Муки сердечные
Такой вот первой в своей жизни удочкой Виктор и пытался что-то поймать. Рыбы в реке было много, около берегов на отмели толпилась мелкота всякая, и иногда Виктору удавалось подцепить за пузо малюсенькую рыбку. То-то радости было! Такой улов с большим удовольствием поедала только кошечка, не брезговали и куры. Председателя колхоза, не смотря на преклонные годы, неожиданно перевели на работу в районное управление сельского хозяйства. Не хотелось ей срываться с насиженного места, но её согласия никто и не спрашивал. Партия постановила, коммунист ответил «есть», на том и весь разговор был закончен. Председателем единогласно избрали Веснина Андрея Константиновича, хотя он и отбрыкивался, но против коллектива не попрёшь. Неожиданно в это же время скончалась птичница Ирина Балдина, желающих работать на птичнике что-то не находилось и Андрей вынужден был направить туда Тоню. Она не прочь была бы ещё посидеть дома, побольше побыть с детьми, но время было суровое, нельзя было председателевой жене дома отсиживаться, когда другие работают. Конечно, она и раньше работала разнорабочей, но тогда у неё и времени для семьи было больше. Не забывался Андрею и разговор с майором госбезопасности, до войны бывшим закадычным другом, а теперь и не друг и не враг, а так…
– О том, что в плену был, знаю. Про былую дружбу нашу забудь, по разные стороны мы теперь. Как ты к фашистам попал, свидетелей нет, ты был руководителем группы, тебя должны были убить в первую очередь, а ты выжил, видно крепок твой ангел-хранитель, что отвёл тебя от расстрела, но учти, всю свою жизнь теперь будешь под колпаком, и в случае чего, сам понимаешь… Разговор будет коротким, подумай о детях, каково им придётся жить с клеймом детей «врага народа». В общем, не лезь поперёк батьки в пекло. Сегодня народ доверил тебе место председателя, высокая честь, значит, ценят тебя люди, я тоже, зная тебя, не против твоего назначения. Но сиди тихо, против постановлений партии и правительства ни-ни, ибо завтра же этот народ может и растоптать тебя, а для этого достаточно малюсенького клочка бумаги… В общем, ты меня понял, иди и работай!
Время Иосифа Виссарионовича с прихлебателями ещё не отошло, не в лесу живём, знал Андрей, чем всё это заканчивалось для не послушных. Ночью подъезжал к дому «Воронок» и хозяева бесследно исчезали. По приговору «Тройки» с «Врагами народа» не церемонились, обычно на рассвете вывозили за город куда-нибудь в овраг или заброшенный карьер, расстреливали, там же и закидывали землёй. Чтобы исчезнуть навсегда особых затрат не требовалось, достаточно было неудачно пошутить, рассказать в узком кругу анекдот про руководителей, сходить в туалет с газеткой, в которой был портрет вождя или опубликована его речь…
С началом работы Тони на птичнике дома стало с питанием несколько получше, украдкой приносила варёные яйца, крупу. Андрей вынужден был смотреть на это сквозь пальцы, понимая, что детей одними обещаниями не прокормишь. По трудодням выдавали Тоне мясо птицы, что так же было не малым подспорьем. Сам Андрей довольствовался тем, что оставалось после раздачи продуктов по трудодням колхозников. Оставалось же почти ничего. Страх – это великая сила и спасения от него нет. Редко, но Виктору иногда удавалось попасть на хутор, тогда он попадал словно в сказку, у стариков всегда был хлеб, даже скотину подкармливали хлебом, не смотря на запреты. Наевшись хлеба с мёдом и чаем, выходил Виктор в огород, где, как говаривала бабка, на грядке с огурцами жила огромная змея, очень не любившая маленьких детей. Парень после сытной еды ничего и никого не боялся, смело добирался до грядки с огурцами, выбирал самый большой огурец и, обливаясь соком, жевал. Змея видимо боялась такой храбрости малыша и никогда не выползала. Любил Виктор перешагивать через окученные грядки картофеля, иногда заваливался в борозду, пыхтел, пытаясь выбраться из ловушки самостоятельно и в конце концов засыпал. Потеряв внука из виду, бабка сначала радовалась затишью, потом начинала беспокоиться, затем принималась искать…
Не часто у Тони бывали свободные от дел вечера и, если они выдавались, брала лодку и с детьми поднималась в верховья реки до переката. Бросив в воду самодельный якорь, привязанный к верёвке камень, самодельными удочками ловили пескарей. В эти разы пользовались уже настоящей леской и крючками, взятыми в обмен на тряпьё у старьёвщика. Аля бултыхалась на дне лодки на брошенной телогрейке, пытаясь выудить из ведёрка скользкую рыбёшку и повизгивала от удовольствия. Поймав и вытащив рыбку в лодку, Виктор бурно радовался, но отцепить улов самостоятельно не мог, тут на помощь приходила мать. Рыбы в реке в те годы было предостаточно, лови знай, не ленись, всё не плохое подспорье к обеду.
На трудодни в колхозе выдавали муку, заготовлено её было мало и Андрей, уже в который раз, отказался от своего пая, а когда пришёл домой, Тоня устроила скандал, уж кому как не ей знать состояния семейных закромов. Андрей в горячке ударил её и, хлопнув дверью, ушёл в правление. Тоня с детьми села в лодку, лодка оказалась не привязана и под тяжестью сошла с берега. Чуть покачивая, лодку несло течением. Глубокое безразличие владело женщиной, она ничего вокруг не замечала, всецело поглощённая своей обидой. Было одно желание – утопить детей и самой найти глубокий омут с круговоротом, чтобы уже не выбраться… И, будто внимая её горьким пожеланиям, река всё убыстряла свой бег, приближаясь к большому перекату. На перекате неуправляемую лодку поставило поперёк течения, закинуло на торчавший из воды камень и резко на кренило. От толчка Алевтина, сидевшая около Виктора на скамье, не удержавшись, вылетела за борт, Виктор брякнулся на дно лодки. Дикий крик женщины разнёсся по речному приволью, не помня себя, Тоня выскочила из лодки вслед за уносимой течением дочерью, догнала, подхватила, прижала к себе.
– Дочка, девочка моя, ушиблась, милая!
Почувствовав материнское тепло и руки, Алевтина пустила слезу. Виктор поднялся, морщась от боли, растирал ушибы, слабыми ручонками пытался столкнуть висевшую на камне лодку.
– Мам, поплывём далеко-далеко!
Только матери теперь стало не до путешествий, позабыв о своём недавнем желании утопиться, Тоня столкнула лодку с камня, за цепь дотянула до берега, привязала к кустам. Держа Алевтину на руках, а сына за руку, подалась к посёлку. Людей не хотелось видеть, казалось, каждый догадывается о её недавнем желании, осуждает её, а ей этого не хотелось, поэтому домой пробиралась задворками. Андрея дома не оказалось и, освободившись от ребятишек, Тоня вздохнула с облегчением, ну, слава Богу, пронесло, никому ничего объяснять не нужно. Чуть попозже вышла сказать соседскому пацанёнку, чтобы пригнал лодку обратно. Больше попыток суицида не наблюдалось, что-то сдвинулось в Тонином самосознании, заставило пересмотреть заново свою жизнь, она вдруг поняла, что больше не может жить бессловесной овечкой, почувствовала себя человеком. Прошло несколько лет. Были ли они счастливыми для Тони, не известно, сама она почему-то не любила о них вспоминать…