Иллюстратор Игорь Дихтер
© Игорь Дихтер, 2018
© Игорь Дихтер, иллюстрации, 2018
ISBN 978-5-4490-9834-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ГЛАВА 1
8 июня 1989 года на Чёртовом колесе в Измайловском Парке был найден труп.
Убитым оказался шестнадцатилетний Вампилов Виталий Викторович, ученик 10 класса школы №444.
На его лице «красовались» шрамы, сделанные острым предметом и сплетающиеся в свастику.
Нашедшая труп собачница рыдала и кричала, пока не приехал старший следователь Чернилин Игорь Владимирович. Он выглядел несколько уставшим.
Сунув руки в карманы, Чернилин приблизился к аттракциону. Тот давно уже не работал и некогда красные кабинки были облезлыми, почти чёрными. Обнаружить труп в заброшенной части парка можно было только случайно.
Пока оперативная группа работала, Игорь обратился к свидетельнице. Её немецкая овчарка грустно сидела рядом.
– Расскажите, как вы наткнулись на убитого.
– Я часто тут с собакой прогуливаюсь, – вытирая платком слёзы с щёк, заговорила дрожащим голосом ещё молодая женщина, – я отцепила поводок, Сандра побежала вперёд и почти сразу залаяла. Я за ней, сюда. Она меня и навела, в общем… Я велела Сандре сидеть и ждать, сама добежала до автомата и позвонила вам…
– Рядом никого не было? Может, кто-то шёл неподалёку?
– Нет, я никого не видела…
Чернилин успокаивающе коснулся плеча женщины и потрепал по голове овчарку. После прошёл к карусели. Рассмотрел труп. Это был подросток с чуть удлинёнными тёмно-каштановыми волосами и длинной чёлкой. Аккуратные нос и губы – во всём лике мальчишки было нечто девичье, милое. На нём были расстёгнутая болотная ветровка, чёрная футболка и синие джинсы. Он сидел в кабинке, задрав голову к небу и глядя в него мёртвыми глазами. Руки были расслабленно разбросаны около колен, внутренняя сторона ладоней тоже как бы взирала в небеса.
На лице ножом (или другим острым режущим предметом) была нарисована большая свастика. Голубые глаза были распахнуты, рот открыт, а его полость изучал эксперт Колпаков.
– Мда уж! Новость, скажу тебе, так себе, – произнёс он, внимательно рассматривая горло убитого, как лор, – ему язык вырезали. Достаточно давно. Разумеется, расправлялись с ним не здесь. Большего пока сказать не могу.
– А это что? – следователь нахмурился, указывая пальцем на торчащий листок из кармана тёмно-зелёной ветровки Вампилова.
Колпаков деловито поправил очки и аккуратно извлёк бумажку. Развернул её:
– «Претензий не имею».
Когда Вампилова уже отправляли в морг, к Чернилину подошёл помощник следователя Антон Белочкин.
Это был постоянно смущающийся, чуть рассеянный светловолосый мужчина. Красавцем назвать его было нельзя. К тому же, Белочкин хромал на левую ногу. Впечатление он производил неоднозначное. Но работу свою любил.
– Надо проверить базу на подобные случаи в другие годы и других регионах, – произнёс Чернилин, закуривая. На нём была чёрная кожаная куртка, голубые джинсы и белая рубашка. Несмотря на то, что на дворе стоял июнь и солнце крепко так грело, ветер шлялся нынче холодный, колючий.
– И поговорить с родителями, друзьями. Верно? – делая записи в блокноте, тихо спросил Белочкин.
– Верно. Убивали его не тут, – выпустив дым в сторону, кивнул Чернилин, – нужно установить, где он был этой ночью.
– Свастика. Дикость какая-то, – сделав последнюю заметку, Антон спрятал блокнот и ручку в карман своего серого пиджака, – мир точно сходит с ума!
В Советском Союзе маньяков нет.
Это если официально.
Но природа человеческая, увы, зачастую представляет свету гнилые свои плоды.
Чернилин не уставал удивляться извращённости и изворотливости некоторых преступников. Но, честно говоря, уезжая тогда с места убийства без каких-либо улик, он и подумать не мог, каким сложным окажется это дело.
Неожиданно начавшееся лето заманивало москвичей к морям и озёрам. Машин на дорогах стало намного меньше. Казалось, половина Москвы вымерла.
Запах грядущей Перестройки ощущался на каждом углу: джинсы, кожанки, «Кино» и «Ласковый май» из каждого приёмника, дефицит продуктов и пёстрая газировка в бутылках. То и дело кто-то устраивал самовольный «развал», на котором впаривал что-то нашедшееся дома.
Чернилин любил ходить пешком, потому бросил машину в тихом дворике и миновав два квартала, вошёл в первый подъезд старого шестиэтажного дома. В квартире №3 жил его дед, Чернилин Максим Романович.
Следователь понял, что находится возле дома деда, совершенно неожиданно. Не так часто он навещал старика в последнее время.
Шаркая тапочками, Максим Романович прошёл к двери и открыл её. Развёл руки и заключил внука в объятия. Тот казался ему таким молодым, таким красивым: лёгкая щетина, русые удлинённые волосы, добрые серые глаза. Ну просто красавец!
– А я как раз с утра сходил, зефира купил. Пошли чай пить, – засуетился старик с аккуратной седой бородой.
Он бросился на кухню ставить чайник.
Чернилин разулся и вошёл следом. Положил несколько купюр на холодильник:
– Держи вот. На лекарства. Пенсии пока точно поднимать не будут.
– Это да. Не будут. Спасибо тебе! – Максим Романович улыбнулся, ставя на стол тарелку с белым пышным зефиром.
Следователь уселся за стол и взгляд его зацепился за листок, свёрнутый пополам. На нём были выведены ярко-оранжевые буквы (фломастер):
«Берегись, злой шакал уже рядом».
– Это откуда у тебя? – нахмурился Чернилин.
– Да в почтовый ящик подбросили. Хулиганы. Давай лучше чай пить, – простодушно рассмеявшись, старик поставил на стол доску, на которой находился раскаленный синий чайник.
– Я возьму?
– Да бери, зачем мне эта мазня.
Покачав головой, мол, как же это беспечно, Чернилин спрятал записку в карман джинсов.
***
Скалясь, он вонзил нож в спину Марии.
Внутри бушевала ярость, смешивающаяся с дикой болью. Хотелось орать, хотелось выть.
Крики то и дело срывались с его губ. Он снова и снова наносил удары ножом, потроша куклу. Нанеся двадцать ранений в спину, он выколол ярко-фиолетовые кукольные глаза и отрубил девичью голову. А после, пуская слюну и рыча, долго ударял лезвием ножа пластмассовый живот. Как жаль, что из него не могла пойти кровь.
– Ненавижу! Ненавижу!!! – орал он нечеловеческим ором, разрывая гланды.
Когда яркая ярость отошла и стало легче дышать, когда утихла боль, он опустился на пол и рассмеялся.