Глава 6. Работа в ОКБ-1 ГКОТ при Сергее Павловиче Королеве
Нельзя сказать, что после предварительного оформления приём на работу прошёл гладко. Он затянулся почти на три недели, и связан был исключительно с временной пропиской. Это оказалось не так-то просто. В новостройках Калининграда практически найти угол было невозможно. Знакомых у нас с Борисом Сотниковым в Подлипках не было, мы расширили район поиска до ближайших посёлков, но всё безрезультатно, прописывать никто не хотел. Наконец нам удалось найти койку на двоих в комнате с хозяйкой, живущей с сыном-школьником. Дом находился во втором ряду домов по улице Коминтерна, против старого гастронома. Хозяйка работала вахтёром. Комната была 16 кв. м. в трёхкомнатной коммунальной квартире. К нашему удивлению, вопрос прописки не вызвал у хозяйки отрицательной реакции. Мы очень боялись возмущения на наше появление соседей, но хозяйка была уверена, что поскольку нам обещают через три месяца квартиры, которые давно работающие сотрудники ждут годами, то, очевидно, мы большие начальники, а потому соседи пикнуть не посмеют.
Документы на прописку были поданы, однако, вердикт паспортного стола милиции был суров: в прописке отказать из-за отсутствия санитарных норм. Мы с Борисом были в отчаянии, истекала третья неделя нашего поиска, а вопрос с приёмом не решался. Я позвонил Павлу Владимировичу и рассказал о ситуации, в которую мы попали. Он позвонил Г. М. Паукову и, видимо, с ним достаточно жёстко поговорил. Как только мы пришли к Г. М. Паукову, он нас сразу же принял, и предложил вместе с ним пойти в милицию. Я не очень понимаю, зачем мы были ему нужны, и зачем нужна была вся эта история с пропиской. В кабинет к начальнику паспортного стола он ходил один. Вернулся сразу же и подал нам наши листки паспортного учёта, на которых «отказать» было зачёркнуто, и стояла резолюция «прописать».
Нам было сказано, чтобы мы на следующий день выходили на работу. Эти листки так и остались нам на память, мы никуда не прописывались. На работу мы вышли 1 июля 1961 года.
Для начала нас приняли на должность старшего инженера. Нам предстояло работать на, так называемой, второй территории. Эта территория раньше принадлежала главному сталинскому артиллеристу Василию Гавриловичу Грабину. Во времена войны им были спроектированы и внедрены в производство большинство артиллерийских систем. Однако после войны спрос на новые разработки упал. Некоторое время его КБ занималось ядерными реакторами, пока фирму не расформировали и не передали С. П. Королёву.
На этой территории были в основном сосредоточены подразделения ОКБ-1, занимавшиеся разработкой спутников и пилотируемых кораблей. КБ размещалось в красном кирпичном здании, выходившим фасадом на Ярославское шоссе. С другой стороны здания, внутри территории, между зданием КБ и заводскими корпусами, был большой яблоневый сад. Вся территория утопала в зелени.
29-й отдел, руководимый Евгением Фёдоровичем Рязановым, в котором нам предстояло работать, размещался на втором этаже левого крыла красного здания КБ. Кроме него там же размещался 9-й отдел Михаила Клавдиевича Тихонравова. В этом же коридоре находились кабинеты Павла Владимировича и Константина Давыдовича Бушуева. Константин Давыдович считался начальником по КБ на второй территории.
29-й отдел отпочковался от 9-го отдела и основной костяк его был из этого отдела. В задачу отдела входила разработка космической техники военного назначения. На эти задачи и собирал Павел Владимирович своих бывших сотрудников.
Меня, как занимавшегося ранее проектными расчётами, определили в баллистическую группу, начальником которой был Виталий Ильин, пришедший работать месяцем раньше. С ним мы были хорошо знакомы по работе в одной бригаде в ОКБ-256.
Проработал я в этой группе недели две и понял, что работа эта не для меня. Возможно, причиной этому была слишком узкая направленность работы, не устроившая меня после большой самостоятельной работы в ОКБ-256 и ОКБ-52. Кроме того, работа в баллистической группе не позволяла освоить вопросы разработки космического аппарата в целом. А именно этими вопросами я и хотел заняться, перейдя работать в ОКБ-1.
Психологически переломить в себе недовольство работой было невозможно, да и бессмысленно. Во имя чего я бросил большую перспективную работу у В. Н. Челомея, испытал такие трудности с переходом и живу в отрыве от семьи? Пошёл я к Павлу Владимировичу, высказал неудовлетворённость в работе и пожелание работать вместе с Борисом Сотниковым над пилотируемым спутником-разведчиком «Север».
В группе Юрия Михайловича Фрумкина 29 отдела уже разрабатывался беспилотный спутник-фоторазведчик «Зенит-2». Корабль «Восток», на котором летал Ю. А. Гагарин, создавался на базе именно спутника «Зенит-2».
Успешный полет человека в Космос вызвал у Сергея Павловича Королева желание посмотреть все аспекты применения космических аппаратов в военных целях. Не исключаю, что желание это возникло в связи с приходом к нему на работу Павла Владимировича Цыбина. Именно после его прихода возникло подразделение по проработке военных аспектов использования космических аппаратов, забравшее у М. К. Тихонравова работы по «Зениту-2» и «Зениту-4». По аналогии с авиацией решили посмотреть, что собой представляет пилотируемый космический разведчик и пилотируемый космический истребитель спутников.
Так появились работы по пилотируемому кораблю-разведчику «Север», над которым нам с Сотниковым предстояло работать. Делать его решили на базе вновь разрабатываемого К. П. Феоктистовым в подразделении М. К. Тихонравова корабля «Союз». Этот корабль разрабатывался для пилотируемого облета Луны по трехпусковой схеме на базе носителя Р-7 проекта Л-1.
Занялся я вопросами эффективности разведки земной поверхности из космоса. Это было необходимо для обоснованного выбора специальной аппаратуры спутника «Север», включая исследование возможностей космонавта в этом процессе. Работа эта меня страшно увлекла. Она касалась вопросов выбора фокусного расстояния фотоаппарата, площади земной поверхности, покрываемой одним снимком, разрешающей способности объектива и необходимой скорости протяжки плёнки во время экспозиции для компенсации сдвига изображения от скорости движения спутника. Исследовалась также высота съёмки (высота полёта спутника) для получения оптимального соотношения информативности и ширины захвата местности при фотографировании.
Все эти вопросы были интересны и близки Евгению Фёдоровичу Рязанову, увлекавшемуся фото-кино вопросами. Очень скоро на этой почве мы с ним сблизились. Когда же он обнаружил у меня способность к деловой переписке, то практически вся деловая переписка отдела легла на меня. Я же занимался написанием докладов Сергею Павловичу по военной тематике.
Сам Евгений Фёдорович был великий мастер написания деловых писем. От него я многому в этом деле научился. Две главные его заповеди, используемые мною всю жизнь, гласили: «Письмо не должно требовать любому читающему толмача для понимания» и «Документ должен быть написан так, чтобы истолковать его можно было только так, как этого хотел автор письма». Вообще Евгений Фёдорович был разносторонне интересным и явно талантливым человеком. Он был старше меня на десять лет. Закончил он Высшее техническое училище им Н. Баумана с отличием. Во время учебы был Ленинским стипендиатом. К моему приходу в ОКБ-1 он был уже награждён орденами «Знак почёта», «Трудового красного знамени» и «Орденом Ленина».
Не всем в отделе он нравился за определённую строгость, педантичность и назидательность. По мне же лучшего человека не было. Если у него и проявлялись порой эти качества то, как говорят, по делу. Это ему принадлежали крылатые фразы, так часто повторяемые в порядке шутки теми, кто с ним часто соприкасался по работе: «Я говорю, Вы не слушаете, так дальше дело не пойдёт» или «Так дело дальше не пойдёт, надо переделать». По этому поводу в одной из новогодних стенгазет, которые от имени проектантов много лет выпускал Владимир Евграфович Бугров, был изображён Евгений Фёдорович, произносящий фразу: «Кто так делает газету, не кусочка правды нету? Ну и что, что Новый год? Переделать, не пойдёт». В быту он был неплохим товарищем, весёлым человеком, любившим в компании рассказать анекдот и разделить с друзьями застолье. К сожалению, он очень рано ушёл из жизни, прожив чуть больше пятидесяти лет. Я считаю его одним из своих учителей.
Работал я по поручению Евгения Фёдоровича и над другими вопросами. Так мне были поручены проработки по системе спутников для обнаружении стартов баллистических ракет. В те годы геостационарные орбиты были ещё не освоены и недосягаемы, поэтому необходимо было создавать систему из большого количества спутников на средневысоких орбитах. Для спутника я придумал условное название «Око». Разработка спец аппаратуры наблюдения за факелами ракет была поручена ЦКБ «Геофизика», где Главным конструктором был тогда Владимир Александрович Хрусталёв. Мне приходилось довольно часто бывать у него на совещаниях. По системе управления и радиолинии спутника мы ездили с Евгением Федоровичем в НИИ 885 к Михаилу Самойловичу Хитрику и Михаилу Сергеевичу Рязанскому. По остальным системам спутника данные я собрал внутри ОКБ-1.
По результатам этих работ я написал раздел в эскизный проект по тяжёлой ракете Н-1.Это было крайне необходимо в тот момент для обоснования необходимости её создания, так как первоначальное Постановление на её разработку касалось военного варианта. По-моему, аналогичный материал составил в этот проект Борис Григорьевич Супрун, прорабатывавший систему глобальной связи на базе спутника связи на средне высокой орбите «Молния-2».
Ещё одной работой, порученной мне Рязановым, была проработка одновиткового спутника-разведчика для глобальной ракеты, по-моему, она имела индекс 8К713. Жизни эта ракета не увидела, зато макет её долго возили на военные парады на Красной площади.
Были и случайные работы. Сергей Павлович не любил больших сроков создания космических аппаратов, поэтому применялись различные формы ускорения работ. Порой это напоминало принципы «мозгового штурма» с расширенным составом разработчиков. Так при создании корабля «Восход», для выхода космонавта в открытый космос, надо было срочно разработать наружную складываемую шлюзовую камеру. Начальником группы по этому кораблю, по-моему, был Владимир Васильевич Молодцов. Во всяком случае, он ходил по нашему отделу с пачкой бумажек, на одной стороне которых была написана работа и срок её выполнения, а на другой её стоимость. Я взял работу по составлению исходных данных на разработку автоматики работы шлюзовой камеры. Заработал я за три дня 200 рублей. Таков же был тогда мой месячный заработок на основной работе. Так что, работая по кораблю «Север», заниматься пришлось много чем.
6.1. Партийное взыскание
Чтобы закончить историю с моим переходом в ОКБ-1, наверно надо рассказать историю перехода из партийной организации филиала ОКБ-52 в партийную организацию ОКБ-1. Не смотря на то, что я уже два месяца работал в ОКБ-1, на партийном учёте я по-прежнему находился в Филиале ОКБ-52. Поскольку партийная организация переходить мне к С. П. Королёву не разрешила, то и с учёта меня не сняла.
Партия строилась по территориально-производственному принципу, поэтому такое положение было недопустимо. В таком же положении оказался и Борис Сотников. Хорошо, что секретарь парткома Филиала пошел нам навстречу по уплате членских взносов. Иначе после трёх месяцев нас просто исключили бы из партии автоматически.
Кризис разрешился приездом треугольника Филиала ОКБ-52 в партком ОКБ-1 с требованием уволить нас с предприятия и вернуть в Филиал. Секретарём парткома ОКБ-1 был в ту пору Алексей Михайлович Якунин, а его заместителем Анатолий Петрович Тишкин. Алексей Михайлович позвонил Королеву с вопросом, как ему поступить в этой ситуации.
Как он мне потом рассказывал, Сергей Павлович просил его передать делегации, что он нас отпустить не может, так как за это время мы уже полностью вошли в важную работу предприятия. А ещё он попросил передать делегации, что всё-таки надо понимать, что он не председатель колхоза, к которому можно приехать из-за сбежавших трактористов. А самому Алексею Михайловичу он добавил, что люди, за которыми приезжают, чтобы вернуть назад, ему очень нужны.
Делегация филиала ОКБ-52 уехала, а вопрос партийного учёта остался нерешённым. Однако, Сергей Павлович позвонил в обком партии с просьбой решить этот вопрос. Нас с Сотниковым вызвали на бюро Дубненского горкома партии и, влепив выговор с занесением в учётную карточку за нарушение инструкции по учёту членов партии, сняли с учёта. Через год этот выговор был снят парткомом ОКБ-1.
6.2. Работа по спутнику «Зенит-2»
Мои работы по специальной аппаратуре «Севера» плавно переросли в переосмысливание характеристик аналогичной аппаратуры «Зенита-2». Появились новые очень важные задачи, для которых она была не эффективна или вообще не пригодна. Начались совместно с ГРУ ГШ работы по поиску оптимального состава фотоаппаратуры, закончившиеся полным изменением её состава и типа фотоаппарата.
Поскольку процесс фотографирования тесно связан с бортовой аппаратурой спутника, то я постепенно вникал и в эти вопросы, знакомился в работе с сотрудниками группы. Меня стали привлекать к управлению полётом спутника. Очевидно, по этим причинам при реорганизации отдела 29 я был назначен начальником этой группы вместо Юрия Михайловича Фрумкина. Его перевели на должность начальника сектора, а Илью Владимировича Лаврова на должность заместителя начальника отдела.
Группа, которая мне досталась от Фрумкина, была большая и занималась не только спутниками «Зенит-2» и «Зенит-4», но и системой научных космических аппаратов для исследования радиационных поясов Земли «Электрон». При моём назначении начальником этой группы работы по изделиям находились в разном состоянии.
Спутник «Зенит-2» был на стадии лётных испытаний, в ходе которых надо было поменять комплектацию специальной аппаратуры. По спутнику «Зенит-4» работы на стадии разработки эскизного проекта. Оба этих спутника предстояло передавать во вновь организуемый в г. Куйбышеве филиал № 3 ОКБ-1, начальником которого был назначен бывший ведущий конструктор ОКБ-1 Дмитрий Ильич Козлов. При этом по спутнику «Зенит-4» предстояло передать эскизный проект и дальнейшую разработку, а по спутнику «Зенит-2», в виду особой важности выполняемых текущих задач, передача должна была состояться после завершения нами лётных испытаний и сдачи его Заказчику. Для обеспечения преемственности в работах и получения необходимого опыта было принято решение привлечь сотрудников филиала № 3 ОКБ-1 к работам по изделию «Зенит-2» на этапе ЛКИ.
По спутникам «Электрон» работы находились на этапе наземной экспериментальной отработки.
В те годы на начальнике проектной группы по спутнику лежал большой объём работ и большая ответственность, – он должен был быть универсалом. Вместе с ведущим конструктором по изделию проектная группа отвечала за увязку и организацию работ по изделию по всем направлениям работ, включая управление полётом. Видимо, поэтому Сергей Павлович знал всех начальников проектных групп по изделиям, и без его согласия назначения начальников проектных групп не производились.
Никаких специальных подразделений, кроме самой проектной группы для управления полётом спутника в ОКБ-1 не существовало. Все программы полёта, расписание сеансов связи и непосредственное взаимодействие со всеми подразделениями ОКБ-1 и смежниками в процессе управления полётом лежало на проектной группе.
Полёты спутника длились несколько дней, отдыхать удавалось только на время так называемого длинного витка, когда спутник уходил из зоны видимости наземных пунктов связи. На время лётных испытаний жизнь проектной группы полностью была подчинена выполнению этой задачи. Эта работа была логическим завершением всех предыдущих этапов создания спутника. Нам тогда казалось, что передать управление полётом спутника из проектной группы в другое подразделение было невозможно. Слишком тесно были связаны вопросы внутренней логики построения и взаимодействия бортовых систем с вопросами решения целевой задачи.
Однако, в дальнейшем, в основном в интересах пилотируемых полётов, по мере увеличения их продолжительности, постепенно создалась специальная служба. Во многом этому способствовал приход на предприятие Якова Исаевича Трегуба. Но всё равно костяк управленцев полётом в начале формирования этой службы составили бывшие выходцы из проектных отделов, как, например, Костя Шустин, Виктор Благов, Юрий Цыплаков, Валерий Любинский, Игорь Муравьёв, Светлана Ивушкина, Павел Лехов.
Не существовало как такового и ЦУП-а в современном понятии. Управление спутником осуществлялось в разные годы из различных временно приспособленных помещений в зданиях, принадлежащих Министерству обороны. Так, например, управление полётом «Зенита-2» осуществлялось сначала из НИИ 4, потом из здания Генштаба МО на Арбате (использовался даже бывший кабинет И.В.Сталина в подвале этого здания), затем из здания на Гоголевском бульваре. Гражданский ЦУП стал создаваться в ЦНИИМАШ-е в интересах управления лунной программы Н-1 Л3. Созданием его занялся Сергей Сергеевич Розанов. Перед этим в качестве ЦУПА при управлении полётами пилотируемых кораблей и первых орбитальных станций использовался НИП-16 под г. Евпатория.
В те же годы начал формироваться и кадровый состав управленцев полётом со стороны Заказчика, да и формироваться сами Военно-космические войска. Помню, что со стороны военных с нами в НИИ-4 взаимодействовал полковник Амос Александрович Большой, потом Аркадий Петрович Бачурин. Помню также Игоря Гнатенко и Ваню Ус, впоследствии взаимодействовавших со мной по управлению блоками ДМ. Баллистикой занимался Алмаз Суханов. Отлично помню в те годы генералов Ивана Ивановича Спицу, Андрея Григорьевича Карася и Павла Артемиевича Агаджанова. Со всеми ими мне пришлось взаимодействовать, решая задачи при управлении полетом спутников «Зенит-2» и «Электрон».
В процессе лётных испытаний спутника «Зенит-2» нами было запущено 13 спутников, десять из которых были удачными (три не состоялись из-за аварии ракеты-носителя). В процессе их проведения возникло столько нештатных ситуаций, из которых удалось благополучно выйти благодаря усилиям разработчиков, что Заказчик наотрез отказался принимать спутник в эксплуатацию, пока мы не разработаем перечень аварийных ситуаций и способов выхода из них. Собственно, такой документ и без этого требования мы сами решили создавать с начала лётных испытаний. Он был нужен и сотрудникам Филиала № 3 ОКБ-1, которым предстояло заниматься этой работой в дальнейшем уже без нас. Однако, несмотря на то, что документ получился на 256 страницах, предугадать всего, мы не смогли. На каждом последующем пуске возникали новые ситуации, которых в нашем перечне не было.
6.2.1. Назначение Сергеем Павловичем меня председателем комиссии по замечанию к фотоаппаратуре спутника «Зенит-2»
Спутник «Зенит-2» имевший первоначальную комплектацию, в которую входил только один фотоаппарат в сочетании с фототелевизионной камерой. Если мне не изменяет память, то это был спутник под номером пять, запускавшийся летом 1963 г. Когда он вернулся из полёта, то после проявки плёнки выяснилось, что часть кадра была закрыта. Степень закрытия менялась от кадра к кадру. Высказывались разные предположения о причине этого явления, в том числе и воздействие спутника вероятного противника. Для выяснения причин Сергей Павлович и Заказчик создали комиссию, председателем которой Сергей Павлович назначил меня.
Комиссии предстояло работать на заводе-изготовителе фотоаппарата в Красногорске. Когда фотоаппарат с вернувшегося спутника был доставлен с полигона на предприятие для анализа, то первое, что я сделал, опечатал своей печатью тару, в которой он находился, и запретил вскрывать её без моего присутствия. До начала работ по вскрытию фотоаппарата, я предложил в присутствии комиссии провести контрольное фотографирование с территории завода соседнего бугра. Этому воспротивились Главный конструктор фотоаппарата и представитель Заказчика при нём, мотивируя это режимом секретности. Я пригрозил им, что пожалуюсь Сергею Павловичу. С большим трудом программу исследований утрясли.
Как я и думал, после проявки плёнки дефект кадров повторился, как в полете. Только после этого мероприятия я разрешил на белой простыне вскрыть фотоаппарат. Когда же его вскрыли, то обнаружили алюминиевые опилки. На внутренней поверхности его были ясно видны следы от заедания шторки затвора при движении во время экспозиции. Оказывается, фотоаппарат дорабатывали в условиях полигона, а о чистоте не особенно заботились.
Так были развеяны мифы об отслоении теплоизоляции спускаемого аппарата и внешнего воздействия на спутник, усиленно проталкиваемые разработчиками фотоаппарата. Результаты работы комиссии были доложены мною Сергею Павловичу и были им одобрены.
В процессе лётных испытаний Заказчик вдруг потребовал рассмотреть возможность повторного использования спускаемого аппарата вместе со спец аппаратурой. Для этого разработали и ввели специальную систему из твердотопливных двигателей дополнительного гашения скорости при приземлении в помощь парашютной системе, уменьшающую перегрузки при ударе о землю.
Несмотря на положительные результаты испытаний повторно спускаемый аппарат «Зенита-2» при наших работах не использовали, но на спутнике «Союз» систему мягкой посадки, созданную на базе тех разработок, применили.
Лётные испытания «Зенит-2» были завершены в октябре 1963 г. Предстояло разработать, согласовать с Заказчиком и выпустить итоговый отчёт по испытаниям. Этой работой занялись мы с Геннадием Ивановичем Гадалиным. Предстояло обобщить результаты всех работ по производству спутника, подготовке на полигоне, управлению в полёте и полученной специальной информации. Надо было составить выводы и рекомендации. Работы было много, со временем мы не считались.
Результаты работ по спутнику «Зенит-2» были высоко оценены Правительством. За эту работу в 1966 г. была присуждена Ленинская премия. От ОКБ-1 её получили Павел Владимирович Цыбин, Евгений Фёдорович Рязанов и ведущий конструктор по изделию Борис Васильевич Рублёв.
Много с тех пор прошло времени, но значения своего это изделие не потеряло. Давно уже у меня находится памятная медаль за юбилейный 500-й запуск спутника «Зенит-2». Только великая держава с могучей экономикой могла позволить себе такие затраты!
6.3. Работы по спутникам «Электрон»
Этими работами в группе к моменту моего прихода занимался Виктор Стецура совместно с Маргаритой Красавиной. Спутники предназначались для исследования радиационных поясов Земли, о которых в тот период мало что знали. Не знали и об их влиянии на конструкционные материалы и бортовые системы спутников, не говоря уже о влиянии на человека. Эти знания были очень важны для дальнейших работ по освоению приземного космического пространства.
Работы по подбору состава бортового научного оборудования и получения научной информации от него в процессе полёта проводились под руководством НИИЯФ МГУ и его директора академика С. Н. Вернова.
Особенностью проекта было одновременное выведение одной ракетой-носителем двух спутников на разные орбиты. Решалась эта задача за счет отделения первого спутника пороховым двигателем поперёк движения на активном участке полёта 3-й ступени ракеты. Тяга порохового двигателя была около трёх тонн, поэтому в случае заклинивания спутника в пусковом контейнере могло возникнуть недопустимое для стабилизации ракеты возмущение. Эту операцию надо было отработать в наземных условиях.
Отработку проводили в Красноармейске. Пришлось нам с Виктором основательно потрудиться. Первоначально в проекте был выбран материал трущейся пары (сталь по стали) крепления первого спутника в трубе пускового контейнера. В результаты возникали большие усилия при выходе спутника из пускового контейнера. Подобрали оптимальное сочетание материалов, после чего возмущения привели к заданным значениям.
Не меньший сюрприз нас ожидал и после выведения первой пары спутников на орбиту 30 января 1963 года. Тогда мы столкнулись с колоссальной деградацией солнечных батарей спутников в радиационных поясах Земли. Стратегию управления спутниками, разработанную до их запуска, пришлось переделывать на ходу, исходя из темпов деградации солнечных батарей. К запуску очередной пары «Электронов», который состоялся 11 июля 1964 г., доработали солнечные батареи и уменьшили потребление энергии в дежурном режиме. Доработали мы и программу управления в полёте.
Из военных управленцев, тесно работавших с нами над этой проблемой, не могу не вспомнить бывшего тогда майором Сергея Ивановича Торбина. Впоследствии он дослужился до полковника, начальника управления ГУК-оса по спутникам научного назначения.
Пожалуй, кроме, безусловно, больших научных открытий в области фундаментальной науки, которые обеспечили спутники «Электрон», в области практической космонавтики было обнаружено большое влияние поясов радиации Земли на деградацию солнечных батарей. Много пришлось повозиться тогда с исследованием деградации солнечных батарей в радиационных поясах Земли и способах борьбы с ней.
Разработкой и созданием солнечных батарей занималось ВНИИИТ (Главный конструктор Н. С. Лидоренко). Конкретно я работал по этому направлению с Лансманом. По результатам этой работы он предложил мне защитить кандидатскую диссертацию на эту тему в их аспирантуре. Однако, я от этого предложения отказался, не считая себя специалистом по энергетическим системам.
По результатам двух запусков спутников «Электрон» мною совместно с Юрием Михайловичем Лабутиным был написан отчёт, полностью вошедший в собрание работ Сергея Павловича Королева.
Вскоре после запусков спутники «Электрон» были нами подготовлены к выставке, а затем выставлены в павильоне «Космос» ВДНХ. По этому поводу я даже получил Бронзовую медаль ВДНХ.
В юбилейном томе «РКК «Энергия» имени С. П. Королёва 1946–1996» нет упоминания моей фамилии (в прочем, как и Виктора Стецуры) в числе разработчиков спутников «Электрон». Впрочем, этому удивляться не приходится. Так, например, в разделе о первом спутнике связи «Молния-1» нет в числе разработчиков упоминания начальника отдела № 29 Е. Ф. Рязанова, в котором спутник разрабатывался, вклад в разработку которого, на всех стадиях создания спутника неоспорим. Удивительной «забывчивостью» обладали составители этого солидного тома, многие из которых тогда работали в отделе 29. А жаль, особенно когда это касается труда людей, ушедших уже из жизни.
6.4. Общественная работа тех лет
Когда я пришёл работать в отдел 29, партийная организация его была общей с партийной организацией группы ведущих конструкторов изделий. Секретарём партийной организации был ведущий конструктор по спутнику «Зенит-2» Борис Васильевич Рублёв. Уже внешний вид этого человека располагал к себе. При знакомстве мы не без взаимного удовольствия отметили, что являемся двойными тёзками.
Пока у меня не было в Калининграде постоянного места жительства, и я жил на два дома, мне давали разовые партийные поручения. Однако, после моего окончательного переселения в Калининград в апреле 1962 г., мне поручили руководство агитколлективом.
Участок для работы с населением располагался напротив нашего инженерного корпуса, через Ярославское шоссе, и состоял в основном из двухэтажных домов барачного типа. Это были коммунальные, многонаселённые квартиры. Сами понимаете, сколько было проблем при общении с жильцами в условиях, когда было непонятно даже, кому принадлежали эти дома. Предстояли выборы (я уж не помню сейчас в какие органы власти), а положение на участке с явкой на выборы было тревожным. Пришлось много поработать в проблемных семьях, некоторым помочь, насколько это было возможно.
Избирательную кампанию мы провели успешно. Я получил даже почётную грамоту за это мероприятие. Положительным моментом для меня от этой работы было то, что в процессе работы с жалобами жильцов я довольно хорошо познакомился с парткомом и профкомом предприятия.
При очередных перевыборах партбюро меня избрали секретарём объединенной (состоящей из подразделения ведущих конструкторов и отдела № 29) партийной организации.
Константин Давыдович Бушуев состоял на учёте в нашей партийной организации. На этой почве произошло моё первое знакомство с ним. До этого я знал, что он является заместителем Сергея Павловича, но видел его только проходящим по нашему коридору. Поскольку Сергей Павлович приезжал именно к нему, мне казалось, что он более высокий заместитель Главного конструктора, чем Павел Владимирович Цыбин, хотя должности были у них одинаковые.
Конечно, наше первое знакомство было поверхностным, он расспросил меня, как я тут появился, нравится ли мне работа, какая у меня семья и где я живу. Никаких деловых вопросов мы не обсуждали. Да и что мы могли обсуждать? Партийная организация была не службы, а отдела, причём отдела, который ему непосредственно не подчинялся.
Чем только не приходилось заниматься тогда в должности секретаря партбюро кроме производственной и политической работы, начиная от организации сдачи донорской крови и организации поездки коллектива отдела на сельхоз работы и кончая организацией ночной охраны яблоневого сада на территории предприятия от разграбления рабочими ночной смены. Яблоки с этого сада традиционно сдавались в детские сады.
Вспоминаю один курьёзный случай тех лет. В 1964 году в группу ведущих конструкторов, на должность заместителя ведущего конструктора, пришёл симпатичный молодой человек. Это был Юрий Павлович Семёнов. Вскоре после этого меня вызвал к себе секретарь парткома предприятия Анатолий Петрович Тишкин. После непродолжительного разговора на различные темы он вдруг задал мне вопрос: «Кто у тебя в парторганизации Юрий Павлович Семёнов?». Я ему ответил, что это заместитель ведущего конструктора у А. Ф. Тополя. На мой вопрос, почему это его интересует, он мне сказал, что был приём в Кремле по случаю возвращения космонавтов. На этом приёме Ю. П. Семёнов был с женой, хотя пригласительного билета ему не давали. Вообще с женой на приёме в Кремле бывает только Сергеё Павлович. Я ему ответил: «Вот ты у него об этом и спроси». Прошло несколько дней. Пришлось мне снова оказаться у Анатолия Петровича. Как бы, между прочим, он мне сказал: «Так знаешь, кто твой Семёнов? Он зять Андрея Павловича Кириленко – секретаря ЦК КПСС. Так, что имей это в виду». Я ему на это ответил, что я слишком далеко нахожусь от такого уровня
6.5 Смутное время
Появились слухи, что намечается большая реорганизация в проектных подразделениях КБ, в результате которой неизвестно кто где окажется.
Надо сказать, что основания для этого были. В 1963 г. в кулуарах КБ появился слух о возможном выделении из ОКБ-1 в самостоятельное предприятие второй территории во главе с К. Д. Бушуевым для разработки чисто космической тематики. Я никогда не расспрашивал Константина Давыдовича впоследствии об этом, хотя со мной он был вполне откровенен. Мне казался этот вопрос слишком деликатным.
Константин Давыдович был очень осторожным человеком, и, безусловно, зная отношение Сергея Павловича к этому вопросу, вряд ли стал бы в этом направлении предпринимать какие-то практические шаги. Авторитет Сергея Павловича был огромен.
Я думаю, что кто-то боялся усиления влияния Константина Давыдовича на Сергея Павловича, и усиленно распространял этот слух. Основания для этого, на мой взгляд, были у Б. Е. Чертока.
После создания межконтинентальной баллистической ракеты Р-7 Сергей Павлович большое внимание уделял разработке на её базе космической тематики. Эта работа была у всех на виду, а поручена она Сергеем Павловичем была Бушуеву. Не зря космонавты после полета, посетив Сергея Павловича, всегда приходили к Бушуеву.
Во многом вере в правдоподобность слухов об отделении способствовало также то обстоятельство, что космическая часть ОКБ-1 оказалась практически полностью сосредоточенной на «второй» территории. От основной территории ОКБ-1 она была отделена Ярославской железной дорогой. Моста тогда через железную дорогу не было ни на Ярославском шоссе, ни на территории предприятия. Это очень затрудняло общение персонала предприятия в работе, не говоря уже о перемещении секретной документации, перевезти которую с территории на территорию можно было только автотранспортом. На переезде Ярославского шоссе стояли километровые очереди. Даже введение закрытого специального автобуса для сообщения между территориями предприятия мало помогало улучшить ситуацию. Для рассмотрения документации в подразделениях К. Д. Бушуева Сергею Павловичу приходилось самому часто приезжать к нему.
Способствовало также этим слухам и принятое Сергей Павловичем в 1963 г. решение о передаче из-под Константина Давыдовича проектных работ по пилотируемому лунному комплексу «Союз» другому своему заместителю Сергею Сергеевичу Крюкову, располагавшемуся со своими подразделениями на первой территории в 65-м корпусе, этажом выше кабинета Сергея Павловича. Однако, на мой взгляд, решение это было вызвано совершенно другими обстоятельствами. Во-первых, «Союз» был многопусковым комплексом, в котором ракетные вопросы и вопросы создания корабельных двигательных блоков с перекачкой топлива на орбите превалировали. А именно этими вопросами занимался С. С. Крюков. Во-вторых, Константин Давыдович в то время был объективно слишком занят текущими работами, проводимыми по трехместному кораблю «Восход» и кораблю «Восход-2» для первого выхода космонавта в открытый космос, и не мог уделять должного внимания проекту «Союз».
Программе «Союз» Сергей Павлович уделял большое внимание. Он всё ещё надеялся решить задачу облёта Луны человеком раньше американцев с помощью многопусковой схемы на базе ракеты Р-7А со сборкой лунного комплекса на орбите Земли. Для этих целей в 9-ом отделе М. К. Тихонравова проектировались модули, из которых должен был на орбите ИСЗ собираться лунный комплекс «Союз»: 7К – пилотируемый двухместный корабль для облёта Луны, 9К – энергетический блок и 11К – танкер-заправщик. С целью консолидации разработок этого комплекса воедино собираются все проектные силы, ранее занимавшиеся этими разработками. Так в отделе 17, руководимом Святославом Сергеевичем Лавровым, все баллистики как ракетные, так и космические. В проектном отделе Якова Петровича Коляко все проектанты этих разработок из отдела 9 и 11.
Жалко, что при составлении тома по истории ОКБ-1, ЦКБМ и НПО «Энергии» этому проекту С. П. Королёва не уделили достойного места, ограничившись практически историей создания корабля «Союз» на базе корабля 7К этой программы. А ведь этой программой занимались несколько лет, вплоть до августа 1964 года.
В августе 1964 г. вышло Постановление, впервые определившее важнейшей задачей в исследовании космического пространства освоение Луны с высадкой космонавта на её поверхность с последующим возвращением космонавтов на Землю с помощью ракеты-носителя Н-1. Программа получила индекс Н-1 Л3. Сроки были поставлены жёсткие: начало ЛКИ 1966-й год, а экспедиция на Луну 1967–1968 годы. Это в 1964-м то году! Если над носителем Н1 работали уже несколько лет, то проектами по кораблями лунной экспедиции вообще никто не занимался.
Необходимость такой постановки задачи определялась тем, что американцы в это время полным ходом разрабатывали программу «Сатурн-Аполлон», ставившую целью высадку двух космонавтов на Луну. Пилотируемый облёт Луны был частным этапом этой программы. Проработки этой программы велись американцами ещё с 1959 г.
После опережающего запуска Советским Союзом первого искусственного спутника Земли 4-го октября 1957 года и первого человека в космос 12 апреля 1961 года, Президент Кеннеди в 1961-м году поставил задачу первыми в Мире осуществить посадку американцев на Луну.
Программе «Сатурн-Аполлон» был придан статус национальной задачи США в области Космоса. На реализацию этой программы выделялось 26 миллиардов долларов. Эта была куда более масштабная и интересная программа, чем программа простого облёта Луны человеком, разрабатываемой в ОКБ-1 в то время. Программа «Союз» была в этом смысле тупиковой программой, не позволявшей в своем продолжении обеспечить посещение Луны человеком.
Время в лунной гонке с США было явно упущено. Спрашивается, кому мог в этих условиях Сергей Павлович поручить разработку лунных кораблей кроме своего заместителя по этому направлению работ?
Мне кажется, что именно это обстоятельство заставило Сергея Павловича принять решение о сборе у себя под рукой всех проектных подразделений и их руководителей, укрепив их специалистами из других подразделений КБ.
Для удобства работы и оперативности общения всех проектантов по Н1-Л3 собирают на одном 3-м этаже 65-го корпуса, вход на который ограничен. Кабинет самого Сергея Павловича находился на 2-м этаже этого же здания.
Под К. Д. Бушуевым создаётся новый 93-й проектный отдел, начальником которого назначается Иван Савельевич Прудников, ранее руководивший 8-м отделом по созданию головных частей боевых ракет. Этому отделу поручается разработка кораблей экспедиции Н-1 Л3: лунного посадочного (ЛК) и лунного орбитального (ЛОК). В заместители Ивану Савельевичу назначаются Е. Ф. Рязанов по ЛК и К. П. Феоктистов по ЛОК-у.
Нам в связи с этим предстоял переезд со второй на первую территорию, а для меня – изменение направленности работ. Время переезда совпало с подготовкой к пускам, а затем и пускам сначала беспилотного, а затем и пилотируемого корабля «Восход» с тремя космонавтами на борту В. М. Комаровым, К. П. Феоктистовым и Б. Б. Егоровым.
Константин Давыдович вызвал меня к себе и, объяснив, что сам он плотно занят этими пусками, поручил связаться с И. С. Прудниковым, обсудить с ним детали и организовать переезд подразделений на первую территорию. Я попытался было отказаться от этого поручения, мотивируя это тем, что я всего лишь начальник группы, есть начальники и постарше. На это получил ответ, что я зато секретарь партийного бюро, общего над всеми, а организаторские способности мои он знает.
Делать было нечего, я принялся за работу. Пошёл к Ивану Савельевичу на переговоры. Он встретил меня приветливо, сказав, что Константин Давыдович ему звонил, и он в курсе дел о моем поручении.
С Иваном Савельевичем Прудниковым я не был знаком, разное мне о нём говорили, но мне он понравился. Мне пришлось в дальнейшем много с ним работать. Хотя он и старше меня, но со временем мы подружились, стали знакомы семьями и иногда совместно ездили на двух машинах в субботние дни отдыхать в лес за Загорск.
6.6. Начало работы по программе Н1-Л3
Новшества начались с организации работ. Если раньше в отделе 29 моей группе приходилось заниматься разработкой спутника в целом, то в отделе 93 этой работой по кораблю ЛК стал заниматься сектор. Начальником сектора был назначен Ю. М. Фрумкин. Группу мою поделили на две части, одна из которых под моим руководством должна была заниматься программно-проектными вопросами и всеми бортовыми системами корабля, вторая под руководством Ю. М. Лабутина проектно-компановочными вопросами. Группе Б. И. Сотникова поручили вопросы выбора условий посадки с точки зрения рельефа местности и экспериментальные работы по отработке лунного посадочного устройства.
Над нашим сектором фактически его вторым начальником в должности заместителя начальника отдела был Е. Ф. Рязанов. Аналогичная ситуация сложилась и по лунному орбитальному кораблю. Только заместителем начальника отдела по нему должен был стать К. П. Феоктистов после возвращения из космического полёта, а начальником сектора В. Ф. Садовый. Начальником группы по программно-проектным вопросам и бортовым системам ЛОК был назначен Б. Г. Супрун.
Начинать работы по лунному посадочному кораблю пришлось фактически с нуля. Если в качестве прообраза лунного орбитального корабля можно было взять корабль 7К, то для лунного посадочного корабля ничего в качестве прообраза не было. На корабли ЛОК и ЛК был отпущен определённый вес и энергетика двигательных установок в соответствии с разработанной ранее 3-м и 17-м отделами баллистической схеме полёта экспедиции.
Чтобы был понятен дальше мой рассказ, я немного расскажу об этой самой баллистической схеме полёта комплекса Н-1-Л3. При постановке задачи предусматривалась пилотируемая экспедиция к Луне в составе двух человек, один из которых должен был высадиться на её поверхность в корабле ЛК, в то время как второй должен был ожидать его на орбите искусственного спутника Луны в корабле ЛОК,
Головной блок Л3, состоящий из ракетных блоков Г, Д и кораблей ЛОК и ЛК, выводился носителем Н-1 на низкую опорную орбиту искусственного спутника Земли высотой 200 км. На ней он находился одни сутки, необходимые для уточнения параметров орбиты, расчета и закладки уставок на формирование отлётной траектории полёта к Луне в систему управления, находившуюся в ЛОК. Далее включался блок Г и выводил комплекс Л3 на траекторию полёта к Луне, после чего отделялся.
Полёт к Луне длился около 3,5 суток, в течение которых Блок Д мог дважды корректировать траекторию полёта. При подлёте к Луне Блоком Д производилось торможение комплекса с выходом на круговую лунную орбиту высотой 100 км. Далее Блоком Д производилась коррекция этой орбиты с целью формирования её для посадки ЛК в заданный район лунной поверхности. После перехода одного из космонавтов из ЛОК в ЛК по открытому космосу ЛК должен был отделиться от ЛОК для осуществления посадки на поверхность Луны. Второй космонавт должен был в это время оставаться в ЛОК-е и ожидать возвращения ЛК с поверхности Луны и осуществить стыковку с ним, при которой ЛК был пассивным кораблём.
Блок Д должен был осуществлять торможение ЛК при сходе с лунной орбиты и, через некоторый перерыв, основное торможение при посадке на поверхность Луны. Перед подлётом к поверхности Луны, когда основная скорость должна была быть погашена, блок Д выключался и отделялся от ЛК.
Как показали дальнейшие исследования, после отделения от ЛК Блок Д необходимо было отводить от места посадки ЛК для предотвращения поражения ЛК осколками от его взрыва при его падении на поверхность Луны.
После отделения от ЛК Блока Д, через некоторый промежуток времени включался Блок Е ЛК для последующего торможения ЛК и посадки его с нулевой скоростью на лунную поверхность.
После двухчасового пребывания ЛК на поверхности Луны, за время которого космонавт должен был выйти на её поверхность, ЛК должен был взлететь на орбиту искусственного спутника Луны с помощью того же Блока Е и за стабилизироваться на лунной орбите.
Лунный орбитальный корабль, управляемый космонавтом, должен был состыковаться с ЛК. После этой операции космонавт ЛК должен был перейти по открытому космосу в ЛОК.
Через некоторое время ЛОК с двумя космонавтами на борту должен был с помощью своей двигательной установки (Блока И) стартовать к Земле. Пребывание ЛОК на орбите искусственного спутника Луны не должно было превышать четырёх суток, а возврат с неё на Землю не должен был превышать 3,5 суток. На траектории полёта ЛОК-а к Земле предусматривалось с помощью Блока И. проведение двух коррекций траектории.
Вход спускаемого аппарата в атмосферу Земли должен был осуществляться со второй космической скоростью с двумя погружениями в атмосферу и последующим управляемым спуском в заданный район территории СССР. Вот такую задачку предстояло решить максимум за четыре года!
Было совершенно ясно, что лунная программа Н-1-Л3 уступает американской программе «Сатурн-Аполлон», предусматривавшей полёт к Луне трёх человек с высадкой на её поверхность двух человек на сутки. Однако, возможности уже завязанного под другие цели носителя Н-1 большего не позволяли. Надо было его полностью переделывать, а вместе с ним и всю лунную экспедицию.
Но для этого не было ни средств, ни времени. Поэтому, было решено пойти по уже проторённой схеме наших космических достижений по принципу «Впервые в мире!», так нещадно ээксплуатируемому в начале шестидесятых годов на базе возможностей ракеты Р-7А. Неважно, из скольких космонавтов будет состоять советская лунная экспедиция и сколько из них и на какое время сядут на поверхность Луны. Лишь бы это было сделано раньше американцев! Советский человек должен был первым ступить на Луну! Это стало основной задачей программы Н-1-Л3.
Нам же предстояло разработать ЛК с одним космонавтом на борту. Собственно, кроме этой задачи да веса, отведенного в общей баллистической схеме Л3 на решение этой задачи, ничего в исходных данных не было. К концу 1964 года необходимо было в первом приближении разработать основные характеристики ЛК с тем, чтобы в феврале 1965 года выдать всем смежникам технические задания на разработку основных систем и агрегатов. Эскизный проект должен был быть выпущен в середине 1965 года
Основные отличия ЛК от обычного пилотируемого корабля вытекали из необходимости обеспечения его посадки на поверхность Луны, с последующим взлётом. Для этого он должен быть оборудован специальным посадочным устройством, которое никто ранее не делал. Какое оно должно быть во многом зависело от того, на какую поверхность предстояло садиться.
Что собой представляет лунная поверхность как таковая? По этому вопросу учёные высказывали разные гипотезы, на практике ничем не подтверждённые. Не было и единого мнения о том, твёрдая она или покрыта многометровым слоем пыли, в которой ЛК просто утонет.
К нашему несчастью задуманный для ответа на этот вопрос ещё в 1960 г космический аппарат Е6, лётные испытания которого начались в 1963 году, никак не мог выполнить свою задачу. К октябрю 1964-го года было предпринято пять безуспешных попыток его запуска из-за аварий ракеты и системы управления.
Время шло, а ясности по вопросу, из чего состоит поверхность Луны, не наступало. Чтобы двигаться дальше в разработке проекта, кто-то должен был принять волевое решение по этому вопросу. Решили пойти к Сергею Павловичу. В результате появилась его рукописная записка, которую он назвал справкой. Сергей Павлович в ней написал, что посадку ЛК следует рассчитывать на достаточно твёрдый грунт типа пемзы, со скоростями, близкими к нулю. Эту записку сохранил Ю. М. Фрумкин, Подписана она Сергеем Павловичем 28 октября 1964 года. После этой директивы все варианты надувных посадочных устройств из рассмотрения исключили. Посадкой на поверхность Луны аппарата Е6 (названного Луной-9) в феврале 1966–го года, на тринадцатом его запуске, это предположение Сергея Павловича подтвердилось.
Стало ясно, что посадочное устройство должно было представлять собой энное количество опор с тарелками на концах. Сколько их должно быть, и какие они должны иметь размеры зависело от рельефа поверхности. Никто не сомневался, что поверхность Луны покрыта кратерами. Это видно было невооружённым глазом. Астрономы с помощью телескопов могли различить кратеры диаметром до нескольких десятков метров. Нужны были знания о рельефе, размеры которого были бы сопоставимы с размерами посадочного устройства ЛК, то есть несколько метров. Нужны были знания о дисперсии распределения кратеров и крутизне их склонов. Всеми этими вопросами занималась группа Б. И. Сотникова.
6.7. Занимаюсь вопросами автоматического спутника для исследования поверхности Луны
Для получения более подробных данных о поверхности Луны Е. Ф. Рязанов поручает мне проработать вопрос создания специального спутника Луны, оснащённого аппаратурой, которая позволила бы при многократных пролётах спутника над лунной поверхностью такие данные получить.
Для начала надо было разобраться, что за аппаратура это должна быть. Поиски мои привели к спутниковому телескопу косогреновской схемы. Надо было прикинуть его вес и конструкцию, а также способ записи информации с него. В помощь мне Евгений Фёдорович подключает начальника оптической группы Станислава Андреевича Савченко. Из НИИ-885, по согласованию с Главным конструктором Михаилом Сергеевичем Рязанским, к моим работам подключается начальник лаборатории, занимавшейся в те годы бортовыми магнитофонами, Арнольд Сергеевич Селиванов.
Поехали мы втроем для консультации в г. Ленинград в ГОИ им. Вавилова. Это был главный оптический институт страны. Принял нас директор института. Я рассказал, что нас интересует и для чего это надо. После этого были приглашены необходимые специалисты, и мне снова пришлось повторить постановку задачи. На проработку задачи они взяли две недели. Приехали мы через две недели снова. Для обсуждения народу собралось достаточно много. Нам предложили достаточно тяжёлую конструкцию телескопа и изложили проблемы, с которыми мы столкнёмся при обслуживании этого телескопа на борту спутника.
Вернувшись домой, я приступил к проработке самого спутника. Было понятно, что в ОКБ-1 делать его не будут. Поэтому нам хотелось делать его на базе какого-то, желательно готового, спутника сторонней организации, доработав его под наши задачи. Для этой цели наиболее предпочтительно было договориться с НПО им. С. А. Лавочкина. Туда были переданы Сергеем Павловичем дела по всем научным космическим аппаратам. Евгений Фёдорович связался с Главным конструктором этого КБ Г. Н. Бабакиным.
Георгий Николаевич даже приезжал к нам на переговоры, однако, договориться об этом так и не удалось, во многом из-за того, что дела у них в этот период не клеились и по собственной тематике. Проработки по этому спутнику прекратились.
Непочатый край дел был и по непосредственной тематике моей группы. Впервые я так ответственно столкнулся с оборудованием и системами, связанными с пребыванием на борту корабля космонавта. К ним, например, относились система жизнеобеспечения, скафандр космонавта и пульт ручного управления. Казалось, что опыт по ним к тому времени уже имелся при создании кораблей «Восток» и «Восход». Однако, для условий эксплуатации Лунного корабля они были не пригодны. Хочу напомнить, что существовавший до этого космический скафандр на корабле «Восток» обеспечивал только жизнеобеспечение космонавта при нахождении его в кресле от бортовых систем корабля в случае разгерметизации спускаемого аппарата с весьма ограниченной подвижностью. На корабле «Восход», хотя скафандр и был другим, чем на корабле «Восток», однако, он не имел собственной системы жизнеобеспечения космонавта. Он снабжался по кабелю и шлангам от бортовых систем корабля «Восход». В порядке отступления хочу сказать, что именно по этой причине наше первенство по выходу человека в открытый космос, мягко говоря, на Западе признают со скрипом.
Скафандр для космонавта ЛК, в отличие от предыдущих скафандров, должен был обеспечить полную автономность пребывания космонавта вне космического корабля. Это требовали участки экспедиции, когда космонавт переходил по открытому космосу из одного корабля в другой и выходил на поверхность Луны. Кроме того, он должен был обеспечить максимальную подвижность космонавту и при выходе из ЛК на поверхность Луны, перемещениях по лунной поверхности и обратном возвращении в корабль. Расходуемые компоненты бортовых систем скафандра должны были восполняться из бортовых систем корабля для последующего его использования в составе экспедиции. Минимальным должно было быть также время прохождения космонавтом декомпрессии при смене атмосферы пребывания и изменении давления газовой среды. Все эти вопросы подлежали тогда изучению и созданию на их базе автономного скафандра, пригодившегося впоследствии для выхода в открытый космос при эксплуатации орбитальных станций.
Но не этим только ограничивались новшества использования лунного скафандра. Неясен был вопрос, какую позу должен иметь космонавт в момент прилунения корабля, и каким образом космонавт мог отдохнуть в нём, вернувшись в ЛК после выхода на поверхность Луны. По логике вещей космонавт должен занимать активную позицию в управлении кораблём на конечном участке посадки на Луну. Для этого он должен был иметь возможность, наблюдая за лунной поверхностью, уточнить место посадки и дать команды на маневр корабля. В связи с этим положение космонавта должно быть стоячим, направленным вдоль оси корабля, так как двигатель корабля в этот момент работает. Возможно ли это? От однозначности ответа на этот вопрос зависели не только требованию к скафандру, но и общая компоновка лунного корабля.
Фирмой, которая занималась вопросами скафандра и жизнедеятельностью человека в скафандре, был завод 918 (Главный конструктор С. М. Алексеев), теперь это завод «Звезда». Разговор начался у заместителя Главного конструктора А. С. Повицкого в присутствии С. П. Уманского и А. С. Барера. Они и были определены основными руководителями исследования по этому вопросу. В апреле 1965 г. мы выдали им исходные данные, а в сентябре этого же года получили от них официальное заключение о возможности вертикальной позы человека в момент прилунения, с оговоркой о необходимости выбора рациональной схемы фиксации человека и ранца. Было решено, что с этой целью в ОКБ-1 будут организованы соответствующие компоновочные работы с последующим макетированием. В моём архиве сохранился оригинальный экземпляр этого заключения.
Так оказались взаимно завязанными вопросы разработки конструкции скафандра с позой и креплением космонавта в кабине ЛК. В конечном итоге это привело к созданию полужёсткого скафандра, подвижными частями которого были только элементы, защищающие ноги и руки космонавта. На спине его была дверца (типа дверцы холодильника), в которой размещалось большинство систем и оборудования скафандра. Через неё же космонавт входил и выходил из него. В жесткой нижней части скафандра были две цапфы, с помощью которых на соответствующих кронштейнах и закреплялся космонавт, одетый в скафандр, в кабине ЛК. Скафандр получился нелёгким весом около 100 кг.
6.8. Разработка конечного участка посадки ЛК
Не менее сложными оказались вопросы разработки схемы конечного участка посадки ЛК. Схема должна была обеспечить посадку ЛК с орбиты искусственного спутника Луны на лунную поверхность с минимальной суммарной энергетикой блоков Д и Е. Однако, не только энергетические вопросы должны были учитываться. Предстояло осуществлять посадку корабля на сложный рельеф местности с обеспечением его положения после посадки, гарантирующего возможность взлёта для возвращения к ЛОК.
Безусловно, надо было предоставить космонавту возможность в рамках допустимой энергетики уточнять место посадки и заставить корабль совершить маневр в эту точку, внося корректировки в систему автономного управления корабля (САУ) на конечном участке посадки. Для этого надо было обеспечить космонавту не только определённый обзор из кабины ЛК для наблюдения за приближающейся лунной поверхностью, но и разработать какую-то систему для передачи зрительной информации в САУ. Надо было также установить на борт измерительную систему, которая позволила бы получить информацию о высоте и скорости перемещения ЛК относительно лунной поверхности. Эта информация была нужна не только космонавту, но и самой САУ, так как чисто инерциальные принципы не могли обеспечить управление ЛК на участке прилунения.
Существовала также проблема иллюминатора корабля, который должен был обеспечить необходимый обзор космонавту. Однако расположить его в полу кабины корабля было невозможно, потому что под ней располагался Блок Е. Поэтому при нулевой горизонтальной скорости, которую имел ЛК после отделения «Блока Д», наблюдать место посадки было невозможно. Необходимо было разработать систему разворотов и маневров корабля, обеспечивающих наблюдение на всех участках дальнейшего спуска и посадки. Таким образом, существовал клубок взаимосвязанных проблем, над решением которых пришлось мне проработать несколько лет.
Разработка системы управления комплекса Н1-Л3 была поручена фирме НИИАП (Главный конструктор Николай Алексеевич Пилюгин). Незадолго перед этим он выделился из НИИ-885 и переехал с Авиаматорной в Зюзино в специально для него построенные корпуса. До этого коллектив Н. А. Пилюгина занимался системами управления ракет. Разработкой систем управления с участием человека фирма занялась впервые. Видимо, поэтому между Н. А. Пилюгиным и С. П. Королёвым была достигнута совместная договорённость о том, что НИИ АП отвечает только за автономную систему управления (САУ), а все вопросы, связанные с вмешательством космонавтов в процесс управления кораблём системой САУ должны решаться силами ОКБ-1.
Таким образом, вопрос управления ЛК на конечном участке посадки оказался комплексным вопросом разработки двух фирм. В НИИАП всеми теоретическими вопросами по САУ руководил заместитель Николая Алексеевича Михаил Самойлович Хитрик. С ним я был немного знаком с 1962-го года, ещё до выделения фирмы НИИ АП из НИИ 885.
Конкретно дела по теоретическим вопросам управления ЛК были поручены Виктору Васильевичу Алёшину.
С нашей стороны курирование работ по системе управления было поручено отделу Виктора Павловича Легостаева. В отделе это было поручено начальнику сектора Евгению Николаевичу Токарю и начальнику группы у него Владимиру Николаевичу Бранцу. Совместная работа над решением проблем управления ЛК нас с Владимиром Николаевичем объединила. Мы пытались понять из тех отрывочных и порой противоречивых данных, которые появлялись в технической информации, как строится аналогичная система кораблей американской программы «Аполлон». В результате анализа этой информации и собственных раздумий мы пришли к единодушному мнению, что из условий полёта ЛК систему управления его целесообразно разрабатывать на базе «рассыпной» системы, состоящей из астродатчиков, датчиков угловых скоростей и быстродействующей высоконадёжной вычислительной машины. Однако, НИИАП принял однозначное решение базироваться на гироскопе с подключением к нему на динамических операциях вычислительной машины. Во многом это определялось их опытом предыдущих разработок систем управления боевыми ракетами и достигнутым в те годы нашей страной технологическим уровнем разработок в области вычислительной техники и датчиковой аппаратуры.
В порядке отступления, хочу сказать, что пройдёт много лет, и В. Н. Бранец воплотит свой замысел тех лет в разработанной им системе управления семейства кораблей «Союз» и орбитальных станций.
Ну а пока надо было заниматься разработкой всех проблем конечного участка посадки ЛК, необходимых для составления исходных данных НИИАП для разработки САУ. Трудно сейчас сказать, что из них было первичным, а что вторичным с точки зрения последовательности в работе над ними, так как одно влияло на другое. Однако, вопросы обеспечения космонавту наблюдения места посадки и способы внесения космонавтом коррекции в работу САУ для посадки в заданную точку были определяющими.
6.8.1. Как космонавту лунного корабля управлять им на конечном участке посадки на Луну?
НИИАП в начале разработки категорически отказывался воспринимать ручное управление маневром ЛК в виде непрерывной корректировки его с помощью ручки пилота, как это делает летчик строевой ручкой при управлении самолётом при полёте на автопилоте. Им хотелось, чтобы космонавт делал это в виде закладки координаты относительно текущего местонахождения ЛК. Но как это сделать?
Мне пришло в голову осуществить это с помощью бортовой телевизионной системы. Вспомнил я о своём знакомом из НИИ 885 А. С. Селиванове и позвонил ему. В составе его лаборатории была телевизионная группа, руководителем которой был В. Н. Тимохин. Мы договорились встретиться. Они приехали к нашей проходной первого производства на машине Тимохина. В «Запорожце» Тимохина и состоялась наша первая беседа по этому вопросу. Задача их заинтересовала, они уехали думать над созданием такой телевизионной аппаратуры. Через некоторое время они позвонили, и мы договорились встретиться у меня в группе. Приехали они с конкретным предложением, которое мы обсудили вместе с В. Н. Бранцем. Аппаратуру предлагалось разработать на базе только что появившегося малогабаритного видеокона ЛИ-407. Обсудили мы и многофункциональный телевизионный дисплей для информации космонавту. Затем состоялись ряд встреч с В. В. Алёшиным в НИИ АП. После взаимных проработок было составлено совместное ТЗ на эту комплексную работу.
Телевизионная система управления была создана, испытана на вертолетном имитаторе. И хотя отлетать ей в реальном полёте на ЛК не удалось, многие технические решения по ней были использованы коллективом лаборатории А. С. Селиванова в разработках телевизионных систем лунников НПО им. С. А. Лавочкина, за что Арнольд Сергеевич получил Ленинскую премию.
6.8.2. Как обеспечить систему управления лунного корабля данными о скорости перемещения корабля относительно поверхности Луны?
Из опыта работы в ОКБ-52 над крылатой ракетой П-7 я вспомнил о доплеровской аппаратуре, позволявшей определять снос ракеты от заданной трассы полёта из-за воздействия на неё ветра. Мне показалось, что её вполне можно применить для измерения величин скоростей ЛК относительно лунной поверхности.
С одним из разработчиков этой аппаратуры Виктором Александровичем Грановским я познакомился на полигоне в Капустином Яру. У меня был его телефон. К счастью, что хотя и прошло несколько лет, он оказался действующим. Я позвонил ему, и мы договорились встретиться у них на фирме.
Фирма НИИ-40 располагалась недалеко от Бородинской панорамы на Кутузовском проспекте. Он рассказал, как их найти, и я поехал туда на своей машине. Однако, попасть на фирму мне не удалось, так как она относилась к другому министерству, и по существовавшему тогда правилу надо было сначала обратиться туда за разрешением. Эта фирма была новой в кооперации как ОКБ-1, так и НИИАП. Когда версталось постановление Правительства по Н1-Л3, о проблемах конечного участка посадки ЛК никто ещё не знал.
Так что первый разговор о необходимых доплеровских измерениях состоялся с В. А. Грановским у меня в машине. Я рассказал ему, что нам надо и для чего, в каких условиях должна работать аппаратура, и в какой кооперации им придётся работать. Он пообещал переговорить с начальством, и мы расстались.
Позвонил он мне недели через две и, сказав, что начальство проявило интерес к этой работе, просил приехать. На сей раз, меня пропустили на территорию фирмы, и мы пошли к Главному конструктору системы. После разговора с ним по требованиям к аппаратуре он предложил пройти на разговор к начальнику их лётной службы Валентине Степановне Гризодубовой.
Да, это была именно та самая легендарная Сталинская лётчица, прославившаяся в 30-тых годах вместе с Мариной Расковой дальними перелётами в Сибирь на самолёте «Родина», а во время Великой отечественной войны 1941-45 годы командовавшая женским полком дальней авиации.
С волнением вошёл я в её кабинет. Мне казалось, что её заслуги перед Отечеством не менее значимы, чем космонавтов, но космонавтов было уже много, а она одна! Я увидел грузную женщину, сидящую за большим столом. На ней был черный кожаный пиджак, в руках дымившаяся сигарета.
Мы познакомились, и она предложила мне рассказать о проблемах посадки ЛК на Луну и той роли, которую мы собираемся предоставить в этом процессе космонавту. Чем больше мы обсуждали с ней эту проблему, тем больше пробуждался в ней интерес профессионального лётчика. Казалось, что она сама сопереживает процесс посадки корабля на Луну с будущим его космонавтом. Знакомство с ней принесло мне большую пользу в дальнейшей разработке конечного участка посадки ЛК.
Оказывается, в её лётном отряде было несколько вертолётов, на которых испытывалась разрабатываемая их институтом система, аналогичного нашим потребностям назначения, только для вертолётов морской авиации. Там существовала проблема пилотирования вертолёта в условиях зависания над водной поверхностью над заданной точкой на небольшой высоте. При отсутствии ориентиров на поверхности воды лётчик невольно следовал за расходящейся волной, создаваемой струёй воздуха от винтов вертолёта. По её мнению, с аналогичным явлением может встретиться космонавт ЛК при выборе места посадки на высотах, где струя от реактивного двигателя будет раздувать пыль с лунной поверхности.
Для продолжения разговора на эту тему она предложила познакомить меня с лётчиком-испытателем Юрием Александровичем Гарнаевым. Я с радостью согласился. Слово своё она сдержала. Я действительно встретился с Горнаевым, который эти опасения подтвердил.
6.8.3. Первый летающий стенд для исследования управления посадкой
В результате всех этих встреч и проработок пришли к выводу, что для отработки управления на конечном участке посадки ЛК необходимо создать летающий стенд на базе вертолёта.
Такой стенд был создан силами ЦКБЭМ (бывшим ОКБ-1), ЛИИ, НИИАП и НИИ-40 на базе вертолёта МИ-4, задняя часть кабины которого была переделана под пост управления ЛК. Полёты производились в ЛИИ над лётным полем. В эксперименте надо было с различного расстояния подлететь к овощному ящику, положенному на поле, управляя ручкой космонавта. При этом лётчик вертолёта осуществлял полёт вертолёта хвостом вперёд, пилотируя его по нуль индикатору, положение которого задавалось экспериментатором ручкой космонавта. При этом оценивались время маневра и промахи подлёта. Я сам несколько раз летал в качестве экспериментатора. Конечно, это была не полная имитация управления ЛК, однако она позволила отработать некоторые принципы сопряжения ручного управления с САУ.
6.8.4. Комплексный стенд-тренажер для отработки посадки на Луну
Для тренировки космонавтов полезно было создавать и наземный стенд, полностью имитирующий реальную обстановку при посадке на Луну. В ЛИИ работами по вертолётному имитатору руководил мой однокашник по МАИ Л. М. Берестов. Он рассказал мне, что подобный стенд для тренировки лётчиков посадке на самолёте «Антей» разработал и создал Киевский институт инженеров гражданской авиации. Он предположил, что сведениями по этим работам может владеть другой наш однокашник по МАИ Виктор Шаталов, который работал на фирме у О. А. Антонова ведущим конструктором по испытаниям самолета «Антей». Я позвонил Виктору в Киев, он подтвердил эту информацию и пообещал предварительно переговорить с руководителем этих работ. Через некоторое время он позвонил мне и сказал, что нас по этому вопросу могут принять и показать стенд.
Поехали мы туда вчетвером с В. Н. Бранцем, А. Ф. Леваковым и С. А. Савченко. Нам всё показали и дали согласие на разработку стенда для наших целей. Составляли ТЗ и исходные данные на эти работы, для согласования которых несколько раз ездили в Киев. Стенд такой был создан на нашем предприятии, руководил работами по нему Л. Мезинов.
Для отработки перемещения космонавта по поверхности Луны и отработки входа-выхода из ЛК в условиях лунной тяжести был создан стенд «Селена».
Большинство вопросов по стендовой базе для отработки ЛК и тренировки экипажа были обозначены ещё при жизни Сергея Павловича Королёва. Он уделял этим вопросам большое внимание. 6-го января 1966 г. перед тем, как лечь на операцию, он подписал предварительный документ по этим вопросам.
В дальнейшем эти вопросы уточнялись и детализировались. Был разработан документ, который назывался «План и средства наземной отработки вопросов конечного участка посадки ЛК», утверждённый Правительством. Этот план предусматривал полный комплекс наземных стендов, необходимых как для тренировки космонавтов, так и для отработки отдельных систем и ЛК в целом применительно к вопросам его посадки на Луну. В состав этих средств входили:
Наземный телевизионный стенд-тренажёр для проверки и отработки ручной системы посадки. Одновременно, он являлся дополнительным средством для исследования в наземных условиях способности человека к ориентировке в процессе посадки на Луну.
Вертолётный имитатор для отработки вопросов посадки ЛК на участке окончательного выбора космонавтом места посадки, точного и прецизионного маневра в условиях приземной лётной отработки. Имитатор позволял обеспечить горизонтальную скорость 10–15 м\с и вертикальную до 3 м\с, а на режимах авторотации до 20 м\с.
Первый этап вертолетного имитатора с неподвижной кабиной и директорным управлением был создан еще до выхода Постановления в 1965 г., я об этом уже рассказывал.
Второй этап, предусматривавший подвижную кабину и управление с помощью автопилота, предусматривалось создать к концу 1966 г. Имитатор должен был позволить исследовать возможность лётчика пользоваться ручным управлением кораблём при различных законах управления, отработку в лётных условиях телевизионной системы посадки, доплеровского измерителя высоты и скорости, отработки методики ориентировки лётчика при посадке в условиях обзора из кабины. Предназначался он также для лётной тренировки космонавтов на первом этапе.
Турболётный имитатор предназначался для отработки в лётных условиях методики и техники пилотирования ЛК и предпосадочного маневра при выбранных законах управления, исследования в лётных условиях штатной системы управления ЛК. Одновременно с этим он предназначался для отработки средств наблюдения из кабины при посадке и оценки достаточности обзора из кабины, проверки посадки с натурным посадочным устройством и проведение лётной тренировки космонавтов ЛК. Стенд должен был позволить полёты на высотах до 2000 м. со скоростями до 30 м\с., создать его предполагалось во второй половине 1967 г.
Вертолётный кран МИ-10 с подвеской натурного ЛК на кабель-тросе длиной 200–300 м. должен был обеспечить маневрирование ЛК с вертикальной скоростью до 10 м\с и горизонтальной скоростью до 30 м\с.
Специальный стенд-турболёт с установкой натурного ЛК, который должен был позволить осуществить отработку натурного ЛК с наиболее полной имитацией режима посадки. Стенд должен был летать на высотах до 1,5 км. с горизонтальной скоростью до 30 м\с и обеспечивать скорость снижения до 20 м\с.
Под Ташкентом было выбрано место под оборудование лунного полигона и создан филиал КБОМ Главного конструктора В. П. Бармина. На этом полигоне должен быть построен стенд-эстакада для отработки посадки натурного ЛК на малых высотах с обеспечением реальной нагрузки в условиях лунной гравитации. Стенд должен был представлять собой эстакаду ферменной конструкции высотой 100 м, длиной 200 м. и шириной 50 м.
Вот что предстояло создать и отработать только для вопросов конечного участка посадки ЛК на Луну. Я достаточно подробно остановился на этом, поскольку в те годы это было результатом моей работы по конечному участку посадки лунного корабля, «закоперщиком» которой являлся я.
Конечный участок посадки ЛК был лишь частью общей программы полёта, которую мне предстояло разрабатывать. Пожалуй, к этой задаче я был наиболее подготовлен предшествующими работами со спутниками «Зенит-2» и «Электрон». Для разработки программы полёта необходимы знания баллистики и небесной механики, а также знания возможностей бортовых систем кораблей и наземного командно-измерительного комплекса. Безусловно, программа полёта комплекса Л3 была сложнее программы полёта одиночных беспилотных космических аппаратов, какими были «Зенит» и «Электрон».
Сложность связана не только с наличием на борту ЛОК и ЛК космонавтов, но и сложностью программы межпланетных перелётов, а также необходимостью одновременного управления кораблями ЛОК и ЛК в процессе осуществления посадки ЛК на Луну и последующим обеспечением стыковки ЛОК с ЛК на лунной орбите после взлёта ЛК с поверхности Луны. Задача осложнялась ещё и необходимостью при её разработке учитывать возможные аварийные ситуации, которые могли возникнуть в процессе всей лунной экспедиции.
Надёжность и безопасность экспедиции всегда связаны с весовыми возможностями комплекса, а именно этих-то возможностей в комплексе Н1-Л3 было крайне мало. Вопрос стоял так остро, что В. П. Мишин после смерти Сергея Павловича был вынужден создать специальную комиссию по рассмотрению программы полёта экспедиции с точки зрения аварийных ситуаций. Руководителем комиссии был назначен Г. Н. Дектяренко, а его заместителями я и Борис Супрун. Вместе со смежными организациями комиссия подробно рассмотрела программу полёта с точки зрения обеспечения безопасности экипажа при возникновении различных аварийных ситуаций с комплексом Л3. В результате был выпущен большой отчёт с рекомендациями по этому вопросу.
Особенно интересно мне было работать с разработчиками бортовой аппаратуры. Не могу не вспомнить добрым словом в связи с этим создателей бортовой аппаратуры автономной системы управления из НИИАП Михаила Самойловича Хитрика – заместителя главного конструктора, Виктора Васильевича Алёшина, работавших у М. С. Хитрика, Анатолия Васильевича Скрипицына – руководителя отделения, начальника отдела этого отделения Леонида Борисовича Мазина. Создателей связной, телеметрической, телевизионной аппаратуры и наземного комплекса приёма и обработки информации из РНИИ КП Михаила Сергеевича Рязанского, Богуславского, Арнольда Сергеевича Селиванова, Евгения Николаевича Галина, Владимипа Владимировича Храмова, Виктора Исаевича Фридлянда и многих других, работать с которыми было и интересно и продуктивно.
По институтскому образованию я инженер по самолётостроению, как записано у меня в дипломе. То есть я инженер-механик. Вопросы систем управления и радиосистем самолёта нам преподавали чисто обзорно. А уж применительно к ракетно-космическим системам эти вопросы вообще первоначально мне были неведомы. Знание о них, хотя бы на уровне их понимания, взаимовлияния одной на другую, для создания проекта космического аппарата было крайне необходимо. Поэтому не жалею тех лет, когда занимался комплексом бортовых систем ЛК.
Помогли мне в этом вопросе и знания, полученные от Кости Иванова в процессе монтажа и отладки вычислительной машины в бытность работы в Дубне. Пришлось подробно разобраться с принципами работы систем и их составом, принципами обеспечения надёжности их работы. Разработка и согласование технических заданий на каждую систему, обеспечивающих ее согласованную работу в составе бортового комплекса, дали понимание о необходимом составе бортовых систем для получения требуемых характеристик космического аппарата в целом.
Видимо, внешне это выглядело вполне профессионально. Однажды меня попросил отремонтировать телевизор Иван Савельевич Прудников. Я ему ответил, что хотя свой телевизор ремонтирую сам, но делаю это как любитель, со сложной неисправностью могу и не справиться. Он страшно удивился, что я не имею ни приборного, ни радиотехнического образования. Мне же это польстило, – значит, в своих делах я выглядел на уровне.
6.9. Смерть Сергея Павловича Королева
О смерти Сергея Павловича я узнал одним из первых, ещё до официального извещения и до прихода на работу. Дело в том, что в одном подъезде со мной жил начальник милиции Калининграда Юрий Степанович Меньшиков. Наши дети были примерно одного возраста, и мы были хорошо знакомы как соседи. Он, так же, как и я, перевёлся из Дубны, где работал заместителем начальника милиции.
Пригласив меня к себе в квартиру, он сказал, что ему только что позвонили о смерти Сергея Павловича во время операции.
На меня это сообщение произвело примерно такое же впечатление, как известие о смерти И. В. Сталина. Казалось, что без Королева все наши дела остановятся, и фирма рухнет.
На следующий день Б. Е. Черток в кабинете К. Д. Бушуева рассказал о той неподготовленной и авантюрной операции, в результате которой Сергей Павлович умер на операционном столе. Нет оправдания ни ее исполнителям, ни Правительству СССР, допустившим такую халатность в отношении Сергея Павловича Королева
Жизнь показала, что ни один коллектив не пережил бесследно уход или смерть своего лидера. Конечно, незаменимых людей не бывает, но замена лидера всегда приносит качественное изменение в жизни коллектива, неизбежно отражающееся на результативности работы.
Любой человек – это природная индивидуальность, как в части интеллекта, интуиции, мировоззрения и целеустремлённости, способности к анализу складывающейся ситуации и выбора пути дальнейшего движения, так и в способности увлечь и сплотить вокруг себя людей ради успехов общего дела. Благоприятное сочетание этих качеств и рождает лидера коллектива. Но, к сожалению, лидеров нетак уж много, и они, как правило, в одном коллективе не уживаются.
Разумный «старший» лидер, завидев такие качества среди своих соратников, старается или дать им самостоятельную работу над определённым проектом в недрах своего коллектива, не мешая им самостоятельно работать, или предлагает им возглавить самостоятельный коллектив, если это позволяет расширить общий объём работ.
Неразумный руководитель (я не осмелюсь назвать его лидером) начинает устраивать склоки среди соратников для сохранения своего лидерства. Заканчиваются эти склоки, как правило, потерей здоровья из-за нервотрёпки и разочарованием у ближайших соратников. Некоторые из них предпочитают перейти в другой коллектив.
Сергей Павлович принадлежал к первой категории лидеров. Достаточно вспомнить имена таких конструкторов ракетно-космической техники как М. К. Янгель, В. П. Макеев, Д. И. Козлов, М. Ф. Решетнёв, бывших сотрудников ОКБ-1 и соратников Сергея Павловича, возглавивших свои коллективы не без его помощи.
Смерть Сергея Павловича была неожиданна. Сразу образовался вакуум в руководстве лунной программой, как в ОКБ-1, так и в отрасли в целом. К сожалению, достаточно полноценной замены он себе не оставил.
Безусловно, был у него первый заместитель Василий Павлович Мишин, однако полным объёмом знаний, необходимых Главному конструктору ракетно-космической системы он не обладал. Василий Павлович был чистым ракетчиком, слабо представлявшим вопросы разработки космических кораблей и аппаратов.
У Сергея Павловича был ещё один заместитель – Константин Давыдович Бушуев, который, на мой сегодняшний взгляд, был более подготовлен к роли Главного конструктора по уровню своих знаний. В прошлом он возглавлял у Сергея Павловича проектный отдел по разработке ракет. Поэтому он знал, как космические, так и ракетные вопросы.
Сергей Павлович на себе замыкал все вопросы по ракетно-космическому комплексу, возможно специально не создавая себе комплексного заместителя. Сейчас об этом можно только гадать.
В начале семидесятых годов в личной, доверительной беседе с Константином Давыдовичем я коснулся этой темы. Ответ его был примерно таков. После смерти Королева, Василий Павлович автоматически был назначен исполняющим обязанности Главного конструктора, так как был его первым заместителем. Однако, перед утверждением его Главным конструктором, Василия Павловича попросили согласовать этот вопрос с остальными заместителями Сергея Павловича. И такое совещание состоялось. Василий Павлович пообещал организовать дружную совместную работу, не ущемляя интересы каждого. Согласие было достигнуто. Однако, по мнению К. Д. Бушуева, дружной работы не получилось.
Сергей Павлович, создав для военной цели межконтинентальную баллистическую ракету Р7, в период, когда денег на ее создание не жалели, сумел на базе ее модернизации и разработки многообразия космических кораблей и аппаратов решить множество задач, прославивших советскую космонавтику.
Осуществить «впервые в Мире» – было лозунгом его устремления в этих делах. Он первым запустил искусственный спутник Земли, первым запустил Человека в космос и первым позволил ему выйти в открытое космическое пространство, первым запустил женщину-космонавта, первым осуществил полет автоматических аппаратов к Луне, сфотографировавших ее обратную сторону.
Но возможности ракеты Р7 были исчерпаны. Попытка Сергея Павловича решить проблему облета Луны человеком с помощью многопусковой схемы экспедиции на ракете Р7 не увенчалась успехом. Она была сложна и многодельная, а с точки зрения посадки Человека на Луну – тупиковая. По этой причине в 1964 году тема была закрыта.
Появились новые масштабные задачи, которые к этому времени развернули конкуренты, требовавшие создания нового мощного носителя. Прежде всего, это задача «первыми в Мире» осуществления посадки на Луну человека, решение которой было объявлено Президентом Соединенных Штатов Америки национальной задачей.
Выигранная Сергеем Павловичем длительная позиционная «война» с В. Н. Челомеем за право создания тяжелого носителя, завершилась фактически только в 1964 году с отставанием от создания американской ракеты «Сатурн» в пять лет.
Ракета Н-1, завязанная Сергеем Павловичем под другие цели, не обеспечивала нужной грузоподъемности, чтобы разработать проект Лунной экспедиции, способной конкурировать с американским проектом «Аполлон». Экономические возможности СССР для выполнения столь масштабного проекта были несоизмеримы с экономическими возможностями США. Задача «обогнать США» в этом проекте, которая ставилась перед Сергеем Павловичем, была задачей невыполнимой.
Останься Сергей Павлович жить, то в попытке решить эту невыполнимую задачу он постепенно нивелировал бы все свои предыдущие заслуги.
У меня порой возникает мысль, когда вспоминаю события тех лет, что Сергей Павлович, как бы предчувствуя свою скорую смерть, старался достичь максимального результата от использования ракеты Р7. Из жизни он ушёл на пике славы, открытый всему миру лишь после смерти.
В 1969 г. я, по случаю, оказался в г. Самарканде. При осмотре мавзолея Тимура, на окладе двери из чёрного дерева на входе в мавзолей, я прочитал: «Истинно счастлив тот, кто покинул сей Мир раньше, чем Мир покинул его». Над этими мудрыми словами стоило задуматься. Они не раз приходили мне в голову в разных жизненных ситуациях.