архивных и местных дагестанских источниках.[108] Авторы монографии восстанавливают в виде краткого обзора основные вехи нашествий Надир-шаха на Шемаху и Казикумух, но более подробно останавливаются на освещении Дагестанской кампании 1741 г. В работе нашли место новые материалы, показывающие взаимодействие горцев в борьбе против захватчиков. Ход решающих сражений на полях Андалала и Лакии, их масштабы и последствия передаются глазами очевидцев – Мирзы Мехди-хана, И. И. Калушкина, В. В. Братищева, а также самих горцев, свидетельства которых вошли в народные легенды, эпосы и сказания. Работа в целом носит популярный характер и рассчитана на массового читателя.
Сделует отметить, что в более качественном и обширном виде история лакцев и других народов Дагестана в интересующем нас плане представлена в совместной монографии С. А. Мусаева, А. Д. Курбанова и И. А. Каяева.[109] В этом обширном исследовании с яркими характеристиками и иллюстрациями главных событий и личностей рассматривается комплекс вопросов, связанных с историей Кази-Кумухского ханства во главе с Сурхай-ханом I и его сыном Муртузали, их ролью в борьбе против Надир-шаха. На конкретных примерах дана оценка и вкладу других дагестанских народов и деятелей в победу над «Грозой Вселенной».[110] Содержащиеся в работе фактический материал, выводы и рекомендации авторов вызывают интерес и в определенной степени восполняют допущенные пробелы и упущения в рассматриваемых аспектах. В то же время вызывает некоторое отторжение встречающееся в книге утверждение о том, что Надир-шах – «один из выдающихся полководцев в истории человечества»,[111] что фактически опровергается его же поражением в небольшом Нагорном Дагестане.
К новейшим работам по теме монографии относится также специальное исследование Т. М. Айтберова.[112] Достоинство этой работы известного историка состоит в том, как отмечает сам автор, что им «обнаружены и введены в научный оборот дагестанские материалы, написанные в XVIII в. на арабском языке, повествующие о дагестано-иранских отношениях в 20-40-е годы XVIII в.», опираясь на которые, «он внес необходимую – как высокой науке, так и пытливому уму современного дагестанца – конкретику в описание и толкование деятельности Надир-шаха, как в Дагестане, так и в дагестаноязычной зоне Закавказья, которая имела место в 1741 г.»[113] Соглашаясь в целом со сказанным автором, выделившим основные маршруты, места сражений и наиболее отличившихся руководителей,[114]отметим: Айтберов все-таки не избежал чрезмерной детализации событий, склонности к идеализации местных источников и увлеченности «мирными» соглашениями с Надир-шахом,[115]что затрудняет целостное восприятие судьбоносных событий.
К группе новейших работ следует отнести и монографию М. А. Мусаева по англоязычной историографии.[116] Основные оценки автора, касающиеся работ английских историков (Дж. Ханвея, Л. Локкарта, М. Эксворси др.), приведены также в специальной статье, опубликованной в общедоступной читателям газете.[117] Более подробно отдельные сюжеты исследуемой проблемы нашли отражение и в ранее опубликованной монографии Б. Г. Алиева.[118]
Помимо монографических трудов дагестанскими историками написан и ряд других работ, касающихся отдельных вопросов интересующей нас темы (статьи, тезисы докладов, материалы письменных источников и эпиграфических памятников). Своеобразное место среди них занимают «Четыре памятные записи о борьбе против Надира Афшара», обнаруженные, переведенные и опубликованные с комментариями Т. М. Айтбе-ровым и А. Р. Шихсаидовым.[119] В трех записях из них (1, 2, 4) речь идет о нашествиях Надир-шаха на Казикумух в 1734–1735 гг., когда иранские войска дважды занимали резиденцию Сурхай-хана, ограбили его сокровища, бесчинствовали в ней около недели.[120] В третьей записи повествуется о Дагестанском походе 1741 г., когда Казикумух был взят в третий раз, а «кизилбаши» «стояли месяц в селениях Хурхи и Шара, оттуда пошли на плато Турчидаг, а затем на селения Мегеб, Ури, Ханар, Обох, Согратль, но были обращены в бегство».[121] Из этого источника мы познаем места памятных сражений, после которых шах вынужден был отступить. Заслугой Айтберова является и то, что выявленный им и переведенный с арабского на аварский язык новый вариант хроники «История войн закатальских аварцев» существенно дополняет отдельные события, оставшиеся за пределами бакинского издания 1931 г.[122]
В этом же плане определенный интерес представляет совместная статья Б. Г. Алиева и М.-С.К. Умаханова, в которой на основе опубликованных и вновь выявленных материалов рассматривается борьба джаро-белоканских и дагестанских «вольных» обществ против Надир-шаха.[123] Касаясь этой же проблемы, на основе вновь выявленных дагестанских арабоязычных источников интересные суждения о позициях отдельных дагестанских владетелей (уцмий Ахмед-хан, шамхал Хасбулат и др.) высказал Г. М. Мирзамагомедов.[124] Отдельные материалы о разгроме Надир-шаха в Дагестане были опубликованы в связи с 250-летием этого знаменательного события.[125] Для полноты обзора трудов наших историков отметим, что в фрагментарном виде интересующие нас события нашли отражение в их сводных работах по истории Дагестана, Азербайджана, Армении, Грузии, Кавказа и сопредельных стран – России, Ирана и Турции, а также в отдельных, более поздних газетных публикациях.[126]
К сказанному следует добавить, что военно-политические события на Кавказе в рассматриваемый период нашли отражение в работах ряда современных зарубежных авторов. Центральное место в их сочинениях нашли перемещение и дислокация царских войск из прикаспийских областей в Кизляр, нашествия османских, крымских и иранских феодалов на Северный Кавказ, завоевательные походы Надир-шаха на Дагестан, освободительная борьба горцев против иранского владычества, международные последствия победы дагестанских народов над противником, дипломатические маневры Парижа и Лондона, направленные на поддержку усилий Ирана и Турции и ослабление позиций России в регионе.
Среди таких работ в последовательности издания насыщенностью источниковой базы и фактического материала выделяются труды Вл. Минорского «Краткая история Надир-шаха»,[127]Л. Локкарта «Надир-шах. Критическое исследование, основанное на источниках»,[128] М. X. Годдуси «Книга о Надире»,[129]Г. X. Мохтодара «Крупнейшие сражения Надир-шаха»,[130] Ш. Зрела «Дагестан и дагестанцы»,[131] А. Т. Сардадвара «Военно-политическая история периода Надир-шаха Афшара»,[132] Дж. Гёкдже «Кавказ и кавказская политика Османской империи»[133] и др.
Из упомянутых авторов суждениями концептуального характера отличаются труды двух иранских военных историков – Г. X. Мохтодара и А. Т. Сардадвара, написанные по заказу последнего иранского шаха. Не случайно в их работах центральное место занимает идеализированный образ Надир-шаха как «спасителя» нации, «непревзойденного» полководца, «доброго» правителя, «общительного» и «доступного» простому народу, «вынудившего» русских «быстро уйти» из прикаспийских областей и Дагестана. В то же время, искусственно сводя причины освободительной борьбы народов Дагестана против иранского гнета к религиозным противоречиям между суннитами и шиитами, они признают, что эта борьба, ставшая одной из причин крушения державы Надир-шаха, находила поддержку со стороны России, старавшейся воспользоваться этим для решения кавказской проблемы в своих интересах.[134]
Наряду с исследованиями указанных восточных авторов, определенный интерес представляет новейшая работа английского историка М. Эксворси о Надир-шахе «Сабля Персии. Надир-шах. От племенного воина до тирана-завоевателя»[135], выдержавшая за 4 года три издания. Являясь одной из наиболее популярных зарубежных биографических сочинений, она повествует о завоевательных походах Надир-шаха на Востоке, уделяя в то же время некоторое внимание событиям в Дагестане, которые, по мнению автора, вызвали ярость шаха, недовольство этим дворцового окружения, ускорили гибель Надира и распад Иранской державы.[136]
Завершая обзор источников и литературы по теме монографии в целом, следует подчеркнуть, что в новейших исследованиях наших ученых немало внимания уделено объективной интерпретации тезиса о прогрессивной роли России в исторических судьбах народов Кавказа, в том числе и Дагестана. Что касается сочинений дореволюционных отечественных и зарубежных и современных буржуазных авторов, хотя в них и содержится значительный фактический материал по теме монографии, однако подбор, толкование и публикация источников и исследований самими авторами, являвшимися представителями господствовавших классов различных стран или находившимися у них на службе, наложили отпечаток на их характер и содержание. Отличительная черта этих источников и исследований – присущее авторам стремление оправдать политику правящих кругов своих стран на Кавказе, извратить освободительный характер борьбы дагестанских народов против захватнических устремлений шахского Ирана, султанской Турции и царской России, что обуславливает необходимость критической оценки их выводов и обобщений, особенно суждений концептуального характера.