Годы сороковые. Иван Пырьев и классик мультипликации
Когда изучаешь историю советского кино, смотришь в хронологической последовательности фильмы, то как бы заново переживаешь историю страны. Человеконенавистнический кинематограф конца тридцатых вызывает чувство панического ужаса. Бесконечная борьба с врагами – вредителями – шпионами – диверсантами, число которых не уменьшается, сколько их ни уничтожай…
Бесчисленные призывы к убийству – смерти – расстрелу— казни— «священной беспощадности»… Бессчетные оскорбления в адрес интеллигенции и восхваления пролетариата – колхозного крестьянства – карательных органов…
И вдруг это все заканчивается.
В 1940 году на первый план выходят музыкальные комедии, забавные драмы, исторические полотна, «из глубины веков» растолковывающие зрителю «правильность» современной политики. Советский кинематограф, конечно, не перестает быть сталинским. И дело даже не в том, что портреты вождя по-прежнему освящают стены кабинетов, а клятвы верности ему оглашают экранные пространства.
В советском кино сорокового года чувствуется этакая радостная усталость. С врагами поборолись от души. Убили всех, кого надо. Даже до Троцкого добрались в далекой Мексике. Кого не надо – тоже убили. На всякий случай.
В общем, по окончании великих дел победители решили немного отдохнуть. Советское кино последнего предвоенного года стало походить на кино Германии, которое, как известно, не отличалось всепроникающей остервенелостью. Были отдельные «особо ценные полотна», рьяно пропагандирующие расизм и национал-социализм, но основной репертуар составляли бездумные оперетты, трогательные бытовые историйки, действие которых разворачивалось в некоем обществе – вроде современном, немецком, но – без единой приметы реальной жизни.
И вот, 22 июня, ровно в четыре часа Адольф Гитлер, подло нарушив все соглашения и договоры, напал на СССР. Началась великая война, продемонстрировавшая миру невероятное мужество советских людей.
Советское кино военных лет, когда его смотришь непосредственно после фильмов тридцатых годов, производит шоковое впечатление. В одну секунду кинематограф Идеи стал кинематографом Человека. Поступки людей в нем определяются не директивами партийного руководства, а естественными желаниями и стремлениями. Разумеется, партия никуда не делась. Более того, в каждой картине на словах непременно подчеркивается ее «руководящая и направляющая роль» в организации народного сопротивления оккупантам. Но – удивительное дело – в военных картинах светлые образы партийных товарищей не выглядят так неестественно-плакатно, как в конце тридцатых или, скажем, в фильмах первого послевоенного пятилетия.
Вот типичный пример. Фильм Ивана Пырьева «Секретарь райкома».
Поставлен он в 1942 году и является первой полнометражной игровой лентой военного периода. Рассказывает историю о том, как жители небольшого городка эвакуируются, уничтожая все, что нельзя вывезти, уходят в партизаны, руководит которыми товарищ Кочет – секретарь райкома ВКП(б).
Название ленты и краткий пересказ ее сюжета, казалось, способны отвратить от самой мысли о ее просмотре. Однако уже с первых кадров становится ясно – перед нами какая-то странная картина. Советско-несоветская. Название и сюжет, безусловно, наличествуют. Есть и еще кое-что.
Уже в одной из первых сцен к Кочету приходит старик и просится в отряд. Внук пытается убедить секретаря не принимать деда. «А мне на это вашего разрешения и не потребуется, молодой человек! – восклицает Гаврила Русов. – Я вот иду по его призыву». В кадре появляется портрет Сталина, как аргумент, против которого не возразишь. Старика принимают в отряд, где он потом, разумеется, совершит подвиг.
Этот эпизод вроде бы подтверждает не только советскую, но и сталинистскую суть произведения. Однако, когда в 1963 году «Секретаря райкома» будут выпускать в повторный прокат и обзовут акцию даже не восстановлением, а перемонтажом, сокращению подвергнется лишь этот самый портрет, возникающий в кадре всего на несколько секунд. Имя вождя никто в фильме не упомянет, что, согласитесь, странно для советского фильма про то, как партия возглавила сопротивление фашистам. Более того, для первого фильма о войне, создаваемого, к тому же, к двадцать пятой годовщине октябрьской революции.
«Секретарь райкома» пользовался невероятным успехом у публики. Разумеется, здесь сработал эффект оперативности, участие любимых актеров, умение Пырьева сделать народное кино. Однако официальное мнение было всегда сдержанным. Даже после того, как спустя двадцать один год, убрав Сталина, картину вновь показали, вгиковская «Краткая история советского кино» (М., «Искусство», 1969) писала о ней следующее: «В фильме режиссера И. Пырьева «Секретарь райкома», вышедшем к XXV годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, авторам удалось рассказать об Отечественной войне, вплотную подойти к воплощению главных, решающих ее особенностей, создать подлинно народный образ коммуниста-руководителя, возглавляющего борьбу против фашистских захватчиков.
Фильм запечатлел партизанскую борьбу советских людей на временно оккупированной противником территории. Его создатели верно поняли и донесли смысл этой борьбы, показали сплоченность советского народа вокруг Коммунистической партии в великой освободительной борьбе. В то время, когда создавался фильм, перелом в ходе Отечественной войны еще не наступил. Но фильм был полон оптимизма. Он отражал нашу уверенность в победе и доказывал ее неизбежность, правдиво передавая стойкость, мужество и патриотизм советских людей.
Фильм «Секретарь райкома» не лишен серьезных недостатков. Они относятся прежде всего к его сценарной основе и сказываются в стремлении сценариста И.Прута к внешним эффектам и мелодраматическим ситуациям. Неровной – и по мастерству, и по степени проникновения в материал – была также и игра некоторых актеров. Но значение фильма и его заслуженный успех определили созданный Ваниным и Пырьевым образ секретаря райкома и руководителя партизан Степана Кочета.
Главное, что руководит его поступками, поведением, это чувство долга перед Родиной и перед партией, которые возложили на него ответственность за судьбы людей в захваченном врагом районе. Кочет сдержан, скуп на эмоции, ему просто нет времени отдаваться душевным переживаниям. В обстановке подполья он ведет себя так, как он, вероятно, вел себя в мирное время. Только еще более деятелен, подвижен, собран…
Фильм «Секретарь райкома» пользовался в течение ряда лет исключительным успехом у зрителей. Образ главного героя этого фильма Степана Кочета – одно из лучших достижений советского киноискусства периода Отечественной войны». На современный взгляд, текст этот весьма странен.
Вроде бы хороший фильм, но есть недостатки. Главный герой замечателен, а некоторые (какие?) артисты играют «неровно». Много мелодраматических ситуаций, а герою «нет времени отдаться душевным переживаниям»…
Но обратим внимания на дату появления сей книги. 1969 год. После оккупации Чехословакии начался очередной этап ресталинизации советского общества. Кинематографисты вообще и киноведы в частности – под пристальным наблюдением. К любому событию и явлению в истории кино требуется «партийный подход». Либо – обличить в «ревизионистской заразе», либо восхвалить за верность «единственно верному учению».
Однако в случае с «Секретарем райкома» даже ваковским асам с кафедры киноведения сделать однозначные выводы непросто. И так как создана картина давно, прямого указания к ее обличению не поступало, а режиссер, хоть и ершистый, но – классик, к тому же, недавно скончавшийся – принимается неоднократно опробованное советское решение. Сказать часть правды, укутав ее казенными словесами, и ни в коем случае не дать истинного представления о том, что же происходит на экране и чем конкретный фильм интересен в контексте советской киноистории.
Словом, «лучше перебдеть, чем недобдеть»!
Владимир Ванин действительно хорошо играет Кочета. Но не это стало главным достижением «Секретаря райкома». Фильм, действительно, полон оптимизма и отражает нашу уверенность в победе. Но уж, конечно, не за счет сплочения народа вокруг коммунистической партии. Народ там сплачивается вокруг одного лишь секретаря. Больше никого нет – и в этом основная вина сценариста Иосифа Прута. Герои картины не партию защищают – Родину, на которую напали.
В момент агрессии людям свойственно сплачиваться и забывать обиды. Личные распри и раздоры отходят на второй план. Сейчас главное – прогнать врага.
«Секретарь райкома» сделан ПРО ЭТО и в тот самый момент, когда ЭТО случилось. В 1942-м партии было выгодно поддержать картину, покритиковав не за то, за что хотелось. После победы появилась масса фильмов, уверявших, будто одержана эта победа была лишь благодаря Сталину и партии. «Секретарь райкома» выполнил патриотическую задачу и был просто забыт. Убрав в шестьдесят третьем году маленький сталинский кусочек, авторы (Пырьев был еще жив), безусловно, еще более снизили и без того недостаточную «советскость» фильма. Посему, вгиковским киноведам понадобилось дописать на бумаге то, чего Пырьев не снимал.
На самом же деле картина с первых же минут поражает тем, что ими критиковалось – внешними эффектами. Действие развивается стремительно, события происходят с калейдоскопической быстротой, а партизанская борьба представляется неким БОЛЬШИМ ПРИКЛЮЧЕНИЕМ, в котором идеологическая составляющая не так важна, как увлеченность, азарт, упоение лихостью и уверенность в победе. Не потому, что партия за тобой стоит. А потому, что дело твое правое, и не может быть, чтобы зло восторжествовало. Это – против законов жанра.
Сталин любил вестерны. Пырьев преклонялся перед Джоном Фордом. Иосиф Прут был автором сценария фильма «Тринадцать». Соединенные Штаты Америки объявили войну гитлеровской Германии и стали союзником СССР, газеты которого еще за полтора года до этого обличали «англо-американский империализм» и писали о «стремлении Германии к миру».
Когда потребовался жанр, в котором можно было бы расположить ситуацию крушения ставшего, увы, привычным партократического порядка, жанр, в котором люди возвращались бы к природе, в союзе с которой необходимо одолеть врага, Пырьев выбрал вестерн.
И оказалось, что вестерну подвластно адекватное отражение не только революционной ломки привычного жизненного уклада, но и патриотический порыв нации, которую пытаются поработить.
Вряд ли Пырьев перед съемками видел «Унесенных ветром». «Секретарь райкома» снимался в эвакуации в Алма-Ате. А до войны в краткий период советско-германской «дружбы» увидеть самый дорогой и самый успешный фильм 1939 года было невозможно. Однако сопоставление военных эпизодов грандиозной эпопеи Флеминга с начальными сценами фильма Пырьева возможно. Не равнение, а именно сопоставление. Ощущение, что рушится привычный мир и происходит это прямо сейчас, перед глазами, одинаково успешно передано и голливудскими мастерами, творящими в самых комфортных на планете условиях, и советским режиссером, делающим кино, что называется, «из подручных средств».
Впрочем, «Унесенные ветром» могут быть сочтены вестерном лишь тематически, да и то с большой натяжкой. Что же касается десятков ковбойских лент, которые Пырьеву и Пруту, безусловно, довелось увидеть в тридцатых, они, ленты, сослужили хорошую службу во время написания сценария и придумывания художественной структуры «Секретаря райкома».
Коварный враг, нарушающий подписанные договоренности и вероломно нападающий на мирных людей. Герой, возглавляющий сопротивление жителей. Старый служака, помнящий еще прошлые битвы с этим врагом и отдающий жизнь за окончательную победу. Юная красавица – очаровательная, импульсивная, исполненная патриотического стремления воевать наравне с мужчинами. Любовь, которой, разумеется, не место на справедливой войне и, когда в красавицу влюбляется один из бойцов, это оказывается всего лишь маскировкой. Мнимый возлюбленный, на самом деле – мерзкий предатель, которого убивает именно красавица, мстящая и за Родину, и за поруганное чувство…
Если это – не вестерн, то что же?!
Справедливости ради, следует отметить, что история обманутой красавицы, вынужденной платить за свое легкомыслие, уже отыгрывалась Пырьевым в «Партийном билете». В «Секретаре райкома» коллизия «предатель – легкомысленная жертва – расплата» абсолютно лишена идеологического наполнения, потому что удачно встроена в систему «внешних эффектов», которые впоследствии нещадно критиковались киноведами – «хранителями устоев».
Вряд ли можно назвать «Секретаря райкома» абсолютно получившимся вестерном. Вслед за вышеупомянутыми «хранителями», можно отметить, что внешняя, занимательная сторона дела не подкреплена тонким внутренним психологизмом характеров и ситуаций, характерным для лучших образцов жанра…
Но! Есть обстоятельство, навсегда вписавшее эту картину в историю вестерна под красным знаменем.
Иосиф Прут, как мы помним, был соавтором сценария фильма «Тринадцать», в котором, как опять-таки, уже отмечалось на этих страницах, была отражена непримиримость советского государства к любым проявлениям русскости. Со времени выхода фильма Ромма прошло шесть лет, и тот же драматург уже в первых эпизодах «Секретаря райкома» выдает прямо противоположное.
Фамилия старика, просящегося в отряд Кочета по призыву Сталина, – Руссов.
Значимая, не правда ли? А вот, что этот самый Руссов говорит: «Я ведь с ним, с немцем-то, в третий раз встречаюсь… трепанул он нас в четырнадцатом, ох трепанул! Так трепанул, что весь наш лейб-гвардии его императорского высочества великого князя Сергея Александровича полк верст сорок драл без оглядки. Вона, брат, как. Ну, ничего… ничего… рассчитались мы с ним за это в восемнадцатом. Так, брат рассчитались, что от всего ихнего их императорского высочества… кронпринца Рупрехта Баварского полка ни хрена не осталось. А он, гляди, в третий лезет… Да ну, ничего. Посмотрим, как оно получится…Одно только скажу: держава наша крепкая».
Вслед за этим монологом, произносимым Михаилом Жаровым с народными ужимками да покрякиванием, следует короткая перепалка с внуком и взгляд на сталинский портрет.
Так в первом же эпизоде первого же советского военного фильма определена коренная смена идеологического курса СССР. Вместо Интернационала и жизни «без Россий, без Латвий» – попытка представить сталинскую державу прямой продолжательницей великого дела русских, их всемирно-исторической миссии. Пока еще – робкая попытка. С традиционной иронией в адрес «царского режима». Но, ведь это – первый эпизод.
Когда Кочет отправляет Гаврилу Руссова на задание, внук Саша просит командира: «Только вы, товарищ Кочет, прикажите ему свои погремушки снять». Оказывается, храбрый воин Гаврила Руссов – георгиевский кавалер. Узнав об этом, советские партизаны не спешат сдавать старика «дорогим органам» – нет таковых в отряде – а просят Гаврилу показать ордена. «Уж ты, ядрена корень! О-у-у! Ох, красота!» – так реагируют товарищи на царские награды, наличие которых еще год назад могло бы стоить Гавриле жизни, а им, смотрящим без осуждения, – свободы.
«Герой! Герой! – восклицает Кочет. – Гаврила Федорович, а за что ж ты их получил?»
«За веру, царя и отечество», – отвечает Руссов и… ничего. Никто не стреляет в него, никто не волочет на расправу. Все лишь смеются.
«Как же так, – мягко журит Кочет, – партизан, агитатор и вдруг…»
«Да, неудобно», – замечает, конечно же, еврей-интеллигент Ротман.
«Неудобно? – гремит Руссов. – А я вам вот что скажу, товарищи: за веру – это бог с ней, за царя, конечно, хрен с ним, а отечество – оно всегда остается… не меняется наше отечество. И нет такой силы, чтобы его изменить. Вот».
Итак, в середине картины главная мысль высказана более открыто. И, надо заметить, весьма изящно.
«За веру – это бог с ней «можно воспринимать как очередную «шутку юмора», но ведь Бог действительно там, где вера. А Сталин действительно решил подключить религию к созданию своей красной империи. Время, когда священников закапывали живьем в землю, прошло. Время разрушения храмов – тоже. Настает эпоха, когда коммунизм и религия станут союзниками.
И еще в самом начале фильма один из стариков— партизан произнесет: «Но ничего, авось бог милостив». «До свидания, товарищ Глущенко», – скажет ему Кочет. «До свидания, товарищ секретарь», – ответит пожилой гражданин Страны Советов.
Где Бог? Где товарищи? Что творится?
А еще будет упоминание о священнике, выхаживающем раненых партизан. И ловушку для врагов и предателя секретарь райкома устроит в церкви. А перед тем, как полковник Макенау в исполнении выдающегося артиста Михаила Астангова поймет, что это ловушка, он пообещает Кочету: «А тебя, собака, сукин ты сын, я распну на кресте».
Всех, стало быть, повесят, а секретаря райкома ВКП(б) – распнут на кресте. Сильно!
Когда в 1964 году Пьер Паоло Пазолини выпустит свое «Евангелие от Матфея», где Иисус Христос предстанет первым коммунистом, советское начальство станет его журить, объясняя неправомочность соединения христианства с марксизмом. Но никто не вспомнит, что за двадцать два года до итальянского гения мастер советской колхозной кинокомедии сделал то же самое. И ничего ему за это не было!
Финальный эпизод «Секретаря райкома» разыгрывается на колокольне. Здесь обманутая красавица стреляет в предателя, за несколько секунд до того пытавшегося заглушить набатный звон колокола. Здесь Кочет произносит последнюю тираду, обращенную к старику-звонарю и всему советскому народу: «Громче бей, старик! Чтоб звон набата в душу русскую врывался, за сердце брал людей, вздымал их ярость и к мести звал…звони, старик!»
Если бы по окончании работы над сценарием «Тринадцати», кто-нибудь сказал Иосифу Пруту, что через шесть лет он напишет такой текст…
Впрочем, изумление по поводу идеологической метаморфозы может родиться в умах лишь так называемых «подготовленных» зрителей, знакомых с историей страны и историей кино. Обычным посетителям архивных киносеансов не должно быть из-за этого неуютно. Ведь обращение к Богу, к религии естественно для героев вестерна, находящихся в экстремальных ситуациях, где лишь на высшую силу порой и остается уповать.
Нелишне заметить, что через два года после появления «Секретаря райкома» американцы отплатили Пырьеву за его страстную любовь к вестерну, проявленную в «Секретаре райкома». В 1944 году Льюис Майлстоун (Лев Милыитейн из Кишинева) снял в Голливуде замечательный фильм «Северная звезда», где рассказывалось о советском колхозе, жители которого борются с немецкими захватчиками. Мирная довоенная жизнь селян в картине была стилизована под кадры из пырьевских колхозных комедий.
Персонажи то и дело пускаются в пляс – женщины плывут лебедушками, парни танцуют вприсядку, а над чистым небом разносится:
«Тары – бары, растабары…»
Юные красавицы и бравые красавцы вышагивают, бодро распевая:
«The young generation is the feature of the nation».
Думается, Ивану Александровичу смотреть это было приятно.
Однако, ему, да и остальным зрителям Страны Советов недолго довелось наслаждаться этой лентой. Спустя год после ее выпуска война победоносно завершилась. Еще через год началась другая война, холодная. Она станет определять все аспекты советской жизни. Кинематографический – в первую очередь.
Поначалу для начальства все будет складываться отлично. Казалось, сбываются призывы «Великого гражданина» Шахова из фильма, поставленного Фридрихом Эрмлером в 1937–1939 годах: «Эх, после хорошей, большой войны, выйти да взглянуть на Советский Союз из республик этак тридцати-сорока! Черт его знает, как хорошо!»
Разумеется, никто не говорил о том, что страны Восточной Европы становятся советскими республиками. Они были и официально остались независимыми государствами. Более того, вышеупомянутые рассуждения о большой войне и увеличении числа подданных красной империи были изъяты не только изо всех прокатных копий «Великого гражданина», но даже из негатива, хранящегося в Госфильмофонде (вгиковский экземпляр фильма до недавнего времени оставался единственно полным). Однако порядки, установившиеся в Албании, Болгарии, Венгрии, Румынии, Польше, Чехословакии и Восточной Германии, свидетельствовали: народам этих стран, только что освободившимся от фашизма, уготовано еще одно испытание.
После 1948 года иллюзии, если таковые у кого-то и были, улетучились. Казарменный социализм вступил в свои права и на восточноевропейской территории. Кинематографии стран «народной демократии» были национализированы и стали выпускать продукцию, подражающую советским фильмам эпохи «большого террора». Фильмов с Запада почти не поступало. Их заменили картины с Востока, заполонившие экраны Варшавы и Праги, Софии и Будапешта…
Когда в 1955 году на советские экраны выйдет чехословацкий пятнадцатиминутный мультфильм «Ария прерий», все искренне удивятся дате его выпуска в Праге. Сорок девятый год…
Да что там пятьдесят пятый год! В 2003-м смотришь картину и диву даешься – как же пропустили-то?
Безусловно, вестерны в этом очаровательном мультфильме пародируются. Это обстоятельство, вне всякого сомнения, послужило художнику оправданием. В славном сорок девятом шутить можно было лишь над теми событиями и явлениями, которые имели место за границами государств, «расцветавших под солнцем сталинских идей». И даже через тридцать три года после выхода фильма, в брошюре, изданной Бюро пропаганды киноискусства и посвященной Трнке, есть такие строки: «Куклы в «Арии прерий» превосходно выполняют роль обобщенно-типизированных гротесковых образов-масок, разоблачающих фальшь расхожих клише ковбойской «романтики» («Иржи Трнка – тайна кинокуклы». ВБПК. М., 1982).
Автор этих строк Сергей Асенин, замечательный знаток мультипликации, мог бы, казалось обойтись без упоминания о «фальши расхожих клише». Но инерция мышления и генетический страх советского гражданина перед Властью был присущ тогда всем.
Дело ведь в том, что, высмеивая вестерн, автор «Арии прерий» ежесекундно дает нам понять, как он в этот самый вестерн влюблен.
Да, герой – белокурый красавец, несколько глуповат. Но подчеркивается его недалекость такими вот вещами: громадный камень падает на голову ковбою, защищающему свою суженую. Ничуть не пострадав от удара, наш герой достает из кармана расческу, дабы поправить аккуратную укладку своих пшеничных волос.
Разумеется, Красотка, за которую Хороший Парень борется с Плохим, тоже – не кладезь премудрости. Вяжет чулок во время потасовки, а унесенная ветром на ветку дерева, распевает вышеупомянутую арию.
Злодей, конечно же, картежник и пьяница, успевающий хлебнуть из бутылки даже по пути в пропасть. И он одет, разумеется, в черное.
Не обличение вестерна было задачей Трнки, а именно веселая пародия. Не прокурором выступал он, а милым другом, показывающим приятелям смешные моменты их жизни. Доброта трнковского юмора подчеркивается очаровательностью кукол, придуманных для «Арии прерий». Даже Злодей, не говоря уже о Герое и Красавице, прелестен. Даже куклы второстепенных персонажей не содержат в своем облике элементов злого шаржа.
Более того. Куклу сурового охранника, сопровождающего дилижанс, Иржи Трнка делал с самого себя. Нужно ли другое подтверждение отсутствия у режиссера стремления обличить «вредоносный, буржуазный киножанр»?!
Состояние счастливой радости, в котором и современные зрители пребывают во время просмотра «Арии прерий», ныне может быть объяснено еще и тем, что для сценариста Иржи Брдечки мультфильм 1949 года стал своеобразным эскизом для игрового фильма 1964 года. В этом фильме вновь появятся Белокурый Герой, Черный Злодей и Незатейливая Красавица. В первом же кадре снова зазвучит неподражаемая ария прерий – та самая. А страсти вокруг бочки с золотом уступят место основополагающему конфликту виски с лимонадом…
То будет, безусловно, лучший вестерн под красным знаменем. Но до него еще пятнадцать лет. Пока же следует запомнить, что сорок девятый год в нашей истории стал поворотным. В коммунистической стране впервые появился фильм, где действие разворачивалось на Диком Западе. Снят он был не в метрополии, а в одном из ее сателлитов. Никакого обличения «буржуазного образа жизни» в картине не было – лишь искрометное веселье и буйство таланта.
По иронии истории, политической и художественной, появление скромного мультика случилось в год семидесятилетия Вождя и вполне могло рассматриваться чешскими товарищами как своеобразный подарок. Ведь любовь Сталина к вестернам была известна тем, кому надо. Может быть, именно это обстоятельство и спасло прекрасного режиссера Иржи Трнку.