Новый дом
В колхоз поступили новые тракторы ДТ-54. Андрей до сих пор работал в колхозе временно, всё никак не мог определиться. Председатель сама разыскала Андрея на ферме.
– Андрей, ты нам здорово помог в своё время, добрый специалист. Не откажи, переходи насовсем, новый трактор дадим, с жильём поможем, да и, сам знаешь, заработки стали не плохие, помимо трудодней, МТС доплачивает наличными за работу на тракторе.
Андрей согласился. Остаток зимы и весну проработал, а к осени новый дом на окраине села поставили. Ещё и пол не постелили, и печи не было, но решили не ждать, а заселяться. На лодке перевезли всё своё имущество из землянки, заселились в новый дом. По вечерам Андрей при помощи своих братьев и Тони копался по дому. Застелили пол, кирпича не было, пока пользовались калёнкой – буржуйкой. С дровами проблем не было. Землянка порядком надоела, а тут свои хоромы. Красота. На первое время даже занавесок на окнах не было, на вечер газетами завешивались от любопытных глаз. Тоня откровенно радовалась новым переменам, впереди забрезжила надежда на новую счастливую жизнь. Да и с тех пор, как сбежала без всяких объяснений полюбовница Андрея Маша, он и сам стал другим, более отзывчивым. Варя появлялась в новом доме сына довольно реденько, вместе с внезапным бегством Марии рухнули и её надежды избавиться от ненавистной снохи… Зато дед Костя стал частым гостем. Лишь выдастся свободная минутка, он уже торопится проведывать внучат, и обязательно с гостинцами; то молочка свежего принесёт, то творогу или сметанки, а то и медку баночку… Последнее время и от Вареньки своей начал передавать приветы, видать примирилась бабуля с наличием невестки, да и по внучатам скучать стала, нет-нет да и передаст с оказией, что де соскучилась, хоть на денёк отправили бы внука погостить к бабке. Как-то, уже перед Рождеством Христовым выбрались, пришли на хутор. От радости Варя не знала, что и делать. Принялась растапливать печь, чего-то готовить, ворча себе под нос.
– Вот ведь, в кои-то веки придут, не знаешь, чем и угостить, совсем про стариков забыли, чтоб вас… Ишь Филинёнок-то вырос, и глаза вроде как ничего стали. Кыш ты, проклятая, крутишься под ногами (на кошку), чтоб ты сдох, перестань гавкать (на Урмана), людей не видел, что ли? А глаза ничего стали, ей бо, а то как ни на есть Филинёнок был (про внука), а теперь и на человека похож стал. А эта теперь сидит вон, баба деревенская, ишь как сюсюкает над новой лялькой! А, чтоб тебе, на вот, жри…
Кидает кошке кусок горячей лепёшки. Кошка, обжигая лапки, хватает лепёшку, ворча, скрывается под кроватью, сердито пофыркивая. Виктор сползает со скамейки, подходит к бабке, теребит за рукав.
– Ба, расскажи сказку! Да я и сказок-то не знаю, в школе давно училась, позабыла всё. Ну хорошо, так и быть расскажу, что со мной приключилось. Работала я на Кордоне в школьной кочегарке, дрова в печку подкидывала и вот, сижу как-то, вдруг сквознячком потянуло, оглянулась, двери настежь открыты, а на лавочке самый настоящий чёрт сидит, нога на ногу закинута, копытцами пощёлкивает и смотрит на меня с этаким ехидным прищуром. Сам словно в шубе волчьей, лохматый такой, на голове из-под волос маленькие чёрные рожки выставляются. Отвернулся от меня, пальцами щёлкнул, двери сами закрылись. Потом снова ко мне повернулся да и говорит:
– Выходи за меня замуж, всё тебе дам, чего твоя душенька пожелает. Люба ты мне!
– Ну я, конечно, не дура, крестом себя осеняю и про себя молитву читаю. «Отче наш» прозывается та молитва. А Чёрт возьми да и обидься: – Дура ты, девка, зачем крестишься? Я ж с добром к тебе пришёл, жену себе ищу. Жила б со мной, как сыр в масле каталась бы!
– С теми словами исчез Чёрт, только его и видели… Сквознячком опять потянуло, оглянулась, а дверь опять настежь. Молодая была, многим нравилась, да только я своего Костика ни на какого Чёрта не променяла бы. Вот ведь как бывает! А недавно выхожу на рассвете по нужде во двор, гля, а на нашей трубе ведьма сидит, седые свои космы расчёсывает и тихохонько так жалюстную песню выводит. Хотела я у неё спросить, чего такого в её ведьминой жизни приключилось да постеснялась.– Входит со двора Андрей: – Хватит, мать, сказками морить, собирай-ка на стол!
– Дед-то где?
– Сейчас придёт, корове сена даёт…
– Тольку кликни…
Большая семья у Вари. Жаль, не все дома, чуть подрастут, всё норовят из дому удрать. Отошли видно те времена, когда дети родителям помощниками были. Андрей на Красный луг подался, Нюська с Машечкой в город перебрались, Толька и Федя в ПТУ поступили, дома одна Ирка осталась, да и та в школу на Красный луг бегает. Пусто стало в доме. Только и собираются на выходные дни. Внуков пока Андрей только дал, у остальных нету ещё деток… Жаль вот, что сноха не та, да что теперь поделаешь. Жаль, война старшую Раду прибрала, давно бы уж с внуками нянчилась бы. А Андрей больной вернулся, сколько лет прошло, а всё припадками мучается, война не отпускает. У самой-то Вареньки ещё ни единого седого волоска в чёрных волосах нет, да и то, с чего им быть-то? Потеря детей ею всерьёз как-то не воспринималась, ну подумаешь, помер, другой народится, а по хозяйству всю основную тяжёлую работу муж делает, колхозной работой тоже не докучают. Живут в полном достатке, все сыты, одеты, обуты, всем обеспечены. Одна забота, поесть приготовить вовремя, ну это уж для Вареньки не проблема, сызмала привыкла рано вставать. Жаль вот, порой поговорить не с кем, дети дома не сидят, а Костя не очень любит языком чесать. Приходится разговаривать со скотиной да сама с собой, иначе совсем говорить разучишься. Виктору у стариков нравилось, еды вдоволь и делать ничего не надо, а то дома мать за писклявой сестрой приглядывать заставляет, люльку качать. А тут приволье! Ешь да спи. Можно ещё на улицу выйти, с Урманом побаловаться, верхом на нём покататься, а то на дедовых лыжах с крутого берега на речку скатиться. Бабка носки вяжет, дед верёвки вьёт, запах мочёного лыка ноздри щиплет, глаза от сытой такой жизни сами закрываются. Благодать! А дома и игрушки есть, да играть не с кем. Алька мала ещё, только и умеет пузыри пускать да глазами хлопать, смотреть противно. Заплачет, мать люльку качать заставляет, а ему и подходить не хочется. Скорее бы лето!
Андрей для дочери сам смастерил качалку, подвесил с помощью пружины к прибитой к потолку жердине, только Виктору она совсем-совсем не понравилась. Вспомнил свою, подвязанную к берёзовой ветке, она и теперь там висит, заполненная снегом, не доберёшься по снегу, глубок очень. До сих пор парень любит свою качалку, летом забирается в неё и качается, сколько душе угодно. А ещё долгое время любил он материнское молоко и что только Тоня не делала, чтобы отвадить парня от титьки, и горчицей соски мазала и углём, всё без пользы… Оботрёт тряпицей и поскорее в рот! Варенька рассказала ему свою историю, после этого он уже до матери не дотрагивался.
– Была я раньше такой же, как ты теперь, маленькой, и у меня тоже была мама, красивая и молодая. Тити у неё были большие пребольшие и молока было много. Только вдруг заболела моя мамка, пришёл к нам тогда сердитый – пресердитый дяденька врач, осмотрел мамку, прослушал и говорит, кто-то из неё все соки высосал и ежели не перестанет сосать, то умрёт мамка. Я тогда очень испугалась и перестала брать титьку. А мама вскоре выздоровела и жила ещё долго, долго.
Пригорюнилась бабка, вспоминая свою молодость, а внук про себя поклялся, что больше к материнской титьке не притронется, не хотелось ему оставаться без мамки. После этого лишь изредка подойдёт, дотронется до влажного соска пальчиком и отвернётся поскорее от соблазна. Оставшись наедине с сестрёнкой и ей выговорит, зачем де материнскую титьку сосёшь, суп ведь есть, каша, картошка… Умрёт мамка, что делать будем, как жить без неё?
А время было голодное. Война съела все припасы, иссушила землю, урожаи были ниже среднего, да и погода не баловала, то дожди, то заморозки, то засуха… Колхозникам за трудодни мало чего перепадало, а на личное хозяйство рук не всегда хватало. Испокон веков было общественное выше личного. Многие свои огороды по ночам обрабатывали, урывая время от своего отдыха. Труднее всего приходилось ребятишкам, им ведь не объяснишь, почему в доме нет еды. Бывало, набегается парень, прибежит домой, а дома и поесть нечего.
– Ма, кушать хочу…
– Нету ничего, сынку. Сбегай в огород, огурчик поищи…
– Я наелся, ма…
– Вот и хорошо, иди к ребятам, поиграй ещё…
Речка была рядом, но когда Виктор взял в руки удочку, он не помнил. Помнил только, что впервые мать привязывала к вице суровую нитку с крючком, сделанным из обычной булавки, показывала, как на него одеть червячка… И очень радовался пацан, когда удавалось зацепить булавкой малюсенькую рыбку, годную, разве что, на один глоток кошке Муське. Тогда в реке было очень много рыбы и мелкота огромными стаями паслась у самого берега, греясь на солнышке.
Тоня ходила в колхоз на разные работы, куда пошлют. Домой прибегала только, чтобы покормить дочь, сменить пелёнки.