Вы здесь

Кот недовинченный. Пролог (Анна и Сергей Литвиновы, 2005)

Пролог

С улицы донесся шум подъезжающей машины. Затем – скрип тормозов. Звуки далеко разносились в ночной тишине.

Антон метнулся к окну, выглянул из-за жалюзи. Из старой «бээмвухи» вылезали двое качков. Антон сразу понял: они – по его душу. И хотя он ждал визита и был готов к нему, его наполнил противный страх. Сердце заколотилось, реагируя на ударный выброс адреналина.

Антон бросился к двери, запер ее на ключ. Затем, кряхтя, пододвинул к двери диван. Это хоть немного задержит их.

Он потушил в офисе свет. Юноша неоднократно прокручивал в уме, как станет уходить, поэтому ему оставалось просто в точности делать то, что он наметил раньше.

Снизу – оттуда, где дремал охранник, – донеслись резкие голоса. Затем – возня. Шум падающего тела.

Пальцы Антона запорхали по клавиатуре. Компьютер начал выполнять заданные команды. Чтобы не терять времени, Антон откручивал винты на корпусе процессора.

С лестницы донеслись неотвратимые шаги. Компьютер завершил заданную программу. Антон выдернул штепсель из розетки. Сейчас не время заботиться о ее корректном завершении.

Ручка задергалась. Затем в дверь забарабанили. Только бы успеть!

Антон лихорадочно снял крышку процессора. Вроде бы он все предусмотрел и не раз проигрывал в уме свои действия, однако руки, тем не менее, тряслись.

В дверь раздались глухие удары плечом. Она затрещала, но пока не поддавалась.

Антону нужна была всего пара минут – но были ли они у него, эти минуты?

Из-за двери раздались нетерпеливые выстрелы.

За 512 лет до описываемых событий.
Милан, 1493 год

В кабинете герцога Сфорцы горел камин, и это был единственный источник света в помещении. Окна плотно завешены, и подходить к ним строго запрещалось: вдруг гость даст знак заговорщикам – реальным или воображаемым.

В редких отсветах пламени лицо герцога, прозванного за смуглость кожи Моро, то есть «черный», казалось еще темнее. Герцог был мрачен, и развеселить его не могло даже присутствие его молоденькой любовницы Цецилии Гальерани – хорошенькой, тоненькой, большеглазенькой. (Ее лицо, благодаря несравненному искусству Мастера известное как «дама с горностаями», на века переживет и ее самое, и герцога Сфорцу, и самого Мастера.)

И тогда угрюмый герцог послал за Мастером. В последнее время то был единственный человек, способный его рассмешить, заинтересовать, заставить забыться.

Мастер не заставил себя ждать. Через минуту он уже вошел в двери, услужливо распахнутые герцогским постельничим, и принял вид самый робкий и почтительный.

– Порадуй меня, – отрывисто бросил герцог Мастеру. – Посмеши!

– О, ваша светлость, – прижал руку к груди и поклонился Мастер, – для меня большая честь и великая приятность доставлять вам радость. Не желаете ли услышать новые загадки?

– О, загадки, загадки! – захлопала в ладоши Цецилия.

Однако герцог ожег девушку мрачным взглядом, и та осеклась.

– Не хочу, – капризно пробасил Сфорца и хлопнул ладонью по столу. Затем глубоко вздохнул и снизошел для пояснения: – Тошно мне.

– В таком случае, ваша светлость… – снова поклонился Мастер и весьма расчетливо смешался. – Ох, я приберегал ЭТО для праздника именин вашей светлости, однако… Если вы изволите приказать…

– Что? – отрывисто бросил Сфорца.

– Позволю себе спросить: может, ваша светлость прикажет все же отложить демонстрацию до ваших именин?

– Что, говори! – нахмурил брови герцог, и по выражению его лица, а также громовому голосу было ясно: это человек не привык, чтобы ему перечили.

– Позвольте мне, ваша светлость, не упреждать своими недостойными пояснениями демонстрацию аппарата, дабы своими речами…

– Хватит предисловий! Покажи мне! Быстро! Сейчас!

Хорошо затаенная довольная усмешка блеснула в глазах Мастера, и человеку наблюдательному стало бы ясно: он вызвал в герцоге именно ту реакцию, которой добивался. Впрочем, Сфорцу нельзя было отнести к числу людей, внимательных к оттенкам человеческих чувств.

Мастер растворил дверь кабинета и вышел. Куда теперь делась его униженность! Это был человек, приближенный к трону, чуть ли не личный друг герцога. Он надменно бросил немедленно подскочившему к нему постельничему:

– Его светлость велели принести! Живо!

А еще через минуту постельничий на вытянутых руках внес в кабинет герцога НЕЧТО, укрытое сверху грубой тканью. Лицо постельничего выражало брезгливость, смешанную с ужасом.