Глава 3. Институтские годы
3.1. Поступление в институт
Сразу после выпускного вечера заторопились с отъездом в Москву. Казалось, что каждый день промедления снижает шанс поступления в институт. Сейчас я об этом вспоминаю с улыбкой, а тогда это воспринималось очень серьёзно. Началось всё, по сегодняшним меркам с ерунды, где взять чемодан? У нас сохранился чемодан, с которым мама ездила до войны со мной в Киев. У Альбины в семье такой «роскоши» не было. У кого-то из её родственников был найден большой красный фанерный чемодан с висячим замком. С ним она и поехала в столицу.
С большим трудом удалось достать билеты на проходящий поезд в общий вагон. Вагон был старый двухосный, поезд до Москвы тащился больше суток, часто подолгу ожидая на полустанках встречный поезд. Северная железная дорога в те времена большей частью была однопутной. Наконец поезд дотащился до Ярославского вокзала Москвы.
В Москве я был шестилетним ребенком проездом, когда мы с мамой ездили в Киев. Воспоминания остались в основном только о метро. Альбина была в Москве впервые. У нас был адрес дяди Володи Бессонова, у которого мы могли на первое время, пока не устроимся в общежитие, остановиться. Так договорились мы с ним во время его приезда в Котельнич на похороны его матери (бабушки Толика), умершей во время наших выпускных экзаменов. Жил он на улице Зои и Александра Космодемьянских, совсем недалеко от МАИ. К нему со своими чемоданами мы и поехали.
Ехать надо было на метро до Сокола, дальше на трамвае. Когда мы приехали, было в районе обеда рабочего дня. Дядя Володя был на работе, дома была его жена тётя Оля и их две маленькие дочери. Жили они в небольшой комнате коммунальной квартиры, которая располагалась на втором этаже двухэтажного барака.
Мы поняли, что дядя Володя свою жену предупредил о моём возможном появлении, но она никак не ожидала, что я появлюсь в обществе девушки. Самый большой для неё вопрос был, как нас разместить спать. Лечь нам можно было только на полу, на небольшом свободном пятачке, и естественно только рядом, «а что по этому вопросу скажут её девочки»? Этот вопрос волновал её больше всего. Старшей девочке Тане было около шести лет, я думаю, этот вопрос её волновал меньше всего. Мы понимали, что задерживаться можно было здесь максимум на одну ночь, завтра же нам необходимо переехать в общежитие. Что на следующий день мы и сделали.
На следующее утро, к открытию приёмной комиссии, мы поехали в МАИ. В приемной комиссии нашим аттестатам здорово удивились. В их практике ещё не было, чтобы абитуриенты предъявляли обычный аттестат с оценками медалистов. Однако после нашего разъяснения согласились принять документы на общих основаниях для участия в конкурсе.
Не могу не вспомнить с большой благодарностью секретарей приемной комиссии от самолетостроительного факультета Екатерину Петровну и Лиду. Екатерина Петровна была преподавателем кафедры технологии самолетостроения, а Лида аспиранткой. Я не знаю, чем я им понравился, но в моей судьбе они, особенно Екатерина Петровна, сыграли большую роль. Ниже я об этом расскажу.
Дней за десять до начала конкурсных экзаменов мы получили из дома известие, что Альбине утвердили золотую медаль, а мне в серебряной отказали. Альбина прошла собеседование, была зачислена студенткой на самолетостроительный факультет и уехала в Котельнич за вещами к предстоящей учебе. Я остался готовиться, а затем сдавать конкурсные экзамены. Сдал я их без троек. Из шести экзаменов у меня было четыре четверки и две пятерки. Для выпускника провинциальной школы это было очень даже хорошо.
Почти все ребята, жившие со мной в общежитии, или «вылетели» после математики и физики, или сдали экзамены существенно хуже меня. Москвичи, с которыми я познакомился, сдавали тоже хуже. Поэтому я был полностью уверен, что поступил.
Не понял я тогда необычное поведение секретарей приёмной комиссии при сдаче мной экзаменационного листа, мне показалось, что они что-то хотят мне сказать, но в данных обстоятельствах не могут. Однако, значения этому не придал, да и ждать не хотелось, так как народу в приёмной комиссии было много, а меня ожидал мой школьный приятель Виктор Лесных, с которым мы должны были поехать гулять по городу.
Каково же было мое удивление, когда, придя после выходного дня, я не нашел себя в списке зачисленных. Секретари комиссии самолетостроительного факультета сказали мне, что мои документы в конкурсе не участвовали, поскольку они их изъяли. Оказалось, что была простая, но неизвестная мне, причина – конкурса было два. Один – среди москвичей или других абитуриентов, не нуждающихся в общежитии. Второй – среди иногородних абитуриентов, нуждающихся в общежитии. Мест в общежитии было очень мало, их практически все заняли медалисты.
Екатерина Петровна договорилась с деканом самолетостроительного факультета С. В. Елисеевым о том, что он меня примет, так как экзамены я сдал хорошо и был авиамоделистом. Но для этого я должен отказаться от общежития и представить справку из домоуправления, что могу быть временно прописан на время учебы в институте. Справку такую я за пол-литровую мзду получил у одного из начальников ЖЭК на Красной Пресне. С. В. Елисеев на несколько дней уехал в командировку. Пока он ездил, его резерв был в принудительном порядке изъят для абитуриентов из числа национальных меньшинств и жителей отдалённых районов, которые тогда пользовались льготами.
Вернулась из Котельнича Альбина и стала сопереживать моё положение. Дни летели молниеносно. Если раньше в приёмной комиссии сидело много вербовщиков в другие ВУЗы, то теперь приёмная опустела. Секретари приёмной комиссии, понимая обстановку, дали мне на всякий случай копию экзаменационного листа и предложили поехать в Министерство высшего образования и попытаться там выяснить обстановку с приёмом в другие институты.
Министерство располагалось тогда на Трубной площади. Когда мы с Альбиной и Виктором Лесных туда приехали, то увидели большой плакат, извещавший, что «на сегодняшний день все ВУЗы Советского Союза укомплектованы». Мы стояли полностью подавленные. Для меня, да во многом и нас обоих это был крах. Альбина будет учиться в МАИ, хотя ей было безразлично, где учиться, лишь бы я был рядом, а я, как говорят не солоно хлебавши, возвращаюсь в Котельнич. Что будет через год, одному Богу известно.
Стремительно заканчивался август, домой я никаких вестей не подавал. На календаре 29 августа, а я еще не студент и не ясно буду ли им. Спасение пришло из Одесского мукомольного института. Там был недобор, и 20 мест отдали в МАИ для экономического факультета. На эти места образовался нелегальный конкурс из детей привилегированных родителей. Вернее, конкурс родителей с детьми.
Меня продвигали секретари приемной комиссии и декан самолетостроительного факультета С. В. Елисеев. Именно благодаря их заботам я попал в список на собеседование с руководством экономического факультета. Окончательно вопрос приёма должен был решиться на комиссии у Директора института вечером этого дня.
Когда я зашёл в комнату для собеседования, то увидел знакомого мне человека. Случай свёл нас с ним в столовой, которая располагалась в сером доме напротив пятого корпуса института. Мы с Альбиной оказались с ним за одним столом. Перед нами сидел кудрявый молодой человек, нам показалось, что он студент старших курсов института. Мы разговорились. Когда он узнал, что мы абитуриенты и собираемся поступать на самолётный факультет, он стал нас отговаривать от этого. По его мнению, после окончания этого факультета, нас будет ждать серая жизнь за кульманом в КБ, без всякой перспективы продвижения по службе, ибо таких, как мы уже пруд пруди, а количество выпускников этой специальности все увеличивается.
Другое дело закончить экономический факультет института, в котором готовят дефицитных специалистов, будущих организаторов производства. Особая перспектива ожидает парней. После этого изречения он с любопытством посмотрел на меня, видимо ожидая моей реакции. Реагировал я достаточно бурно, заявив, что поступаю в институт, чтобы научиться строить самолёты, а бухгалтерское дело меня не интересует. На этом, пообедав, мы и расстались.
Поэтому можно представить моё удивление, когда, зайдя в комнату, за столом увидел именно его. Он тоже узнал меня, улыбнулся, и, довольно ехидно сказал, что моё отношение к экономической специальности он выяснил тогда в столовой. Дальше он, сам того не понимая, что вселяет в меня уверенность на все соглашаться, стал рассказывать мне, что максимум через год после поступления на экономический факультет, я буду пытаться перейти на самолётный факультет.
Я тут же сообразил, что значит это возможно. Это придало мне удвоенные силы убеждения, что я осмыслил тогда его слова, и буду учиться на экономическом факультете. Обрисовал ему семейное положение, и, к моему удивлению, получил его согласие оставить меня в конкурсном списке. Он предупредил мня, что в случае попыток перейти на самолётный факультет, я буду отчислен из института. Мой случайный знакомый оказался заместителем декана экономического факультета Карташовым.
Вернувшись с собеседования, я обо всём рассказал Екатерине Петровне, она порадовалась за меня, и сказала, что С. В. Елисеев пообещал попросить за меня перед конкурсной комиссией.
Вечером состоялась конкурсная комиссия, мне выписали разовый пропуск на территорию института, я пришёл к приёмной директора и стал ждать. Ждали там абитуриенты, в основном, с родителями. Я заметил, что Елисеев действительно заходил на заседание комиссии. Наконец подошла моя очередь. Я зашёл в кабинет, в котором было много народа. Из всех я знал только Карташова.
К моему удивлению директором института мне был задан вопрос, по какому вопросу я пришёл? Я сказал, что по вопросу поступления в институт. Директор ответил, что, к сожалению, свободных мест нет, взял карандаш с намерением вычеркнул меня из списка. Перед этим он спросил, как моя фамилия. Когда же я назвал её, настроение его резко переменилось. Он улыбнулся и сказал присутствующим, что это за меня приходил просить С. В. Елисеев и у него есть мнение поддержать его ходатайство о приёме меня в институт. Карташов, выступив в поддержку мнения директора, сказал, однако, что на самолётный факультет он меня не отпустит. 31 августа вечером я был зачислен на экономический факультет МАИ. Главная задача – поступление в авиационный институт – была решена.
3.2. Учёба в МАИ
Поступить-то я поступил, но надо было где-то и жить. Не ночевать же на вокзале все время, как мне пришлось несколько ночей. Такая же проблема стояла перед двумя моими одноклассниками Геннадием Вохмяниным и Борисом Моргуновым, поступившими в МГУ без общежития. Им удалось снять летнюю веранду в частном доме в Сокольниках, куда они меня и пригласили. Пока было тепло, мы там кое-как ночевали. С наступлением холодов жить там стало невозможно. Через знакомого старшекурсника мне удалось снять койку в частном доме в Коптевском переулке, прямо рядом с МАИ.
Не радовала меня и учёба на экономическом факультете. В моем понимании тех лет, это было что-то вроде высших бухгалтерских курсов. Но деваться было некуда, надо было учиться.
На первых же лекциях мои подозрения о неприемлемости этой профессии для меня подтвердились, поскольку программа учебы существенно отличалась от самолетного факультета, на котором училась Альбина. Мне стало ясно, что, чем дольше буду я тянуть с переводом на самолетный факультет, тем больше мне придется пересдавать или заново сдавать экзаменов. На фоне большой загрузки учебной программой это было сделать непросто.
Присматриваясь к составу студентов курса, большинство из которых были девушки, я заметил двоих, явно старше меня, студентов в армейских гимнастерках. Это были Виктор Свергун и Олег Самойлович. При знакомстве с ними оказалось, что они участники войны и демобилизовались из армии после 8 лет службы. Попали они на экономический факультет по той же причине, что и я.
Между нами наладились тесные дружеские отношения, которые укреплялись решением общей задачи – перейти любыми путями на самолетный факультет. Их положение было проще, – они имели льготы, как бывшие военнослужащие-участники войны. Я не только не имел никакой зацепки, но ещё был связан обязательствами – учиться только на экономическом факультете.
Настроение у меня было скверное, я был готов после окончания первого курса снова поступать в институт на самолётный факультет. О своих раздумьях я написал письмо в Котельнич нашему бывшему классному руководителю Галине Павловне Карловой. В ответ я получил короткое письмо с ее видением проблемы, а директор МАИ М. Н. Шульженко получил от нее большое, на 8-ми страницах, письмо, в котором подробно были расписаны мои авиамодельные увлечения и стремление учиться самолетостроению, из-за которого я и поступал в МАИ. На М. Н. Шульженко письмо произвело, видимо, большое впечатление, так как он наложил резолюцию «перевести по результатам зимней сессии». При такой резолюции вопрос перехода зависел теперь только от меня. Зимнюю сессию я сдал на отлично по всем дисциплинам. И, уже находясь на зимних каникулах в г. Котельниче, получил от Екатерины Петровны телеграмму с уведомлением о переводе меня на самолетостроительный факультет с повышенной стипендией.
Мои друзья Виктор и Олег после зимней сессии тоже перешли на самолетостроительный факультет. Учились мы, правда, в разных группах, но дружеские отношения поддерживали не только в институте, но и после его окончания. У всех у нас были дипломы с отличием. Виктор Свергун после окончания института распределился в Летно-исследовательский институт в г. Жуковский и проработал там до выхода на пенсию, став доктором технических наук. Олег Самойлович к окончанию института имел московскую прописку, как как был уже женат на москвичке, распределился в КБ Сухого. Очень активно там работал, был первым заместителем Генерального конструктора, за свои работы получил Ленинскую премию, однако после смерти П. О. Сухого не сработался с новым Генеральным и ушёл из КБ. Увлёкся автоматизацией проектных работ, работал зав. кафедрой проектирования самолетостроительного факультета МАИ, доктор технических наук, профессор. Оба они уже умерли.
3.3. Самолётный факультет
С переходом на самолётный факультет настроение моё заметно улучшилось. Появились новые заботы по необходимости сдать в течение месяца два экзамена и практическую работу по слесарным мастерским (разницу программ экономического и самолётного факультетов). Поскольку конспекты у Альбины были – подготовиться и сдать два экзамена не представляло большого труда. Сложнее дело обстояло со сдачей зачёта по слесарным мастерским. Для этого необходимо было пройти полный курс обучения в течение семестра и сдать после этого зачёт с оценкой.
Я посчитал, что обучение слесарному ремеслу я прошёл в авиамодельном кружке, и упросил поставить мне зачёт по результату контрольной работы. Мне предложили за два с половиной часа изготовить кронциркуль. С заданием я справился успешно и получил зачёт с оценкой отлично. С долгами учебной программы от перехода было покончено. Я стал полноценным студентом самолётного факультета. Зачислился в ту же группу, в которой училась Альбина.
Осталось решить последнюю проблему поступления – получить общежитие. Решить её мне опять помогла Екатерина Петровна. Она была депутатом районного совета народных депутатов, что давало формальный предлог мне обратиться к ней за помощью, а ей помогать мне. Я написал заявление на имя заместителя директора института по хозяйственно – бытовым вопросам Закурдаеву с просьбой изыскать возможность предоставить мне общежитие, а Екатерина Петровна добилась, чтобы он нас принял. К этому визиту мне пришлось хорошо подготовиться, так как я понимал, что при рассмотрении заявления он будет ссылаться на мою расписку об отказе от общежития при поступлении в институт. Так оно и произошло. Как только он стал упрекать меня в обмане, я раскрыл «Правила для поступления в МАИ» и показал раздел, в котором было написано, что всем иногородним, успешно сдавшим вступительные экзамены, предоставляется общежитие. Экзамены я сдал успешно, а конкурс не прошёл по той причине, что администрация института без официального уведомления практически устроила два независимых конкурса: для нуждающихся и не нуждающихся в общежитии. Если бы я знал об этом заранее, то поехал бы поступать в Казанский авиационный институт. Поскольку мы с мамой живём вдвоём и у неё плохое здоровье, то мне надо как можно скорее встать на ноги. А потому поступить мне надо было обязательно именно в этом году. Сначала обманули меня, а уж потом обманул я. По материальным соображениям жить без общежития я не могу. Заступилась за меня и Екатерина Петровна.
Общежитие я получил, на первое время в Гучково (ныне Дедовск) на так называемой «даче». Это были комнаты в частных домах, которые хозяева сдавали на зиму институту под общежития. Добираться туда надо было на электричке от платформы «Ленинградская» до платформы «Гучково». Поскольку приходилось подолгу засиживаться в чертёжке или библиотеке института для приготовления различного рода заданий или проектов, то возвращаться приходилось довольно поздно. В одно из таких возвращений осенью 1953 г. (это было после «великой амнистии» в связи со смертью Сталина) меня чуть было не убили на платформе Ленинградская.
Не лучше сложилось с проживанием у Виктора Свергуна. Первый курс он перебивался временными ночлегами у разных знакомых. После того, когда я получил общежитие в Гучково, он стал ездить ко мне, и мы спали на одной кровати. Спаньем этот процесс было назвать трудно, так как кровать была односпальная с вытянутой сеткой, поэтому кто-то из нас постоянно проваливался на средину кровати. Наконец это нам надоело, и Виктор договорился со своим землячком-дипломником самолетного факультета Володей, что мы будем спать у них в комнате общежития на полу.
Комната была маленькой, жило в ней четверо. Мне мама прислала из дома перовую перину, подушку и одеяло. На этом мы и спали. Среди наших хозяев были два Володи, поэтому, чтобы не путаться, одного звали Большой другого Петя. Одним из них был Володя Воршев, который после окончания института попал в Подлипки в ОКБ-1 к С. П. Королеву и стал одним из ведущих специалистов по телеметрии. Там мы с ним и встретились снова, когда я пришел туда работать в 1961 году. Нормальное общежитие мы с Виктором получили только на третьем курсе, и стали жить в одной комнате.
Не очень хорошие условия проживания были и у тех, кому посчастливилось получить общежитие на первом курсе в Москве. Первый курс практически всех факультетов поселили в пятом учебном корпусе в так называемых «гвардейках». Это были аудитории, в которых размещалось по пятьдесят человек. Свет там не выключался всю ночь. Кто-то спал, а кто-то занимался. От ночлега на вокзале отличие было в том, что спать можно было на кровати. Мальчишки и девчонки жили на разных этажах. Альбине пришлось весь первый курс прожить в такой обстановке.
Конечно, МАИ имел большой студенческий городок с достаточным количеством мест, расположенный рядом с институтом. Он был построен в середине 30-х годов вместе с самим институтом МАИ, и каждый факультет в нём имел свой корпус. Однако, в комнатах студенческих общежитий проживало много семей, не имеющих никакого отношения к институту, заселившихся туда во время войны, когда институт был в эвакуации. Выселить их без предоставления другой жилплощади не имели права, а другой площади тогда ещё не построили.
Так, практически через год, завершился по полной программе процесс моего поступления в МАИ на самолётостроительный факультет с общежитием. Дорого обошлась мне досадная история со словом параллелепипед, как правильно писать которое я сомневаюсь до сих пор.
3.4. Годы учёбы в институте
О студенческих годах все вспоминают, как о самых ярких и интересных годах своей жизни. Это уже не школа, но ещё и не работа. Многие уже оторваны от дома и учатся жить самостоятельно на те деньги, которые имеются в их распоряжении.
Проживание в студенческом общежитии тоже накладывает свой отпечаток на формирование личности, приучая к большей самостоятельности и, по-моему, навсегда отбивает желание жить в общежитии в дальнейшем. Этим иногородние студенты принципиально отличаются от местных студентов, которые продолжают жить дома с родителями.
С точки зрения учебного процесса тоже большие отличия от школы, так как не надо каждый день готовиться к занятиям. Отчитываться за полученные знания требуется всего «два раза в год». Ну а в промежутках между сессиями степень «весёлости» каждого зависит от отношения к учёбе. Успехи зависят во многом и от наличия собственных конспектов лекций, индивидуальных способностей и целеустремлённости. По разным причинам поступают в институт: кто за получением диплома, а кто за получением знаний по выбранной профессии.
Всё это, конечно, пришлось пережить и мне в те годы, даже вернее не мне, а нам с Альбиной, так как переживали мы их вместе. Все эти годы у нас был общий бюджет, и мы научились в него укладываться. Для того, чтобы в условиях ограниченного бюджета не только прилично питаться, но и что-то выкраивать для других нужд, начиная с третьего курса, была создана «коммуна». Альбина жила в трёхместной комнате с Кирой Кожевниковой и Руфой Козьяковой. Трое девчат, и я объединились в коммуну по совместному питанию. Я у них занимался заготовкой продуктов, а они по очереди, каждая по неделе, готовили и мыли посуду. С каждой из них в начале недели я ездил за продуктами. Привычка по покупке продуктов для дома сохранилась у меня и по сей день. Такое питание не только было дешевле и вкусней, чем в столовой, но и сохранило наши желудки.
Группа, в которой мы учились, была очень дружной. Не мало этому способствовало совместное празднование знаменательных дат. В общежитии собраться было невозможно, в кафе – дорого. Единственной возможностью собраться всем вместе по таким поводам был дом нашей однокурсницы Ирмы Хазбиевич. Родители Ирмы работали в авиационной промышленности и имели приличную по тем временам квартиру на Новослободской улице около Савёловского вокзала. Кроме того, они только что построили дачу недалеко от станции Луговая по Савёловской железной дороге. В зависимости от времени года и того, где находились родители Ирмы, мы праздновали или в Москве, или на даче. На все студенческие годы дом Ирмы был для нас своеобразным приютом, щедро дарившим нам частицу домашнего уюта и душевного тепла. Прошли уже более пяти десятков лет после окончания института, но по-прежнему при встречах группы мы чаще всего отмечаем это событие именно в этом доме. Теперь это дом семьи друзей из нашей группы – Ирмы Хазбиевич и Толи Добролюбова, поженившихся после окончания института. К великому сожалению, Толи уже не стало на этом свете. С Ирмой мы часто перезваниваемся.
Что касается учёбы, то для нас учиться только на отлично было делом принципа. Мы всё делали для этого, отказывая себе во многом другом. Как правило, мы никогда не пропускали лекции и практические занятия. Каждый из нас писал свой конспект лекций. Это позволяло нам при совместной подготовке к экзаменам более полно воспроизводить материал лекций. За нашими конспектами лекций всегда гонялись нерадивые студенты. Нам много помогали не только взаимная любовь, но и то, что мы были земляками, и родители наши жили в одном городе. Желание подольше быть в Котельниче привело нас к идее досрочной сдачи экзаменов в сессиях, что расширяло продолжительность каникул.
Так что студенческие годы пошли для меня не совсем стандартно. Это были годы, за которые я получил не только знания по обще инженерным дисциплинам, явившимся базой для развития общей эрудиции, но и основательно подготовился к будущей практической деятельности.
На всю жизнь запомнились события, связанные со смертью в марте 1953 года И. В. Сталина. Все беззаветно верили в него. Казалось, что с его смертью жизнь страны остановится. Похороны Вождя вылились во всеобщее желание обязательно проститься с ним. Люди ехали со всей страны, чтобы попасть на прощание в Колонный зал. Стремление попасть в Колонный зал привело к колоссальной давке на улицах, для многих закончившейся плачевно. Мне удалось избежать участия в этой давке из-за болезни, все эти дни я провалялся при высокой температуре с ангиной. Пошли на прощание с Вождем и наши дипломники, у которых мы с Виктором тогда жили. Один из них надел валенки, которыми пользовались, чтобы добежать до катка. Валенки были дырявые, поэтому на ноги помимо носок он накрутил многочисленные портянки. Когда он утром вернулся домой, то ноги в валенках были голые. В толпе торчащие через дыры в подошве портянки и носки вытащили. Не повезло тем, кто падал или был прижат к стене или, ещё более того хуже, к стеклянной витрине магазинов.
Большинство специальных дисциплин, которые тогда преподавались в институте, носили чисто теоретический характер и годились лишь для получения базовых знаний. Связать эти знания с практическими делами помогли работа в студенческом конструкторском бюро и производственные практики.
Первая производственно-технологическая практика после окончания третьего курса была на 30-м заводе в Москве. Она позволила ознакомиться с процессом производства самолёта в заготовительных цехах, на этапе изготовления отдельных деталей. Работал я подсобным рабочим на гильотинных ножницах. Одновременно с этим удалось ознакомиться с конструкцией самолёта Ил-28, который тогда там изготавливался.
Вторая технологическая практика после окончания четвёртого курса проходила на 18-м заводе в г. Куйбышеве. На этом заводе изготавливали тогда бомбардировщик Ту-95. Практику я проходил в технологическом бюро в должности технолога.
Третья конструкторская практика после окончания пятого курса, была на 21-м заводе в городе Горьком, в серийном конструкторском бюро. Она познакомила с реальной конструкторской работой. На ней я собрал материал по спецчасти дипломного проекта. На этой практике удалось познакомиться с выпускаемым там истребителем Миг-19.
Неоценимое влияние в деле становления меня как гражданина и как авиационного инженера, оказала военная кафедра института. Она подготовила меня к службе в армии как гражданина и обучила меня специальности инженера-механика по эксплуатации самолёта и двигателя. Именно военная кафедра помогла детально познать самолёт, его конструкцию, двигатель, бортовые системы и оборудование, подробно изучить эксплуатацию и частично ремонт. На военной кафедре мы изучали самолёт Миг-15.
В те годы на военные сборы студентов МАИ призывали дважды. Первый раз, после окончания второго курса, на общевойсковую подготовку. Именно эти сборы и дали основное представление о службе в армии. Мне кажется, что их зря отменили, так как вторые сборы посвящены в основном овладению военной специальностью, при этом службе в армии как таковой внимания уделяется мало.
На первые сборы, которые проходили в Западной Белоруссии в городе Слоним, нас отправили летом 1953 года на сорок дней. Везли нас туда и обратно в товарных вагонах. Поезд шёл медленно, рядом с вагонами бежали белорусские ребятишки и кричали: «Дяденьки, бросьте поесть, у нас нечего есть кроме бульбы (картошки)». Мы побросали им все свои продовольственные запасы. Прошло много лет, но эта картина, как живая, стоит у меня перед глазами и по сей день.
Поселили нас в старых польских казармах на окраине города Слоним. За сорок дней пребывания в части нас не только с головой окунули в армейский быт, но и на практике заставили пройти через все премудрости жизни армейского взвода от будней до боевых действий. Там же нас застало известие, что Л. П. Берия оказался врагом народа.
Не обошлось и без приключений. По пути в Слоним процентов десять студентов заболело дизентерией. Это омрачило нашу жизнь из-за карантина. Накануне отъезда в Москву некоторая часть студентов решила сходить в самоволку на танцы в город. Закончилось это дракой с местной молодёжью, в которой несколько студентов пострадало.
На вторых военных сборах после пятого курса в 1956-м году нас отправили в подмосковную Кубинку. Стажировка была очень интересной. Нам реально довелось помогать механику самолёта готовить МИГ-19 к вылету и проводить регламентные работы на нем. Кроме того, нам пришлось участвовать в сборке самолетов МИГ-17, пришедших в разобранном виде из Польши. Большой интерес вызвал просмотр выставки советской авиационной техники и авиашоу, трижды организованных на аэродроме в Кубинке за время пребывания нас там. Мероприятия проводились в честь представителей 23-х дружественных СССР стран, и визитов в СССР Шах ин Шаха Ирана и президента Югославии Броз Тито. Для нас это была двойная удача: пока выставка готовилась, нам удалось посмотреть на нашу авиационную технику, а когда эти мероприятия проводились, нас выгоняли из гарнизона на Москва-реку на отдых.
Жили мы непосредственно на краю аэродрома в палатках, а питались в офицерской столовой в жилом городке гарнизона. Там нам довелось наблюдать советскую «потемкинскую деревню» при подготовке к визиту иностранных гостей, когда асфальт сыпали прямо в грязь, убирали строительные леса и красили недостроенные дома, и завозили импортную мебель в квартиры летчиков, предназначенных для посещения гостей, если они пожелают ознакомиться с бытом советских ассов. На этих сборах мы приняли военную присягу.
3.5. Конец холостой жизни
Перед моим отъездом в военные лагеря в 1956-м году мы с Альбиной расписались. Мы давно были готовы к этому событию, но оттягивали его, так как считали, что для этого у нас нет материальной базы. Надвигалось распределение на работу, так что тянуть дальше с этим вопросом было нельзя.
Мы сдали весеннюю сессию, получили благословение родителей на этот шаг и почему-то не придали значения вопросу сроку регистрации брака.
Оказалось, что от подачи заявления на регистрацию брака до реальной регистрации его существовал двухнедельный испытательный срок. Когда мы туда пришли, то оказалось, что нам не хватает одного дня до моего отъезда в военные лагеря. Альбина после моего отъезда должна была ехать в Котельнич, приехать туда без штампа в паспорте она не могла.
Мы были в отчаянии. Попытались съездить в другой ЗАГС, но нам там отказали по той же причине. Пришлось опять возвращаться в ЗАГС Ленинградского района и идти на приём к старшему милицейскому начальнику. Им оказался замполит. Я объяснил ему ситуацию, в которую мы попали, и он дал указание принять у нас заявление на нужное нам число. В общежитии мы отпраздновали студенческую свадьбу, на следующий день я уехал на военные сборы в Кубинку.
После приезда из лагерей мы сдали на военной кафедре экзамены и, тем самым, окончили курс обучения военной специальности. После защиты дипломных проектов нам присвоили воинское звание инженеров-лейтенантов по эксплуатации самолёта и двигателя.
После моего приезда в Котельнич сыграли настоящую свадьбу, на которой кроме наших ближайших школьных друзей и родственников были Борис Николаевич Клеменс и Галина Павловна Карлова, так много сделавшие для меня в жизни.
Каникулы закончились, надо было ехать на преддипломную практику. В Горький приехали только иногородние студенты нашей группы, москвичей распределили по московским КБ, в которых они после распределения все практически и остались работать. Мы с Альбиной стали присматриваться и к заводу, и к городу, так как понимали, что после окончания института, возможно, придётся здесь жить и работать. И тот, и другой нам понравились. В отличие от Куйбышева, снабжение в Горьком было отличным. При заводе был, по нашим меркам, очень даже приличный посёлок Орджоникидзе. Наш руководитель И. А. Ивашкевич устроил нам ряд экскурсий на Горьковский автомобильный завод, Сормовский завод, Горьковский авиационный агрегатный завод и строительство Горьковской гидростанции.
3.6. Защита диплома, и распределение на работу
Вернувшись после практики на несколько дней в Котельнич, мы поделились своими планами о возможном нашем дальнейшем местожительстве с родителями. Они наши планы одобрили. Однако, надо было возвращаться в Москву для окончания учёбы. Наступал самый ответственный этап обучения в институте – разработка и защита дипломного проекта и распределение на работу.
Если с дипломом было в принципе всё ясно: темы были получены, и не было никакого сомнения, что диплом можно сделать и защитить, то с распределением ясности не было никакой. МАИ готовил специалистов для конструкторских бюро, которые, в основном, находились в г. Москве. На нашу беду Н. С. Хрущёв запретил в конце 1956 г. прописку в г. Москве иногородних. Поскольку мы оканчивали институт с отличием, то нам предоставлялось право выбора при распределении. Выбирать, правда, в связи с этим было не из чего. Я уже рассказывал, что, будучи на преддипломной практике в г. Горьком, мы с Альбиной подумывали о распределении на 21-й завод. Прельщало то, что родной Котельнич и наши родители были бы рядом. Однако, на момент распределения, запросов о специалистах от 21-го завода не поступило. Возможно, мы сами не позаботились об этом, когда находились там на практике.
Нашим спасением оказался запрос на большое количество молодых специалистов из ОКБ-256 МАП. Чем занималось это КБ, никто не знал, имя Главного конструктора П. В. Цыбина нам ни о чём не говорило. Однако сам факт потребности в большом количестве молодых специалистов говорил о молодости КБ и важности решаемых им задач. Преимущество этого ОКБ состояло в том, что, находясь в г. Москве, оно имело филиал в посёлке Подберезье Кимрского района Калининской области. Посёлок этот находился на берегу Московского моря, рядом с Иваньковской ГЭС и посёлком Большая Волга в 130 км от Москвы. Сейчас это левобережная часть города Дубны. Вместе с нами в это ОКБ распределились многие иногородние студенты с нашего курса: Борис Сотников, Леонид Гусев, Леонид Киселёв, Владимир Смолин, Валентин Блохин. Страсти по распределению улеглись, надо было делать диплом.
Как тогда шутили, настало время, когда хотя бы один раз в жизни побывать в роли Главного конструктора. К великому сожалению разрабатывать проект самолёта нас не учили. Толкового пособия тоже не было. Руководителем дипломного проекта у нас с Альбиной была преподаватель с кафедры конструкции самолёта Жевагина (не могу вспомнить, как её звали). Мы были у неё первыми и единственными студентами, делом этим она занималась в первый раз, так что трудно было понять, кто у кого учится. Темой дипломного проекта у меня был фронтовой истребитель, темой спец части – сбрасываемый фонарь пилота. К началу февраля проект был сделан, 7-го состоялась защита, а 11-го мы получили дипломы с отличием. Закончился ещё один важный этап в жизни – высшее образование было получено. Сбылась ещё одна заветная мамина мечта, сама-то она имела всего три класс церковно-приходской школы. Впереди предстояла работа на всю оставшуюся жизнь. Какая она будет? Ну а пока мы рассчитались с институтом и уехали отдыхать в Котельнич.