Вот это да
Считается, что с годами человека все труднее чем-то удивить.
Он как бы мудреет и успокаивается.
Он смотрит на эту жизнь всепонимающе, должен смотреть…
Он как бы давно не имеет претензий к миру и человечеству. Ему как бы все уже с ними ясно. С миром и человечеством.
Остается дожить свой век с полуулыбкой умеренных эмоций. Ровных и не новых уж точно.
Не получается так. У меня не получается. Наоборот.
С каждым годом я все больше начинаю удивляться всему, что происходит.
Глаза все больше расширяю, а руки все больше развожу в стороны.
Я удивляюсь и радуюсь. Или расстраиваюсь. Но каждый раз удивляюсь.
Как поразительно все же закольцовываются жизненные сюжеты.
На втором примерно курсе я зачитывала до дыр роман одного писателя. Перечитывала и спала с ним. И сегодня помню почти каждую страницу.
Прошло много лет, хотя на самом деле мало.
И вот мне пишет женщина с фамилией этого писателя и спрашивает, как купить мою книжку.
Женщина оказалась дочерью писателя.
И это мне не снится. Это так закручивается что-то новое в жизни, и у меня опять расширяются глаза и начинает биться сердце.
И потом мы общаемся, и она вдруг приезжает на один день в мой город из своего, на один день только. Чтобы повидаться, поговорить и подарить мне новые книги своего папы, которому уже много лет, но он работает, пишет и водит машину без очков.
И я открываю его новую книгу и читаю его пожелания. Мне.
И это опять не сон.
А когда она звонит папе, я стою рядом и слышу его голос.
И я говорю:
– Скажи, что я его люблю по-прежнему.
– Тебя Алла Лескова любит по-прежнему, – говорит она в трубку.
И передает его ответ:
– А я ее – с этой минуты.
И мы обе смеемся и понимаем, что это просто слова, которыми люди радуют друг друга. Просто так.
А потом он просит передать мне трубку, чтобы поздравить с книгой, и это снова не сон.
Но я краснею и отказываюсь.
И вся эта история прекрасна еще и тем, что я до сих пор могу стесняться и краснеть. А не только удивляться каждый раз и говорить: вот это да…