В плену
После дневной смены Андрей Веснин домой не пошёл. Закончил технический осмотр трактора, залил горючее, смазал тавотом нужные места, осмотрел вспаханное поле, удовлетворённо вздохнул: – Ну, вот и всё, пора…
Подобрал в кустах у Стёпкиного камня заранее подготовленный вещмешок с харчами и запасным бельём, лесом, опасаясь встречи с сельчанами, вышел на черлацкую дорогу. Продумал всё до мелочей и знал, что хватятся не скоро, дома привыкли к его долгим отлучкам, в колхозе не хватало рабочих рук и приходилось работать не только на тракторе, но и на фермах с вилами в руках на раздаче кормов. Втайне нравилась Андрюхе Ленка Липина, сменщица, но вот беда, смеялась она над тюхой Андрюхой, рохлей и недотёпой обзывала, хотя и ходил его трактор всегда в передовиках, красный вымпел постоянно был закреплён на радиаторе. Нравился Ленке Андрюха очень, но сам он не делал первого шагу, а она не могла, боясь пересудов. Сколько бы ещё так тянулось, не известно, но… С вечера Ленка не нашла записку от Андрея, обнаружила только утром, когда брала ветошь для подготовки трактора к сдаче смены. Ушла девчонка на Стёпкин камень и долго плакала от обиды, что ушёл любимый человек на фронт, может и на смерть, даже не простившись. Записалась на вечерние курсы при больнице на медсестёр, досрочно сдала экзамены на отлично и ушла на фронт, хотела встретить своего Андрюшку-героя где-нибудь в логове врага, Берлине.
Андрей к городскому военкомату пришёл заполночь, но здесь уже толпился народ, подъезжали машины и снова уезжали, покрикивали офицеры, пиликала гармошка, слышался пьяный гомон, плач и стоны женщин. Кое-как пробился к регистрационному окошечку, протянул военкому припасённую заранее справку. Военком лишь мельком заглянул в справку, устало потёр виски.
– Пойдёшь на спецкурсы сержантов на аэродроме, машина во дворе.
Протянул бумажку-направление. Андрюха вышел из помещения, нашёл машину с будущими курсантами.
После ускоренных курсов воздушных стрелков, сержант Андрей Веснин был откомандирован для прохождения дальнейшей службы в Московский военный гарнизон. Долго он там не пробыл, набирали группу добровольцев для диверсионной работы в тылу врага, Андрея назначили командиром группы. Ночью группу подняли по тревоге, загрузили в самолёт и поднялись в воздух. Внизу шли бои. Светлячками совсем близко проносились трассирующие пули, вспыхивали ракеты, рвались зенитные снаряды… Но, почему-то совсем было не страшно! Девчонки и парни, вчерашние ученики школ, были полны решимости и отваги, шутили, смеялись, проверяли вновь и вновь крепление парашютов и оружия. Все уже успели попрыгать с парашютом и теперь всем им был сам чёрт не брат, ничего и никого не боялись. Андрей не принимал участия в общем шуме, сидел на отшибе и был углублён в себя. Вспоминал предсказание цыганки, мял в руках написанную цыганкой молитву-оберег, стараясь запомнить её. Цыганку встретили на Свердловском вокзале, тогда Андрей и его друг по училищу Сергей Гатаулин ждали свои поезда, предстояло им ехать в разные края. Друг прицепился к проходившей мимо молоденькой красавице-цыганочке, погадай да погадай… Та, заглянув ему в глаза, наотрез отказалась от гадания ему, вот Андрея сама взяла за руку, долго всматривалась в линии на руке, затем сказала: – Зря ты пошёл добровольцем, тебя бы всё равно через месяц призвали и тогда всё бы в твоей жизни было хорошо. Скоро, очень скоро тяжкие испытания выпадут на твою долю, чудом останешься жив… Станешь героем, будешь проклят и забыт, но найдёшь своё простое земное предначертанное свыше, и будет у тебя красавица жена и трое детей, но не будет тебе счастья. Не высовывайся из своей конуры и будешь жить долго…
Цыганочка дала ему написанную на бумажке молитву-оберег, что-то ещё говорила долго, многого Андрей не понял, но расспрашивать постеснялся, лишь улыбнулся цыганочке на прощание застенчиво, а она ответно прижалась к нему и крепко поцеловала, вогнав в краску. А друг той же ночью погиб. Поезд, в котором он ехал, попал под бомбёжку… Андрей о том не знал и долгое время ждал, что друг напишет.
Раздумья Андрея прервал сигнал, извещавший о прибытии на место. Андрей выглянул в круглое оконце самолёта. Внизу, на земле, виднелись три сигнальных костра на полянке, а вокруг простирался чёрный чужой лес и больше никаких проблесков. Андрей поёжился, представив себя в неуютном чужом лесу, но делать было нечего, и он нырнул за товарищами в холодную ночь, покидая уютный салон самолёта. Плотный воздух перехватил дыхание, рядом хлопали, открываясь, парашюты друзей, Андрей медлил, увлёкшись чувством свободного падения. Вдруг снизу от земли, к парашютистам потянулись навстречу светлые жучки. Андрей даже не сразу понял, что это. Догадавшись, дёрнул кольцо и, когда парашют раскрылся, лавируя стропами, постарался выйти из зоны обстрела. Ему это удалось, но уже около самой земли при взрыве снаряда или гранаты его сильно контузило, очнулся уже в плену. Пинками и ударами прикладов его пригнали к шедшей по лесной дороге колонне с военнопленными, втолкнули в неё. Кто-то рядом сказал: – Держись, упадёшь, пристрелят… Этот шёпот и чьи-то руки, подхватившие его, помогли ему собрать все свои силы, встать в строй, не смотря на сильную боль во всём теле. На рассвете колонна вошла в какой-то посёлок. Около дороги толпились женщины, высматривая своих, стараясь передать в колонну съестное. Одна из женщин, с грудным ребёнком на руках, бросила в колонну каравай хлеба. К ней направился один из конвойных, ткнул её автоматом, заставляя выйти из толпы. А когда отошла, просто пристрелил её. Упавшего на землю ребёнка поднял и швырнул в пыль под ноги военнопленных. Ребёнок упал в вязкую пыль, захлебнулся и стих, но ни один из пленных не наступил на него. По колонне пронёсся ропот, но против автоматов и бешеных собак никто выступить не решился. Жители кинулись врассыпную под улюлюкание фашистов, лай собак и автоматные очереди поверх голов. Так для Андрея закончилась, даже не начинаясь, военная карьера. Насмотрелся и натерпелся в неволе всякого лиха. В концлагере избивали до полусмерти, травили газами в душегубках и землянках, уколами пытались превратить людей в зомби, испытывали какие-то лекарства, заживо сжигали в печах крематория. Никому не пожелаешь испытать такого счастья! Позднее продали Андрея, как какую-то скотину, немцу фермеру. Калёным железом поставили на плече клеймо хозяйское, частная собственность. Бежал Андрей, не хотел мириться с участью раба. Ловили. По клейму определяли принадлежность, возвращали хозяину. Работники хозяина избивали беглеца нещадно, добавлял и хозяин, а когда злость на раба проходила, сам хозяин принимался за его лечение, отпаивая настоями и отварами трав и кореньев, ставя примочки и смазывая синяки бодягой, выговаривая при этом: – Ну чего тебе не хватает, дурак русский, свинья неблагодарная? Работаешь, русские без работы не живут, а подыхают, жрать даю вволю… Чего тебе ещё? Бабу найду, если хочешь. Ну доберёшься ты до своих, расстреляют тебя по прямому указанию товарища Сталина как «врага народа», что хорошего? Ты ведь молод ещё, жить да жить надо! У меня ты пользу приносишь, работая на меня и во славу великой Германии.
Андрей отмалчивался, да и что он мог сказать? И снова жил и работал на фермера с раннего утра до поздней ночи, лелея мечту о побеге. Вытерпел концлагерь, травлю собаками при побегах, избивали полицаи при поимке – выжил, издевательства и плевки, всё перенёс, всё стерпел. Терпел и непосильный труд. Таков уж российский человек, никакая беда и боль, унижения и побои его сломить не смогут, на коленях он жить не будет, только в полный рост, с высоко поднятой головой.